Женщина воспринимает мужчину как друга,
если он не в состоянии добиться большего.
Фридрих Ницше
За месяц до выписки с меня сняли гипс и велели учиться ходить заново. Весёлая кастелянша Ира принесла костыли и радостную весть:
– Теперь, грамотей, буду гулять с тобой каждый день, кроме воскресений.
Я счастливо закивал. Мне давно нравилась эта рыжая краля со слегка вьющимися, вечно растрёпанными волосами. Её блудливые белёсо-голубые глаза сверкали похотью, вызывая зуд внизу живота и самые низменные желания.
Погоды стояли теплые и мы весь август бродили по заросшему парку вокруг корпусов. Сестричка-медичка знала все закоулки и шагала впереди в коротеньком белом халате. Я ковылял сзади на костылях и любовался её округлой попкой и крепко сбитой фигуркой. Сквозь истонченный стирками хлопок, просвечивало блёкло-блакитное бельё под цвет её блудливых очей.
Мы часто присаживались отдыхать на массивных деревянных скамейках. Ирка в первый же день плюхнулась в укромном месте и закурила дорогие сигареты «Фемина». Пустив ароматную струю в небо, она сказала хриплым низким голосом:
– Не выдавай меня.
Я поклялся хранить её секрет и тоже попросил:
– А дай попробовать.
Истинная женщина гордо отказала с первого раза, но упорная Дева-по-гороскопу продолжала клянчить. Вскоре Ире надоело и она дала затянуться из своей руки. Мне не понравилось, но нас сблизила общая тайна, окутанная табачным дымом.
Рыжая бестия всегда командовала и я дразнил её королевой, а она меня – пажом. Выражая недовольство, Ирка шлёпала меня по попе, а поощряя, царственно подавала руку для поцелуя.
В зависимости от её настроения я то еле успевал чмокнуть, то долго лобзал и облизывал. От яркого маникюра я пробирался вверх по пушку на руке или опускался вниз на бёдра, стараясь покрыть поцелуями максимум. Несколько раз я успевал коснуться упругой груди, но у самых интересных мест меня останавливали. Её пальчик проникал мне в рот и шаловливо игрался, пока я не захватывал его, словно соску.
Гуляя, мы много шутили, смеялись и вели задушевные беседы. Ира расспрашивала меня о родителях и столичной жизни и каждый день нахваливала персонал:
– У нас такие замечательные врачи и сестры. Получают копейки, а заботятся о вас, как о родных детях.
– Ты что, Ира?! Они нас бьют, обзывают плохими словами и воруют гостинцы,– ратовал я за справедливость.
– Тебе всё приснилось! Не ляпни такую глупость при людях. Засмеют! Хотя для вашего воспитания хороший ремень необходим. Недаром за одного битого двух небитых дают и все берут. Даже жаль, что наши девушки ремней не носят. А вы, негодники, этим пользуетесь и не слушаетесь. Капризничаете, врёте почём зря и жрёте одни конфеты. Вот сёстры и кормят вас с ложечки, чтобы вы поскорей поправились. Вымахали тут на наших харчах, а ведёте себя как малые ребята, косые заплаты, бока обвисли, слюни закисли.
Кастелянша села на лавочку, закурила и продолжила нотации:
– Дети должны слушаться взрослых. Вот я была в школе послушной ученицей и меня наградили поездкой в Москву. К юбилею Всесоюзного Старосты наши мальчики выпилили танк из фанеры и раскрасили. Вручать красивый макет со звёздами выбрали меня и ещё пять отличниц. Нам велели надеть парадные фартучки с белыми гольфами и вести себя, как подобает пионерам.
Дедушка Калинин нам очень обрадовался и расцеловал каждую девочку по партийному. Когда подали чай, он усадил меня на колени и из своих рук накормил пирожными с конфетами. Столько сладостей я никогда в жизни не ела.
Ира замолчала, выкинула сигарету и начала крутить пальцем огненный локон. Она вспоминала, как нежно старый большевик гладил ей тонкие ножки и, как долго её худая попка елозила по дряхлому телу. Оно даже встрепенулось под напором юности, но быстро обмякло…
Мутная поволока подёрнула глаза женщины с детства познавшей, что где падко, там сладко. Она и из меня вытягивала чувственные воспоминания, позволяя себя целовать за плотские подробности. Я рассказал ей о кузинах и Тамаре, а в последний день и о лысой девочке. Ира всегда перебивала вопросами, желая знать все детали:
– А она? А ты? А как?
Мы всегда садились рядышком и часто было проще показать, чем описать. Раба вожделений благосклонно принимала мои показы, даже на своём теле. Медленно облизывая губы, она наслаждалась собой и никогда не ласкала меня, как лысая девочка.
Расспрашивая о ней, Ира вжала налитую желанием грудь в моё плечо и обняла меня одной рукой. Другой она машинально то стискивала грудь, то опускала её, поглаживая бёдра, пока не втиснула между ног. Там массирование усилилось. Ира начала постанывать. К концу моего рассказа о знакомстве с девичей прелестью, по её телу прошла судорога, она напряглась и откинулась на спинку скамейки. В прохладу вечернего аромата трав вклинился терпкий и жаркий запах женской плоти. Какое-то время мы сидели молча. Наконец красотка закурила и заговорила:
– Теперь ясно, за что эту кривоссачку убрали в младший корпус. Ну, да чёрт с ней. Лучше послушай мой совет: ты почти выздоровел, но чтоб болезнь не вернулась, выкинь её из головы. Забудь всё, что с тобой тут творилось и будешь здоров всю жизнь. Запомнил, мой маленький дурачок?
Я старательно закивал. Ира несколько раз жадно затянулась, отбросила сигарету и встала. Сзади по халату расползлось влажное пятно. Я поднялся на костыли и бросился за ней вдогонку.
Ирина дождалась пока я доковыляю до двери корпуса и нажала звонок. Затем она впервые чмокнула меня в макушку и, крепко обняв, прошептала:
– Прощай паж.
Развернувшись, женщина в белом растворилась в сумерках. У меня выступили слёзы.
Дверь открыла сестра, когда-то прервавшая моё сновидение одним ударом. Она ещё не раз лупила меня за дело и без, но в последний вечер толстуха играла добрячку:
– Нагулялся, отъезжающий? Проходи, я тебе ужин оставила.
Я понял, что началась новая жизнь и, радуясь, шагнул к свободе с чистой совестью.
------------------------------
Фото: 1-4. Вова, Адик, Калинин, Коба и все другие вожди любили детей на сладкое. Как сказал поэт Кнопассер:
Вожди чужих детей не били,
А обнимали и любили.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/04/11/1516