На ясных листьях сентября...

А вот тут я малость дал маху… или что-то с памятью моей стало?
Мне не было еще и четырех, но у меня был настоящий друг – дворняга Тарзан, красивый – жуть,
особенно когда он улыбался во всю свою собачью морду и вертел хвостом – радовался, значит…



.    .    .    .    .    .    .

Мы приехали в Курск. Я еще говорить не умею.
Но сирень за окном шелестит и взыскует – смотри! –
прилетели скворцы! откипели капели апреля,
и в серебряном зеркале два превращается в три.

И по лестнице шаткой как шлюп и как мачта скрипучей
я спускаюсь на берег, на птичий куриный базар –
от щеколд и дверей, от дверных полированных ручек,
от молчания стен в неожиданный возглас – Тарзан!

А Тарзан языком мельтешит и виляет колечком,
тем пушистым, собачьим, порой заменяющим речь.
Мы еще не друзья, но как люди немного беспечны
и верны как собаки, и дружбу умеем беречь.

Нам бы дом сторожить! Нам бы клад отыскать в огороде!
Есть рогатка и лук, и пчелою гудит тетива –
мне четыре на вид, мы друзья и ровесники вроде,
я пойму по глазам, ну а ты понимаешь слова…

Окунуться как в озеро
в воздух поющий шмелями,
пробежать по траве, по тропинке в саду босиком,
где с шиповником розовым
небо менялось ролями,
как на сцене внезапно, и как в акварели легко...

Просвистит соловей ли,
красный дятел стучится?
Нам с тобою поверили
эти умные птицы.
От московских высоток
до самой российской глубинки
было небо для сотен глаз
галочьим и голубиным...

Это май на земле! это яблони снег осыпают,
разлетаются грозы как зеркало на огоньки.
Надвигались дожди, но мы все-таки не отступали,
пили чай на веранде и малые, и старики.

А гроза творожилась и пенилась под облаками –
сколько слез и угроз! и на ветер растраченных слов!
Не спешили волхвы, даже ангелы не окликали
и носило ковчег в океане видений и снов.

.    .    .    .    .    .    .

Поэзия сама тебz найдет, разыщет хоть под землей, хоть в пьяном угаре, Поэзия ветра и грохочущей брони, ленинградских мастерских и музейных залов – это ли вам не Иорданский Парадиз… или иорданская лестница в Эрмитаже. Не родись красивым, а родись счастливым – лучше, конечно, родиться поэтом – это само по себе счастье, все остальное приложится.
С поэтом Бродским и с Поэтами вообще меня связывало на самом деле многое или, как сказал Екклесиаст – большая мудрость, – большая печаль…

Печаль – печать, печать печали… она как бы пронизывала стихи Бродского и Кушнера, Кривулина и Сосноры…

Январь в Крыму. На черноморский брег
зима приходит как бы для забавы:
не в состояньи удержаться снег
на лезвиях и остриях атавы.
Пустуют ресторации. Дымят
ихтиозавры грязные на рейде,
и прелых лавров слышен аромат.
– "Налить вам этой мерзости?" – "Налейте".

Итак, – улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
дает круги, как молодой дельфин
вокруг хамсой заполненной фелюги.
Квадрат окна. В горшках – желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо...
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.

__________________________
И, Бродский


Бывает весело, а сердцу всё грустней.
И гул веселия с душой не согласован.
Быть может, чашке больно, что на ней
Узор не выровнен и плод не дорисован.
Быть может, ты, ее на блюдечке вертя,
Тем компенсируешь рисунка недостаток.
И улыбаешься, как малое дитя.
При чем здесь жизнь твоя, при чем миропорядок?

__________________________
А.Кушнер


Еще растерянность и мартовская смурь,
еще живешь, не оживая, –
но помнишь? – ласка… ласточка… лазурь –
лоскутья поэтического рая,

где только стоит голову поднять –
и от голубизны дыханье перехватит.
Халат, распахнутый, как нотная тетрадь.
– Откуда льется Бах? – Из форточки в палате.

________________________________
В.Кривулин



ПЕРВАЯ МОЛИТВА МАГДАЛИНЕ
______________________________________________________


На ясных листьях сентября
росинки молока.
Строения из серебра
сиреневы слегка.
Ты помни обо мне, о нем,
товарище чудес.
Я вижу вина за окном.
Я вовсе не воскрес.
Я тень меня. Увы, не тот.
Не привлекай кликуш.
Не объявляй обильный тост.
Мария! Не ликуй.
Я тень. Я только дух себя.
Я отблеск отчих лиц.
Твоя наземная судьба —
для юношей земли.
Тебе заздравье в их сердцах.
Не надо. Не молись.
И что тебе в такой сентябрь
сомнения мои!
Твой страх постыден в день суда.
Оставим судьям страх.
А я? Что я?! Не сострадай,
несчастная, сестра.
Их жизнь — похлебка, труд и кнут,
их зрелища манят.
Они двуногий свой уют
распяли — не меня.
Сестра! Не плачь и не взыщи.
Не сострадай, моя.
Глумятся надо мной — молчи,
внимательно молясь.
Но ты мои не променяй
сомнения и сны.
Ты сказку, сказку про меня,
ты сказку сочини.

_________________________________
В.Соснора













.