Караван с трудом на запад продвигался,
Вечный ветер ни на миг не утихал.
Сдуть с верблюдов седоков старался,
Дыханием пустыни лица обжигал.
В путь выдвигались рано по утру,
Привалы делали когда жара бесилась.
Старались переждать эту жару,
Чтоб к ветру смерть не присоединилась.
Безмолвен был идущий караван,
Пустыня речь как плату забирала.
Здесь говорить дозволено пескам,
Живая сущность сразу понимала.
В чалму поглубже замотавшись,
Сантьяго много размышлял,
Под ним верблюд шагал уставший,
И о привале лишь мечтал.
"Когда-то я учился у овец", -
Грустил пастух, поглядывая вдаль.
Потом, когда подумал, всё - конец,
Меня учил всему хрусталь.
Теперь учитель мой пустыня,
Она мудрее из всего,
Что в жизни видел я поныне,
Кроме царя...но одного.
А, любопытно, как там овцы?
Я словно вижу их вдали.
Другое место, то же солнце,
Мы разошлись, как корабли.
Небось, меня совсем забыли,
Привыкнув к пастуху другому?
А было время, ведь любили,
Бродить со мной поближе к дому!
А дочь суконщика, невеста,
Уже наверно замуж вышла!
Но это всё-таки не честно,
Что муж - пастух, мол, не престижно!
И кто же муж твой, дорогая?
Торговец, видно, кукурузы...
Теперь я только понимаю,
Что брак и есть по сути узы.
Но то, что стала ты женою,
То в этом полностью уверен.
Ведь я могу владеть собою,
А это ключ от тайной двери.
"Предчувствие...", - как говорила мама,-
"В поток вселенский погруженье.
В котором ощущаем сами,
Всех душ земных соединенье".
Но есть ему иное имя,
Его уже я чётко знаю.
Язык Вселенной, так отныне,
Те, что познали, называют.
Поэтому, к земле родимой,
Лети движенье моих губ,
Одно из слов стезёй любимых,
Запомни, край родной - мактуб!