ГЛАВА СОРОКОВАЯ. ПРЕРВАВШИЕ СЕЧУ
Кровавая сеча продолжалась. Фортуна, как непоседливый, капризный ребёнок, не задерживалась подолгу ни на одной стороне.
Числено эритяне превосходили наёмников. Но войско Гуцу было отрегулированной машиной убийства, и управлял ею талантливый военачальник, наделённый проницательностью и хитростью. Эритяне ринулись в бой со всем азартом и яростью, пылая жаждой мести, а наёмники тратили силы экономно, не выкладывались в каждом ударе. Кроме того, Гуцу распорядился, чтобы через два часа после их ухода, из города двинулись четыре резервных орда. Таким образом, через два часа сражения к наёмникам подошло свежее подкрепление. Эритяне тоже ввели резервы, но они были гораздо малочисленнее, поэтому количественное преимущество эритяне потеряли. Козырем наёмников было воинское мастерство, но свой козырь был и у защитников – жажда воздать должное алчным захватчикам, отомстить за муки и смерть дорогих людей, от потери которых ещё стонали сердца. Это стремление придавало силу и стойкость – схватка шла с переменным успехом, но на равных. Лица лугар светились огнём весёлой отваги, степняки же шли против них угрюмо-сосредоточенными, падали без стонов и криков; идущие следом, не глядя, перешагивали через упавшего. В их одержимой ожесточенности было что-то безумное.
Андрей старался держаться поближе к Лиенте – лугарин заметно слабел. Мышцы Андрея тоже тяжелила усталость, саднили в кровь разбитые руки. Ему пришлось-таки взять в руки клинки, но бил он плашмя или рукоятками – не рубил.
Теперь было слишком расточительно удерживать постоянную связь со всеми отрядами, и Андрей только время от времени прослушивал ситуацию.
С некоторых пор он начал испытывать беспокойство – Гуцу славился коварством, каждое его сражение было отмечено какой-либо подлостью. А сейчас наёмники ломились напролом с неослабевающим натиском – за этим что-то крылось. Но что? Несколько раз Андрей пытался выйти на ТП-контакт с Гуцу, но безуспешно. Едва он включался в полевые структуры, куполом накрывающие поле битвы, как на него обрушивалась лавина чужого сознания, боли, агонии умирающих. Каждый из этой массы людей находился в апогее напряжения духовных и физических сил. Чёрная архитектоника зла и жестокости подавляла, деструктировала собственное поле Андрея, а он был слишком изнурён, чтобы противиться её вампиризму. После нескольких неудачных попыток Андрей не решился повторить их ещё.
Тревога не отпускала, чутьё Разведчика сигналило об опасности, но Андрей не увидел её до мгновения, когда услышал отчаянный крик Ланги:
– Дар!
Далеко за деревьями вспухали густые клубы дыма.
– Остров, Ланга! Бери половину отряда и живо туда!
Свистнул меч степняка и врубился в ловушку скрещенных клинков, высек из них искры.
– Выводи людей на левый край болота!
Неуловимый пируэт клинков вывернул рукоять из хрустнувшей кисти, степняк выронил меч.
– Торопись, Ланга, они сгорят!
Передавать приказ с посыльными времени не было, и Андрей решился на двусторонний ТП-контакт.
– "Я, Дар, обращаюсь ко всем вождям и предводителям ударных групп. Вы слышите мою мысль. Юкки подожгли остров. Из каждого отряда немедленно отправьте часть людей в распоряжение Ланги на остров. Остальным подтянуться к центру и постепенно отходить к болоту, иначе они нас окружат. – Андрею удалось погасить волну страха и оторопи. – Вы получили приказ, выполняйте".
Теперь их стало заметно меньше, и юкки воспряли духом, удвоили натиск, предвидя близкое окончание битвы.
" Не убивать!" – Андрей стиснул зубы. Лезвия двух мечей размазались в два диска и двумя сверкающими щитами прикрыли его. Юкки отпрянули. Андрей подозревал, что Гуцу высоко оценил его голову, потому что, не смотря на очевидный страх, внушаемый им, Андрей чувствовал себя объектом особых вожделений.
Тревожась за Лиенту, он встал с ним спина к спине.
– "Мы продержимся, вождь! Верь мне, мы продержимся!"
"Не бесконечно же это будет продолжаться. Ночи в джайве непроглядные, юкки вынуждены будут отойти. А до темноты мы продержимся".
Каким образом ему удавалось удержаться на хрупкой кромке? Он бил плашмя, рукоятями, калечил, но не убивал. Видимо, это уже происходило интуитивно, на уровне инстинкта самосохранения, потому что были мгновения, когда Андрей от изнеможения и усталости не давал себе отчёта в своих действиях.
Оставшимся лицом к лицу с юкки пришлось худо. Они не дали себя окружить, но оказались прижатыми к самому болоту – под ногами чавкала вода, густо разбавленная кровью. Сзади багрово полыхал раздуваемый ветром пожар, освещал искажённые напряжением боя лица зловещими, алыми бликами. Ветер наносил удушливые клубы дыма, выжимал из глаз едкие слезы.
Против ожидания темнота не остановила кровавой сечи – пожарище давало света в избытке, и Андрей подумал, что только полное изнеможение людей положит конец кровопролитию. Силы и так уже были на последнем пределе. Когда юкки шли на особо жестокий приступ, Андрей и Лиента прижимались спина к спине, и Андрей чувствовал, как земля тянет к себе лугарина, как вытекают силы из его многочисленных ран. Впрочем, наёмники тоже состояли не из металла, а из плоти и крови. На флангах всё же было полегче. Лишь кочевники с Элька держались с упорством фанатиков, питаемые злобой и остервенелостью, патологическим неприятием поражения. Было у них ещё одно, очень опасное качество, которым эти воины чрезвычайно гордились. Крики и стоны, вид крови, запах её, шум битвы – энергетика внешней агрессии так гармонировала с их внутренним состоянием, что становилась мощным допингом. Степняки входили в наркотическую эйфорию. В этом состоянии многие из них переставали чувствовать боль, становились подобными берсеркам. На раны они не реагировали, останавливало их лишь ранение, несовместимое с жизнью, или смерть.
…У людей уже не хватало сил на крики и ругань. Безмолвие было самым страшным из всех звуков боя. Нервы не выносили этой немоты. Пусть лучше крик и стон разносится над бранным полем. Но безмолвно брызгала алая кровь из-под окровавленных клинков. Люди сходились в смертельной схватке с надсадными хрипами. Короткими стонами прощались с жизнью умирающие. Изнурение притупляло чувства, остроту восприятия, предательская темнота вдруг туманила глаза и без того ослепшие от едкого дыма. Кровь стучала в висках, жгучий пот заливал лицо, из ладоней, скользких от крови, рвалось оружие. Руки налились свинцом, послушное прежде тело выходило из повиновения, становилось неуклюжим, тяжёлым.
Заломило виски, и Андрею показалось, что его окликнули… Нет, только показалось. Но тут же снова:
– "Граф!"
– "Что это?! "
– "Андрей!!! Это мы! Мы нашли тебя!"
– Ох, чёрт! – Андрей вдруг ослабел, и один из мечей тут же выбили из руки.
– "Осторожно, Граф, держись! Мы идём! Продержись пару минут!"
– "Антон?!"
– "Я, командор! И Стефан здесь! Он мне чуть машину не завалил от радости. Представляешь, что сейчас на Базе?"
Волна сумасшедшей радости, щенячьего ликования подхватила Андрея. Видимо, лицо его настолько изменилось, что юкки шарахнулись от него, смотрели со страхом, ожидая невесть чего.
– "Граф, мы над вами. Видим вас".
– "Что происходит на острове?"
– "На острове? – Андрей почувствовал лёгкое недоумение Антона. – Пожар там".
– "Люди там ещё остались?"
– "Да".
– "Отсеките от них огонь".
– "А ты?"
– "Выполняйте. Смотрите только, чтобы никто под поле не попал".
– "Ну, понятно. Ты не против, если мы прекратим вашу заварушку?"
– "Не плохо бы".
– "Гипноизлучение пошло. Прикройся".
Но прикрыться, поставить вокруг себя полевую защиту, Андрею было уже не под силу. Он почувствовал, как неодолимо, словно при перегрузках, наливается тяжестью тело, увидел, как выпадывает оружие, никнут головы, подламываются ноги… Веки сделались свинцовыми…
41. Отпустите меня, я могу не успеть - http://www.proza.ru/2015/04/27/611