"Эх, Пётруша, Петруша! Ничего-то вы не понимаете в этой жизни! Жизнь, понимаешь, штука более чем странная! Иногда она бывает слишком хороша, как хороша и свежа дородная и лукавая деревенская невеста... Иногда - просто ужасна... Страшна, как смертный грех, и неумолима, как наш городской судья, Митрофан Ильич. Ведь ему что в лоб, что по лбу... Всё одно не внемлет он мольбам нашим..."
"И всё же, жизнь прекрасна и неповторима! - возразил своему собеседнику Петруша, плотный мужчина лет сорока пяти. - Знаете ведь, как у господина Блока:
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука....
Читали? Ради такой женщины, во имя её любви и умереть не жалко..." - продолжил Пётр.
"Не довелось мне познать её, так называемую любовь... Женили в 17 лет, на золотых приисках женили. Пелагеюшка моя... Она хорошая. Но любви я так и не познал."
Старик замолчал, думая, видно, о чём-то своём. Пётр, закурив сигару, пристально всматриваясь сквозь голубоватый дым, тоже примолк.
"Петруша, ну а Вы, голубчик, были женаты? Ведь я едва знаком с Вами, хотя и батюшка ваш (упокой Господь его светлую душу!) был мне приятелем."
"Женат? Нет, не довелось. Не встретил такую, как она... Другие меня никогда не интересовали" - по-прежнему, всматриваясь в дымовую завесу, горько усмехнулся Пётр.
"Расскажите? Вижу я, мучает Вас эта история. Облегчите душеньку, авось, боль сердечная и отступит ненадолго".
Пётр затушил сигару и, взяв другую, долго мял её тонкими нервными пальцами.
"Что же, слушайте. Да не судите меня строго - молод был. Семнадцать мне сравнялось, был я весьма застенчивым и скромным юношей. Девиц, всяких разных их штучек, кокетства и хитростей как огня боялся. Дядя мой, Алексей, решил во что бы то ни стало посвятить меня во взрослую жизнь и сделать настоящим мужчиною. Что это значит, я и не предпологал тогда...
Однажды вечером дядя прикатил к нам домой, велел мне одеть нарядный фрак да и отправиться прогуляться с ним в его экипаже... Кучер не спеша гнал лошадей по вечернему городу. Невский, блистая огнями, жил своею особенной ночной жизнью. Вот и здание в переулке, возле которого дядюшка попросил остановиться и отпустил экипаж. Подойдя к красивой кованой двери, дядя решительно постучал в неё. Вышла миловидная девушка в белом передничке и кружевной наколке на рыжих волосах.
"Милости просим, господа. Проходите, сейчас я приглашу мадам" - сказала она, окинув меня совершенно бесстыдным взглядом, и я прочёл улыбку в её голубых глазах. Войдя вслед за дядюшкой, я буквально был ослеплён ярким нереальным светом и великолепным убранством комнаты. Довольно большое пространство открылось моему взору... Ярко-красный пушистый ковёр мягко застилал пол. Золочёное фортепьяно, мебель дорогого красного дерева, сделанная под старину... Кресла, одетые в ярко-красные пушистые пледы под стать ковру... Огромная люстра сияла множеством свечей... Её огни многократно отражались в зеркалах, которые были повсюду... Наверх вела золочёная лестница, видимо, там тоже имелись комнаты... Дядя Алексей, заметив мой обескураженный вид, усмехнулся.
"Не бойся, Петруша! Наконец-то человеком станешь! Храбрость города берёт!" - приободрил он меня, по-отечески похлопав по плечу. Я же так и не понимал, где мы находимся и как я должен себя вести... По лестнице спускалась женщина. Она показалась мне вульгарной, ярко и безвкусно накрашенной. Нет, она была уже не молода, морщинки предательски проступали на её лице под толстым слоем румян и пудры. Женщина улыбалась так, как будто мы с дядей были самыми дорогими и желанными для неё гостями.
"Алексис, дорогой мой! Давненько Вы не баловали своим посещением моё скромное заведение! Очень рада Вам, а уж Софи как обрадуется!" - сладко заверещала она, подойдя к дяде. Он, галантно поцеловав её маленькую пухлую ручку, вальяжно улыбаясь, ответил:
"Дела, мадам, дела! На себя совершенно не хватает времени!"
"Голубчик, ну Вы совсем себя не бережёте... Нельзя так... А это что за прелестный юноша рядом с Вами? Алексис, друг мой, Вы просто обязаны нас представить!" - обрадовалась женщина, заметив-таки мою понурую физиономию за широкой спиной дяди. Её ярко накрашенный рот растянулся в ещё более широкой улыбке.
"Пётр, мой единственный и любимый племянник. Петенька, поцелуй ручку мадам Жюли, нашей дорогой благодетельнице!" - напыщенно произнёс дядюшка. Мадам, улыбаясь протянула руку, украшенную многочисленными перстнями. Я выполнил просьбу дяди, хотя, признаться, меня передёрнуло от неприязни к этой даме. Она усмехнулась, видимо заметив это. Было что-то неприятное в этой усмешке, что-то паучье...
"Сейчас девушки спустятся, присядьте" - сказала мадам, оставив нас.
"Милый мой, да не трясись ты так. Очень даже неплохой публичный дом... Всё красиво и пристойно. Будь немного проще, смени свою кислую мину на весёлую улыбку!" - дядя вновь постучал по моему плечу, видимо, пытаясь успокоить... Со второго этажа послышался звонкий девичий смех и топот каблучков. Пять девушек, разряженных донельзя, в непристойных, как мне показалось, слишком коротких платьях, наполнили комнату смехом, весёлыми оживлёнными разговорами, сиянием юных, ярко накрашенных лиц. Одна из них прямо прилипла к дяде, как пиявка... Остальные пытались обхаживать меня... Следом за ними в комнату вновь вошла мадам, спросив, что мы хотели бы выпить.
"Шампанское" - ответил дядя. - Мадам, где же Ваша знаменитая диковина? В прошлый раз она меня поразила. Не прячьте от нас такую красоту!" - добавил он, смеясь и целуясь с полуголой девушкой, сидящей на его коленях.
"Вы о мадемуазель Мари? Сейчас она будет" - улыбнулась мадам и удалилась. Девушки тем временем не прекращали своих ухаживаний за мной... И зачем я послушался дядюшку, согласившись поехать сюда? Всерьёз обдумывая план побега, я уже, было поднялся, как... На лестнице появилась мадам со своей неизменной паучьей улыбкой, а с ней... с ней была девушка. Она отличалась от всех остальных девиц, как небо и земля... Высокая, тоненькая, в длинном платье из чёрного атласа... Плечи едва открыты, сияющая бархатистая кожа, румянец и глаза... Вот глаза её меня поразили... Синие-синие, обрамлённые густыми чёрными ресницами... Такие глубокие, печальные глаза, они заглянули в мою душу и прожгли её насквозь...
Девушка села за фортепьяно, открыла крышку, нежно погладив её... Её длинные белые пальцы коснулись холодных клавиш и легонько пробежались по ним... Нежная, необыкновенно нежная и грустная мелодия как вода полилась из под её белых лебяжьих пальчиков, и голос... Голос, высокий и звонкий, и в то же время, низкий и грудной, потряс меня... Кажется, она пела какой-то романс... Да, романс...
"Гори, гори моя звезда... " - пела она, и моё сердце пело и ликовало с нею вместе... Закончив, она пела ещё что-то, и ещё... Я смотрел на её длинные тёмные волосы, небрежно брошенные на спину, на алые, нетронутые помадой губы, на длинную лебединую шею и думал о ней... Кто она, эта девушка, и почему, зачем, зачем она здесь... Она существо из высшего мира, она ангел, спустившийся на Землю... Кощунство воистину то, что она находится здесь, рядом с этой мадам, рядом с этими нахальными девицами и дышит с ними одним воздухом... Я б хотел носить её на руках, чтобы её маленькие ножки никогда, никогда не касались земли...
Она пела. Голос её, взмывая ввысь, рассыпался прозрачным звоном тонкого хрусталя. Душа моя ликовала, взмывая ввысь и падая в пропасть... Я не заметил, как исчез куда-то мой дядя со своей подругой, не замечал я и настойчивых ухаживанием оставшихся подле меня девиц. Не замечал вопросительных взглядов и широкой улыбки мадам, не слушал её вопросов относительно моего выбора... Девушка поклонилась и ушла, закончив музицировать, и комната показалась мне слишком убогой и жалкой после её ухода... Она ушла, оставив после себя аромат жасмина, а я всё сидел и ждал, что она вернётся...
"Молодой человек, сделайте, наконец, свой выбор! Таких девушек в Петербурге Вы не найдёте..." - не уставая, верещала мадам Жюли. Отмахнувшись от неё, как от назойливой мухи, я с сожалением поднялся и вышел на улицу. Январский морозец привёл меня немного в чувство. С надеждой всматриваясь в окна второго этажа, я пытался найти Её окошко... Не знаю, не помню, сколько времени я так бродил под окнами, вызывая подозрения ночных прохожих...
В одном из окон блеснул свет... Хорошенькая девичья головка выглянула оттуда, я успел заметить чёрное платье и длинные тёмные волосы... Миг! Всего лишь один миг - и она исчезла... Но этот краткий миг был нашим, моим и её... Её глаза всего лишь на миг встретились с моими... Готов поклясться чем угодно, что она смотрела в мои глаза... Потом она исчезла, а я побрёл домой, натыкаясь на ночных прохожих и, видимо, пугая их до полусмерти... Не буду заострять Ваше драгоценное внимание на подробном описании объяснения с дядюшкой и на его последующих пошлых шуточках и насмешках в мой адрес... Он был далеко не злоблив, посмеялся да и забыл об этом. Вот только я не забыл... о ней.
Спустя неделю, не выдержав, вечером я пришёл туда вновь. Вышла та же рыжая горничная и проводив меня в комнату, пошла за мадам. Посетителей кроме меня не наблюдалось. Вот передо мной возникла мадам Жюли. Пока она рассыпалась любезностями в мой адрес, я мечтал, видел в своих мечтах, как по золочёной лестнице спускается она... Та, из-за кого я здесь.
"Мадам, та девушка... та, которая пела, можно позвать её и только её?" - перебил я её льстивое кудахтанье.
"Вы о Мари? Нет, нет... Она не продаётся... Выбирайте любую другую... Любую, но не Мари" - торопливо забормотала мадам. Молча выгребая из кармана всю имеющуюся наличность, я положил её на стол.
"Нет и ещё раз нет!" - горячо возразила, но глаза её загорелись при виде денег. Молча достав золотые часы, я положил их рядом с пачкой банкнот. Глаза мадам вспыхнули жёлтым, жадным огнём. Она торопливо сгребла всё это всё и так же торопливо вышла... Спустя какое-то время раздался тонкий стук каблучков по лестнице. Боясь обмануться, я поднял голову...
В чёрном платье, с небрежно брошенными за спину длинными волосами, передо мной стояла Мари... Она протянула мне свою узенькую ладошку... Когда руки наши соединились, как будто искра пробежала между этой девушкой и мной... Она так посмотрела в глаза мне, что я понял: она думала обо мне так же, как и я думал и мечтал о ней...
Простенькая и чистая комнатка, я и она...
"Не бойся, я не причиню тебе зла. Скажи, почему, зачем ты здесь, в этом ...ужасном месте?" - спросил я девушку. Она сидела у окна, светила луна, преображая и делая сказочным её и без того прекрасное лицо, бросая длинные серебристые блики на её волосы.
"Скажи, почему, откуда я знала, что ты придёшь? - печально спросила она и на глазах её заблестели слёзы... - Так уж вышло, что я осталась одна, а мадам Жюли спасла меня от верной смерти..." - вновь заговорила девушка, и голос её дрожал.
"Мари, не надо плакать. Что же заставляет тебя жить здесь, развлекать пением всех этих пьяных уродов, сносить их похотливые взгляды и шуточки?" - спросил я.
"Я дочь покойных князей Д*******ских, Анастасия. Мари - это выдумка мадам, говорит, так романтичнее. Родители и маленький братец погибли этой осенью, в Тифлисе. Мы гостили там у брата папеньки, так вот однажды..." - не выдержав, девушка закрыла лицо ладонями и горько заплакала. Справившись с собой, Настенька продолжила:
"Однажды мы всем семейством отправились кататься на коляске, в горы. Всё было хорошо, весело, не по-осеннему светило солнце. Вдруг заморосил дождь, началась настоящая гроза. Лошади, испугавшись очередного удара молнии, понесли... Жизнь, все мои семнадцать лет, стрелой пронеслись перед глазами... Меня каким-то чудом выбросило из коляски в последний момент... А коляска с лошадьми, кучер, матушка, папенька, братец упали в пропасть... Я без памяти долго была, доктора не думали, что выживу. Лучше б я с ними вместе погибла... Зачем, зачем я живу..
Похорон не было. Мои родные навечно остались лежать на дне той страшной пропасти... Не нашлось смельчаков, чтобы поднять наверх их тела... Когда я немного оправилась и пришла в себя, дядя привёз меня в Петербург. Особняк наш ушёл за папенькины долги, так сказал мне мой дядя, продав его с молотка. Дворовая челядь была распущена по домам им же. Так я оказалась на улице без гроша в кармане... Даже платья мои, украшения, подаренные родителями, были проданы дядюшкой... Я хотела кончить жизнь, хотела к своим дорогим родным, хотела быть с ними вместе... Да не судьба, видно...
В начале этой зимы меня, полуживую от холода и голода, случайно приметила мадам... Я тогда в Неву пыталась бросится, да она крепко так меня за руку схватила...
"Ты что, девка, ополоумела совсем?" - говорит.
Я кричу ей:
"Пустите... Не трогайте меня... "
А она меня - в экипаж да сюда..."
Настя замолчала. Подойдя к плачущей девушке, я робко обнял за детские ещё плечики, и она спрятала лицо на моей груди...
"Настенька... Не надо больше об этом... Не вспоминай... Это больно очень..." - шептал я непослушными губами. Девушка внезапно подняла лицо:
"Ты должен знать обо мне всё... - И продолжила: - Я немного музицирую, пою и танцую. Мадам милостиво предложила мне кров, еду и одежду за то, что я буду этим развлекать богатых посетителей. Что я и делаю, видимо, успешно, так как мадам не кричит на меня, не бьёт, не таскает за косы, не сажает на хлеб и воду, как этих несчастных девушек.. Напротив, она благоволит ко мне..."
"Настенька, хорошая ты... Не сыскать мне жены лучше тебя. Я заберу тебя отсюда, Настя! Выйдешь за меня?" - выпалил я, боясь, страшно боясь отказа...
"Нищая я, сирота... Зачем тебе брать в жёны бесприданницу, когда богатых невест много..." - с горечью прошептала она и отвернулась.
"Мне никто не нужен, только ты... ты одна... Родители мои добрые люди, ты - княжна, и у тебя имя... Они рады будут принять тебя, как мою невесту, Настя!"
Девушка молчала.
"А с мадам я договорюсь проще простого! Выкуплю тебя у неё да вся недолга! Верь мне!" - не давая ей опомниться, горячо твердил я. Настенька подняла на меня полные слёз глаза.
"Женишься, правда? - по-детски спросила она и улыбнулась, впервые улыбнулась мне. - Я хорошей и доброй женой тебе стану! Ведь я всё умею делать: и шить, и готовить, и печь... Маменька покойная не любила, когда я бездельничала, потому как сама была трудолюбива. Хотя и прислуги у нас был полный штат, мы с ней в основном всё делали сами... И за детьми ухаживать умею - братец на моих руках рос, хотя и няня у него была,.." - Она замолчала, вглядываясь в ночное звёздное небо...
Дверь открылась и рыжеволосая горничная появилась на пороге.
"Мадемуазель, гости внизу приехали. Вам надлежит развлечь их танцами. Это приказ мадам, спускайтесь немедля" - произнесла она.
"Я должна работать, Петруша, извини" - вытирая слёзы, улыбнулась Настя и, поправив волосы, вышла. Мне же ничего не оставалось, как спуститься вниз за нею следом...
Там, внизу, расположилась компания далеко немолодых уже мужчин... Мадам Жюли, рассыпаясь прямо таки водопадом любезностей и отвратительной лести, видимо, чувствуя большой и жирный куш, подошла к Насте. Она что-то долго шептала девушке, потом, задымив сигару, самолично села за фортепьяно... Звуки громкой, оглушительной музыки заполнили комнату. Настя танцевала "Цыганочку". Лёгкой, невесомой чёрной бабочкой она порхала по импровизированной сцене, длинное платье взлетало вверх... Глаза девушки были печальны и полны слёз, хотя она улыбалась...
"Браво! Браво! Браво!!!" - оглушительно скандировали пьяные гости... К ногам юной танцовщицы посыпались золотые монеты, когда она закончила танец и скромно поклонилась гостям... Я стоял и смотрел в её полные слёз глаза, а она смотрела в мои... Когда Настенька поднялась наверх, а гостей облепили другие девушки, набравшись смелости, я подошёл к хозяйке заведения.
"Мадам, могу ли я поговорить с Вами по весьма важному делу?" - спросил её. Женщина, усмехнувшись своей неизменной паучьей усмешкой, любезно сопроводила меня в свой кабинет.
"Я слушаю, говорите" - сказала она.
"Мадам, я хотел бы выкупить одну из Ваших девушек, Анастасию. В накладе Вы не будете, поверьте!" - выпалил я ей.
"Ах, молодость, молодость... Вы хотя бы понимаете, о чём просите? Мари приносит мне стабильный доход... Потом, Вы не представляете себе, сколько у меня ушло денег на эту девчонку..."
"Обозначьте её цену, мадам. Я оплачу все Ваши издержки и расходы! Прошу Вас..." - не веря в успех, предложил я. Мадам, всё ещё сомневаясь, окинула меня оценивающим взглядом, взяла лист бумаги и написала на нём цифру с множеством нулей...
"Деньги должны быть уже завтра. Иначе девушку Вы не получите. Удачи, юноша" - и выпроводила меня на улицу...
Не буду Вам описывать в подробностях разговор с родителями, поверьте, далеко нелёгкий разговор... Отец встал на мою сторону, он нашёл нужную мне сумму, заняв её у одного из друзей, известного Вам графа М*****на, под немалый процент... Вечером я, взяв экипаж, приехал за своею Настей. Душа моя ликовала, сердце выпрыгивало из груди... Мадам встретила меня весьма сурово и холодно, что далеко на неё непохоже...
" Вот Ваши деньги, мадам Жюли. Позовите скорее Настю" - положив перед ней деньги, говорю я. Она молчала.
"Мадам, вот деньги. Где Настя?" - повторил я, и сердце моё сжалось в предчуствии страшной, неотвратимой беды...
"Её здесь нет. Заберите Ваши деньги и убирайтесь к чёртовой матери!" - завизжала она, как недорезанная свинья.
"Где Настя, отвечай, тварь!" - кричал я, схватив её за горло обеими руками. Она хрипела. Потеряв над собой контроль, я что есть силы вцепился в её заплывшую жиром шею.
"Она... сбежала... с... одним из... господ... сегодня... утром..." - закатив глаза, прохрипела мадам... Моё сердце упало куда-то и застыло... Не знаю, был ли я жив ещё или умер... умер сразу после этих слов... Руки мои ослабели сами по себе и выпустили её горло... Собрав деньги со стола и молча сунув их в карман, я вышел на воздух... Перед глазами всё медленно плыло куда-то... И кучер на козлах, и экипаж, и снег... Настя! Моя милая Настя... Как же так... Как она могла... Потом... не помню... Очнулся, когда кто-то хлестал меня по щекам и тёр моё лицо снегом...
"Очнитесь, ну очнитесь же... Боже мой... очнитесь..." - рыжеволосая горничная мадам привела меня в чувство.
"Где Настя? Она же невеста... невеста моя... она обещала..." - шептали мои губы.
"Мадам продала одному из вчерашних господ невесту Вашу... Она не хотела... плакала... рвалась... Связали верёвками сердешную и увезли в экипаже..." - проговорила горничная.
"Куда увезли? Куда?"
"Не знаю, барин, право слово не знаю... Богом клянусь! Сказала бы, если бы ведала о том... Вставайте, голубчик барин, застудитесь на снегу-то"
Неуклюже поднявшись, я с помощью горничной сел в экипаж...
"Езжай, голубчик" - услужливая девица растормошила спящего на козлах кучера...
Не знаю, как я выжил после этого... Несколько дней пролежав в горячке, я не знал... не представлял вовсе, где мне искать мою Настю и как мне теперь жить дальше..."