Последняя неделя века

Пьеса

Действующие лица:

Людмила Алексеевна, элегантная дама лет сорока – сорока пяти. Хозяйка квартиры.
Вика, маленькая оживленная дурнушка. Волосы выкрашены в ядовито-рыжий цвет, бросающийся в глаза своей неестественностью. На вид лет 19.
Олеся. Высокая голубоглазая красавица с волосами золотисто-русого цвета. Задумчивая и холодная. На вид около 22-25 лет.
Радик. Молодой человек лет 26-27 с едва заметными восточными чертами в облике. Одет в строгий черный костюм с галстуком.
Игорь. Молодой человек хрупкого телосложения, по виду - интеллектуал. Носит очки в тонкой золотой оправе. Лет 23-24-ех.
Толя. Грузный молодой человек неопрятного вида, заметно лысеющий. Лет 28-30.
Борис. Спокойный неторопливый парень лет 25-26. Выглядит обыкновенно.
Виктор Леонидович, солидный мужчина лет 50-ти. Похож на начальника.


Действие пьесы происходит в последнюю неделю 2000-ого года, в обыкновенном провинциальном городе, в обыкновенной городской квартире. Посреди гостиной стоит  чайный столик, накрытый скатертью. По обе стороны от него, вполоборота к зрителям, стоят кресло и зеленый диван. Позади них - торшер. В глубине - дверь на кухню. В первом действии на стене появляется зеркало в узорной оправе.


25-ого декабря.
Вечер первый
               
Игорь и Толя выходят из кухни с тарелками и фужерами.
Вика суетится вокруг накрытого стола:


До Нового года оставалась всего неделя. В шесть часов вечера – уже поздно, почти ночь. Автобусы выбрасывают на остановках хмурых людей, которые торопятся разбежаться по серым девятиэтажкам. На улицах почти никого нет. Еще пару часов – и наступит городской зимний вечер, когда все сидят в своих квартирах.


- Ой, ребята, давайте быстрее! Сейчас они уже придут! Толя, расставляй бутылки! Игорь, неси из кухни салаты!

Игорь бежит на кухню, Толя неловко двигает бутылки.
Вика вырывает бутылку у него из рук:

Вика: - Ну кто же так ставит, в самом деле! Никакого вкуса у тебя нет. Иди лучше ты за салатами, а Игорь пусть расставляет.
Игорь. – Ну что ты так беспокоишься, Вика? У нас всё хорошо подготовлено.
Вика (с жаром). – Да? А где же Борис со своим подарком?
Толя. – Да придет он, придет, ведь обещал же.

звонок в дверь

Вика. – Ой, это уже они! Ну вот, все пропало!

Игорь вводит в комнату Бориса.
У Бориса подмышкой объемистый сверток.

Борис. – А вот наконец и я!
Вика. – Слава Богу! Принес?

Борис разворачивает сверток и извлекает
из него большое овальное зеркало в резной деревянной оправе.

Вика. – Ой, как здорово! Боря, ты гений!
Толя. – Сам сработал?
Борис. – Сам конечно. Кто же еще?
Игорь. – Да ты, оказывается, у нас настоящий умелец!
Борис. – А где Людмила Алексеевна?
Вика. – Олеся её в магазин увела, будто бы за тортом. А мы тем временем стол накрыли. Кстати, а как мы их встретим? Мне только что в голову пришло. Надо бы спеть поздравление, вот это вот, знаете: “Happy birthday to you, happy birthday to you…”
Борис. – Что, прямо на английском языке?
Вика. – Нет, пожалуй, лучше на русском.
Игорь. – Можно и на английском.
Вика (с запальчивостью). – Да? А звук “з” ты умеешь правильно произносить?
Игорь. – Я – умею.
Вика. – А вот Толя у нас не умеет. Правда, Толя?
Толя. – На хрена он мне сдался?               

Неожиданно хлопает входная дверь.
слышны женские голоса.

Вика. – Вот теперь уже точно они. Приготовились, мальчики! Игорёк, помоги им раздеться!

Входит Олеся, за ней – Людмила Алексеевна.
Все начинают петь в разноголосицу: “С днем
рожде-ни-я вас, с днем рожде-ни-я вас, с
днем рожденья, дорогая, с днем рожде-ни-я вас!”
Голос Бориса явно выбивается из общего хора.
Олеся подхватывает с середины строки. Игорь
начинает петь по-английски, затем спохватывается
и продолжает по-русски. Толя вместо “дорогая”
поет еще раз “с днем рожденья”.

Людмила Алексеевна (растроганно): - Ой, ребята, ну что вы… Это такой сюрприз для меня! Я не ожидала, честное слово!
Вика (подпрыгивая к ней и хлопая в ладоши): - А мы для вас подарок приготовили! Вы только посмотрите! Боря, давай!

Борис преподносит Людмиле Алексеевне зеркало

Людмила Алексеевна: - Неужели это мне?
Вика (восторженно хлопая в ладоши): - Вам, вам!
Л.А.: - Как красиво! Изумительно! А какая оправа! Какие узоры!
Вика: - Боря сам делал!
Л.А. – Боря, неужели ты сам это сделал?
Борис (немного смущаясь): - Да, сам. Это старинный народный орнамент. Я с книжки его срисовал, а потом вырезал. Ну, обработал еще там… морилкой и лаком…
Л.А.: - Какой ты молодец! Спасибо тебе! Спасибо вам всем! Как я вас всех люблю!
Олеся: - Ну, давайте за стол! Будем отмечать!

Все усаживаются за стол. Раздается звонок в дверь

Вика (взволнованно): - Ой, это Радик! Я пойду, открою ему!
Толя: - Сиди, там не заперто!
Вика: - Нет, я все же встречу его!

Убегает в прихожую

Толя: - Вика ни одного появления Радика не пропускает. Так и бросается к нему навстречу!
Олеся (возмущенно): - Толя, перестань! Как ты можешь?
Толя (обиженно): - А что тут такого?

Входит Радик с букетом цветов и направляется прямо к Людмиле Алексеевне

Радик: - Людмила Алексеевна! Я так рад, что у вас день рождения! В этот день вы становитесь на один год моложе. Позвольте пожелать вам успехов и счастья!

Протягивает ей букет

Л.А.: - Радик, спасибо! Какие чудесные цветы! Они, наверное, до ужаса дорогие!
Радик: - Не дороже вашего хорошего настроения!
Л.А. – Ну что ты, не стоило… В самом деле, не стоило! Ведь сейчас середина зимы!
Радик: - Я и подумал, что в это время они будут к месту.
Л.А. (растроганно): - Вика, Олеся! Посмотрите, какие дивные розы! Я так тронута, в самом деле!
Вика: - Давайте я поставлю их в вазу!

Берет у Людмилы Алексеевны букет и убегает на кухню.
Радик садится за стол.

Олеся: - Что-то ты сегодня припозднился…
Радик: - Бродил по Гостиному Двору. Хотел, чтобы цветы были самыми свежими.
Толя: - А мы тебя заждались. Уже и за стол сели.
Радик: - Правильно сделали!

Входит Вика с вазой, из которой виднеются розы, и ставит
ее на середину стола. Садится, и едва сев, восклицает:

Вика: - Давайте же наконец торт резать! Боря, разрежь! У тебя верный глаз.
Толя: - И рука никогда не дрожит.
Борис: - Нет, пусть сама именинница режет.

Людмила Алексеевна начинает разрезать торт и раскладывать
его по тарелкам, приговаривая:

Л.А.: - Кладите себе салаты! Не забывайте! Олеся, поухаживай за мальчиками.

Игорь разливает вино по бокалам и поднимается с места

Игорь: - Дорогая Людмила Алексеевна! Каждый раз, приходя в этот дом, мы знаем, что встретим здесь радушную и щедрую хозяйку, которая всегда будет нам рада. Это замечательное ощущение: приходить в дом, где тебе рады. Я хочу провозгласить тост за вас, за ваш день рождения, за то, чтобы вы с каждым годом молодели все больше и больше, и чтобы вас всегда окружали люди, которые вам приятны.
Вика: - Мы вас любим!
Борис, Радик, Олеся, Толя (вразнобой): - За вас!

Все чокаются, выпивают шампанское и принимаются за еду

Толя: - Хотите, я почитаю вам один занятный рассказик? Изложение, может быть, и не самое гениальное, но сюжет увлекательный. Автор, по крайней мере, старался.
Л.А. - А что за рассказик?
Толя: - Жанр "фэнтези". Сейчас она в самом фаворе. Толпы фанатов по всему миру. И вообще, "фэнтези" - это класс!
Вика (с энтузиазмом). - Что ж, давай, мы послушаем!
      
Толя вынимает из портфеля кипу листов
и начинает читать страшным голосом:

- "Космос был черен, как самая жуткая ночь. Лишь изредка мимо иллюминаторов звездолета проносились зловещие звезды, в чьих планетных системах таилась неведомая угроза. Созерцание черной пустыни, прямо скажем, не прибавляло оптимизма обессилевшему экипажу. Последние оставшиеся в живых люди заперлись в кают-компании и с ужасом ждали, когда их звероподобные пассажиры начнут выламывать люки.
Между тем кровожадные упыри с планеты Альказар уже допивали последнюю каплю тормозной жидкости. Дурные злыдни из системы Бетельгейзе хозяйничали в оружейном отсеке. Наширявшиеся вурдалаки с посиневшими лицами собирались на митинг в столовой, и это внушало особенный ужас, потому что…
Радик (не выдерживая и давясь от хохота). - Какие-какие вурдалаки? «Наширявшиеся»? Я не ослышался? Да, это действительно круто! Вот это «фэнтези», это я понимаю!
Вика. - Такое впечатление, что «наширялся» сам автор рассказа. Потому что на ясную голову такого не напишешь…
Толя (обиженно). - Это мой рассказ. Я сам его написал. Дальше будет еще интереснее. Вот послушайте…
Людмила Алексеевна (испуганно). - Нет, не сейчас! В этом действительно что-то есть, но для чтения таких рассказов нужна, наверное, особая обстановка.
Вика. - Нужно задернуть шторы и потушить свет.
Борис: - А мне такие рассказы не нравятся в принципе. Как телевизор ни включишь, там то катастрофа, то убийство, то терроризм. Сейчас жизнь и так страшная – зачем делать ее еще страшнее?
Толя: - Но это же выдумка. Так, поразвлечься…
Борис: - Ничего себе, развлечение! Как можно развлекаться, пугая себя самого? Чтобы отдохнуть, нужно смотреть что-нибудь веселое: комедии там, или про путешествия.
Толя (с запалом): - А тебе не тошно будет смотреть комедию, когда вокруг те самые убийства, катастрофы и терроризм? На улице убивают кого-то, а ты тут комедию смотришь! Тебе в это время смешно!
Борис (растерянно): - Ну, зачем же так вопрос ставить? Ведь это же не всегда… Жизнь есть жизнь, в конце концов.
Л.А. – Знаете, а вы правы, ребята. Мне тоже часто хочется забыть обо всем, веселиться. Только как-то не получается. Боря прав: страшно жить. Мне страшно за будущее нашей страны. По улицам в открытую маршируют нацисты. На рукавах – свастика. Господи, к чему это приведет?
Радик. – А вот я не боюсь нацистов. И радикал-коммунистов впридачу. И радикал-реформаторов тоже. Я вообще ничего не боюсь. Не то чтобы я был таким смелым – просто мне давно уже все это стало безразлично.
Когда я зарегистрировался безработным, мне объявили, что мое пособие будет составлять три с половиной доллара. Не в день, не в неделю – в месяц! За прошедшие 8 месяцев мне не платили его ни разу. Но дело не в этом.
Когда я представил себе эти деньги, я испытал то же самое, что испытал Киса Воробьянинов, когда Остап Бендер снял с него его лучший пиджак, бросил в пыль и начал топтать ногами. Киса Воробьянинов до того, как впервые попросил милостыню, и после того – это два разных человека. В первом оставалось еще что-то благородное, дворянское. Второй – человек без судьбы, который не остановится перед тем, чтобы перерезать горло своему кормильцу и другу.
Когда-то, когда я был студентом, я был очень активен. Я на одном дыхании проглатывал все газеты, которые только попадались мне в руки, я живо интересовался всеми событиями – я жил жизнью своей страны. Помню, как я размахивал флагом на митинге после победы над ГКЧП. Помните, как все это было? Я был тогда счастлив. Я был уверен, что теперь сметены все преграды, что начнется новая, лучшая жизнь.
И вскоре она началась. После того, как я помыкался от безработицы, все эти проблемы с выбором курса, с определением будущего страны не то чтобы отошли на второй план – они просто исчезли у меня из сознания. Теперь я абсолютно равнодушен к тому, какой режим установится. Мне совершенно безразлично, кто придет к власти – неонацисты, необольшевики, мафия. У меня просто другие проблемы. И эти проблемы давят на меня с такой тяжестью, что не оставляют мне сил ни на что другое.
Думаю, что те, кто хорошо устроен в этой жизни, вряд ли поймут меня – ведь сытый голодному не товарищ. А вот те, кто хоть раз подержал в руках эту жалкую подачку от государства – те знают прекрасно, о чем идет речь. Наше падение уже совершилось. Наши лучшие пиджаки, в которых мы переживали наши лучшие времена, уже втоптаны в пыль.
Вика: - Ребята, что-то вы загрустили! Давайте не будем, ведь сегодня же праздник! Да, в жизни все не так хорошо, как хотелось бы! Так ведь как раз поэтому мы и должны доставлять себе больше радости! Как же мы сможем избавиться от горя, если не будем вытеснять его счастьем? Давайте радоваться жизни, давайте смотреть в будущее с оптимизмом!
Игорь: - Да, верно! Давайте послушаем музыку! И потанцуем немного.
Олеся: - Конечно, давайте! А то какой же без музыки праздник?

Игорь включает магнитофон и приглашает Олесю. Борис приглашает Вику.
Они начинают танцевать.

Конец вечера первого

26 декабря.
Вечер второй

В гостиной двое: Олеся и Радик

Олеся: - Радик, ты приходишь всегда раньше всех.
Радик: - Раньше всех обычно приходит Вика. Это такой ураган! Ничем ее не удержишь.
Олеся: - И все-таки, ты появляешься одним из первых. Почему ты спешишь сюда?
Радик (пытаясь заигрывать с Олесей): - Ну, во-первых, потому что здесь встречаются очень красивые девушки!

Олеся никак не реагирует на его попытку

Радик: - А во-вторых, что мне еще делать? Я сейчас совершенно свободен.
Олеся: - Тебе не нужно ходить на работу?
Радик: - Н-нет... То есть нужно, конечно… Но не сейчас… В общем, так получилось, что я временно оказался не у дел.
Олеся: - Почему?
Радик: - Как тебе объяснить? Так сложилось. Я работал переводчиком при местном отделении Академии Наук…
Олеся: - Ничего себе! Переводчиком! Да еще в таком месте! А с какого языка ты переводил?
Радик: - С турецкого.
Олеся (изумленно): - Ты знаешь турецкий язык?
Радик: - Знаю.
Олеся: - А где ты ему научился?
Радик (смеясь): - Этот вопрос всегда ставит меня в тупик. Специально я ему не учился. Просто жил в общежитии вместе с турками. Обыкновенные строители, работяги, а в общем – неплохие ребята. Ну, мы много общались… Турецкий язык похож на мой родной – что-то я понимал без перевода, что-то смотрел в словаре. Так и выучился.
Олеся: - А что было потом?
Радик: - Потом на работе начались сокращения. Местное отделение не финансировалось. В общем, мою должность решено было упразднить.
Олеся: - И что ты теперь намерен делать?
Радик: - Не знаю. Думаю. Пока ничего не придумал.

Пауза
Радик: - Послушай, Олеся…
Олеся: - Да?
Радик: - Я познакомился с вами совсем недавно… Как образовался этот ваш странный кружок?
Олеся: - Странный? Что же в нем странного?
Радик: - Ну, я не знаю… Все ребята такие разные… Настолько разные, что я не могу даже понять, что вас всех объединяет.
Олеся: - Нас объединяет хозяйка этого дома. Она замечательная женщина. По-своему.
Радик: - Людмила Алексеевна? У меня такое впечатление, что у нее нет никого, кроме вас.
Олеся: - Пожалуй, ты прав. Она действительно одинока. Наверное, она скучает одна, а мы вносим разнообразие в ее жизнь.
Радик: - Расскажи мне немного об остальных.
Олеся: - Борис работает на мебельной фабрике, развозит и собирает мебель. Иногда сам мастерит что-нибудь. Игорь – программист, как говорят, очень хороший. Толя делает вид, что занимается делом – на самом деле мается от безделья. Вика два года подряд ездила поступать в институт, оба раза провалилась на вступительных экзаменах.
Радик: - А куда она поступала?
Олеся: - В Московский университет, на психолога.
Радик: - Неудивительно. Там такой конкурс!
Олеся: - Сейчас она все свободное время сидит над учебниками – наверное, на будущий год снова поедет. А днем она в больнице работает, медсестрой.
Радик: - А как вы здесь собрались?
Олеся: - Кто как. Я оказалась здесь совершенно случайно – просто зашла как-то вечером со своими друзьями. Игоря пригласила Людмила Алексеевна – они познакомились, когда он заходил в ее организацию за какой-то справкой для загранпаспорта. Борис как-то раз привез сюда новый диван и долго возился с его сборкой,  после чего наша милая Людмила Алексеевна решила напоить его чаем. Толя вообще шляется, где попало – какой-то он неприкаянный. Здесь бывают разные люди. Посидят, и уйдут. Но некоторые остаются. Наверное, находят здесь что-то нужное для себя.

Входят Вика, Борис, Толя и Игорь с пакетами в руках

Вика: - А вот и мы! Что-то вы приуныли! Скучаете тут без нас?
Радик: - Конечно, Вика! Без тебя мы всегда скучаем.
Толя: - А вы что тут одни?
Олеся: - Еще рано. Людмила Алексеевна на работе.
Вика: - Нужно, наверное, чай поставить. Разгрузим немного хозяйку – у нее и без нас слишком много хлопот.
Толя: - Верно. Женщины! Марш на кухню! К плите – там ваше место!
Олеся: - Ничего себе, Толя уже и место нам подыскал! Спасибо тебе, друг сердешный, ты такой заботливый, такой обходительный кавалер!
Вика: - Вот именно! Сегодня на кухне мужской день! Давай-ка, Толя, надевай фартук, и готовь всем изысканный ужин.
Толя: - А почему именно я?
Олеся: - Потому что ты – джентльмен.
Вика: - Потому что мы тебя назначаем дежурным по кухне.
Борис: - Да вы что, он же всех перетравит!
Вика: - А мы его самого сначала заставим попробовать все, что он приготовит. Если  выживет – значит, есть и нам можно.
Игорь: - Это разумно.

Толя, повздыхав, отправляется на кухню

Радик: - Ты знаешь, Игорь, мне с самого начала показалось, что ты кого-то напоминаешь. Я весь измучался, стараясь вспомнить, кого именно. Так вот, до меня только что дошло: ты похож на молодого Ницше.
Игорь: - У меня нет таких шикарных усов.
Радик: - А ты не усами похож.
Игорь: - Что ж, хорошо хоть, что не на Фрейда.

Входит Толя в фартуке

Вика: - Эй, а ты куда? А ну, марш обратно!
Радик: - На кухню, на кухню!
Борис: - Без ужина даже не приходи!
Толя: - Я там чайник поставил. Он пока еще закипит…
Борис: - Сам ты чайник.
Игорь: - А пиццу ты разогреваться поставил?
Олеся: - Да оставь ты его! У него пригорит все.
Борис: - Это верно! Если мы не хотим остаться без пиццы, лучше его не гонять.

Толя садится за стол.

Вика (осторожно): - Толя, а ты фартук надел, чтобы чайник на плиту поставить?
Толя: - Ты же сама мне велела!
Радик: - Да ладно вам, ладно. Еще немного, и Толя подаст на нас в суд по правам человека.
Борис: - За издевательство над животными.
Толя: - Это кто тут животное?
Вика (дразнясь): - Наширявшиеся вурдалаки!

Веселье стихает, ребята молчат

Олеся: - Какое сегодня число? Двадцать шестое? Скоро уже третье тысячелетие. Страшно даже подумать: новая тысяча лет! Не год и даже не век – тысячелетие!
Игорь: - А может быть, мы и в самом деле стоим на пороге великого времени? Ведь это же грандиозно! Мир так быстро меняется. И люди меняются. Вот только не знаю, к лучшему или к худшему.
Радик: - По-моему, люди не меняются никогда. Сейчас они такие же, какими были в античные времена. Я люблю читать рассказы из истории древнего Рима. Там жили точно такие же люди. Они так же смеялись и так же любили. Они даже шутили почти так же, как мы. Они были очень похожи на нас. Нет, уж если за прошедшие две тысячи лет ничего не изменилось, то и за следующую тысячу ничего не изменится.
Вика: - Ну а как же компьютеры, телевидение, космос?
Радик: - Все это – железки! У нас могут измениться машины и условия быта, но изменимся ли мы сами?
Олеся: - А я думаю, что мы все же изменимся. И наверное, к лучшему. Ведь тысяча лет – это такой долгий срок!
Игорь: - Что будет через тысячу лет – этого мы не увидим. И вообще, что за дурная привычка - считать круглые даты? В Старой Руси, между прочим, летоисчисление велось от сотворения мира. Сейчас по этому счету 7508 год. До того круглая дата, что прям хоть в футбол ей играй!
Радик. - А мои предки вообще мусульманами были. По-моему, так сейчас 1421 год от хиджры.
Олеся. - А сам ты тоже мусульманин?
Радик. - Я? Не знаю. Не было случая над этим задуматься.
Вика. - Ну а я, в таком случае, кришнаитка! У меня заканчивается пятая эра калиюги! В следующей калиюге я буду царицей Непала! Ур-ра! Да здравствует Кришна!
               
Радостно хлопает в ладоши и поет:
"Харе Кришна, харе Кришна,
Кришна Кришна харе харе!"
Все смеются и хором кричат:

Игорь. - Ты что, Вика! Ты же ешь колбасу!
Толя (с лицом, выражающим отвращение). - Ф-фу, мерзость какая!
Радик. - И чай пьешь!
Вика. - Ну и что?
Радик. - А по-кришнаитски, так нужно пить одну воду.
Борис (авторитетным тоном): - И любовью нельзя заниматься.
Вика (с ужасом): - Как, совсем?
Борис (безапелляционно): - Совсем.

Все опять хором:

Радик. - Да, Вика, это ты прогадала.
Олеся. - Поторопилась с религией!
Толя. - Опрометчивый выбор! Да теперь уже ничего не поделаешь!
Игорь: - А по-моему, так не надо ждать лучших времен. Нужно искать лучшей жизни уже сейчас. Ведь есть государство, жители которого абсолютно уверены в том, что живут в самой лучшей стране на земле.
Радик: - Знаю-знаю! Это СССР!
Игорь (серьезно): - Нет, Радик, это Америка. В СССР все было совсем не так. Это сейчас он может вспоминаться, как что-то романтическое и родное. А как же иначе – ведь мы в нем родились! На самом деле тогда было полно тупости и лицемерия. Вспомни – разве все это было не так?
 До смешного доходило. Я вспоминаю один забавный случай. Один мой знакомый купил по случаю американскую футболку, на которой огромными красными буквами был намалеван лозунг какой-то спортивной команды: “Go ahead, red eagles!” – «вперед, красные орлы!»  Ну, вы же помните – по тем временам это был высший шик. И вот идем мы с ним как-то по улице, а навстречу – нетрезвый бугай в тужурке и засаленной кепке. Как увидал он добротную вещь, да еще на чужом человеке, так просто в ярость пришел: мол, что это на пузе у тебя понаписано? Натащили тут с Запада всякой американщины, мать вашу! А может, эта вражеская надпись нашу родную Советскую Власть критикует? 
     А приятель мой, Алик, этак строго посмотрел на него, и требовательным голосом как гаркнет: “Ваша фамилия!” У меня даже мурашки по коже пробежали. Мужик заткнулся, глаза вылупил, а Алик настаивает: «Ваша фамилия! Где вы работаете?» Тот лопочет что-то невразумительное. «Так вот, знайте, гражданин, что эта надпись пропагандирует боевой лозунг американских пролетариев: вперед, красные орлы! Если вам не по вкусу справедливая борьба наших американских товарищей за свои права, то что же! Я поставлю об этом вопрос на парткоме вашего предприятия!»
Мужик жутко смутился, бормочет: «Да вы что? Да я ж разве против? Мне просто не понравилось, что не по-нашему… иностранщина, понимаешь!»
А Алик: «Вот вы и выскажете все ваши соображения на парткоме. А партийное руководство даст оценку вашей позиции.»
Радик: - Ну, и чем все закончилось?               
Игорь: - Кажется, у того типа на всю жизнь отбило желание цепляться к прохожим.
Радик: - Да, многое можно припомнить. Но лучше ли новые, нынешние времена? У новых времен – новые проблемы.
Игорь: - Проблемы эти не у времен, проблемы – у страны. В других странах таких проблем нет. Я уже сделал свой выбор – я намерен уехать в Америку.
Олеся: - И ты думаешь, что это реально? Переехать в Америку? Знаешь, сколько туда желающих? И не только в России!
Игорь: - Так ведь Виктору, однокашнику моему, это удалось. Сначала он поехал туда по международному обмену, начал работать, закрепился, обжился, получил вид на жительство… Недавно его жену в аэропорт провожал. Едет к нему. Вот так вот! Он и меня обещает к себе перетянуть при первой удобной возможности!
Радик: - А кем он там работает?
Игорь: - Да кем бы ни работал - главное, это Америка! В Штатах неважно, с чего начинать. Важно, чего ты добьешься в конце.
Вика: - Но ведь и у нас тоже можно работать.
Игорь: - Можно. Только у нас за это денег не платят. Или платят, но жалкие подачки, которые и пособием по безработице стыдно назвать.
Радик: - А там что, не так?
Игорь: - Там – «каждому по заслугам».
Вика. - Наверное, и у нас когда-нибудь будет так.
Игорь. - Ага, в третьем тысячелетии. От хиджры.

Пауза

Игорь: - Я готовлю себя к тому, чтобы стать стопроцентным американцем. Мне нравится то, что в этой стране любой человек, какого бы происхождения он не был, может влиться в большой американский народ и стать его органической частью. Индус, негр, китаец, еврей - все они прежде всего американцы. И все они, вместе взятые, создают мощь и богатство этой огромной державы. Несмотря на проблемы, любой из них может сказать: это моя страна! И это будут не пустые слова, потому что человек чувствует, что страна действительно принадлежит ему. В отличие, кстати, от России, где даже русские чувствуют себя не хозяевами, а скорее холопами власти. По-моему, американское общество дало миру великую идею.
Радик. - Мне кажется, ты воспринимаешь эту страну несколько утопично. Интернациональное братство, объединение людей разных народов в новую формацию - все эти слова именно в России всегда были на слуху. Сначала христианство проповедовало слияние различных языков на основе единой веры, затем коммунисты - на основе общей идеи. По-моему, твое восприятие Америки идеально соответствует той самой русской идее.
Игорь. - Русская идея была религиозной. А в Штатах - полная свобода вероисповедания. Это не только наднациональная, но и надрелигиозная общность. Опять же в отличие от нашей страны, где до сих пор идут споры, позволять ли иностранным проповедникам нести людям слово своей веры, или выталкивать их в шею. Как при Иване Грозном, в самом деле!
Радик: - Ну а тебе-то какой в этом прок? Ведь ты, кажется, не слишком религиозен.
Игорь: - Да, не слишком. Но мне нравится думать, что я живу в свободной стране, а не в такой, где по решению правительства все в один час должны стать либо марксистами, либо ортодоксами, либо кем там еще…
Радик: - Кстати, а по-английски ты хорошо говоришь?
Игорь: - Вот с этим у меня проблема. В школе я учил немецкий. В институте сделал героическое усилие и попал в английскую группу, но многого это мне все равно не дало. Теперь занимаюсь на курсах. Все хорошо, только стоят они как раз половину моей зарплаты.
Радик: - Я могу по секрету сообщить тебе один способ, как овладеть иностранным языком в совершенстве и абсолютно бесплатно. У нас есть всего одно заведение, где готовят специалистов по языкам – это университет. Учатся в нем почти одни только девушки, в отличие от престижных институтов иностранных языков, куда в основном поступают парни. Каждый год наш Университет выпускает несколько десятков молоденьких хорошеньких преподавательниц. Так вот, на одной из них нужно просто жениться.
Игорь. - Хм, в этой идее что-то есть.   
Вика (заинтересованно). – А ты знаком с институтом иностранных языков?
Радик. – Я в одном из них два курса закончил. Их ведь несколько.
Вика. – А ты в каком был?
Радик. – В Иркутском.
Игорь. – И какой язык ты там учил?
Радик. – Французский. Теперь вот не знаю, что мне с ним делать.

Тихо входит Людмила Алексеевна.
 Заспорившись, ребята ее не замечают.

Олеся: - Ой, Людмила Алексеевна! А мы вас даже не заметили! Давайте быстрее к столу, мы вас ждали!
Борис: - Вы, наверное, устали?
Л.А. – Нет, не особенно. У меня работа нетрудная – сижу целый день за бумагами. Это совсем не тяжело, только скучно немного. Иногда надоедает…
Вика: - А вот мы вас сейчас развеселим! Правда, Радик? Расскажи нам что-нибудь посмешнее!
Радик: - Да погоди же ты, Вика! Дай Людмиле Алексеевне перекусить!
Игорь: - И в самом деле! Посмотрите, Людмила Алексеевна, какую я пиццу принес! Сейчас я пойду, разогрею!

Людмила Алексеевна садится за стол. Вика наливает ей чаю.
Все начинают закусывать и пить чай.

Конец вечера второго

27 декабря.
Вечер третий

Радик сидит за столом и листает журнал. Входит Толя.
Выглядит Толя крайне расстроенным.
               
Радик (подозрительно глядя на Толю): - Что с тобой? Ты похож на того парня из кают-компании, который с ужасом ждет, когда кровожадные упыри с планеты Альказар начнут выламывать люки.
Толя: - Все бы тебе шутить. Насмешник ты бестолковый.
Радик: - Да ладно, прости! Не хотел я тебя задеть. Просто вид у тебя какой-то уж очень расстроенный.
Толя: - Правда? Нетрудно сказать, отчего.
Радик: - И отчего, интересно?
Толя: - Я был у своей девушки.
Радик (крайне изумленно): - У тебя есть девушка?
Толя: - Да! То есть нет. То есть она не моя. Она есть, но не у меня. Вот такая история.
Радик: - А ты тогда тут причем?
Толя: - Сам не знаю. Кажется, ни при чем! А она… Если бы ты видел ее! Она необыкновенная. Я уже лет пять обиваю ее пороги, и все без толку.
Радик: - Да ты за пять лет мог бы ее взять измором!
Толя: - Она была замужем. У нее есть ребенок от первого брака.
Радик: - А сейчас?
Толя: - Сейчас она разведена.
Радик: - Ну так радуйся! Это твой шанс!
Толя: - В том-то и дело, что нет. Не нужен я ей. Просто не нужен, и все! Ее катает какой-то сомнительный тип на красненьком «ягуаре». И еще один, на черном «Мерседесе» - я сам видел.
Радик: - Был бы у тебя «Мерседес» - ты бы ее катал.
Толя: - Не сыпь мне соль на рану.
Радик: - Разве я сыплю? Я пытаюсь совет тебе дать: займись стоящим делом.
Толя: - Я занимаюсь литературой. Разве есть более достойное дело?
Радик: - Я так понимаю, что достойное дело с «Мерседесами» несовместимо?
Толя: - Ну разумеется! По-настоящему благородный труд не может сделать человека богатым. Литератор должен быть готов к тяготам и лишениям. Я выбрал путь творчества и лишений, и я горжусь этим!

Радик молчит, пытаясь сообразить,
что на это можно ответить

Толя (тихо, с украдкой оглядываясь по сторонам): - Ты лучше скажи мне: прочитал?
Радик: - Прочитал.
Толя: - Ну и что?
Радик: - Хочешь честно?
Толя (со вздохом). - Давай честно.
Радик. - Никуда не годится.
Толя (обиженно). - Спасибо за комплимент. 
Радик. - Да нет, я совсем не хотел тебя обидеть. Просто это не литература. Ну кто же так пишет? (роется в кипе листов и читает):
- «Зеленые сумерки окутали каменную безжизненную ледяную пустыню. Сверхновые звезды в глубине мрачно-черного неба вспыхивали и погасали, как огни фотовспышек. Кривясь от боли, Свирепый вылез на поверхность планеты из шахты подземного города…»
Толя: - Ну и что тут плохого?
Радик: - Ну посмотри сам: каменная, безжизненная, ледяная пустыня! Три прилагательных подряд!
Толя: - Читатель должен прочувствовать мрачную, давящую, зловещую атмосферу планеты. И потом, в каком священном писании сказано, что прилагательные нельзя ставить в ряд? Что-то я не припомню подобной теории.
Радик: - Дело тут не в теориях. Просто тот самый читатель, прочувствовав атмосферу, тут же захлопнет книгу. Если ее вообще выпустят. Кроме того, твое сравнение… э-э… «звезды вспыхивали и погасали, как огни фотовспышек», оно э-э… как бы это сказать… чересчур поэтично.
Толя (опять глубоко вздыхает): - Говоря откровенно, я и сам чувствую, что это ни в какие ворота не лезет. Но если б ты только знал, до чего трудно отказаться от мысли выбиться в гении!
Радик: - Гений описывает жизнь такой, какая она есть. Чем ближе к действительности, тем глубже талант. Жизнь - самый великий художник. Только ее произведения по-настоящему гениальны.
Толя: - Жизнь, жизнь… А что в ней есть, в этой жизни? Безработица? Кризисы? Тоска, от которой повеситься хочется? Нет уж, уволь, душа хочет чего-то другого, хочет праздника, сказки!
Радик: - Сказки про наширявшихся вурдалаков?
Толя: - Да ну тебя! При чем здесь вурдалаки? В том и есть смысл жанра "фэнтези", чтобы уносить человека куда-то в мечту.
Радик: - От твоей мечты мороз пробирает.
Толя: - Да знаю я, знаю! Но что поделать, если больше у меня ничего не выходит?!
Радик: - А ты пытался свои рассказы куда-нибудь посылать?
Толя: - Разумеется. В «Новый мир» посылал, в «Молодую гвардию», в «Ивантеевский вестник»… Никакого ответа!
Радик: - Из «Ивантеевского вестника» могли бы и ответить. Молодые таланты нужно пестовать.
Толя (подозрительно). - Ты действительно так считаешь?

Входят Игорь, Олеся и Вика

Вика. – Видели, какое здание на проспекте отгрохали? Этажей пятьдесят! Окна зеркальные, дизайн – двадцать первого века. Шик-блеск-красота! Настоящий небоскреб – в нашем городишке таких отродясь не бывало.
Толя. – Это этот, как его… Рос-бум-пром-коммерс-банк?
Радик. – Нет, это, по-моему, Рос… э-э…тяж-маш-кредит-бизнес-банк.
Игорь. – А мне кажется, что это банк-соц-вор-спёр-инвест!
Вика. – Ну, это неважно. Я вот все думаю: и есть же люди, которые в этом шикарном небоскребе получат рабочие кабинеты! Интересно, кто там будет сидеть? И как попасть в их число?
Олеся. – В самом деле, почему не мы? Многие из нас лучше и талантливее тех, кто займет там свои места. Так почему путь для нас оказался закрыт? Ведь у нас нет никаких шансов, ни-ка-ких!
Радик. – Я в свое время пытался устроиться киоскером в “Роспечать”. Я понимаю, что для молодого, полного сил человека это вроде как несолидно. Но мне выбирать не приходится – я был бы рад даже такой подработке. Просто рядом с моим домом стоял неработающий киоск – я подумал, почему бы и нет? Так вот, меня даже в киоскеры не взяли. В отделе кадров меня отшивали, как только я заговаривал о том, что хочу у них подработать. Я сделал несколько попыток – и все с одинаковым результатом. Что уж тут говорить о том небоскребе! Так нас там и ждут!
Вика: - Оттого все, что мало стало добра в этом мире. Не хотят люди уделить хоть немного внимания своему ближнему, не хотят понять друг друга. А ведь так просто помочь другому! Для этого не нужно даже стараться – нужно просто пойти навстречу, если к тебе обращаются… Нужно просто не делать того, что может огорчить другого человека.
Радик. – Вчера возвращался домой и встретил на остановке бывшего одноклассника. Он сделал вид, что не заметил меня. Не то чтобы мы с ним были в плохих отношениях – совсем нет. Скорее, мы были равнодушны друг к другу. И при случайной встрече он не захотел со мной разговаривать.
Это проблема больших городов – мы живем слишком скученно. Люди сыты друг другом по горло. Им уже не хочется общаться, не хочется даже видеть друг друга. В большом городе человек замыкается и уходит в себя. И чтобы снова вытащить его из этой замкнутости в большой мир, нужно приложить немало усилий. Нужно оздоровить всю нашу среду обитания.
Вика. – А по-моему, так и в городе можно жить по-человечески.
Радик. – Может быть. Меня всегда по-доброму поражали люди, которые даже в этой кошмарной сутолоке умудряются сохранить ощущение свежести жизни, доброжелательность, внутреннюю раскрепощенность. Они производят ошеломительное впечатление существ, наполненных солнечным светом. В их присутствии всем становится весело и легко. К ним все тянутся, с ними дружат, их любят. Но стоит такому человеку уйти, и все вновь возвращаются к своей депрессии. Я вообще делю всех людей на внутренне-темных и внутренне-светлых. Внутренне-светлые в большом городе – исключение. Город делает своих обитателей внутренне-темными.
Олеся: - Интересно, а сам ты какой?
Радик: - Когда как…
Вика: - Да вы что? Радик у нас молодец. Он самый что ни на есть светлый! Радик, ты – солнечный лучик!
Радик: - Спасибо, Вика… Мне бы твой оптимизм.
Игорь: - Оптимизм всем нам необходим. Без него не прожить. И еще, что по-моему важнее, без него не добиться успеха. Зачем нужна жизнь, если в ней нет успеха? Жизнь должна быть успешной. А успех никогда не придет к тому, кто его не ждет. К нему нужно готовить себя. Нужно быть оптимистом. Нужно ловить свою птицу удачи. У нас почему-то это не принято. А вот американцам с детства внушается, что у них все получится, что они добьются всего, чего пожелают. И они действительно добиваются!
Вика (с досадой): - Ну почему ты так превозносишь американцев?
Игорь: - Это очень разумный народ. Практичный, грамотный и серьезный.
Вика: - А такого народа, как у нас в России, вообще, если хочешь знать, нигде больше в мире нет! Только у нас люди такие добрые, отзывчивые. Только у нас они всегда готовы к состраданию.
Игорь: - Рискну высказать непопулярную мысль. Вот это-то сострадание нам больше всего и вредит. Оно проявляется по поводу и без повода. Человек, которому один раз посочувствовали, вдруг открывает, что страдание ставит его в чрезвычайно выгодное положение невинного мученика, которому все стремятся помочь. Он начинает чувствовать сладость обиды! И уже не просто просит, а чуть ли не требует сострадания к себе, а для этого он ставит себя в положение безвинно обиженного снова и снова, и вскоре сам привыкает к мучениям. Все, с этого момента на нем можно поставить крест! Из обыкновенного человека получился вечный страдалец. И вместо того, чтобы жить, мы начинаем страдать всей страной: ох, мол, какие мы бедные, угнетенные, несчастные-разнесчастные! Со всех сторон слышится: в это тяжелое, трудное время… Ну как тут не впасть в депрессию? Даже веселый и жизнерадостный человек начинает чувствовать себя виноватым, когда отовсюду слышит о горе. Ему неудобно быть счастливым посреди моря страдальцев! Неудивительно, что их почти не осталось, этих людей, умеющих радоваться жизни.
Нет, это мне не подходит. Мне больше по душе позитивный настрой американцев, их вера в себя, их нежелание унывать в самых тяжелых обстоятельствах. Лучше сделать уклон в сторону радости, чем в сторону бесконечной депрессии.
Вика: - А может быть, вовсе не надо уклонов?
Игорь: - Может быть. Но тогда пусть в новостях перестанут долбить о бедах тех, других, третьих. Ведь это какое-то внушение, в конце концов, какой-то черный гипноз! Нет, я сделал свой выбор. Я хочу жить в стране, где людям внушается чувство радости, а не горя. Я хочу жить в стране, где надо мной не будет издеваться всякий, кто имеет хоть какую-то власть. Я хочу знать, в конце концов, что мой труд будет оценен по достоинству, и что то же самое будет завтра, послезавтра - всегда!
Вика. – А я проживу вместе со своей страной все трудные времена, проживу и никуда не уеду.
Игорь. – Жаль только, что никто этого не заметит. Кому ты нужна здесь? Кому мы все здесь нужны? И свою жизнь впустую потратишь, и чужих лучше не сделаешь. Что за желание – героически пропадать вместе с этой страной? Уж если страна безнадежна, то хоть самому спастись.
Вика (с запалом). – А я не верю, что она безнадежна!
Игорь. – А я верю только своим глазам!

Пауза

Радик (примирительно): - Ребята, каждый из вас прав по-своему. Это, наверное, дело личного выбора. Тут каждый сам за себя все решает.
Вика: - А вот ты как решаешь? Как все вы решаете? Попробуйте высказаться, хотя бы тихонько, хотя бы сами перед собой!
Радик (задумчиво): - Ну, я не знаю… Меня здесь-то никто не ждет. Куда мне еще собираться…
Толя: - А я бы съездил. Посмотрел бы. Может быть, даже остался бы там.
Олеся: - А на что ты там жить будешь?
Толя: - Романы свои буду публиковать! Может быть, хоть там меня оценят по достоинству! Все же где-то в глубине души я верю, что рано или поздно мой талант раскроется по-настоящему.
Олеся: - Лучше найди работу. Ты же способный мужик.
Толя (мечтательно). - Мне будут платить гонорары. В валюте.
Олеся: - Тогда действительно, работу можно уже не искать.
Толя (выходя из мечтательности): - Кажется, поздно уже. Мне пора уходить.
Игорь: - Да, мы тоже пойдем. Вика, я тебя провожу.
Олеся: - А я, наверное, Людмилу Алексеевну дождусь.
Вика: - Тогда и я тоже останусь!
Игорь (тихо): - Вика, лучше пойдем!

Игорь, Вика и Толя уходят

Олеся: - Что-то ты сегодня невесел. Когда ты пришел сюда в первый раз, ты всем улыбался и хохотал при первой удобной возможности. Я помню, какое впечатление ты на меня произвел. Ты показался мне улыбчивым и жизнерадостным человеком.
Радик: - Таким я когда-то и был. Сегодня я, наверное, не в настроении. В одном заведении в очередной раз дали от ворот поворот.
Олеся: - Ты, кажется, знаешь французский язык?
Радик: - Я много чего знаю. Только девать свои знания мне некуда. До сих пор я не заработал на них ни копейки.
Олеся: - Ты мог бы давать уроки…
Радик: - Кому они нужны в нашем захолустье! Сюда даже Наполеоновские мародеры в 812-ом году не добрались. Французский язык популярен здесь так же, как марсианская азбука.
Олеся: - Ну, ты мог бы что-нибудь придумать… Заняться бизнесом, например.
Радик: - Для бизнеса нужны совсем другие навыки. Как давать взятки, как устранять конкурентов, как уклоняться от налогов, в конце концов. В университетах этого не проходят.
Олеся: - Но можно ведь и по-честному вести дело. Ведь есть же и цивилизованные предприниматели.
Радик: - Есть. В цивилизованных странах.
Олеся: - А у нас?
Радик: - А у нас всё свое, доморощенное. Made in Russia.
Радик (после непродолжительной паузы): - Ты знаешь, Олеся, когда я был мальчишкой, мне хотелось иметь тысячу жизней. Вокруг было столько всего интересного! Мне казалось, что даже за тысячу жизней не удастся всего перепробовать. В первой жизни я был бы разведчиком…
Олеся: - Наподобие Штирлица?
Радик: - Круче! Во второй - космонавтом. Мне хотелось спасать поврежденные станции, смотреть сквозь иллюминатор на звезды, я мечтал о трудной и увлекательной работе… В третьей жизни я был бы геологом, в четвертой - альпинистом, в пятой - сейчас даже не помню, кем. А когда я вырос, то с удивлением обнаружил, что даже ту единственную жизнь, которая дана мне, я не могу употребить ни на что стоящее. Я проживаю ее бездарно, в тоске и сумятице. Я безработный! Безденежный и ненужный. Вот и все мои детские мечты, вот и вся моя тысяча жизней!
Олеся. - Ты такой не один. Так бывает со всеми. Жизнь по сути своей - это обман. Это иллюзия счастья.
Радик: - Иллюзия, которая никогда не сбывается.
Олеся: - Да. Нужно брать то, что есть. Другого уже не будет.
Радик: - Недавно я перечитывал «Трех сестер» Чехова. Любезнейший Антон Палыч почему-то верил, что через 200-300 лет всё будет иначе. Мир станет счастливее, никто не будет маяться от безнадежности и тоски. Эту пьесу он написал как раз на рубеже двух веков, в 1900 году. И вот половина срока уже прошла! И глазом моргнуть не успели. Так что же? Что изменилось?
Он был великий мечтатель, этот Чехов. Он всерьез верил, что со временем мир изменится к лучшему. А правда состоит в том, что мир людей не меняется! Сумма добра и зла осталась неизменной со времен Римской империи. Античные жители были счастливы не больше и не меньше нас. Они были такие же, как и мы. И даже если пройдет не двести, а две тысячи лет, люди всё равно останутся теми же.               
Олеся. – Все же хочется верить, что будущее прекрасно.
Радик. – У некоторых прекрасно уже настоящее. А кто не умеет свое настоящее сделать счастливым, у того и в будущем счастья никогда не будет.


Конец вечера третьего

28 декабря.
Вечер четвертый
    
Присутствуют все

Людмила Алексеевна. – Ребята, не оставляйте меня сегодня…
Вика (живо). – Что такое, Людмила Алексеевна? Что-то случилось?
Л.А. – Нет, просто… Один человек напросился в гости. Говорит, что нужно обсудить какое-то дело, будто бы по работе. Он придет в восемь часов. Просто будьте со мной в это время, и всё.
Олеся. – А что это за человек?
Л.А. – Деловой партнер нашей организации. Руководитель какой-то там фирмы. Да что говорить, вы всё сами увидите.

Звонок в дверь. Все замирают. Людмила Алексеевна нехотя
 поднимается и идет отворять дверь. Виктор Леонидович
с портфелем в руках выходит на середину комнаты,
оглядывается и с удивлением останавливается.

Виктор Леонидович (растерянно). – Ба, да у вас тут веселье! Вот не ожидал… А по какому поводу?
Вика. – А у нас всегда так. Праздник каждый день.
В.Л. – Что ж, праздник, это, так сказать… да… Я вам не помешаю?
Радик (с притворной любезностью). – Что вы, что вы! Разве давний друг Людмилы Алексеевны может нам помешать?
В.Л. – Хм, да мы, собственно, не особо давно… Ну да ладно. Давайте знакомиться. Меня зовут Виктор Леонидович.
Радик: - А меня – Радик.
Вика: - Меня – Вика.
Толя: - Толя!
Игорь: - Игорь!
Борис: - Борис!

Виктор Леонидович выжидательно смотрит
на Олесю. Олеся молчит.

В.Л. – Что ж, я, так сказать, очень рад. (обращаясь к Людмиле Алексеевне) Признаться, я думал, что вы по вечерам остаетесь, так сказать, в одиночестве.               
Л.А. – А вы присоединяйтесь к нам. Присаживайтесь, располагайтесь.

Виктор Леонидович садится, ставит портфель
на колени и молчит, не зная, что сказать.

Л.А. (несколько принужденно). – Ну, вы тут поболтайте пока, а я пойду чай приготовлю.

Уходит. Все молчат.

Виктор Леонидович. - Ну, расскажите мне, как живет, чем дышит, так сказать, современная молодежь?
Радик. - Так это смотря о какой молодежи говорить. Она ведь разная бывает, эта молодежь. Одна бизнес делает, другая в подъезде шприцами ширяется, третья борется за неокоммунизм, четвертая ворует в автобусах, пятая учится на менеджеров и адвокатов, шестая занимается групповым сексом, седьмая совмещает и то, и другое, а то и всё сразу. Скажите, какую именно из вышеназванных молодежей вы имели в виду, и я тут же выложу вам свое досье на нее.
В.Л.: - Ну, я, так сказать, в общих чертах…
Радик: - А у нее нет общих черт. Люди разные все. А молодые – тем более.
В.Л.: - Ну как же… Так не бывает. У каждого поколения есть свои черты, свои, так сказать, характерные свойства.
Вика: - Например?
В.Л.: - Ну, я не знаю… Какая-то злая она, нынешняя молодежь. Смотрит по видео боевики, терминаторов всяких. А потом мы удивляемся, откуда такая преступность. Ведь и раньше, насколько я помню, бывали нелегкие времена, но никогда не было такой бездуховности, такого неуважения к старшим. Разумеется! Если ей постоянно внушать, что все прошлое было ошибкой, что их отцы и деды заблуждались, ведя народ к своей цели, так откуда оно возьмется, это, так сказать, уважение? Я поражаюсь, глядя на нынешнюю молодежь. У нее нет никаких идеалов, нет ничего святого. Вот у вас, к примеру, молодой человек, какой идеал? К чему вы стремитесь?
Борис (очень серьезно). – Мой идеал, он же мой тезка, это Борис Березовский. Заработать миллиард, войти в правительство, стать господином, хозяином этой жизни. Хочу, чтобы половина страны была у меня в кармане, хочу быть причастным к расе господ. А на остальных наплевать! После нас хоть потоп.
Игорь (интеллигентно поправляя свои позолоченные очки). – А мой идеал – авторитет Михась из местной уголовной группировки. Как что ему не понравится – тут же подваливает крутая братва на иномарках, и давай устраивать конкретные разборки! (переходя на доверительный тон) А недавно он к одному предпринимателю, кстати, чем-то похожему на вас, подослал киллера. Знай наших! Перед Михасём все на цыпочках бегают. Хочу, чтобы и передо мной бегали.
Вика (мечтательно). – А я хочу быть проституткой. Но не простой, а валютной. Чтобы, значит, всё было шикарно – дорогие отели, лучшие коньяки… И чтобы моими клиентами были настоящие аристократы!
В.Л. – О времена, о нравы!
Радик. – Что поделать, такая она, эта нынешняя молодежь! (указывая на Толю, Бориса и Игоря) Вы посмотрите только на эти рожи! Да-а, после такого зрелища вера в достойную смену начисто пропадает!
В.Л.: - Вы, кажется, иронизируете? А зря, молодой человек. Все это очень серьезно. Я, по крайней мере, не могу равнодушно смотреть на то, что происходит с этой самой сменой.
Вика (с сочувствием). – Да…Ну и молодежь нынче пошла! Не то что в наше время!
Толя (заглядывая в глаза и доверительно потрепывая Виктора Леонидовича по коленке). – Да-а, мы не такими были!
Виктор Леонидович (выходя из себя). – Ну, это уж слишком, молодой человек
Олеся. – Вот вы говорите, что у каждого поколения есть свои, так сказать, характерные свойства. Интересно, а у вашего поколения они какие? Незаметно пробиваться в начальство, незаметно приватизировать фирмы, незаметно лезть под юбку сотрудницам?
В.Л. – Ну зачем же так, девушка? Ведь все, что вы сегодня имеете, создано нашими, так сказать, руками.
Толя. – Вот за это огромная вам благодарность. Мы имеем и в самом деле очень много всего: разруху, сумасбродные цены, нетрезвую экономику, беспомощные правительства. Только средств, чтобы жить, не имеем. Неужели это ваших рук дело?
В.Л. – Я лично в этом не виноват. Разве от нас, людей, так сказать, старших, зрелых, зависят все эти неурядицы?
Радик. - А кто нам оставил в наследство такую страну? Кто растащил всё, что только можно было стащить? Кто пудрил нам голову высокими фразами, а потом оставил ни с чем?
Олеся. - Нынешняя Россия – это пустыня. Мы, молодые, пришли жить на голую землю. У нас нет ни возможности приложить свои силы к чему-нибудь нужному, ни смысла жизни, ни даже надежды, что когда-нибудь всё изменится к лучшему. Так кто превратил нашу страну в мачеху для своих родных детей?

снова молчание
входит Людмила Алексеевна с подносом

Л.А. – Ну что, побеседовали? Давайте-ка лучше чайку попьем.
В.Л. (сухо). – Благодарю, я, пожалуй, пойду. Меня, так сказать, ждут дела.
Л.А. (вежливо). – Что, уже? Вы так мало посидели.
В.Л. – Достаточно, чтобы понять, что представляет собой ваше общество. Ну а о делах поговорим после.

уходит

Вика. – Ф-фу, ушел! Так сказать, слава Богу!

все вяло смеются

Толя. – Мы, наверное, тоже пойдем.
Игорь. – Да, все настроение испортилось.

Ребята идут к прихожей. Людмила Алексеевна идет провожать их.
Перед выходом Радик останавливает Олесю.

Радик. – Спасибо, что поддержала меня. Мне было приятно почувствовать, что ты вместе со мной.
Олеся. – Вместе, вместе… Мы здесь все вместе. Такая у нас судьба.
               
Конец вечера четвертого

29 декабря.
Вечер пятый

Толя, развалившись, сидит на диване
и читает книгу. Входит Радик.

Радик: - Что читаешь?
Толя: - Роман. Английский. «Любовники леди Чаттерли».
Радик: - Ну и как?
Толя: - Халтура. Уже до сто сороковой страницы дочитал, а любовник у нее был пока только один.
Радик: - Ничего, в следующих главах она наверстает.
Толя: - Надеюсь, хотя гарантий – никаких. Уж больно они флегматичны, эти англичанки.
Радик: - Я тоже в последнее время чересчур флегматичен. Может, я англичанин?
Толя: - Ты-то чего грустишь? Ты же веселый парень. Тебе это не к лицу.
Радик: - К лицу, не к лицу… Какая мне разница? Не может оставаться веселым человек, лишенный своего места в жизни. Я учился в институте, надеялся на хорошую работу, любовь, семью… Столько было всего интересного, столько хотелось узнать и освоить! Потом все пошло прахом. Биржа труда - вот теперь мое место в жизни. Я не нужен ни людям, ни девушке, которая нравится мне до умопомрачения, ни даже всей этой стране… Другие иногда обижаются, когда слышат «эта страна» вместо «наша», «родная». Но какая же она «наша», если для нас в ней нет места?
Толя: - Ты знаешь… ты только на меня не сердись, ладно? - мне кажется, что с Олесей у тебя ничего не выйдет.
Радик: - С чего ты это взял?
Толя: - Это заметно. Со стороны оно, знаешь, виднее. Ну не пара вы, просто не пара!
Радик: - Ты хочешь сказать, что я ее недостоин?
Толя: - Нет, что ты… Просто вы очень разные. Вряд ли вы подойдете друг другу.
Радик: - Ну и что же мне делать?
Толя: - Перестать о ней думать. Найти какую-нибудь другую.
Радик: - Ох, кто бы мне это говорил! Толя, если ты такой умный, то сам-то ты что не нашел себе хорошенькую подружку? Последуй своему собственному совету!
Толя: - Люди никогда не следуют своим советам. Об этом писали и Ремарк, и Андре Моруа. Но советы их от этого не становятся менее правильными.

Краткая пауза

Толя: - И вообще, я это сказал не для того, чтобы задеть тебя.
Радик: - Я понимаю. Извини.

Пауза

Радик: - Толя, а ты и в самом деле знаком с Ремарком и Моруа?
Толя: - В самом деле. Только не с ними самими, а скорее с их книгами.
Радик: - А ты не пытался брать пример с них? Или исследовать их творчество? Ведь ты, кажется, по образованию филолог?
Толя: - Да, где-то валялся диплом…
Радик: - Так чего ж ты не вспомнишь свою благородную специальность? Ведь это серьезная литература!
Толя: - Да нет, не моя это стихия. Куда мне тягаться с титанами!
Радик: - С ними не нужно тягаться. Нужно карабкаться им на плечи! Помнишь: «мы стоим на плечах у гигантов!»
Толя (неуверенно): - Если честно, я пробовал пописывать кое-что… из истории, да и из нашей жизни… Но как-то я к этому не готов.
Радик: - А что ты писал?
Толя: - «Приворотное зелье». Был у меня такой рассказик. О старых временах, о крестьянских обычаях. Знаешь, народные заговоры, поверья, приметы… Язык такой чистый… Очень красиво.
Радик: - Так и послал бы их в журнал вместо своих вурдалаков.
Толя: - Я уже посылал. Пока ничего не ответили.
Радик: - Ну, так может еще ответят?
Толя: - Я уже не надеюсь.

Встает и направляется к выходу. Навстречу ему вваливаются
веселые Игорь и Вика, за ними - Олеся

Вика (удивленно): – Толя, куда ты?
Толя (печально): - Пойду, прогуляюсь. Хочу воздухом подышать.

Уходит

Олеся (обращаясь к Радику): - Что это с ним?
Радик: - Зимняя депрессия. Слишком мало солнечного света, слишком тусклое настроение.

Вика с Игорем устраиваются на диване,
Олеся – за столом, напротив Радика

Игорь. – Что-то Людмила Алексеевна до сих пор не идет…
Олеся. – Работает допоздна. Все-таки конец года.
Игорь: - И не просто года, а века, даже целого тысячелетия! Это сколько же нужно работать, чтобы все, что за тысячу лет недоделанного осталось, за эти дни до ума довести!
Радик: - Над ней, кажется, сокращение нависает…
Вика. – Нужно только верить, и всё хорошее сбудется. Нужно жить с доброй верой. Тогда для зла в этой жизни не останется места.
Олеся. – Верить… Жаль, что я атеистка.
Игорь. – Надо бы чай заварить… Вика, ты не поможешь мне? Я в чайных делах не силен.

Игорь с Викой уходят на кухню.
Радик с Олесей смотрят друг на друга.
Молчат.

Олеся. – Хороший он парень, наш Игорь. Внимательный…
Радик. – Да, молодец. Скоро одним хорошим парнем в Америке будет больше. А у нас – меньше.

подходит к окну и глядит куда-то, отдернув штору

Олеся. – Уже, наверное, часа три как стемнело. Я смотрела на календарь – завтрашний день будет на целую минуту длиннее нынешнего. Это внушает оптимизм. (Помолчав) А вообще, мы проходим сейчас через самое темное время года.
Радик. – Господи, как мне надоела эта зима! Эти серые, тусклые дни, эти завалы грязного снега, дорожные пробки, давка в переполненном транспорте! Хочу куда-нибудь в теплые страны, где людям никогда не приходится надевать курток. Где нет этих опостылевших холодов, этой вечерней тьмы, смешанной с выхлопными газами. Где ночи такие теплые, что можно купаться до рассвета, а дни такие длинные, что солнце едва успевает обмакнуться в море.
Олеся. – Говорят, солнце быстро надоедает. Уже через неделю не знаешь, куда от него деваться.
Радик. – Мне не надоест. Потому что я никогда его не увижу.
Олеся. – Может быть, всё еще изменится к лучшему?
Радик. – Не верю я в это! Смотрю вокруг, и не верю! Потому что гадости в нашей стране сколько было, столько и осталось. И с каждым годом её становится всё больше и больше. Россия давно уже стала огромным гнойником, который, не дай Бог, может лопнуть. И я чувствую – скоро его прорвет! Это будет, наверное, что-то ужасное, это будет водопад нечистот. Но как-то же нужно лечить эту больную страну!
Олеся: - А ты не пытался уехать? Вот так же, как Игорь?
Радик: - Да кому мы там нафиг нужны? Там своих обормотов хватает. Что я буду там делать без профессии, без языка?
Олеся: - Какая разница, где начинать с нуля? Здесь или там – всё едино. Просто там есть хоть какие-то шансы.
Радик: - Боюсь, что я уже безнадежен. Я уже наглотался тоски, которая гложет всех нас изнутри. От этой зимней тоски человек теряет волю, становится слабым, бессильным. Он уже ни на что не годится. И он не сможет жить нигде, кроме этой страны. Потому что Россия – это огромное гетто тоскующих людей.

Вбегает Вика с корзинкой печенья
в руках и садится за стол рядом с Радиком

Вика. – Чай скоро будет готов! Потерпите немного.
Олеся. – Да мы никуда не торопимся. Куда нам… У нас еще целый век впереди.

Входят Людмила Алексеевна, Борис и Толя

Л.А: - Добрый вечер, ребята.
Все (хором): - Добрый вечер, Людмила Алексеевна!
Толя (торжествующе): - Чую! Чую запах еды!
Борис: - А ты разве не слышал? Указ есть: непризнанным гениям еды не давать.
Толя: - Это почему еще?
Борис: - Потому что на сытый желудок шедевры не создаются. Зажравшийся художник ни на что не способен. Художника голодом нужно морить – тогда у него начинаются галлюцинации, которые поэтически называются вдохновением.
Вика: - Да, что представляет собой Толино вдохновение, мы все знаем.
Борис: - Это оттого, что Толя поздно родился. Все хорошие вдохновения разлетелись по прежним фантастам: Жюлю Верну, Герберту Уэллсу, братьям Стругацким. Остались только такие, которые никто даром брать не захотел. Вот одно из них Толику и досталось.
Л.А.: - Да ладно вам, ребята. Что вы над Толей все время смеетесь? Он у нас личность творческая. Как знать: может, в один прекрасный день он станет известным?
Борис: - Конечно же, станет! Зазнается, здороваться перестанет.
Толя: - Смеетесь, да? Смейтесь-смейтесь… А я вам в отместку пойду, и весь ужин слопаю!

Уходит на кухню, Вика направляется вслед за ним.
Все рассаживаются за столом

Борис: - Ну и холод сегодня на улице! Я целую ночь не спал – вставал к своему грузовику, чтобы мотор разогреть.
Радик: - Как же ты после этого ездил весь день?
Борис: - Ничего, я парень крепкий, меня просто так не возьмешь. Только сейчас что-то носом клюю.

Из кухни выходят Вика, Игорь и Толя с чайником и подносами.
Вика разливает по кружкам чай

Людмила Алексеевна: - Ну, о чем вы тут без нас говорили? Что-то вы невеселые.
Игорь: - Как же нам быть веселыми, если мы половину вечера без хозяйки проводим?
Л.А.: - Ох, у нас на работе сейчас такая суматоха! В конце года все как будто проснулись и вспомнили, что раньше нужно было работать. Хотя какая сейчас работа – сплошные праздники. То день Конституции, то наши, местные… И почему эту Конституцию летом не принимали, когда всем хочется на природу, на дачу? Нет, нужно было назначить очередной выходной на самое окончание года, когда у всех дел по горло, а на улице – метель и сугробы.
Игорь: - А еще все удивляются, почему наш российский капитализм такой хлипкий. Я знаю, почему: потому что это особая разновидность – праздничный капитализм. Это когда вместо того, чтобы работать, все празднуют его наступление.
Л.А.: - А может, и в самом деле наступают новые времена? Если мы будем лучше работать, то станем богаче.
Игорь: - Нет, это у них на гнилом Западе так. У нас все иначе: если мы будем лучше работать, то богаче станут те, кто нас этой работой нагрузил.
Вика: - Но ведь обещают же нам, что все будет так, как в самых развитых странах.
Игорь: - Обещают обычно тогда, когда хотят обдурить.
Олеся. – А я давно уже в обещания не верю. Нас все обманывают. Сначала цари говорили, что строят царство истинной веры, и загнали народ в крепостные. Затем коммунисты создавали самое справедливое общество в мире, и устроили такой деспотизм, какой не снился даже древним тиранам. Потом демократы клялись, что введут цивилизованные отношения и все мыслимые свободы, но вместо этого они только довели свою страну до нищеты. Остались еще националисты. Они тоже что-то там обещают. И тоже врут. Один только Бог не врет.
Толя. - Да и с Богом не все однозначно. Послушать хотя бы тех проповедников, которые понаехали к нам со всех концов света. Они как язычники - у каждого своя вера. И их боги враждуют друг с другом.
Олеся. - Нет, Бог не может солгать. Бывает, что люди лгут от его имени, но не Он сам.
Людмила Алексеевна. - Но в одном ты, Толя, прав. Сегодняшняя Россия и в самом деле напоминает какое-то кошмарное языческое царство. Те же оргии, тот же разврат, безнаказанность, право силы… Хаотичность какая-то во всем. Может, в третьем тысячелетии к нам придет новая вера?
Игорь. - Во что? В новых богов? Чем они лучше старых? Им нужны будут только новые жертвы.
Олеся (после небольшой паузы). - Почему-то у нас полагают, что главные русские вопросы - это "что делать" и "кто виноват". Однако на деле я вижу другое. Ведь эти вопросы заданы людьми спорных взглядов и, прямо скажем, не самых больших талантов. Но есть в нашем прошлом человек выдающегося ума и выдающейся честности, который и высказал по-настоящему главный русский вопрос. И вопрос этот – «В чем моя вера?»
Вика. - Лев Толстой?
Олеся. - Конечно, а кто же еще? Ведь он и сам принадлежал к тем глубинам народа, в которых одних и можно найти ответ.
Толя. - А по-моему, Толстой был просто сектантом.
Вика. - Разумеется. Ведь он не писал про наширявшихся вурдалаков!
Толя. - Ну что ты цепляешься к моим вурдалакам?
Радик. - Действительно, они ведь у тебя такие милые, симпатичные… Так и хочется их по шерстке погладить!
Людмила Алексеевна. - А интересно, Олеся, как сама ты ответишь на этот главный вопрос? В чем  т в о я  вера?
Олеся. - Моя лично? Не знаю…  Наверное, в том же, в чем и у всех остальных - в том, что все будет хорошо. Это и есть наша единственная, наша настоящая русская вера. Другой нам не дано.
Л.А. – Ребята, а вы? Что вы скажете на этот вопрос? Ведь это же интересно: кто во что верит?
Вика: - Моя вера – очень простая. Я верю в добро. В людей верю. Верю в любовь. Верю, что в душе все хорошие.
Толя: - Но ведь на практике это не так.
Вика: - Нет, и на практике – тоже так! Просто ты этого не замечаешь!
Людмила Алексеевна: - Боря, а ты во что веришь?
Борис: - Я не знаю… Как-то особенно ни во что. Я просто живу. На работу хожу. Работа у меня интересная, творческая. Только ездить приходится много, и мебель таскать не люблю. А так… Когда что-нибудь вырезаешь из дерева: узор там, или новый рисунок – то чувствуешь, что создаешь что-то красивое, что понравится людям. И людям хорошо, и тебе. Бывает, сделаешь что-то так, как никто еще не делал. Тогда чувствуешь себя изобретателем, даже творцом. Верить в свои силы нужно. В себя нужно верить. Тогда горы можно свернуть.
Толя: - А я верю, что на самом деле земля совсем небольшая, а вокруг – сплошной океан. Что живем мы на острове, и никаких других континентов, стран даже – не существует. Их на телецентре придумывают, чтобы мы тут на острове не впали в депрессию от сознания своего одиночества.
Как только нас ни обманывают! Показывают нам репортажи, будто бы из Америки, Японии или Австралии. А на самом деле никакой Америки нет! Ее тоже на телецентре придумали! У них там компьютеры такие мощные, что придумают все, что угодно. Они новости сочиняют, репортажи, рассказы о жизни животных – в общем, делают все, чтобы создать впечатление большого мира. А на самом деле кто в этом мире бывал? Кто его видел? Я не бывал и не видел.
Людмила Алексеевна: - Так ведь другие бывали. Теперь многие ездят.
Толя: - Надувательство! Сплошное надувательство! Это политика нашего острова. Его правительство зорко следит за тем, чтобы среди граждан не было сомневающихся. Для этого специально организуют поездки, будто бы туристические. Знаете, что они делают? Они сажают наших островных простачков на теплоход, возят его целый месяц по безбрежному океану, а затем причаливают к нашему же острову с обратной стороны, где у них из фанеры нарезаны декорации – статуя свободы, Белый дом, небоскребы. Специально обученные актеры там ходят по улицам и говорят будто бы по-английски. На самом деле никакого английского языка нет, и японского тоже – их всех придумали на тех же компьютерах, чтобы создать впечатление достоверности. И вот эти актеры с умным видом говорят между собой на компьютерном языке, а сами в душе потешаются – как могут эти придурки принимать все за правду?
Игорь: - Так что же, по-твоему, там никто не живет и все улицы из картона?
Толя: - Ну конечно! А если кто-то из особо пытливых умов вдруг заметит подделку, то он р-раз! – и в один миг исчезает. Остальным говорят, будто «он решил там остаться»… Ага, знаем мы, как он решил. Был человек, и нет его. А ведь они еще и письма от его лица сочинять могут. Ты знаешь, Игорь, вот ты собираешься ехать в Америку насовсем…так?
Игорь: - Да, собираюсь.
Толя: - Ты знаешь, я за тебя опасаюсь.
Вика: - Ну ты и выдумщик, Толя! Какой же у нас тут может быть остров? Мы же в самой середине России! У нас моря-то многие никогда в жизни не видели!
Толя: - Это тебе только кажется. На самом деле до великого побережья – не больше двухсот километров.
Вика: - А как же тогда мы в Москву ездим? Туда полтора дня поезд идет! Я сама сколько раз ездила!
Толя: - Вот! Вот она, вся циничность обмана! До Москвы на самом деле не больше одного часа пути. А чтобы бедные граждане думали, будто им нужно проехать тысячи километров, эти циники из правительства знаешь что придумали?
Вика: - Что?
Толя (торжествующе): - Они поезд гоняют по кругу! И самолет тоже! И автотрассы у них закругленные!
Борис, Вика, Олеся, Людмила Алексеевна (хором):
Л.А. – Да, Толя, это ты дал!
Олеся: - До таких высот твоя фантазия никогда прежде не поднималась!
Борис: - Это не автотрассы, это мозги у тебя закругленные!
Вика: - Это ж надо придумать: гонять поезд по кругу!
Толя: - А ты хоть раз из окна этого поезда выглядывала? Ты скажи мне, выглядывала или нет?
Вика: - Ну, выглядывала.
Толя: - Ну и что ты там видела? Лесополоса, за ней поле. Периодически – лес. Затем – станция с заплеванным полустанком. И так всю дорогу! Да они только вывески меняют на станциях, остальное всегда то же самое! И ты хочешь сказать, что во всей этой якобы огромной России не находится другого пейзажа, кроме этой жалкой лесополосы? Не смешите меня! Я один знаю правду. Нам всем нагло лгут!
Л.А.: - Интересно, зачем? Зачем нужно правительству все это придумывать?
Толя: - Ну посудите сами, Людмила Алексеевна. Если вдруг выяснится, что до Москвы не полторы тысячи километров, а всего сотня – это на сколько цена на билеты понизится? Да все железные дороги тут же разорятся, в один момент. А авиакомпании? Из Владивостока в Москву полчаса лету, а они берут столько, как будто вы на край света собрались лететь. Это же вся экономика полетит к черту! Кому это нужно? Никому! Вот правительство и поддерживает эту иллюзию. Да и что было бы, если бы вы вдруг узнали, что вместо большого мира вокруг – лишь сплошной океан? Что никаких людей больше нет. Что мы одни – не во вселенной, а на своем собственном острове! Да ведь никому бы жить тогда больше не захотелось! Вот правительство о нас и заботится. Создает впечатление бурной международной жизни, тратит на это огромные деньги. А простачки вроде Игоря на этот трюк попадаются. Игорь, не стоит воспринимать все настолько серьезно.
Игорь: - А вот я съезжу, сам на все посмотрю.
Толя: - Съезди-съезди. То-то актеры над тобой посмеются!
Олеся: - Игорь сам будет смеяться над теми, кто еще не уехал.
Толя: - А я говорю вам: нас всех надувают!
Олеся: - Знаешь, Толя… Все что ты рассказал нам – это очень похоже на бред наширявшегося вурдалака.

Конец вечера пятого

30 декабря.
Вечер шестой

Присутствуют все, кроме Бориса. Появляется Борис.

Вика: - О, а вот наконец и Боря! Что-то ты припозднился!
Борис: - Вкалывал целый день! Потаскаешь на своем горбу эту мебель часиков этак двенадцать, так уже ничего больше не захочется в этой жизни – только прийти домой, поужинать и упасть на диван. И чтобы никто больше тебя не шевелил.
Толя: - Типичная мечта обывателя. Гарантированная зарплата и отдых после работы.
Борис: - А чем тебе не нравятся обыватели? На них мир держится.
Толя: - Мир – это тебе не шкаф, его так просто на своем горбу не удержишь.
Олеся: - И что же, по-твоему, Борис на эту роль не годится?
Борис: - Вот именно. Чем я плох? Я человек добропорядочный, благонадежный. Я соблюдаю законы и люблю Президента. А по вечерам я смотрю сериалы.
Людмила Алексеевна: - А что, добропорядочный человек обязательно должен смотреть сериалы?
Борис: - Конечно! Любой приличный человек, возвращаясь домой, должен садиться за телевизор. Так все поступают. Если ты не садишься смотреть сериал, то значит, ты либо недоволен правительством, либо втайне ненавидишь всех окружающих. В любом случае, ты опасен для общества. Нет, я убежден, что на того, кто не смотрит ни одного сериала, соседи тут же обязаны доносить куда следует. Подозрительные это личности! Они не такие, как все. Поэтому если вы хотите выглядеть в глазах окружающих добропорядочно и благонадежно, выберите себе хотя бы один сериал и смотрите его, стараясь не пропускать ни одной серии. Этим вы заслужите уважение общества, внимание начальства, расположение властей.
Игорь (хохоча): - Борис, а я и не подозревал, что в тебе столько иронии!
Борис: - Это ваша компания на меня дурно влияет.
Вика: - А при чем тут ирония? Разве ты не на полном серьезе?
Борис: - Разумеется, что на полном! В разговоре приличных, интеллигентных людей ирония неуместна. Она является концентрированным выражением всех подозрительных пороков, которые в конце концов приводят порядочного гражданина к таким непоправимым последствиям, как цинизм, нигилизм и терроризм. Ирония является…
Толя (с раздражением перебивая его): - Является-является! Где ты подцепил это словечко? Я являюсь, ты являешься, он является, они явились не запылились. Уж лучше бы ты матерился!
Борис: - Сейчас все так говорят.
Толя: - Неправда! Так вообще не говорят, так только пишут, и то лишь те, у кого вместо языка протез. Я, например, в своих рассказах никогда этого слова не употребляю.
Борис: - Оттого тебя и не печатают.
Толя: - Разумеется! Но я угождать извращениям не намерен!
Олеся. - Хм, интересно услышать от тебя такие разумные мысли. Особенно после чтения твоих рассказов.
Толя: - Понимали бы вы что-нибудь!
Людмила Алексеевна. - А в самом деле, Толя, может, ты нам почитаешь немного? Чего-нибудь такого… не самого страшного?
Олеся. - Нет уж, увольте! Я лучше на кухню пойду! Там, кажется, чай закипает.
Толя. - А я почитаю! Назло всем почитаю! Мои рассказы, конечно же, не каждому придутся по вкусу, но свою аудиторию они найдут. Должны же они хоть кому-нибудь нравиться!
Вика (шепчет Радику). - Наширявшимся вурдалакам - должны!

Толя вытаскивает из портфеля кипу бумаги
и нараспев, страшным голосом начинает читать:

Толя: - Полночь XXII-ого века! Это заглавие. Кхм… Москва середины двадцать второго века представляла ужасное зрелище. Загаженный воздух раздирал легкие, отчего люди, вылетая на улицу, вынуждены были надевать кислородные маски. Неба не было видно из-за постоянного смога, густой пеленой накрывшего город со стомиллионным населением, из которого восемьдесят миллионов составляли китайцы. Поток летучих автомобилей, проносясь между стенами небоскребов, постоянно давил кого-нибудь из прохожих, случайно вылетевших из пешеходной зоны.
Артемий Крутой зарулил в исторический центр города. Под прозрачным днищем его летающей легковушки проплыл пик Останкинской телебашни…
Вика: - Бр-р-р! На следующий год не поеду в Москву!
Радик (крича и размахивая рукой): - Осторожнее, Тёма! Не зацепись колесом за Останкинскую телебашню!
Борис: - Да, как почти профессиональный водитель я совершенно согласен с тем, что главное в этой жизни – это не вылетать из пешеходной зоны.
Олеся (выглядывая с кухни): - У кислородных масок должен быть оригинальный дизайн. И еще должны проводиться регулярные показы кислородно-масочных мод.
Игорь: - Это когда у фотомоделей на подиуме нет никакой одежды, кроме спецмасок?
Толя. - Куда вам понять меня? Я романтик, поэт, певец дальних походов! Неограниченный космос - вот моя стихия!
Радик: - Потому-то ты и не можешь устроиться в этой жизни. И пока ты не вернешься на землю, нормальной жизни у тебя не будет.
Толя: - А я не хочу возвращаться!
Радик: - Значит, ты безнадежен.
Толя: - А Герберт Уэллс? Жюль Верн? Роберт Шекли? Стругацкие? Если бы они слушали таких, как ты, то никогда ничего бы не создали!
Радик: - А ты что создал? Да пойми же ты наконец - ты не писатель! Когда же дойдет до тебя? Да, у тебя романтическая натура и богатое воображение, но ведь из них ничего не выходит. Значит, нужно чего-то еще. Эти качества могли бы сделать тебя прекрасным человеком, но только в том случае, если бы ты выбрал для себя верный путь. Займись же наконец тем, что даст тебе пропитание, а литературу оставь, как простое увлечение после работы. Ее никто у тебя не отнимает, наоборот, творить - это прекрасно, но ты же жизнь свою гробишь ради иллюзий!
Толя (после обиженного молчания). - Если бы Винсент Ван Гог следовал твоим советам, он никогда не написал бы своих подсолнухов.
Радик (теряя терпение). - Не нужно быть экстрасенсом, чтобы предсказать - ты кончишь так же, как он. Только подсолнухов не нарисуешь.
Вика: - Ребята, что-то вы все о грустном да о грустном. Так вы в уныние впадете. Ведь сегодня 30-ое декабря! Новый год скоро! Начало нового тысячелетия! Забудьте вы про ваши огорчения, оставьте их в прошлом! Давайте вступим в новый век без старых забот!
Людмила Алексеевна: - И верно, незачем тащить с собой груз давно прошедшего и пережитого. Что было – то прошло! Возьмем с собой в новый век только хорошее.
Вика: - Давайте праздновать, веселиться! Вы видели, какую елку поставили на площади? Это же сказка, а не елка! Там так весело – все играют, катаются. Пойдемте на елку! Пойдемте все вместе, а? Людмила Алексеевна, вы пойдете?
Л.А.: - В самом деле, пойдемте, ребята! Погода сегодня такая мягкая, снежок падает. Так здорово прогуляться после целого дня, проведенного за столом в кабинете. Нужно же выбираться на воздух хоть изредка. Когда ж это сделать, как не вечером, перед Новым годом?
Вика: - Ну, кто идет?
Борис: - Я пойду.
Толя: - И я тоже.
Вика: - Олеся, ты как?
Олеся: - Иди, Вика, у меня настроения что-то нет.
Радик: - Я попробую тебя развеселить.
Олеся: - Не получится.
Вика: - Тогда я тоже останусь. А то они без меня совсем загрустят.
Игорь: - Вы идите, Людмила Алексеевна, мы вас догоним. Я постараюсь вытащить этих затворников.

Людмила Алексеевна, Борис и Толя уходят

Игорь: - Радик, я тебя не узнаю. Когда я с тобой познакомился, ты излучал оптимизм. Сейчас – все наоборот, от тебя так и веет тоской. Пойдем, подышим праздничным воздухом! Там сейчас знаешь какое веселье!
Радик: - Это оттого, что все пьяные.
Игорь: - Причем здесь пьяные? На улице детей сейчас больше, чем взрослых.
Радик: - Дети когда-нибудь вырастут. Неужели их ждет то же самое, что и нас?
Вика: - Когда они вырастут, будет уже третье тысячелетие. Тогда, наверное, все будет иначе. Наверно, гораздо лучше. А они – наша смена.
Радик: - Вот именно! Мы всю жизнь фигней маялись, а они вырастут и придут нам на смену.
Игорь: - Вот ты, Радик, все жалуешься на бедность, на неудачи. Однако одет ты с иголочки. Костюмчик на тебе выглажен, ботинки начищены. По внешнему виду не скажешь, что у тебя проблемы.
Радик: - Как раз потому-то я и одеваюсь, что у меня не все ладится. Я безработный, и не могу позволить себе выглядеть плохо. Знаешь, что обычно бывает с теми, кто теряет работу и долго не может ее найти? Они впадают в безнадежное состояние, теряют волю, опускают руки. Внешне это выражается в том, что они перестают следить за собой. Начинают неряшливо одеваться, редко моются, зарастают щетиной. С первого взгляда становится видно, как опускается человек. Психологически он начинает превращаться в бомжа, и даже если возможность устроиться на хорошую работу у него все же будет, то воли на то, чтобы вернуться к порядочной жизни, у него может уже не хватить.
Получается порочный круг - опускаюсь, потому что теряю работу, а работы нет, потому что я опустился. Я прекрасно понимаю эту хитрую ловушку своего положения, поэтому каждое утро я принимаю душ, тщательно бреюсь, надеваю выглаженный костюм и начищенные ботинки. Внешний вид - это передний край моей обороны. И отступать я не намерен ни на шаг, как бы враждебные обстоятельства меня ни теснили. 
Олеся: - У тебя все получится, Радик. Я в тебя верю.
Радик: - Спасибо, Олеся. Твои слова меня очень поддерживают. Только я, если честно, сам в себя верить перестаю.
Игорь: - Господи, ну что ты за зануда? Ну хоть бы ты тоже напился. Вот увидишь – сразу прибавится и оптимизма, и веры в себя…
Радик: - Пить я тоже не стану.
Вика: - Это тоже из принципа, да? Тоже чтобы не опуститься?
Радик: - Нет, чтобы в милицию не попасть.
Олеся: - Тебе не нравится наша милиция? Борис сказал бы, что ты не патриот.
Игорь: - А вот я - патриот. Но на черные маски уже до тошноты насмотрелся. Это зрелище из любого патриота сделает диссидента. Знаете, чего никогда не следует делать? Напоминать бандиту о милиции, а милиционеру – о своих гражданских правах. И в том и в другом случае тебя будут ждать неприятности – это все равно что махать перед носом быка красной тряпкой.
Олеся. - Господи, должна же в этой стране хоть милиция быть порядочной! Иначе на кого же надеяться?
Игорь. – А ты что хочешь? В странах Латинской Америки всё то же самое. С полицейским не спорить, иначе – кулаком в зубы и за решетку. К чиновнику без взятки даже не заходи. Солдаты делают, что хотят, а командиры с правительством их покрывают, потому что правительство как раз и опирается на полицейских, чиновников и солдат. Ничто не ново под луной!
Олеся. – Но мы же не в Латинской Америке живем!
Игорь. – В том-то и дело. У них курортная погода целый год – пляжи, пальмы, бананы… А у нас и того нет.
Радик (мечтательно). – Эх, хочу жить в стране, где все время лето. Прозрачная вода, солнце, кораллы, горячий песок…
Олеся. – Женись на креолке с каких-нибудь Мальдивских островов. Будут тебе и кораллы, и горячий песок.
Радик (заигрывая). – Я бы с удовольствием! Да только где они, эти креолки? Увы, здесь их нет! Одни только холодные красавицы, настоящие снежные королевы, сердца которых не растопить даже самой горячей любовью… Горя-а-ачей такой прегорячей! Не растопить ведь, а, Олеся? Ну скажи мне, не растопить?
Олеся (серьезно). – Нет, Радик, не растопить.

Игорь берет Вику за руку и тихонько уводит ее на кухню

Радик (внезапно теряя игривое настроение). – Да… Я и сам вижу… В чем тут дело? Может, климат у нас слишком северный? В таком горячие темпераменты просто не вызревают.
Олеся. – Нет, Радик, тут дело не в климате. Тут дело в характере нашей страны. Мексиканские страсти у нас не приживаются – они какие-то внешние, слишком пустые. А у нас всё внутри, в глубине. Даже не знаю, как это назвать. Ну сравни – разве есть что-то общее в наших бабах и мужиках с этими знойными южанками? У мужиков наших всего-то и есть, что бутылка водки да русская тоска. Дай им выпить как следует да натосковаться вволю – милее их сердцу занятия нет.
Радик. - Нет, зачем же ты так? Ведь не все же такие. Вот Борис, например. Или Игорь… Разве они такие?
Олеся. - Внешне, может, и нет. А в душе, хотя бы в самой ее глубине - да, такие!
Радик. - Ну а я?
Олеся. - Ты, Радик? Ты просто веселый парень… Тебе море по колено. Может быть, ты даже перейдешь его, это море…
Радик (с жаром). - Перейду! Перейду, Олеся, и тебя на руках перенесу!
Олеся (с едва заметным надрывом). - Нет, Радик, нет! Потому что я точно такая же, как все наши бабы и мужики. У меня в сердце та же тоска, которую не вытравить ни водкой, ни смехом взахлеб. От этой тоски нет лекарства, от нее нет спасения, потому что вся Русь насквозь ей пропитана, весь воздух ей полон, вся наша жизнь! Ты не русский, ты этого не понимаешь, и слава Богу, Радик, слава Богу!
Радик: - Да, я не русский, это правда. Но зря ты думаешь, что я не чувствую того же, что чувствуешь ты. Ведь с кем поведешься, от того и наберешься. И не захочешь, а все-таки помимо своей воли наберешься. И я набрался, только виду не подаю. Не подавать виду - вот это я умею!
Олеся: - Я заметила, Радик. И все-таки лучше держись в стороне. Мы народ проклятый, мы всем соседям несем одно только наше страданье - страданье неизбывное, вечное, от сотворения мира нам данное. Мы и татаро-монголов тем уморили. Ты думаешь, ваша Золотая Орда от чего распалась? От Куликовской битвы? Как бы не так! Она страдания нашего нахлебалась. Орда завоевала нас и впитала то горе, в котором тонет наша земля. Впитала и не смогла с этим жить. Потому что страдание - это как СПИД. Оно передается при близком контакте. Ты не замечал? Вот Толик, например - это же законченный неудачник. Он опустил руки и уже не хочет бороться за жизнь. Он тонет, но ручками не шевелит, а вместо этого ждет, когда кто-нибудь придет и спасет его. И обижается на весь белый свет, что никому до него нет дела. А ведь таких в нашей стране миллионы! Откуда они взялись? Заразились! Потому что неудача заразна. Пообщаешься близко с больным, и сам таким станешь. Эта зараза всю нашу жизнь отравляет. Половина страны ей страдает. Кто подцепит от нас - тот загнется. А мы ничего, живем кое-как. Мы привыкли.

Радик молчит, подавленный и обезнадеженный.

Олеся: - Так что держись от меня подальше, Радик. Ничего доброго тебе от меня не будет. Тебе кажется, что ты влюблен в меня? Это только обман, заблуждение. Тебе внешность моя приглянулась, но внешность обманчива. Уж лучше бы ты Вику приласкал - девчонка места себе не находит. Тебе с ней будет хорошо - вот увидишь. У нее в душе нет этой общей отравы. А обо мне лучше даже не думай. Поверь мне, Радик, я ведь тебе добра желаю!
Радик (с горечью). - Да что ты мне говоришь!

Резко вскакивает и убегает на кухню.
Игорь и Вика возвращаются.

Вика. - Что у вас тут случилось? Олеся, скажи мне! Радик вышел сам не свой. На нем лица нет.
Олеся (доставая платок и утирая украдкой слезы). - Ничего, Вика, ничего, ребята. Мы тут просто поговорили… так, ни о чем…

Достает пудреницу и смотрится в зеркальце.

Вика. - У тебя тушь на ресницах потекла. Пойдем в ванную. Я помогу тебе умыться.
Олеся: - Да, пойдем.

Уходят. Игорь остается один. Растерянно идет в один угол
комнаты, затем в другой. Останавливается посередине (с
досадой):

Игорь: - Эх, бабы, бабы! И чего вам неймется? Ну нельзя же так, ну нельзя! И-и-эх, проклятое время, проклятая страна!


Конец вечера шестого

31-ое декабря,
вечер седьмой, последний

Присутствуют все, кроме Толи

Все сидят за столом

Людмила Алексеевна (с улыбкой): - Все такие серьезные, молчаливые. Ребята, что с вами? До праздника меньше часа осталось!
Радик: - Мы пытаемся прочувствовать важность наступающего момента. Как-никак, новое тысячелетие! Дело ответственное, тут не до шуток. Нужно сосредоточиться и подумать о будущем.

Все негромко смеются

Олеся: - Прошедший год – не просто число с тремя ноликами. Уходит целая эпоха. Уходит старая Россия. Подумайте только: ведь эта тысяча лет вмещает всю историю нашей страны! Тысячу лет назад Русь только-только рождалась. И вот это тысячелетие кончается. Жизнь изменилась настолько, что новые годы будут непохожи на все предыдущие. Меняется наш образ жизни, меняется язык, на котором мы говорим. Все меняется. Уходит в прошлое огромное богатство, которое мы накопили. Будет жалко потерять его насовсем.
Людмила Алексеевна: - На смену старому придет новое…
Олеся: - Но будет ли новое лучше?
Вика: - Конечно же, будет!
Олеся: - А вот я сомневаюсь. Скорее, оно будет просто другим. Настолько другим, что нам отсюда его не понять. Но у людей наступающих времен будет не меньше проблем. Они так же будут переживать и страдать, так же мучаться от забот, только заботы их будут другими… более глобальными… более грандиозными, что ли.
Борис: - Стоит ли нам заглядывать так далеко? Мы живем в своем времени. Нам нужно прожить свою жизнь.
Олеся: - Да, Боря, ты, наверное, прав. Тысячелетний масштаб – не для таких маленьких людей, как мы. Голова идет кругом, когда заглядываешь в эту бездну.
Радик: - Да развеселитесь же вы наконец! Подумайте о чем-нибудь бодром, оптимистичном! О том, что в наступающем веке вас ждет небывалая удача, счастье, везенье во всем! О том, что выиграете в лотерею машину, или о том, что внезапно объявившийся американский дядюшка оставит вам в наследство свой нерастраченный миллион! Или давайте погадаем о том, чем каждый из нас займется. Ведь не век же нам сидеть на бобах!
Борис: - А что тут гадать? Я чем занимался, тем и буду заниматься. Мне, честно говоря, это новое тысячелетие до лампочки. У меня оно ничего не изменит – разве что брошу наконец свой грузовик и возьмусь за резьбу по дереву. Там таких вещей можно наделать!
Игорь: - У меня тоже все уже решено. Только визы дождусь… Я уже и фирму себе присмотрел – там готовы меня принять.

Входит Толя, на удивление опрятно одетый

Толя. - Мое «Приворотное зелье» наконец взяли печатать. В одном маленьком, никому не известном журнале. Он выходит в Сибири, тиражом всего в тысячу книжек. Весной обещают прислать авторский экземпляр.
Вика. - Ой, Толя, какой ты молодец! Ты у нас станешь большой знаменитостью! Не забудь нас тогда, не зазнайся!
Толя: - Да что ты, Вика! Мне это не грозит. Я так в лучшем случае и останусь провинциальным писателем, каких в нашей стране многие тысячи. Радик был прав - мне нужно заняться каким-нибудь делом. А писательство оставлю на выходные. Так, для души… Знаете, как иногда в садиках, в скверах бывает - стоят художники перед мольбертом, рисуют природу… Ни для кого - для себя, для души. Они знают, что картин их никто не купит. Но разве в этом дело? Говорят, что японцы рисуют иероглифы водой на песке. Этот иероглиф будет виден всего несколько мгновений, пока не высохнет. Но для его творца это искусство. Вещественный результат - ничто, состояние души - всё.
Радик. - А что ты сделал со своими вурдалаками?
Толя. - Я их сжег.
Радик. - Ого! Как Гоголь второй том "Мертвых душ"?
Толя. - Нет, что ты. О "Мертвых душах" до сих пор жалеют. А о моих вурдалаках никто даже не вспомнит. Только редакторы литературных отделов вздохнут с облегчением, когда они перестанут к ним приходить.
Игорь. - Ну что же, всё хорошо, что хорошо кончается. Выпьем за долгую жизнь «Приворотного зелья» и за безвременную кончину вурдалаков, подвергшихся акту кремации!
Вика. - Нет, подожди, Игорь! Двенадцати еще не пробило!
Олеся (задумчиво): - А я тоже, наверное, уеду. Только не так далеко. Меня подруга давно уже зовет к себе в Москву – там есть место в коммерческой фирме. Буду менеджером.
Радик: - А может быть, мерчандайзером? Супервайзером? Или дилером, маклером,  брокером?
Толя: - Или киллером.
Олеся: - Нет, всего-лишь навсего мелким менеджером по продажам. По крайней мере, с этого я начну. Все-таки, в Москве жизнь кипит, не то что у нас.
Радик: - Ты надеешься, что там ты найдешь себя?
Олеся: - Я постараюсь. Хочется какой-то другой жизни – насыщенной, интересной. А у нас тут такое затишье.
Толя: - Да, в Москве женихи побогаче! Там ты быстро найдешь себе нового рус…

Игорь под столом пинает его ногой.
Толя замолкает на полуслове.

Олеся: - Я туда не за женихом еду. Впрочем, если кого-то я встречу… А вот ты, Радик, что ты будешь делать?
Радик: - Я выкарабкаюсь. Как – пока сам не знаю. Но то что выберусь – это точно.
Вика: - А вот я поступлю в институт.
Л.А.: - Вика, мы в этом не сомневаемся. Ты у нас умница.
Радик: - Ты молодец!
Игорь: - У тебя все получится, я читал твой гороскоп!
Людмила Алексеевна: - Ну что же, праздник уже начинается. Наверное, нужно что-то сказать. Ведь не с годом мы расстаемся – с целой эпохой.
Игорь. – Давайте я скажу! Россия прожила уже тысячу лет. Достаточный возраст, чтобы начать наконец мудреть. Кажется, это уже происходит, и происходит на наших глазах, в наши дни. Я уезжаю, но я надеюсь вернуться. В Россию счастливую, богатую, раскрепощенную, где все люди будут рады друг другу, где каждый сможет сказать, что нашел место в жизни, на котором ему хорошо – одним словом, в Россию третьего тысячелетия. Я вижу ее, Россию третьего тысячелетия, такой, что из нее и уезжать никуда не захочется.
Борис. – А мне и сейчас не хочется уезжать. Все вокруг только и говорят, что настали трудные времена. Но разве это может испортить мне жизнь? Ведь я занимаюсь тем, что мне дорого. Я сам создаю для себя свои времена.
Радик. – Не знаю, изменится ли что-нибудь со временем. Листок перекидного календаря сам по себе ничего не меняет, если не меняемся мы сами. Нам всем нужно что-то решать, иначе и следующее тысячелетие пройдет для нас даром.
Олеся: - Нам, наверное, нужно меняться, иначе из прошлого будет не выпутаться. У нас, русских людей, есть один ген, отличающий нас от других. Это ген страдания. Он появился у нас очень давно – его принесло православие, провозгласившее, что страдать благородно. Мы оказались податливым материалом – за тысячу лет беспричинное страдание стало частью нашей природы.
Уже давно настали новые времена, религиозные поучения перестали быть актуальными. Но ген страдания в нас сохранился – он засел слишком глубоко, чтобы можно было избавиться от него в одночасье.
Да и хотим ли мы избавиться от него? Ведь страдать – так величественно, так благородно. Страдания возвышают душу. Но, к сожалению, убивают тело. Ломают судьбу. Искривляют линию жизни.
Впрочем, разве тело для нас, русских, когда-то имело значение? Для нас важна была только душа. Оттого-то мы и не научились жить, как все остальные.
Теперь вот приходится переучиваться. И это бывает для нас очень больно, потому что приходится отказываться от души ради тела.
Радик (стуча по бокалу вилкой): - Все! Внимание! Отставить упаднические настроения! До наступления нового тысячелетия осталось пять минут!
Вика (спохватившись): - Шампанское! Разливайте шампанское!

Игорь берет в руки бутылку и начинает откручивать пробку

Борис: - Вике не наливай! Ей нет еще двадцати одного!
Вика (передразнивая его): - Ой-ой-ой!  Как смешно! Какие вы все тут большие!
Радик: - Толе тоже не наливай. А то через пару стаканов он превратится в подобие вурдалака!
Толя: - Да ладно вам! Вурдалаки, фантастика – все это в прошлом. В новое тысячелетие я решил вступить чистым, как будто заново родившимся.
Олеся: - Тогда за перерождение Толи?

Игорь берет в руки бокал с шампанским

Игорь: - В это тяжелое, трудное время… Вика, подай мне пожалуйста апельсинчик… Спасибо, друг мой! (жестикулируя шампанским и апельсином). Так вот, в это тяжелое, трудное время…
Вика. – Да перестань же паясничать! Как тебе не стыдно?
Игорь. – А вот не стыдно, представь себе. Я убежден: пока Россия не избавится от этого кошмарного гипноза самоистязания, ей ничего лучшего не добиться.
Людмила Алексеевна. - И всё же давайте произнесем наконец тост. Настоящий, новогодний. Ведь мы встречаем не только новый век – мы встречаем новое тысячелетие. Может быть, даже новую эру. Мне бы хотелось выпить за Борю, мастера на все руки. В новом веке он станет известным. С такими как ты, Боря, мы не пропадем.
Вика. – А я хочу выпить за Радика. Он славный парень и светлая голова. Новый век принесет ему только успех. Я в тебя верю, Радик!
Радик. – Спасибо, Вика. Я очень ценю твои чувства, поверь мне. А выпью я, если позволите, за Олесю. За то, чтобы она нашла наконец то, что ищет. В новой эре все будут счастливы. Люди прежних времен в это верили. Почему бы и нам не верить?
Олеся. – А я выпью за Игоря, нашего нового джентльмена. Пусть хоть ему среди всех нас удастся пожить по-человечески.
Игорь. – За Толю! За расставание с неудачным прошлым и за встречу удачного будущего!
Толя. – За Вику, царицу Непала!
Радик, Олеся, Вика, Борис, Игорь (хором): – За нашу дорогую Людмилу Алексеевну, чтобы все у нее шло хорошо!
Борис. – Чтобы она стала начальницей вместо того, лысого!
Игорь. – Чтобы друзья не покидали ее!
Олеся. – И еще: за нашу страну! Тысячелетие – достаточный срок, чтобы найти лучшую жизнь. Счастья России и всем нам!

все чокаются друг с другом , поворачиваются
к залу и хором повторяют

- Счастья России и всем нам!

                Выпивают до дна. Разбивают бокалы. Часы бьют двенадцать.

Конец последнего вечера


Несколько слов от автора

Недавно я вспоминал своих старых знакомых из этого небольшого кружка, в котором судьба собрала их на какое-то время, а затем развела в разные стороны.
Людмилу Алексеевну повысили в должности: сначала она стала начальником отдела, затем – заместителем директора своей организации. У нее есть близкий друг, с которым их связывают теплые, нежные отношения. Он занимается предпринимательством, у него двое взрослеющих детей от предыдущего брака.
Игорь перебрался в Америку – теперь он преуспевающий программист в престижной фирме. Живет в Калифорнии. У него хорошая зарплата, свой собственный дом. Жизнью вполне доволен.
Борис с компаньоном открыл мебельный цех, в котором все производство основано на его собственных эскизах. Он женат, у него есть ребенок. Его мебель считается модной, среди его клиентов – весьма известные в городе люди.
Вика поступила наконец в институт, но не в московский, а в его местный филиал, в котором факультет психологии открылся на коммерческой основе. Она работает в реабилитационном центре для солдат, возвратившихся из горячих точек, и очень старается помочь им вернуться к нормальной жизни. Ее все очень любят. У нее есть жених, с которым она познакомилась в институте.
Толя работает в редакции литературного журнала и считается знатоком современной прозы. Его статьи о начинающих авторах периодически появляются в печати. Опубликовал сборник рассказов о молодых людях, пытающихся найти свое место в жизни. Критики отмечают глубокое проникновение автора в психологию своих персонажей.
Олеся уехала в Москву, к своей подруге, которая помогла ей встать на ноги. Сначала работала менеджером в небольшой фирме, затем перешла в компанию покрупнее, завела свое дело. Теперь она – преуспевающая деловая дама. Ее часто можно увидеть в театре или на показе мод, среди актеров, поэтов и модельеров. Замуж не вышла, хотя на отсутствие поклонников не жалуется.
Только о Радике мне не удалось ничего разузнать. Наверное, он просто затерялся среди многих тысяч таких же обыкновенных, ничем не примечательных людей с такой же обыкновенной, ничем не примечательной судьбой.


Конец пьесы