Год, когда погаснет Солнце

Ада Платонова
…сон был похож на  лубочную картинку:  раскрашенный яркими красками, светлый, он нес ощущение праздника. Маша проснулась и долго лежала, не открывая глаз, боясь развеять сказочную дымку, сотканную сновидением. Сквозь закрытые веки она ощущала летний рассвет.

 - Как хорошо! – думала Маша, лежа с закрытыми глазами, - И сон чудесный, и погода. Привет тебе, Новый День!

Решив, что пора вставать, Маша медленно открыла глаза и огляделась – в маленькой, светлой спальне хозяйничало летнее солнце,   всегда желанный гость.

                * * *

Говорят, у каждого человека есть путеводная звезда -  Машиной звездой было Солнце.  Жаркий июльский  вторник, день её рождения, осыпал Машу золотом: её были дарованы рыжие волосы, не медно-красные, а спокойного медового оттенка, золотистые янтарные глаза и … веснушки.  Ах, как много сил, средств и времени было потрачено другими девушками на посещение салонов, дабы навсегда (или хотя бы на время!) избавиться от этих солнечных отметин! Маша  же свои веснушки любила, она не мыслила себя без них – и в благодарность за эту любовь веснушки не покидали её даже зимой.

Говорят, рыжие да с веснушками – люди веселого нрава.  Но нет, Маша не была хохотушкой; она была девушкой задумчивой, мечтательной, немного рассеянной. Она  тонко ощущала красоту, могла найти её в любом предмете,  явлении,  существе:  в дереве, в  камушке на дороге, в ветре,  в  воробье на ветке. Она была из той породы чудаков, которые изредка встречаются на улицах города; они идут, ничего не замечая,  и улыбаются своим мыслям. Встречали таких?

Окружающие Машу любили за доброту,  легкость в общении, спокойный характер. Но близких друзей, как ни странно это может показаться, у Маши не было. Так же не было и любимого человека.

 - Почему? – удивлялись  многие.

Да потому, что и к дружбе, и к любви Маша относилась очень избирательно: она могла пустить в свой светлый мир только близкую  солнечную душу.   А  в других она  просто не нуждалась -  ей никогда не бывало скучно наедине с собой. Книги, музыка, любимая работа, кот Батон, деревья за окном, нарциссы в вазе, солнце в небе – что еще для счастья надо!

Да, Маша была счастлива.  Счастлива своим тихим счастьем. Она любили уединение и свою маленькую квартирку, доставшуюся ей в наследство от бабушки.  Став её владелицей,  Маша решила ничего не менять – пусть все останется  так, как  было здесь всегда.  Никаких современных ремонтов! Они  стирают лицо, лишают  индивидуальности. Ей, воспитанной на стихах Окуджавы,  с детства легли на сердце строки:

«Люблю я эту комнату, где розовеет вереск в зеленом кувшине. Люблю я эту комнату, где проживает ересь с богами наравне…»
 
 Небольшая  комнатка в сталинке; старые  светло-желтые обои, зеленые картины в стертых рамах,  ваза немецких мастеров  Reutter Porzellan –  вот её маленькая крепость, богатство  и источник вдохновения.

А вдохновение  Маше ой как было необходимо! Работа, такая любимая и приносящая удовольствие, была творческой. Маша трудилась  в редакции детского журнала, вела рубрику «Удивительные истории» - писала сказки, небольшие рассказы в жанре фэнтези, иногда рисовала к ним иллюстрации – легкие, солнечные, воздушные,  способные возвратить  взрослых в беззаботное детство.

                * * *

Окончательно стряхнув с себя крупицы сна, Маша стала собираться. Пока на кухоньке заваривался чай с ромашкой, она сколола в узел волосы-лучики, коснулась губ золотистым блеском – вот и все,  make up готов!

Выйдя из подъезда в свежее летнее утро, Маша не спеша  пошла на работу.  Дневной зной еще не накрыл город;  все вокруг  чистое, свежее,  яркое, как недавний  предрассветный сон. Настроение было прекрасное, его не могла испортить даже легкая головная боль. Эта  боль в последние месяцы была Машиной постоянной спутницей: начинаясь  с глаз, она разливалась по всему лбу,  тикала часиками в висках. Маша прогоняла её сладким ромашковым чаем – лекарства не любила с детства.

                * * *
Жизнь в редакции уже била через край. Пройдя ежеутренний  ритуал  «чай-кофе-последние новости»,  Маша заняла своё рабочее место. Работы накопилось много – и она с головой  нырнула в нее, боясь   заплыть за  буйки – в  зону  deadline. Время от времени она отрывалась от монитора, и сидела несколько минут, закрыв глаза и потирая виски.

 - Машка, что с тобой?  Веснушки полиняли, что ли? –  обратилась к ней Татьяна, ведущая рубрики «Занимательные странички», соседка по кабинету и самая близкая приятельница.

 - Да ничего, немного болит голова, и мушки какие-то в глазах, как снежинки, мелькают. Устала от компа, наверное, - отмахнулась Маша.

 -  Эх, Машка, замуж тебе пора, - вздохнула коллега,  - вылезь из своих сказок,  найди мужика, как все.

 - Я принца буду ждать,  он уже коня седлает, - привычно отшутилась Маша.

                * * *
Утро следующего дня, такое же солнечное и нарядное, не избавило, однако, Машу от головной боли.  Да и снежинки сгустились, слившись в полупрозрачную пелену. Маше приходилось то и дело прикрывать глаза, часто моргать и прищуриваться: в результате таких манипуляций зрение восстанавливалось, но ненадолго. Она не жаловалась, никому ничего не рассказывала,  просто с головой уходила в работу –  был у неё такой рецепт от всякого рода недомоганий.

Так прошла  неделя, другая.  На улицу Маша теперь  не выходила без солнцезащитных очков – раньше она их никогда не носила.

 - Машка, тебе не кажется, что надо показаться врачу? – внимательная Татьяна была встревожена переменами.

 - Да все нормально, глаза просто устают, - Маша улыбнулась приятельнице.

 - Надумаешь  - скажешь, у меня есть знакомый специалист, - не унималась Татьяна.


Спустя еще несколько дней Маша сама подошла к коллеге. 
 - Знаешь, Таня, пойдем, наверное, к твоему специалисту. Работать мне тяжело стало – глаза болят, и голова. А без работы я не умею, ты же знаешь.


    * * *

 - Вот вам рецепт, тут капельки, таблетки – попринимаете  десять  дней. Если не будет улучшения – снова ко мне. Да, и неврологу было бы неплохо показаться, – пожилой врач серьезно смотрел на Машу.

 - Покажусь, - обреченно вздохнула та.


     * * *
Через десять дней улучшение не наступило, напротив – пелена стала плотней.
Врач, снова  осмотрев янтарные Машины глаза, молча, выписал ей какую-то бумагу.

 - Что это, новый рецепт?

 - Нет, девушка, это направление в клинику. Вам нужно серьезное обследование и лечение в условиях стационара.

             * * *

Маша никогда не лежала в больнице. У нее не было серьезных заболеваний, а хандру и плохое самочувствие она лечила работой и ромашковым чаем.  Клиника была  для Маши чем-то вроде таинственного  острова, населенного представителями иной цивилизации, не всегда дружелюбными и всегда непонятными.

После недельного обследования, такого мучительного  для Маши, её  вызвала к себе  заведующая отделением. Внимательно  посмотрев на девушку, прикидывая  возможную реакцию, врач   решила действовать напрямую:

 - Мария,  ты уже взрослая девочка, поэтому я буду говорить откровенно. У тебя редкое генетическое заболевание, вызывающее атрофию зрительного нерва. Довольно запущенное. Панацеи не существует. Можно только замедлить течение, но излечить – невозможно.

 - И …что? – шепотом спросила Маша,  - Я умру?

  - Нет, - женщина неотрывно смотрела Маше в глаза,  - Ты будешь жить. Только… только потеряешь зрение.

 - Когда? –  следующий вопрос прозвучал смелее.

 - Максимальный срок – год.

 - Мария, Маша, тебе что, плохо? Ты меня слышишь? – засуетилась зав. отделением,  с удивлением и тревогой глядя  на рыжую девушку, только что  получившую  свой приговор. Девушка сидела перед ней,  находясь  где-то далеко-далеко,  и улыбалась.

          * * *

  «Год, целый год!  - пела Машина душа. - Я успею увидеть осень, зиму, весну, и, может быть, кусочек лета…»

                * * *

Спустя три недели Маша выписалась из клиники.  Забрав оставленного на попечение соседки сиротинушку Батона, она  открыла дверь своей квартиры.  Картины, ваза, любимое кресло – все было,  как и раньше -  изменилась сама Маша.  Раньше, до больницы, она никогда не задумывалась о будущем; она жила  настоящим, а то, что будет – оно такое далекое и обязательно светлое. Она  не  умела думать о плохом.

Болезнь в одночасье превратила Машу в стратега.  В её  голове уже сложился план действий – нужен был последний штришок, маленькая точечка.  Маша села в кресло, поставили перед собой ноутбук,   нашла тот самый фильм, о котором думала последние две недели – «Танцующая в темноте». Она и раньше смотрела  знаменитый мюзикл, сочувствовала Сельме, переживала – но издалека, отстранено. А теперь они обе  оказались в  Темном  мире, имя которому – Слепота. Еще недавно Маша радовалась тому, что не умеет плакать. Но в этот вечер, ведя долгий диалог с Сельмой, танцующей в темноте, она не сдерживала эмоций. Все сомнения, нерешительность, отчаяние – все отрицательное в её душе  вылились наружу каплями летнего дождя. И  ослабла пружина, сжимающая сердце.

                * * *

На следующий день Маша вышла на работу. Коллеги искренне радовались её возвращению.

 - Ну, что, Рыжая, подлатали? –  встретила вопросом редакция.

 - Все хорошо, - отвечала Маша, - просто переутомление. Врачи посоветовали беречь зрение, давать глазам отдых – и все дела.

И она приступила к привычным обязанностям. Иногда отрывалась от монитора  и сидела,  зажмурившись.  Все понимающе переглядывались: «Молодец, Машка, выполняет предписание!».

Особо внимательные, например, Татьяна, заметили некоторые странности, появившиеся после пребывания в клинике.  Сидя с закрытыми глазами, Маша  гладила пальцами клавиатуру.  Даже не гладила, а ощупывала, изучала, что ли?  Иногда она надолго  замирала, глядя в окно,  не замечая происходящего вокруг. А потом, смущенно  улыбнувшись, снова бралась за работу.  И еще одно маленькое чудачество появилось у Рыжей:  разговаривая с кем-либо, она внимательно и дольше обычного вглядывалась в лицо.  Коллеги улыбались, удивлялись, подшучивали и постепенно привыкали.

Они бы удивились еще больше, увидев Машу в домашней обстановке.  Много времени она проводила за странным занятием: внимательно осматривала  квартиру и предметы, её населявшие. Некоторые брала в руки, и, закрыв глаза, осторожно  гладила их тонкими пальцами. Она вообще много времени теперь  проводила с закрытыми глазами:  заваривала чай, готовила нехитрый ужин, даже слушала телевизор,  – не открывая глаз.   Спускалась по подъездным  ступенькам, изучала  каждую щербинку,  выходила во двор,  зная, где камушек, где  выбоина. Потом шла по улице, и, уже открыв глаза, как в первый раз рассматривала деревья, облака,  детей, проезжающие машины.
                * * *
Иногда  звонила мама. Машины родители жили в районном центре, они были не молоды – Маша была поздним ребенком. 

 -  Машенька, как твое здоровье? - тревожилась мама, - Когда приедешь, молочка домашнего попьешь?

 - Мам, у меня все хорошо,  - неизменно отвечала Маша, - Приеду в августе, сейчас не могу – работа.

   «Как же  много мне надо успеть!» - думала она,  -  «Ведь еще есть домик родителей,  беседка, сад – и  родные лица».

                * * *

Ложась в постель, Маша теперь долго не засыпала– мысли текли и текли дождевыми струями.

« Я знаю,что увижу последним - это  будет солнце  - я ощущаю  его  закрытыми глазами. Это  очень хорошо.  И вообще, мне не будет скучно: там, в темноте, со мной останется музыка, голоса, прикосновения, запахи.  И работа.  Для работы не нужно видеть – я давно научилась печатать вслепую.  А сюжетов в голове – не перечесть!  И даже отлично, что темно – ничто не отвлекает!  А вот рисовать не смогу – это  плохо, конечно, но я что-нибудь придумаю  – время у меня еще есть.Но самое ценное, что останется со мной  -  память. Я должна запомнить все, что я люблю, и даже то, что не люблю – так, на всякий случай».

Усталость укутывала Машу теплым пледом, обволакивала спокойствием и тишиной.

 И вдруг, уже на пороге сновидения, пришла  поразительная мысль. Не просто мысль – озарение! И как она раньше об этом не подумала!  Она вдруг осознала, что  у неё останется окошко, заглянув в которое можно увидеть мир во всех  его красках.  ЕЁ СНЫ. Яркие,  цветные, праздничные  -   они будут  с ней всегда. Сны станут её зрением.  Они не оставят её и не померкнут даже в тот  год, когда погаснет солнце.

  Улыбаясь этой мысли, Маша, наконец,  уснула…