Пока гости смотрели спектакль, Ландышева со своими помощниками накрыла стол для небольшого заседания-банкета в кабинете Круглова. Продукты и спиртное гости привезли с собой и передали Круглову, а тот передал их Ландышевой.
Заседание открыл полковник Сиротин. Он упомянул о важности такого профилактория. Сказал, что к сентябрю нужно организовать учебные курсы по рабочим профессиям, чтобы у каждого была какая-нибудь специальность. Затем он провозгласил тост за успех в начатом деле.
- Александр Павлович, - обратился к нему Круглов, сидевший напротив, а где, по-вашему, мы должны проводить эти курсы? Это что же — надо строить учебный корпус?
- Какой ты догадливый, капитан! Кстати, Павел Петрович, я к ноябрьским праздникам собираюсь произвести тебя в майоры. Хватит тебе уже в капитанах ходить. Чем тебе здесь не фронт? — сказал полковник и принялся за салат.
- Да, да, Александр Павлович, это верно! – проговорила Матвиенко, улыбаясь, – Павел Петрович заслужил повышения.
Круглов растерялся на миг. Он давно свыкся со своим званием и не претендовал на высшее. Собравшись с мыслями, он посмотрел на полковника и тихо проговорил:
- Я служу не за звание, а на совесть, но от повышения не откажусь, — сказав, он принялся за еду.
- Я как сказал, так и сделаю, а вы с прорабом покумекайте насчет учебного корпуса, - расправляясь с куриной ножкой, проговорил полковник.
- Я тоже за то, чтобы был учебный корпус, – включился в разговор отец Николай. — Этим людям, помимо рабочих специальностей, обязательно надо преподавать закон Божий и предметы для общего развития.
- Видишь, капитан? И батюшке это надо, – проговорил полковник, — так что – дерзай!
- Ваше дело — приказывать, наше – исполнять! – ответил Круглов. Он не стал говорить, что сами об этом думали.
- Это правильно! – сказал полковник и встал с полной рюмкой в руке: - Так выпьем, друзья, за всех нас, чтобы нам сопутствовала удача в этом деле.
Через часок, изрядно выпив, полковник стал приставать с вопросами к отцу Николаю, который сидел тихо и не торопясь ел. Перед ним стояла неполная рюмка красного вина, из которой он понемногу отпивал. Сиротин, сидевший через Матвиенко от него, отерев рот и пальцы салфеткой, спросил его:
- А скажите, батюшка, христианам можно водку пить или, скажем, вино?
- Вообще, пить спиртное, как пьет бык помои, никому нельзя – это к хорошему не приведет. А вот выпить иногда за ужином пятьдесят граммов хорошего вина – полезно для здоровья, - не только полковнику, но и другим, внимательно слушавшим их, ответил священник.
- Та-ак, - протянул полковник, - а вот скажите, как вы относитесь к заповеди «не убий»? Это ведь неверная заповедь! Как можно не убивать на войне?
- Эта заповедь, скорее всего, относится к мирному времени, но и на войне должно быть милосердие во многих случаях - к пленным, например, или раненым, а также к женщинам, детям и старикам, – спокойно ответил отец Николай. - Нельзя убивать без надобности, без всякого смысла, без разбору, с жестокостью. Жизнь каждого человека для Бога очень дорога, ибо дорогой ценой Господь искупил всех нас на Голгофском кресте. Вот в чем смысл этой заповеди.
- Немного не убедил меня стать христианином, а вот скажите, отец Николай, разве обязательно ходить в церковь или молиться Богу? Может, я в душе христианин и не против Бога, а вот в церковь ходить не могу.
- Это почему же? Статус не позволяет?
- Сейчас скажу, — Полковник, бесцеремонно потеснив Матвиенко, приблизился к лицу священника, обдавая его колбасно-водочным запахом, и свистящим шепотом проговорил: - У меня слабость к красивым женщинам.
Матвиенко, покачав головой, скосила осуждающий взгляд на полковника. Ей не нравилось, что он перебрал со спиртным, да еще рядом сидел, задевая ее своим грузным телом.
Отец Николай тем временем стал отвечать полковнику:
- Да, легче верблюду пройти через игольное ухо, чем богатому попасть в Царство Божие. Так и вам трудно перебороть в себе эту слабость. Значит, вы – не такой сильный, как о себе думаете. Подумайте: нужно ли это вам, приближает ли эта ваша слабость к Господу. Именно за неверность Господь жестоко покарал избранный им еврейский народ в свое время. А в душе вы можете быть кем угодно: христианином, космонавтом, героем, даже президентом, только толку от этого не будет. Сколько ни говорите себе: каша, каша — сыты не будете. А в церковь ходить надо. В любую церковь, где проповедуют святую Троицу. Господь пришел на землю, чтобы спасти грешников, как врач спасает больного. А вы и есть больной своим грехом. Скажу вам такую истину: быть христианином – далеко не легкий труд - труд над самим собой; и больших усилий надо, чтобы победить свой грех, а без Христа грех победить невозможно, потому что за грехом стоит дьявол.
- Александр Павлович! – обратилась Матвиенко к полковнику, который тупо уставившись глазами в стол, слушал отца Николая. – Уже поздно - время домой возвращаться.
- А? Да, я слушаю, – словно очнулся он. – Домой пора? Сейчас едем, - и обратился к священнику:
- Спасибо, отец! Никто со мной еще так не разговаривал. Вы – очень интересный человек! Будет, обязательно будет закон Божий!.. Я так сказал!.. Всем нужно знать! Всем!..
- Пора уже домой ехать, Александр Павлович! – тихо повторила инспектор.
- Пора так пора! – ответил полковник – и, поднявшись, обратился к Круглову:
- Спасибо, капитан, что ты так постарался! Ну, здравия желаю! - полковник протянул руку и крепко потряс руку Круглова.
Затем, один за одним, гости стали прощаться с Кругловым, Ланкисом, Ландышевой, Лопатиной и выходить на улицу, где их уже заждался «джип».
В то время, как начальство удалилось на свой банкет, наши артисты, приведя себя в порядок, поставили подаренную корзину с фруктами и всякими вкусностями на стол и стали решать, как с ней разобраться. Свежие, отборные фрукты манили своей спелостью и ароматом, предлагая себя отведать. Глядя на них, артисты невольно глотали слюни.
- Я думаю, - предложила Валентина, - ничего не трогать, и все разделить с бригадой. Они все-таки за нас вкалывали на стройке, пока мы тут артистов из себя изображали.
- Я, например, с Валентиной не согласен, - сказал Кошкин. – Думаешь, нам тут сладко приходилось? Да я лучше бы с бригадой работал, чем тут парился. Ты, Валентина, все соки из нас выжимала, как могла: это не так, то не эдак. Каких это нервов стоило! Надо же как-то восполнить истраченную энергию. Думаешь, зря нам эти фрукты дали? Не волнуйся: сегодня всех праздничный ужин ожидает.
Валентина от таких слов возмутилась:
- Нет, вы только гляньте на него! Да как он может такое говорить: соки из него я выжимала! А что опозориться мы сюда пришли или работать на совесть?
- Да ладно вам! Здесь всего так много, что нам за раз не съесть! – всплеснула руками Ольга, поедая глазами фрукты.
- Ишь, соки я с них выжимаю! – бурчала Валентина, отойдя в сторонку. – Что хотите, то и делайте с этой корзиной.
- Да, успокойся, Валя! Давай решать, что будем делать с фруктами. Твое слово решающее, – обратился к ней Петров. – Только, чтобы никому не было обидно.
- Нет уж, обходитесь без меня. Восстанавливайте свои соки и нервы, – продолжала она бурчать, выражая обиду.
- Как-то нехорошо получается, – проговорила Надя. – С фруктами не знаем, что делать, а если бы деньги пришлось делить, – драться бы стали?
Все остановились в замешательстве, не зная, что предложить, и посматривали на Валентину. Все же в ней они видели своего руководителя и ждали от нее верного решения. Она это сознавала, и не хотела разочаровывать своих коллег.
- Ну, коли я для вас еще авторитет, то предлагаю съесть сейчас столько, сколько сможем, а остальным все же надо поделиться с бригадой. Имейте же совесть! Они же нас еще больше любить будут.
- Ну, теперь я не против, – согласился Олег. – Это, так сказать, Соломоново решение.
- Да, так будет правильнее, – согласилась и Ольга.
- И я согласна, – обрадовалась Надя, - Давайте есть, что ли? Мне уже не терпится.
- Давайте, - и Олег первый отломил от связки банан и стал его очищать. Его примеру последовали другие.
Тут кто-то приоткрыл дверь, и просунулась чья-то голова. Голова спросила:
- Извините, а Веронику Цветкову можно видеть?
Артисты переглянулись между собой, и Надя ответила с набитым яблоком ртом:
- Нет Вероники – уехала!
- Да, как она могла уехать отсюда?
- Как приехала, так и уехала, не наша она – приезжая, – ответила Надя, не оборачиваясь и давясь от смеха.
- Какая жалость! – и исчезнув за дверью, голова кому-то проговорила: - Нет ее здесь. Она, оказывается, не нашенская. Уже укатила отсюда, – и дверь закрылась.
- Ты смотри, к Надьке уже поклонники ломятся! – проговорил Кошкин с усмешкой.
- Не к Надьке, а к Веронике! – поправила его Валентина.
- А, один хрен – к ней! – ответил он.
- Не дай Бог, распознают меня! – испугалась Надя.
- Не распознают, коли никто не скажет! – сказала Валентина.
- Ой, не выдавайте меня? - с мольбой попросила Надя.
- За кого ты нас считаешь, дева моя? - за всех ответила Валентина.
продолжение
http://proza.ru/2015/04/28/199