Дикая глазунья

Вадим Светашов
               
                Дикая глазунья.

                Середина 70-х. В начале второй декады июня небольшая компания: я, водитель с 14-ти летним сыном и механик отправились рыбачить на озеро Тунгаш. У механика было разрешение на ловлю сетями, и мы рассчитывали наловить карасей не только на еду, но и для того, чтобы завялить впрок. В апреле был хороший разлив реки Пышма, начало мая было тёплое и солнечное, без осадков. Река быстро вошла в русло, а со всех стариц и озёр в пойме реки Пышма вода быстро скатилась в реку. Но  в  конце мая -- начале июня прошли обложные дожди, и река опять залила пойму. А несколько дней назад резко поднялась температура, установилась безоблачная погода и вода стала быстро спадать.
                Добрались до озера с большим трудом. Наш «вездеход» неоднократно приходилось толкать, подкладывать в старые колеи древесные обрубки, сучки и хворост. Дважды пришлось подваживать. Но вот и озеро. Ослепительными бликами играет вода, молодой тростник только-только густой щёткой выбрался на зеркальную поверхность. Вода ещё полностью не спала: на месте заливного луга из воды торчат макушки кочек. От самого берега взлетели две кряквы, почти на самой середине дремлет табунок лысух вместе с чернетями. Над водой, лениво взмахивая крыльями, летит камышовый лунь, а вокруг нескончаемый гомон чаек. Красота! Но любоваться природой особо некогда. Надуваем лодки, укладываем сети и, вперёд  Сынишку водителя оставляем на хозяйстве: натаскать хвороста для костра, сходить на родник за чистой водой…
                Поставили сеть на чистом плёсе, проботали. Хорошая ряжовая сеть, а попала полуторокилограммовая щука, да семь мелких рыбёшек: чебачки, окуньки, карасики. Переставили сеть в тростниковое окно. Эффект почти тот же: дюжина мелких рыбок. Поплыли на середину озера. А в это время Пашка – так звали сынишку водителя, успел натаскать хвороста на приличный костёр, вырубил рогульки и принёс ведро родниковой воды. От нечего делать принялся бродить в болотных сапогах между залитых водой кочек, высматривая что-то ему одному интересное. Воды едва по колено. Вдруг слышим, кричит что-то, но слов разобрать не можем. Парнишка стоит по колени в воде и размахивает руками, явно подзывая нас. Механик, как обычно, заворчал, но отец Пашки заявил, что сын зря нас от рыбалки отвлекать бы не стал. Значит, случилось что-либо особенное, и хорошо, что мы ещё не начали ставить сеть. Как можно быстрее поплыли к берегу. Пашка поджидал нас на сухом месте, и сразу сбивчиво, взахлёб начал рассказывать о крупных рыбинах, плавающих между кочками. Он всё порывался бежать показывать. Механик пошёл с ним. Едва они зашли в кочкарник, остановился и принялся пристально разглядывать дно. Затее чуть ли не бегом припустил к нам.
                -- Серяк в кочках икру мечет, – заявил он с ходу, – берём шестидесятку с ряжем, и расставляем пешком между кочками. (Серяком у нас называют серебряного карася). Нет! – вдруг передумал он. – Этой сетью мы окружим кочки со стороны озера, а пешком будем ставить пятидесятку.
                Сказано – сделано. Сети поставлены, как задумано, а мы обошли  луговину посуху, и зашли в кочки с другой стороны. Поскольку бот у нас был только один, его взял механик, остальные вооружились  палками, и шли, шлёпая ими по воде. Почти сразу стали замечать: то один поплавок, то другой, недолго поплясав на воде, тонул. Когда подошли ко второй сети, поплавков уже не было видно, а плясали и тонули они на первой. Первой попавшей  рыбиной, которую мы увидели, был красавец килограммовый карась. Чешуя на солнце блестела перламутром и серебром.
                -- Так, – распорядился механик, – рыбу здесь выбирать не будем. Собираем сеть и волоком выносим на берег. Там разберёмся.
                С большим трудом, кряхтя, выволакиваем сеть на сухое место. Карася много. То там, то здесь сквозь мокрую ячею сверкает чешуя.
                -- Вадим Кузьмич, вы с Пашкой остаётесь здесь разбирать сеть, а мы с Василием поплыли снимать первую, -- вновь распорядился механик, – а рыбу бросайте вон в ту лужу, потом вытаскаем сачками. Пусть пока живая плавает.
                Пока мы возились с первой сетью, выбирая рыбу, а затеи растягивали сеть по берегу на просушку, подъехали и другие рыбаки. Из лодки вытащили пол дерюжного мешка карасей и тоже вывалили в лужу. Сеть растянули по берегу. Кроме карасей нам попали две некрупных щуки и три окуня-горбача. Другой рыбы не было. Подходило время обеда.
                -- Сделаем так, – опять за всех решил механик, – часа три отдохнём, сварим уху, поедим. Рыба за это время успокоится и зайдёт в кочки, а мы повторим точно так же.
                Никто не возражал. Пашка занялся костром, механик с водителем чистили и потрошили рыбу, а я начистил картошки и решил пройтись вдоль берега. Отойдя от стана не более сотни метров, заметил в куртинке старого тростника подозрительно большую кочку. Глубина позволяла подойти в сапогах. Это оказалась не кочка, а гнездо лысухи. Оно было построено из изломанных сухих стеблей тростника. В гнезде лежало шесть розоватых яиц, размером поменьше куриных и покрытых многочисленными бурыми и чёрными пятнышками и точками.  Края гнезда находились чуть выше уровня воды, а яйца были затоплены. Всё понятно! Паводок прошёл, птицы построили гнёзда и начали откладку яиц. Затем непогода конца мая и гнёзда вместе с кладками затопило. Кладки пропали. Я взял одно яйцо и опустил в воду. Оно пошло ко дну. Значит, яйца не засижены. Сложил яйца в фуражку и отправился дальше, внимательно вглядываясь в тростник. Если бы не эта внимательность я точно прошёл бы мимо. Но сейчас, заметив тёмное пятно в тростнике, я полез в чащу. И не зря. Обнаружил второе гнездо с четырьмя яйцами, которых тоже отправил в фуражку, предварительно проверив. Хотя и так было ясно, что кладка не полная. Лысухи несут до 10-12 яиц. Довольный прогулкой вернулся к стану. На костре в шестилитровом котелке булькала уха, а в двухлитровом чай. Рыбаки раскладывали на клеёнке немудрёную закуску, резали хлеб. Василий вынул из мешка приличный шмат сала, завёрнутый в белую тряпицу.
                -- Сало не трогать, – заявил я подходя. Мужики дивлено уставились на меня. Я поставил фуражку на стол и принёс из багажника сковородку – будем на нём жарить яичницу. Все засмеялись.
                Котелок с ухой сняли, угли разровняли, поставили сковороду с мелко нарезанным салом, а когда оно растопилось и зашкворчало, дружно принялись взламывать скорлупу и выливать содержимое. Не забыли посолить. Жаль только, лук весь израсходовали на уху. Уха получилась отменная, глазунья тоже. Отдали должное и чаю из корней шиповника. Затем, под бдительным оком  Пашки, продремали на солнышке пару часов, и повторили рыбалку на кочках. Улов был меньше, но мы всё равно остались довольны.  Для вылавивания карасей из лужи сачки даже не понадобились. Да это и негрязная лужа вовсе была, а травяная ложбинка, заполненная дождевой водой. Мы прокопали трёхметровую канавку, и пока сети сушились, вода из лужи ушла. Так что пляшущих карасей собирали в траве руками.
                Больше за карасями мы не ездили, потому как мороженных, солёных и вяленых рыбин хватило до глубокой осени. А вот о дикой глазунье из дюжины яиц с удовольствием рассказывали в компании рыбаков, им на зависть.