В воскресенье вечером, я моюсь в душе под ледяной водой, ведь горячей воды в общаге набирается только на один день в неделю. Бодрит, я очухиваюсь. Я надеваю новую чистую рубашку, джинсы, бреюсь, и вообще становлюсь похожим на человека. Я нахожу в кармане джинсов бумажку с номером, не знаю почему, не выкидываю ее, а просто кладу обратно.
Я выхожу на летнее солнце часам к пяти, прикуриваю сигарету, вкус которой мне уже не кажется отвратительным. Я ловлю попутку, еду до клуба. И, как я мечтал, встаю в пробке. Под гудение машинных клаксонов, под мат водителей, я сижу и перемалываю в памяти все свои трогательные моменты. Юля встряхивает головой, и ее волосы золотым водопадом касаются моей спины. Юля ковыряется зубочисткой в зубах, втыкает ее в чизкейк и просит счет. Официант предлагает ей не платить за чизкейк, считает, что он ей не понравился. Я уговариваю себя покончить жизнь самоубийством. Встать на краю крыши и шагнуть или повиснуть в петле. А может быть и то и другое сразу. Тогда бы я точно оказался в новостях.
Машина останавливается у клуба, на часах полседьмого вечера. Я выхожу, даю мужику три сотки, и иду прямо в клуб. Все это молча. Меня сдавливает страх и горечь прошлого.
В клубе еще тихо, только скучающая охрана из бывшихСОБРовцев на входе, где я записываюсь, и меня осматривают, чтобы я, не дай бог, не пронес что-нибудь в клуб. Уборщица без особого энтузиазма моет полы. Она, старая сгорбленная бабушка, с сыном инвалидом, который сидит дома и работает программистом в американской конторе, зарабатывает миллионы, принципиально не принимает его помощь, жалеет его, хоть он и просит об обратном.
Я здороваюсь с ней, она что-то бурит в ответ. Я прохожу на кухню, где повара готовят суп на ужин для персонала. На кухне гундит обычный рэп, чувствуется мерзкий запах лука и старого масла, пригоревшего на плите.
Я здороваюсь с поварами: с Колюней-малышом, тридцатилетним бодибилдером под сто килограмм весом, ушедшим работать на кухню только чтобы поддерживать режим питания, и с повзрослевшим гопником Лёлей, обладающим специфическим сленгом. Я прошу их покормить меня, сажусь в углу, на свое обычное место, ем суп и понимаю, что совсем не голоден. По кафелю на полу растекается красная кровавая лужа. Сердце впадает в панику и стучит как в боевые барабаны. Я стряхиваю наваждение, но лужа никуда не девается.
- Лёлик, у вас что, кровь на полу? – Спрашиваю я.
- А? – Лёлик оборачивается, смотрит на пол и восклицает, – Петухи в курятнике, красная угроза, свистать всех наверх. Марик, звякай Галюню, будем хату пузырить.
Я понимаю, о чем он, зову из коридора бабушку-уборщицу, и доедаю свой неуместный суп.
Еще полчаса я провожу за разглядыванием своих рук в курилке, вытягивая одну сигарету за другой, пока в пачке не остается всего одна. В горле пересыхает и начинает першить, запах сигарет и их привкус становятся просто отвратительными для меня.
Потом подтягиваются остальные бармены. Проходят по очереди ко мне в курилку и обсуждают свои обычные дела, хвастаются победами, кто что сделал со своей машиной, Маша, милая девочка-бармен, с жуткой татуировкой на бедре в виде голой женщины с черепами, как обычно, сидит в углу, не курит и скромно смотрит прямо перед собой. Вася, быдловатый простой парнишка по прозвищу Туарег, шуткует на свой обычный манер, Петя говорит, перебивая всех, как он вчера дрифтовал на парковке перед кинотеатром, и его чуть не оштрафовали за превышение, когда он пересекал мост со скоростью сто двадцать километров в час.
Позже, когда я уже уволюсь, мне расскажут, что Петя врезался в зад какой-то Жучки, вставшей на мосту с перегоревшей электроникой, слетел с моста и оставил жену водителя Жучки и двоих детей без отца. А сам выживет, ведь когда-то Петя занимался плаванием, и он очень вынослив. Потом его затаскают по судам, и он, от осознания вины, наверное, продаст машину и квартиру, купит дом в Тайланде и переедет туда жить. На этом его история для меня закончится.
Еще в курилке со мной сидят двое парней, обычные непримечательные бармены, которые уже давно скрывают ото всех, что они не просто друзья со школы, а давние любовники.
Вот и все. Я, Вася, Маша, Петя, Кирюша и Юра. Работники одного этажа этого клуба. Остальные этажи приходят обычно позже на час, так как их работа проще и тише: на втором этаже в клубе боулинг и караоке, на третьем лаундж-бар. Мы с остальными барменами почти не видимся, я даже не особо с ними знаком.
- А что, где Люся? – Спрашивает Кирюша. Люся – это наш уволенный бармен, проворовавшийся до мозга костей наглый матерый молодой парень, десять лет проведший за стойкой, а теперь просто уволенный начальством за то, что никогда не делает недостач, не смотря на то, что лично при управляющем клуба разбил однажды бутылку двадцатипятилетнего виски. Потом мне расскажут, что изначальный план был уволить всех без исключения барменов и набрать новую команду, но Дима настоял на том, чтобы уволили только одного. Я не поверил, что у Димы есть сердце и нашел таки корыстный мотив его жертвы. Он просто в доле всех муток барменов и за это их прикрывает.
- Так это, – Говорю я, – его ж уволили. Типа за ту историю, с Макаланом.
Я замечаю как Маша опускает глаза в пол. А на мне утыкаются не очень дружелюбные взгляды барменов.
- Жаль пацана, – Говорит Вася и при этом как-то недобро на меня смотрит.
И на этом разговор заканчивается. Все поднимаются, и мы скопом идем наверх в зал клуба. Там уже горит свет, сверкают лампы, звукарь отстраивает технику, поэтому иногда шум из колонок прорезает тишину как выстрел из дробовика прямо в голову. По залу катается тележка с посудой, бармены набирают с нее стаканы, смотрят на свет и ставят себе в бар. Я по традиции занимаю центральный бар, где моя помощь нужнее всего. Помогаю расставлять стаканы, натирать грязные. Потом мы нарезаем заготовку фруктов, расставляем барный инвентарь, оттираем его, чтобы блестел. Вот так все и делается в клубе. Пускается дым, чтобы люди терялись, и все блестит, чтобы люди находили места, где могут потратить деньги. На самом деле, кроме как пить, в клубах больше делать нечего. Идея любого клуба в том, чтобы продавать алкоголь и билеты на вход. Для этого в клуб бесплатно приглашают красоток, устраивают акции с бесплатным входом до полуночи, почти все коктейли в клубе ориентированы на девочек. Дамы приходят, джентльмены приходят за дамами, дамы пьют, и джентльмены уходят с ними. Технология проста как сама эволюция. По сути, клуб – это Ноев ковчег нашего времени, созданный для побега от моря мыслей за кормой. Это зверинец, где работают законы природы лучше, чем где угодно в другом месте.
На островном баре обычно работали Люся и Вася. Теперь тут работаю я и Вася. И, похоже, он об этом еще не знает. Через еще минут двадцать весь клуб готов встречать гостей. Все сверкает, все нарезано, все фруктовые миксы, сауэр и ягодные смеси разлиты по бутылкам и ждут своего часа. А мы идем курить.
Садимся все на свои места за столом, засыпанном пеплом, курим, стряхиваем пепел в забитую до отказа банку из-под сока.
- И кто нынче будет за Люсю? – Спрашивает Вася, почему-то у меня.
- Я, наверное, – Говорю, – если Дима не решит по-другому.
- Отлично, – Говорит он разочарованно. Достает свой мобильный и уходит, оставив свою сигарету недокуренной тлеть в банке.
Настает минута тягостного молчания, которое прерывает Маша, резко бросив зажигалку на стол и со злостью поднявшись со своего места, она уходит. Кирюша говорит, под столом поглаживая Юрину коленку:
- Чего все злобные такие? Звезды сошлись не в том доме, что ли? А вообще, Марик, я рад, к примеру, что ты, наконец-то, барменом стал, это типа хорошо для тебя. Рост, там, все дела. Желаю удачи.
- Спасибо. Вот только думаю, не все рады, так же как и ты.
- Ну, Маша то понятно, – Говорит Юра шепотом мне на ухо, – Она спит с Люсей, вот и переживает за мальчика. А вот с Васей хер знает, может просто гормоны в голове играют. Ну, там, цикл, все дела.
- Наверное, – Говорю я безучастно, витая где-то в своих мыслях. А там тонкие Юлины пальцы крепко держатся за поручень качель, ее стройные ноги идут вперед и потом назад, она раскачивается, смеясь, и ее юбка слегка задирается, обнажая розовые трусики.
Потом мы все переодеваемся в фирменную форму. Я иду в туалет и обнаруживаю дверь закрытой. Оттуда слышится Васин голос:
- Дима, ты просто олень, серьезно. Ты поставил со мной этого дебила, как я работать буду, он же не умеет ни черта. Я что, по-твоему, должен взять на себя весь остров, так еще и нянчиться с этой мразью? Ты идиот?
Потом он молчит некоторое время и добавляет:
- Но если он напортачит, ты его уволишь нахер и наймешь нормального бармена, лады?
Он еще молчит некоторое время и говорит:
- Ладно, я понял, погорячился, прости.
Вот теперь его злоба дошла до пика. Что-то гремит за дверью туалета, щелкает замок, и я убегаю.
Раньше я, когда был барбеком, дружил со всеми, я пил со всеми, поддерживал связь, слушал их бредни, смеялся и шутил. Но теперь я вдруг перешел дорогу одному, и в скором времени мне стоит готовиться к войне со всей командой. А после того, как Дима приструнил Васю, мне, скорее всего, придется начать подготовку прямо сейчас.
Я возвращаюсь в зал окольными путями, захожу за стойку островного бара, начинаю на автомате то-то там натирать.
- Так, короче, слушай, ты заказы не принимаешь, понял? – Говорит Вася, – Я буду работать с гостями. Ты делаешь свою работу. Убираешься тут, моешь все, чтобы чисто было. Я считаю, ты не способен работать за баром, в принципе, духа у тебя не хватит. Но Дима верит в тебя, идиот ****ый. Короче, ты не лезешь ко мне, я не лезу к тебе. Уяснил?
Разумеется, меня задевают его слова, но я предпочитаю скромно покивать и сказать:
- Понял.
В девять часов открываются двери клуба. Вася по традиции смешивает себе виски-колу, и выпивает ее залпом, мне на этот раз он не наливает. Спустя минут двадцать в клубе уже человек сто, суета начинается. Вася разрывается между двумя сторонами нашего острова, бегает как угорелый. Спустя еще час народу в клубе набивается так много, что уже не протолкнуться, Вася просто сгорает. Я пытаюсь максимально облегчить ему работу, но он сам усложняет ее себе. Он переставляет ликер крем-де-кассис и не может его найти, орет на меня, я тут же нахожу ему нужную бутылку, он использует ее и снова ставит не на свое место. Закончились лаймы, я достаю из пакета еще, пока я нарезаю их ровными дольками, девушка у стойки трясет передо мной деньгами и кричит, что хочет текилы. Я наливаю стопку, деньги кладу у кассы, прошу Васю, чтобы он рассчитал. Он кивает, я продолжаю свои дела. Заканчиваются апельсины. Я нарезаю еще, ставлю новые бутылки алкоголя на выставку в центре острова, обегаю его по кругу и сталкиваюсь лоб в лоб с Васей. Он падает, у него разбит нос. Девушка у стойки не получила свою сдачу и теперь кричит что-то мне. Вася хватает меня за шею и зло говорит:
- Я тебе за это ****о разобью, мудак!
И дальше по кругу, я наливаю новую фруктовую смесь, вставляю гейзеры в бутылки с алкоголем, бегу на склад за коробкой водки. Вася орет мне, чтобы я перестал игнорировать гостей и обслужил их. Я принимаю заказы. Я готовлю Лонг-Айленд для красотки в белом платье, безбожно косячу с раскладкой на коктейль, но это не важно, потому что я не плотно прижимаю друг к другу части шейкера, он открывается и все содержимое выливается на меня. Теперь я липкий и воняю пятью самыми дешевыми в клубе видами алкоголя. Я беру это на заметку, и в следующий раз я, готовя тот же коктейль, вбиваю шейкер с силой, и, когда все готово, просто не могу отделить части друг от друга, шейкер просто не открывается, я стучу его о стойку, и он раскрывается, нижняя часть выскальзывает у меня из рук и падает со звоном на пол, все содержимое разливается по полу. И в таком темпе, постоянно получая тычки от Васи, чтобы я нарезал что-нибудь, приготовил молочный коктейль или чай (он принципиально не занимается ничем не алкогольным в баре), я просто сгораю. К двум часам становится поспокойней, я иду в курилку, выкуриваю в две затяжки сигарету, и возвращаюсь назад.
- Ты где, мать твою, был? Нужно рассчитать всех гостей. Провести все по кассе, – Орет мне Вася, пытаясь перекричать грохот музыки. Его нос немного припух, кровь он остановил за две минуты с помощью льда и салфетки, которой плотно набил ноздрю.
В результате кассовых операций Вася насчитывает моих косяков на три штуки. Не имея доказательств в свою защиту, я просо затыкаю свою жопу собственной злостью и отдаю ему деньги. Он бесцеремонно засовывает их себе в карман и говорит:
- Знай! Это твоя последняя смена, мудила.
Потом на рабочий телефон позвонил Дима и вызвал меня. Я пошел в офис в катакомбах, взял трубку:
- Короче, тема такая. Тут на тебя одна девочка пожаловалась, сказала, ты ей два лонга подряд закосячил. Девочка не простая, так что надо будет отработать. Утром никуда не уходи, я приеду, надо будет поговорить.
Остаток ночи я провожу в стирании свих подощв, беготне по клубу, и остальной обычной работе, которая оказалась для меня просто неподъемной. Все то, что мы видим со стороны, будто бармены такие уверенные в себе, что-то стукают, трясут и наливают тебе пенные коктейли, кажется простым и понятным. Но по другую сторону это кажется математической формулой, где у тебя есть шесть компонентов, которые ты должен собрать в правильных пропорциях и по правильному методу приготовить. Все гораздо сложнее, чем кажется. Но по большей части все эти сложности – это просто показуха, чтобы гость чувствовал значимость того дерьма, которое хлебает.
Когда смена подошла к концу, последние гости ушли, и музыка утихла, я просто закрываюсь в боковом туалете, в том, до которого обычно никто не доходит, я пытаюсь отстирать в раковине рубашку, но не выходит, она отчаянно воняет смесью ликеров, сиропов и хаус позиций. Я просто бросаю все это в раковине, полной воды, сажусь на унитаз и прикуриваю последнюю сигарету. Я прячусь там до тех пор, пока не понимаю, что все бармены точно ушли в круглосуточное кафе Сальвадор, где они будут догоняться часов до двенадцати, а потом разойдутся по домам. Я выхожу из туалета, иду обратно к островному бару, где меня ждет Дима с телефоном в руках. На улице девять часов утра. И тут я понимаю, что за всю ночь меня не посетило ни одного наваждения, ни одной галлюцинации, я чуть не плачу и понимаю, что эта работа мне нужна.
- Марк, я не оставлю тебя барменом, – Говорит Дима, – Можешь идти домой и не возвращаться. На этом все.
Я начинаю кипеть от злости. И все мои накопленные за сегодня эмоции готовы вырваться из меня потоком лавы прямо из моего пустого урчащего желудка.
Тут у него звонит телефон. Он отвечает:
- Алло. Да, Кирилл Геннадьевич. Нет, Люциус уволен. Да. Нету уже никого, один барбек остался. Хорошо, я отправлю, – Он кладет трубку, – Последнее задание для тебя на прощание…
- Я отказываюсь, – Говорю я, чересчур гневно.
- От таких заданий не отказываются, Марк. Вот что ты должен сделать…