Человек прозвал обетованием своё служение
победителю в сражении духа с телом,
а те двое всего лишь бьются за зрелость
своей самости, непрестанно заботясь о том.
У моря, запертого в степь, был славен подвигами духа человек,
зрелость мореходства какого никто не превзошел, и был тот муж не капитаном,
а лишь матросом и простым рыбаком.
И говорили, будто тот герой ходил по морю судами всех известных царств,
и тонул, и всякий раз выходил на берег, и других таких живых людей не было
после погибели всех тех лодок.
И ещё говорили про него, будто на свадьбах и праздниках рождений он пел и
веселился, пока играла музыка, а на поминальных обрядах он рыдал и горевал,
пока горел погребальный костёр, и в строю умных его принимали за одного из
тех рядовых, а среди глупцов его и незаметно было от безумства его.
И даже такое рассказывали, что спать тот человек ложился вместе с солнцем, и
вставал с тем ото сна ночного, и слушал ушами, когда сам того желал, и не
иначе говорил языком, как самому хотелось, и той твёрдостью покорил их себе
в услужение, и не оборотился послушным рабом на привязи у тех.
И вот, я говорил с ним, уже сидя на его берегу, и зря тому человеку прямо в
бирюзовые звёзды очей, и волновался, и ждал ответа.
- Скажи, - просил я, - отчего тебя не принимает морская волна? Чем дивным
для неё ты владеешь в сердце своём, а может, и в доме тела твоего среди тех
рыбацких хижин?
И тот человек отвечал мне легко:
- Однажды мою лодку проглотило море вместе с грузом рыб, и я устремлялся за
ними, прикованный цепями жадности, и всё то тянуло меня вниз, и я пил
горькую воду вместо свежего воздуха.
Тогда же в пучине я дал обет мере всех вещей о своём неуклонном исполнении
её владычества во всём видимом для меня здесь.
И вот, я стал брать у неё равно, как и давать ей, и стал давать из того, что
у меня было, и не обещал от того, чего у меня не было, и не желал того, чего
не видел нигде у неё, и не говорил ей про то.
Я не звал в свой дом такое, что шло мимо, не поворачивая главы, и не отвергал то,
что просилось ко мне, входя в распахнутую дверь.
Я делаю так, как хочу сам себе, а те, кто видят то от меня, страшатся такого
делания, осуждая его робостью своего духа.
- Чем ты спасаешься? - снова вопросил я того удивительного человека, - Чем
таким искусен ты для жизни своей, что та бережёт тебя от несчастий?
И он ответил так:
- Телу я поручаю нести столько же, сколько и уму, и они дружны, и равны в
голосах, и ни один из тех двоих не бывает обделен другим, и не голодает, и
не угодничает.
Ты их не застанешь в одиночестве или в беспамятстве, они всегда вместе, и не
скорбят, и не радуются, а обнявшись, оборачиваются в единую и полную меру,
без утерянных ею частей, обронённых половин или убежавших четвертей.
И даже вожделенных тысячных крупиц сверх той, единственной, полной и
благословенной меры, ты не встретишь перед её сияющим ликом.
И вот, незнакомец, говорю тебе, ты прозвал ту святую меру всех вещей своей жизнью.
Создатель той меры легко держит весы твоей жизни в своей руке, и в тех одна
чаша безраздельно принадлежит тебе, а из другой чаши на тебя глядит вселенная,
и никто из вас двоих не ниже и не выше другого на тех точнейших весах и
перед его справедливыми очами.
И всё.
17.04.2015г.