ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ. СОЛОМЕННЫЙ МОСТ ЧЕРЕЗ ПРОПАСТЬ
После первого ужина последовал второй, третий. Все на Комплексе знали, что Линда подружилась с маленькой горожанкой, и частенько привозит её к себе в гости. Румовский и Калныньш были возмущены такой самодеятельностью, даже заготовили приказ о выговоре Линде за самовольство. Но Граф заявил, что в данном случае выговор они должны объявлять ему, так как Линда действовала с его разрешения, отнюдь не самовольно. А он исходил из следующих соображений: с согласия руководителей он вводит Лиенту в свой мир, значит, никто не собирается делать из Нового Эрита заповедник с сохранением их уровня развития. Рано или поздно начнётся проникновение более высокой цивилизации в мир эритян, что и происходит в отношении Лиенты. Так почему того же нельзя Линде по отношению к юной эритянке, если та по уровню сознания вполне к этому готова.
– Знаешь, с Разведчиками лучше не связываться, – сказал Румовский. – Ведь знаю, что нарушение и произвол, а у них – логика. Ладно, Бог с вами, живите. Но уважьте мою личную просьбу – удержитесь от распространения подобных инициатив.
А Линда в самом деле привязалась к девушке. Андрей и не ожидал такого от сдержанной, рациональной Линды и с приятным удивлением видел, с какой трогательной заботой она относится к своей младшей подруге. Линда, а не он, ввела Адоню в семью Разведчиков.
Однажды она привезла Адоню на Комплекс и пригласила друзей. Знакомить никого не надо было – Адоня со всеми встречалась в своём посёлке и знала каждого. Кроме того, ей о них рассказывала Линда. И всё же её охватила робость, когда она встретилась с ними здесь, а не у себя дома. Адоня смущалась, краснела, терялась, едва только к ней обращались; сама себе казалась смешной, глупой, неуклюжей дурнушкой. Она боялась сказать что-то не так, сделать не то – и Андрею с Линдой будет за неё неловко.
Но Глеб рассказывал такие смешные истории, что невозможно было не рассмеяться от души; если же при этом начинал хохотать Стефан, то все принимались смеяться во второй раз, потому что тоже нельзя было удержаться. А Антон удивительно хорошо пел баллады лугар. И все так заботились о ней. Она совсем не потерялась среди удивительно красивых великанов. И рядом был Дар – его голос, смех, глаза. Адоня не заметила, как прошла её скованность, она почувствовала себя на редкость легко.
Дома Адоня считалась молчуньей, но оказывается, она умеет говорить очень весёлые вещи, а когда Антон забыл слова баллады, она с удовольствием спела с ним вместе. А потом Глеба учили танцевать зажигательный танец лугар торинду. Арне и Андрей играли на гитарах, Стефан соорудил подобие кастаньет, остальные отбивали ритм на перевернутых тарелках. Линда с Мирославом и Адоня с Глебом отплясывали торинду. Было ужасно шумно и смешно, потому что у Глеба ничего не получалось, – он постоянно путался в своих длинных ногах и музыканты от хохота сбивались с ритма. Кончилось тем, что Глеб рухнул на Стефа, и, поднимаясь, с очаровательной непосредственностью спросил:
– Скажите, я сломал что-то? Если нет, то что тогда хрупнуло?
Стефан разжал ладони, высыпал остатки своих кастаньет, и все снова попадали, держась за животы. Не скоро успокоившись, единогласно решили лучшим танцором объявить Глеба, потому что все остальные отнеслись к делу крайне легкомысленно, а Глеб танцевал очень старательно, мужественно и самозабвенно.
До темноты дом Линды звенел от смеха на зависть остальным обитателям Комплекса. Все знали – Разведчики хоть работают, хоть веселятся – будто последний день живут.
* * *
Домой Адоню провожал Андрей. Было темно, она сидела тихая и молчаливая.
– Тебе хорошо было? – спросил он.
– Мне так хорошо, что плакать хочется, – вздохнула Адоня, ткнулась лбом Андрею в плечо.
– Ты же говорила, от радости не плачут.
Адоня невесело улыбнулась:
– Я тебя обманула.
Глейсер бесшумно опустился на тёмную поляну. Они вышли из него, остановились. Сумрачные заросли теснились вокруг, там не было ни души – Андрей, как всегда, проверился, избегая посторонних глаз. Адоня повернулась к нему, подняла неясное в полумраке лицо.
– Ан…д…рей… – медленно проговорила она. – Так странно называют тебя твои друзья.
– Это моё имя.
– А – Дар?
– Так назвал меня Лиента.
– Я хочу называть тебя Анд…рей, как друзья зовут.
– Это трудно. В вашем языке нет подобного сочетания звуков, он мягче, певучей, чем наш.
– Я научусь. Твоё имя что-то значит? У нас каждое имя ещё другой смысл имеет.
– Кто-то мне говорил давно, что Андрей, значит мужественный.
– О… тебя не пожалели…
– Иди, Адоня. Поздно, отец волнуется.
– Я не хочу туда. – Голос её был грустным. – Сразу всё кончится… я не хочу.
– Тогда иди и вернись. Я буду ждать тебя.
– Ой! – радостно встрепенулась она. – Я быстро! Скажу отцу, что у Майги буду! Я быстро, Дар!
Адоня метнулась через поляну, белым пятнышком промелькнуло за деревьями платье. Андрей длинно вздохнул, запрокинул голову в вызвездившееся небо. Ах, как хотел бы он так же безоглядно следовать велениям своего сердца.
* * *
Глейсер унёс их в сторону от посёлка выше по течению реки. Там на пологий песчаный берег половодье вынесло большое дерево и, обессилев, оставило его до следующего разлива. Уютную развилку в ветвях они давно выстлали широкими листьями с бархатистой, тёплой поверхностью и мягкой травой. Здесь можно было устроиться как в широком кресле. Глейсер повесил над ними невидимую защитную сферу, оградив от всего мира.
Андрей лёг на тёплую, прогретую солнцем траву, закинул руки за голову. Адоня села рядом, натянула на колени платье, обхватила их руками.
– Андрей… – сказала она, – расскажи сегодня о себе.
– А о чём же мы столько дней говорили?
– Обо всём, только не о тебе. Про всех, кто вокруг тебя. Странно, и Линда, тоже…
– Что?
– Линда рассказывала мне про вас, про каждого. Мне кажется, я про твоих друзей всё знаю, только не про тебя.
– А у Линды почему не спросила?
– Я спросила. Я могу сказать, что она рассказала про тебя. Хочешь?
Андрей пожал плечами.
– Да не сказать, что очень хочу.
– Нет, я скажу. Я попросила: "Расскажи про Дара". Она спросила: "Про Андрея?" и замолчала. Я ждала, что она заговорит, а она молчала и улыбалась себе, мыслям своим. Потом вздохнула и сказала: "Андрей это… Андрей". Вот и всё.
– М-да. А я уже почти заслушался.
– Почему Линда не захотела о тебе говорить? Это нельзя?
– Да отчего же нельзя!?
– Я не знаю. Я не знаю, почему мне нельзя знать о тебе, почему нельзя видеть твою страну. – Андрей медленно повернул голову, внимательно посмотрел на Адоню. – Где твоя страна Земля? Мне кажется, ты не сказал чего-то… главного. Вы странно живёте. В вашем посёлке что-то не так… непостоянно. В нём тот же дух, который живёт во временных стойбищах охотников, когда они уходят далеко от дома. В вашем посёлке нет детей.
Андрей сел, привалился спиной к стволу дерева. Она беспокойно обернулась:
– Дар? Ты сердишься, что я спросила? – Адоня нервно вздрогнула, хотя невидимый купол оградил их от речной свежести.
Андрей снял куртку, завернул в неё Адоню и оставил руки свои на её плечах, посмотрел в близкие глаза.
– Я ждал, что ты начнёшь спрашивать. Рано или поздно. У тебя ведь ещё много других вопросов?
– Да…
– Я буду отвечать тебе. Коль вопросы созрели, значит, ты готова услышать ответы. Только вот… день сегодня был такой радостный. А это всё серьёзно очень. Может быть, не сегодня?
– Говори, пожалуйста, – тихо попросила Адоня. – Сегодня тот день. Можешь ли ты объяснить мне, почему всё так? У нас стрелы, топоры, хижины из веток и шкур. У вас – стеклопласт, металл, чудо-машины. Я не знала, что моё платье такое грубое, пока Линда не надела на меня то, другое… Почему ты такой одинокий, Дар? Ты добрый, сильный, я не знаю никого, кто бы так болел о других, ты всех жалеешь. Но разве тебе самому не надо, чтобы тебя пожалели? Твоё имя… Известно, когда нарекают ребёнка, смягчают его судьбу или наоборот… Тебя не пожалели. И никто не жалеет. Даже мы, любя тебя, только брали, брали… Так нельзя. Где твоя семья, Дар? Кто ты?
Андрей сжал её руку, она замолчала. Помедлив, он проговорил:
– Наверно, ты дольше задавала эти вопросы, чем я смогу на них все ответить. – Опять помедлив, он поднял глаза к тёмному небу, сказал: – Посмотри.
Адоня запрокинула голову.
– Помнишь, я говорил тебе про звёзды?
– Да, ты говорил, что это не искры от костров и не светлячки.
– …что это другие миры.
– Да, я помню, – планеты и солнца. А на планетах живут разные существа, и солнца их греют. Зачем сейчас ты про это?
– Земля – не страна. Такой нет страны. Это название планеты. Она вон в той стороне, но очень далеко, её не видно. Мы оттуда пришли.
Адоня не шелохнулась, будто окаменела. Потом отстранилась, окинула взглядом его лицо, будто увидела впервые, тихо провела по щеке кончиками пальцев.
– Гость… – голос её вздрогнул. – Вот что значит – гость… Я знала, – ты не такой, как мы, но настолько… – она подняла глаза, вдруг зажмурилась, замотала головой. – Не хочу их видеть! Не хочу, чтобы они были!
Вдруг порывисто обняла Андрея, уткнулась лицом ему в шею, как будто всем своим существом хотела удержать его.
Андрей гладил её спину, вздрагивающие плечи, волосы. Потом взял в ладони её лицо, поднял, осторожно коснулся губами мокрых щек.
– Не плачь, не надо.
Она вдруг горько улыбнулась.
– Вот как скоро ты ответил на все мои вопросы, – прерывистый вздох вырвался помимо её воли. – Чужой, – едва слышно проговорила она. – Какое, оказывается, страшное слово. И всё объясняет: и почему мы такие разные, и почему у вас всё по-другому, и про посёлок – он и вправду временный, как у наших охотников. Значит, твой дом вон там, далеко-далеко, и там тебя ждут?
– Ты видела мой дом. Другого нет.
– Но куда ты возвращаешься?
– Нет такого места. Мы странники.
– Нельзя всю жизнь идти. Есть дорога вперёд, и есть назад. Всегда возвращаются.
– Мы выбрали себе такое дело в жизни. Нас зовут, и мы приходим, делаем своё дело, а нас уже ждут в другом месте.
– Значит… здесь ты на работе? Мы – твоя работа?
– Нет, дело у меня здесь совсем другое. А вы – судьба.
– А твоя семья?
– Только отец и мама, я тебе о них рассказывал. И ещё мой Отряд.
– А у Стефа, Арне, у других? У них есть семьи?
– У нас нет жен, нет детей.
– Но почему?
– Работа у нас слишком ревнивая, она не хочет делить нас ещё с кем-то. А человек, который рядом, он требует времени, внимания, заботы.
– Требует!? Ты нехорошо сказал. Как можно требовать от любимого человека хоть что-то? Его надо любить.
– Ну, я мог бы сказать – нуждается. Семья – это дом, он приковывает к земле. Перекати-поле не бывает семейным.
– Почему приковывает? Разве ваши женщины не могут пойти с вами. Разве твоей жене было бы мало места в твоём доме?
– Женщины устают, они устроены иначе, они больше любят покой, уют. И потом, каждый человек, хоть мужчина, хоть женщина, находит в жизни своё дело, любимое, от которого трудно отказаться.
– Не понимаю. Наверно, я что-то не понимаю. Какое дело можно поставить выше счастья быть рядом с любимым человеком? Ради какого дела можно от него отказаться? Семья – вот забота женщины, другой заботе меня не учили. Я не понимаю.
– А Линда? Разве тебе приходило в голову, что Линде лучше бы позаботиться о муже, о детях, что она занимается совсем не тем, чем положено заниматься женщине?
– Линда тоже одна? Нет… это несправедливо! Несправедливо, что она тоже несчастна!
– Она так не считает. Мы ведь своё дело сами выбрали, никто нас не заставлял. И мы совсем не несчастны.
Адоня печально молчала, потом проговорила:
– Нет, Дар, неправильно ты говоришь. Мужчина должен делать дело, даже самое трудное. А его женщина должна быть рядом – ждать, встречать, любить, растить его детей. Всё это – дом и женщина хранит его. Но вы… совсем другие, – она посмотрела на звёзды, вздохнула. – Вы живёте иначе, по своим законам и мне ли, девчонке из джайвы учить, как вам надо жить, судить о ваших законах, если вы – вы! – считаете их справедливыми и мудрыми. – Она хмыкнула. – Дети иногда ловят в джайве крикуна и приносят в посёлок. Они такие забавные, хотят походить на человека. Я иногда, наверно, казалась тебе такой же забавной.
– Что ты говоришь? – укоризненно проговорил Андрей. – Неужели ты можешь думать, что всё, связанное с тобой, с Эритом для меня ничего не значит, только забава, как крикун для детей. Я всё время забавлялся там, в старом Эрите? Это было похоже на забаву?
– Прости… Прости… Мне плохо сейчас, оттого и слова такие…
Андрей положил её голову себе на плечо, прижался щекой к волосам.
– Поверь мне, завтра всё увидится тебе по-другому, не так уж всё плохо. У нас говорят – с горем надо переспать.
– Ты уйдёшь на свои далёкие звёзды. Неужели завтра я буду думать, что не так уж это и плохо? – горько проговорила Адоня.
Андрей молча погладил её плечо.
– Но ты прав – завтра всё будет по-другому. Я хочу уйти, Дар. Я должна одна обо всём подумать.
– Почему ты перестала называть меня моим именем?
– Потому что для нас ты – Дар. Андрей – это не для нас. Я так глупо влазила в твою жизнь, строила соломенный мостик через пропасть, я ведь не знала, что она такая… что через неё нельзя…
– Она не так уж велика.
– Не надо говорить всякие слова, Дар… Я хочу уйти.
50. Гармония не лжёт - http://www.proza.ru/2015/04/28/1440