Кирилл забрал документы из канцелярии и заглянул на пять минут в кабинет. Времени до вылета оставалось в обрез, но необходимо было взять план лекций из рабочей папки. Он открыл тумбочку, вынул план, и вдруг, услышал шум бегущей воды. «Странно, что это?», – Кирилл подошел к раковине, над которой висело зеркало. Кран был плотно закрыт. Взглянув на себя, Давыдов замер. В зеркальном отражении, у него за спиной, стоял человек очень похожий на самого Кирилла, только с бородкой. Рука невольно потянулась к свежевыбритой щеке. Двойник улыбнулся. Давыдов машинально оглянулся на человека, стоящего за спиной – настолько реальным было видение. Когда он вновь взглянул в зеркало, двойник исчез. На полке у зеркала лежали листы, сложенные вчетверо. Кирилл удивился: их, до появления двойника, здесь не было. Он развернул необычную на ощупь бумагу. Послышались шаги, и Давыдов, не мешкая, спрятал листы в тумбочку.
– Настя! – громко позвал Кирилл секретаря, – кто оставил листы у зеркала? Что за чепуха, – чертыхнулся он, прислушиваясь: это кто-то подошел, или отошел от двери? Только галлюцинаций мне еще не хватало!
Через минуту в кабинет заглянул водитель – Егор и, часто дыша от быстрого подъема по лестнице, сказал:
– Кирилл Андреевич, я вас обыскался, поторопитесь, иначе, вы никуда не улетите.
Давыдов взял дипломат, побежал вслед за Егором.
Окрик Насти, остановивший его у входной двери, вернул Кириллу самообладание. На листочке, который успела передать ему Анастасия, рядом с номером телефона значилось: доктор Пауэлл Фридман.
Егор нервно сигналил, и Давыдов понял, что времени на звонок и доверительный разговор с Настей у него уже нет.
Всю дорогу до аэропорта он пытался найти логическое объяснение тому, что происходит, как могло возникнуть загадочное видение в зеркале.
– Кирилл Андреевич, – подал голос Егор, – что-то вы какой-то не в себе?
– Да нет, Егор, все нормально, вот за Дарью переживаю, как она будет без меня? Кстати, у тебя почитать ничего не найдется?
– Да вон, в бардачке, возьмите журнал, случайная пассажирка оставила, бабулька какая-то – божий одуванчик.
Шел второй час полета. Перед мысленным взором Кирилла возникал то образ двойника, увиденного им в зеркале, то Дарьи и Ангелины, то любимой бабушки, наставлявшей малолетнего Кирюшу: если, милок, поступил не по совести, то спасать нужно не свою задницу, а свою душу. Задница-то, она поболит- поболит, да и перестанет, а вот душа-то всю жизнь маяться будет, тяжелой станет от груза греховной лжи.
В иллюминатор заглядывал солнечный луч, а внизу, тесня друг друга, плыли сплошной мягкой массой кучевые облака. Кирилл, желая хотя бы на время остановить поток удручающих мыслей, открыл журнал, надеясь, что чтение поможет расслабиться и задремать. Соседи – два убеленные сединами старичка, уже давно мерно посапывали, а у Давыдова, несмотря на бессонную ночь, сна не было ни в одном глазу.
Статья зацепила Кирилла сначала названием, а потом и содержанием. Взгляд, скользнув по странице, остановился на подчеркнутом карандашом слове ложь. Надо же, подумал Кирилл, одно к одному.
«Ложь – чрезвычайно опасное «достижение» человечества, – писал автор Л. Ганелин, – и входит в набор из семи смертных грехов. Гордость, зависть, прелюбодеяние – любой из этих грехов может побудить ко лжи, и даже стать причиной смерти».
Далее автор подчеркивал, что высокая концентрация лжи в обществе указывает на то, что человек болен, что его морально-нравственный фундамент гниет и дает возможность вирусу лжи распространиться и даже вызвать в 20 веке буквально эпидемию.
Кирилл припомнил данные своей лекции «Группа риска»: эпидемия началась в 1970 году в центральной Африке. Далее вирус проник в США, в первую очередь в Нью-Йорк и Сан-Франциско. Инфекция захватила Австралию и страны Европы. Во Франции первый гомосексуалист, у которого был выделен вирус, незадолго перед тем вернулся из поездки в США. Молодой стюард, который летал по разным авиалиниям США и Канады, был весьма активен, меняя до 250 партнеров в год, знакомясь, с ними в барах, саунах и купальнях. В целом, за ним насчитывается до 40 зараженных из первых 250 случаев СПИДа в США.
Кирилл продолжил читать дальше: «…подобные эпидемии лжи не случайны. У них есть определенная закономерность появления, свой ритм и свой инициатор, о котором знали древние посвященные. Естественно, им считался представитель зла, который назывался у древних персов Ахриманом (Ариманом). Первые христиане Аримана называли Сатаной, а его антагониста Люцифера – Диаволом. Сатана в переводе с греческого языка означает – противник, а Дьявол – клеветник. Разницы между ними человек не воспринимал, обе полярные силы числились под одной этикеткой – Зло. Когда лжет Ариман, то он настраивает человека только на земные ценности, убеждает признать только материальный мир; когда лжет Люцифер – земные ценности теряют всякое значение, человек увлекается в мир грез, фантазии и вечного блаженства. Ариман хочет сделать человека рационально холодно умным, бессердечно эгоистически умным, он любит все, что может затвердеть. Люцифер же хочет сделать человека лишенным ума, подчиняющимся лишь эмоциям, аффектам, страстям. Люцифер любит все бесформенное, текучее, подвижное, – все, что растворяет форму. Если побеждает Ариман, то человек заболевает фурункулезом, раком, диабетом, болезнями обмена веществ. Если побеждает Люцифер, то у человека возникают катаральные заболевания (воспаление слизистой оболочки какого-либо органа – носа, желудка горла и т.п.), или может наступить сумасшествие. Лживость создает в человеке благоприятную почву для развития зародышей отвратительных существ со слизистой субстанцией и омерзительным запахом».
Далее Ганелин приводит цитату Р.Штайнера: «Ариман отступает перед силой суждения, способностью различения, достигнутым духовно-научным обучением…,а Люцифер отступает перед силой нравственности». Если человек сумеет поставить между двумя силами третью, – уравновешивающую силу Христа, он не попадет односторонне в зависимость от Аримана или Люцифера».
Кирилл открыл глаза, когда сосед легонько стучал его по руке. Оказывается, сон все-таки сморил Давыдова, а пассажиры уже готовились к посадке. Вскоре самолет должен приземлиться в международном аэропорту города Канберры, расположенном в предгорьях Австралийских Альп.
В аэропорту Кирилл отправил телеграмму Даше, хотелось быстрее с ней созвониться и все объяснить. Было горько осознавать, что он совсем заврался. Но, когда он обустроился в гостиничном номере, и, приняв душ, прилег отдохнуть, то моментально задремал, – сказывалась смена времени.
– Так вот ты какая, младшая сестра, долго же тебя от меня прятали, – смеясь, проговорила гостья.
– Давайте-ка, девочки, знакомьтесь, – засуетился Денис Антонович, принимая из рук дочки торт и фрукты.
– Ну, надо же, папочка, ты себе дочек под копирку делал? – остановила Дашка отца, пытавшегося улизнуть в кухню, – стой, признавайся, как тебе это удалось?
– Давайте сразу к столу, девочки, – сказал отец, довольно улыбаясь, – картошечка стынет. Вот пообедаем и посмотрим, какие одинаковые мордашки были у вас маленьких, я ваши детские фотографии принес.
Таким счастливым Дашка отца давно не видела и на сестру налюбоваться не могла. У них были похожи и внешность, и жесты, и голос. Отец теперь называл старшую дочь Дарена, а младшую – Дареша, а то, как скажет Даша, так обе и оборачиваются. После обеда быстро перемыли посуду в четыре руки и начали рассматривать альбомы.
– Ой, а это кто?! – воскликнула старшая сестра, увидев фотографию Ельки. – Она так похожа на мою подружку Ангелину. Сейчас я тебе ее покажу, вот смотри, – протянула она фотографию, на которой стояли две девчонки в школьной форме.
– Так я же с ней, с твоей подругой, встречалась, – удивленно разглядывала фото Дашка. – Она сама назначила мне встречу в кафе, позвонив по нашему телефону. Я-то думала, что это моя Елька. Но, когда мы с ней встретились, то, как будто бы друг друга заново узнавали. Она себя вела, как мне показалось, странно. Но сейчас-то я понимаю, что ее смутило. Неужели бывают такие совпадения? Давай отправим папу в магазин, и я тебе кое-что расскажу, – шепнула она сестре.
Как только Денис Антонович ушел, Даша рассказала о последних событиях своей жизни с Кириллом, и о роли Ангелины во всех этих перипетиях.
– А где же эти необычные листы? – спросила сестра, – любопытно на них взглянуть.
Даша начала искать листы в сумке, но не обнаружила.
– Я вынимала их на телеграфе, неужели там оставила? – в недоумении проговорила она.
Сестры дождались возвращения отца из магазина и поспешили на телеграф.
– А уборщица уже выбросила весь мусор в мусоровозку и ушла домой, – сообщила им оператор.
– Надо же, – огорчилась Дашка, – какая я растеряша!
– Нет, не ругай себя, не велика потеря. Главное сейчас, надо срочно решать, как помочь Ангелине. Она, думая, что Кирилл мой муж, может наделать много глупостей, избавиться от ребенка. Когда твой Кирилл должен позвонить?
– Наверно, часов в двенадцать ночи. А знаешь, оставайся жить у меня. Ты на сколько дней задержишься в Москве?
– Не знаю, на какой стадии находится расследуемое нами дело. Папа тебе говорил, где я работаю?
– Нет, ни словом не обмолвился, может просто не успел рассказать?
– Так вот, сейчас у нас в разработке дело о погибшем враче гинекологе Иванове. Тебя ведь уже вызывали к следователю, и ты давала показания. Приемный сын доктора Иванова – Павел и его сожительница проживали у нас в Калининграде, а сейчас объявлены в международный розыск. Оказывается, в мире действует несколько подобных клиник. Так что в понедельник нас ждут великие дела, а выходные мы можем провести втроем. Я думаю, наш папуля будет этому несказанно рад.
– Здорово! – восхитилась и удивилась стечению обстоятельств Дашка, – жаль, что мы с тобой не имели возможности расти вместе, я так счастлива, что ты у меня сейчас есть.
Ангелина перед отлетом из Аделаиды в Нью-Йорк посетила женскую клинику. Очень вежливый и обходительный доктор Пауэлл подробно интересовался, кто будущий отец ребенка. На следующий день он посоветовал Ангелине лечь в клинику для полного обследования, сообщив о необходимости прерывания беременности по медицинским показаниям, или о принятии срочных мер, в зависимости от результатов повторных анализов. Но Ангелина вынуждена была вылететь в Нью-Йорк вместе с группой, и доктор Пауэлл настоятельно рекомендовал ей, сразу по прилету, обратиться к доктору Фрэнку Уилсону, которого он предупредит о проблемах Ангелины.
В Нью-Йорке доктор Уилсон, проведя обследование, велел Ангелине немедленно разыскать отца ребенка и заручиться его согласием на прохождение всех необходимых анализов, для дальнейшего принятия решения о сохранении плода.
Ангелина позвонила своей школьной подружке, чтобы та разыскала в Москве отца ее будущего ребенка и объяснила ему суть проблемы. Но разговор по телефону принял неожиданный поворот. Кирилл, с которым у нее в Аделаиде случилась такая бурная ночь любви, оказался мужем подруги, чего Ангелина никак не могла предположить, ведь когда-то Дарья рассказывала, что ее мужа зовут Олегом и он капитан пассажирского теплохода. После короткой фразы Кирилла: «Извините, я вас не знаю», Ангелина, узнав по телефону голос Давыдова, долго не могла прийти в себя и приняла твердое решение избавиться от ребенка. Она больше не появилась у доктора Уилсона, а взяла отпуск и улетела к матери в Воскресенск.
Мать, узнав о проблемах Ангелины, уговаривала ее оставить малыша:
– Это первая беременность, доченька, ты представляешь, какие потом могут возникнуть проблемы? Ты можешь остаться бездетной. К этому нельзя так несерьезно относиться, Геленька. У меня есть хорошая знакомая, замечательный врач. Давай, прежде чем мы примем окончательное решение, обратимся к ней за консультацией.
Уговоры мамы подействовали. Геля согласилась еще раз пройти обследование, хотя ее бесконечно терзали сомнения, правильно ли она поступает. И, если бы не страх перед будущим, она желала бы, чтобы этого ребенка не было. Еще не решив до конца судьбу грешного плода своей страсти, но надеясь, что по результатам анализов врач даст заключение о прерывании беременности и избавит ее от мучительного выбора, она расположилась в вестибюле и наблюдала за посетителями.
На диване, напротив нее, сидел молодой мужчина с букетом гвоздик. По лестнице спустилась рыжеволосая миловидная женщина в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Глаза мужчины засияли, он порывисто вскочил, но застыл в недоумении, увидев ее потухший, опустошенный взгляд. Женщина, не замечая присутствия Ангелины, подошла к мужчине и, увидев протянутый ей букет, жестко произнесла: «Это мне?».
С лица мужчины постепенно сползла улыбка.
– А за что? За то, что я согласилась убить нашего сына? – схватив букет, женщина хлестала мужчину по щекам. – Ты еще расцелуй меня за это, – уже не сдерживаясь, переходила на крик рыжеволосая, – ты будешь делать вид, что ничего не произошло и продолжать жить с убийцей! Да я сама теперь сдохнуть хочу! А сколько нас таких в палате ты видел, таких, которые поубивали своих детей. Я ненавижу себя и тебя, убирайся! – она заталкивала букет в урну, а на истеричный крик уже бежали по лестнице врач и медсестра.
Все увиденное настолько потрясло Ангелину, что она вдруг так явно осознала, сколько по улицам ходит убийц, на первый взгляд благополучных и здоровых женщин, которые уже никогда не станут по настоящему счастливыми, решившись однажды преступить черту. Они уже никогда не станут относиться к своим мужчинам с той же нежностью и любовью, которая жила в их сердце до совершения этой ни чем не оправданной жестокости. Они уже навсегда останутся обвиняемыми, вот только суд вынесет свое решение не на земле. На земле женщина будет каждый раз осуждать и оправдывать себя сама. А разве можно найти причину и слова оправдания убийства собственного ребенка? Ложась с женщиной в постель, мужчина обязан понимать, что он может сделать ее или счастливой матерью, или убийцей.
Ангелина спохватилась, через десять минут она должна быть в кабинете врача. Геля поднялась на второй этаж и заметила, что рядом с дверью кабинета гинеколога располагалась дверь с табличкой «Психолог», а между ними на стене висел огромный плакат, на котором были написаны стихи Ирины Быченковой.
Остановись, пусть он увидит солнце,
Услышит шум весеннего дождя,
И в час счастливейшей бессонницы
На небо смотрит, глаз не отводя.
Тебе легко не дать ему родиться,
Тебя не надо за руки держать,
А он не сможет даже защититься,
Не сможет вскрикнуть, встать и убежать.
И, разве не могла б ты поделиться
С ним миром, домом, лаской и теплом,
И, может быть, немного потесниться
И дать ему местечко за столом?
И, может быть, не кто другой,
А этот, чья жизнь сейчас на ниточке висит,
Окажется ученым иль поэтом,
И целый мир о нем заговорит.
Из кабинета выглянула медсестра:
– Светлова есть? Проходите, пожалуйста.
Ангелина вошла, опустилась на краешек стула и с трепетом ждала приговора врача. Но доктор, видя напряжение Ангелины, заговорила успокаивающе:
– Не волнуйтесь, у меня для вас хорошие новости. Ваш диагноз не подтвержден нашей лабораторией, у вас есть все шансы родить здорового ребенка. Скажите, у вас на руках есть результаты анализов двух зарубежных клиник?
– Нет, – еще не веря в услышанное, сказала Ангелина, – доктора ничего мне не выдавали.
– Странно, мы постараемся сделать запрос и разузнать причину такой невероятной ошибки. Ведь в двух клиниках одновременно не могли перепутать анализы пациентов. Что-то здесь не так! Татьяна Ивановна, – обратилась врач к медсестре, – запишите подробную информацию о клиниках, где Ангелина Аскольдовна проходила обследование. Что-то здесь нечисто. Вы, милочка, станете на учет у нас или вновь улетите за границу?
– Я, пожалуй, останусь здесь, – сказала Ангелина.
– Тогда жду вас на прием через месяц, а на подготовительные курсы – в понедельник. Когда придет ответ на наш запрос из зарубежных клиник, мы свяжемся с вами по телефону
Все случившееся так неожиданно поменяло и мысли, и чувства Ангелины. Она спешила домой, чтобы поделиться радостью с мамой. Резкий визг тормозов за спиной заставил оглянуться и отскочить к витрине магазина. В полуметре от нее, на пешеходной дорожке, остановился грузовик. Ангелина сползла спиной по стеклу и потеряла сознание.
Когда очнулась, увидела заплаканное лицо мамы, которая держала ее за руку.
– Слава Богу, пришла в себя. Все будет хорошо, доченька, – всхлипывая, говорила мама, – главное, ты жива, а детки еще будут. Нила Степановна сказала, что детки непременно будут. Это от сильного испуга случилось, но ты, еще замуж выйдешь, и детки у тебя обязательно будут.
Тут Ангелина окончательно пришла в себя, осознала, где она находится, и до нее дошел смысл маминых слов.
– Понимаешь, доченька, он не виноват. Это маленькая девочка выбежала на дорогу за улетевшим воздушным шариком, а он так резко свернул, чтобы ее не сбить. Девочка жива, только напугана очень, здесь же в больнице лежит, и водитель тоже здесь, в хирургии.
В палату вошел старенький доктор:
– Ну как, милая, что сейчас беспокоит, какие жалобы?
Ангелина посмотрела на него, но ни слова произнести не смогла, – слезы полились ручьем. Доктор не стал успокаивать.
– Пойдемте, выйдем на минуточку, Вера Павловна, мне нужна ваша помощь. Ну, похоже, что все образуется, – сказал он за дверью. – Слезы – это хорошо, плохо, если слез нет. Денька два понаблюдаем, и, если жалоб не будет – вашу дочку выпишем. Но вы ее разговорами не волнуйте, пусть больше спит. Организм молодой, крепкий… справиться!
«Бойтесь своих желаний, они могут сбыться», – вспомнила Ангелина. Жаль – вспомнила поздно.
Кирилл проснулся, когда солнце красным шаром катилось за горизонт. Из окон его номера, как на ладони, был виден город, утопающий в зелени. Он знал, что в Канберру высажено двенадцать миллионов деревьев, и все же такой красоты увидеть не ожидал.
Гостиница находилась в городском центре, который расположился на берегу озера Берли Гриффин. Кирилл быстро определил, где стоят корпуса национального университета, центра науки и технологий, ботанический сад «Тропа аборигенов» и зоопарк, и аквариум. «Завтра выходной, можно будет посетить эти достопримечательности, – решил он, поглядывая на часы, – а сейчас нужно дозвониться Дарье».
В дверь постучали.
– Я прошу прощения, – сказала горничная, осветив смуглое личико белозубой улыбкой. – В нижнем зале ресторана вас ожидает гость.
– Странно, – подумал Кирилл, – кто бы это мог быть?
В пустом зале ресторана за столиком сидел лишь один посетитель. Это был мужчина лет сорока, высокий, темноволосый, с аккуратно постриженной бородкой и усами, которые придавали его лицу интеллигентный вид. Глаза скрывали темные очки. В руке он держал мундштук, явно намереваясь закурить. Было заметно, что мужчина нервничал.
Кирилл, подойдя, представился.
– Здравствуйте, я доктор Пауэлл Фридман, – произнес гость. Его речь была похожа на речь русского, пытающегося выдать себя за иностранца. – Я так и не дождался звонка, и, узнав, что вы снова прибыли в Австралию, решил встретиться здесь.
– Чем обязан? – спросил Кирилл присаживаясь.
– Мы знаем, доктор Давыдов, чем вы занимались в прошлый приезд в Аделаиду. Нам достоверно известно, что вы занимались развратом. Мы вынуждены будем сообщить об этом вашему руководству и жене. Если хотите остаться сухим, то наше молчание вам дорого обойдется.
Фридман взял со стола салфетку и, написав сумму, показал ее Кириллу.
– Если вы будете болтать, то для вашей дамы мы уже приготовили палату в психиатрической больнице Нью-Йорка. У вас есть два дня на сбор денег.
Кирилл, разглядывая Фридмана, подумал, что если сбрить ему бородку, он будет похож на обыкновенного русского афериста. Он так же отметил, что на мизинце левой руки доктора красуется крупный перстень, который никак не вяжется с его статусом.
– Хорошо, – сказал Давыдов, – я дам вам ответ через два дня.
– Я найду вас сам, – предупредил Фридман, – до скорой встречи.
Кирилл поднялся к себе, взял спортивную сумку и решил не звонить Дарье из номера, как намеревался сделать это до знакомства с Фридманом. Он спустился в ближайший сквер и присел на скамейку, чтобы обдумать предстоящий разговор с женой. С одной стороны, ему не хотелось пугать Дашку, с другой – рассказать о шантаже больше некому. Теперь от его правильных действий зависит и жизнь Ангелины.
Когда оператор пригласила Давыдова в кабинку, он еще несколько секунд сомневался, стоит ли посвящать жену во все свои неприятности.
– Здравствуй, Кирюшечка, здравствуй, милый, как ты там? Ты прости, что я заставила тебя говорить неправду, – звучал в трубке Дарьин голосок.
– Это ты меня прости, Дашенька, я так перед тобой виноват.
– Я знаю, я все, Кирилл, знаю. Теперь точно известно, что эта женщина не моя подружка. Ты, наверно, будешь сильно сердиться, я потеряла листы, которые ты оставил в тумбочке.
– Как они у тебя оказались?
– Мне их отдала Настя, она случайно их обнаружила, прочла и сообщила мне.
– Ох, Даша, если бы ты могла видеть, при каких загадочных обстоятельствах они появились.
– Ой, а я забыла сообщить тебе, что у меня неожиданно появилась старшая сестра, ее тоже зовут Даша. Ангелина – это ее подруга. Мы уже дозвонились ее маме и узнали, что она сейчас находится в Воскресенске, но с самой Ангелиной поговорить, пока, не удалось.
– Дашечка, это нужно сделать срочно, похоже, мы с ней попали в лапы к аферистам. Некий доктор Пауэлл Фридман шантажировал меня, угрожая определить Ангелину в психиатрическую лечебницу.
– Подожди, подожди, Кирюша, моя сестра следователь, сейчас она возьмет трубку, и ты ей все подробно объяснишь.
Даша передала трубку сестре, а сама побежала слушать их разговор в спальню.
Выслушав Кирилла, Дарья попросила его описать внешность и особые приметы Фридмана.
– Есть ли у него на мизинце левой руки татуировка в виде паука?
– У него на этом пальце перстень… крупный перстень, – вспомнил Кирилл.
– Слушай, Кирилл, по всем приметам это Павел Удалов – приемный сын доктора Иванова. Он в международном розыске. Когда, ты говоришь, вы должны встретиться? Я сейчас же позвоню своему шефу, а ты, соблюдая осторожность, отправляйся в наше посольство и дальше действуй только по указаниям, ничего не предпринимай сам.
– Ой, Кирюш, я за тебя боюсь, – послышался взволнованный голос жены.
А Кирилл за разговором с сестрой и забыл, что Дашка все слышит.
– Не волнуйся, родная, пробьемся! Даш, вы с Настей кому-нибудь показывали листы?
– Нет, мы только сами прочитали, что на них написано о запрограммированном рождении наших детей.
Кирилл рассказал жене, как они появились.
– И ты, что никому об этом не говорил?
– Ну, во-первых, я не успел, а во-вторых, если доктор наук будет всерьез говорить с кем-либо о таких вещах, то наука всерьез займется таким доктором. Очень хорошо, что они реально исчезли – меньше заморочек. Передавай Насте привет, ну, а о том, чтобы она держала язычок за зубами, ее и предупреждать не надо. Настя – наш человек.
– Держись там, милый, я тебя люблю.
После посещения посольства Кирилл уже ходил по улицам Канберру без опаски, под бдительным оком охранника. В понедельник планировался арест Пауэлла Фридмана во время передачи ему денег. «Все, как в плохом детективе», – думал Кирилл. Но ожидание скорой развязки вселяло надежду, что злоключения вот-вот закончатся.
С утра Давыдов, после знакомства с коллегами, отправился в диспансер на врачебный обход. Его молодой ассистент, раскрывая истории, рассказывал о течении болезни и называл сроки давности. Зайдя в очередную палату, Кирилл не поверил своим глазам. На него с печалью, злобой и надеждой смотрели колючие глаза Ельки. Их выражение менялось каждую секунду.
– Кирилл, спасите меня, – произнесла еле слышно женщина искусанными губами.
– Будьте любезны, – попросил Кирилл, – мне необходимо остаться с больной наедине.
– Разве мы знакомы? – удивленно спросил Давыдов, когда ассистент вышел.
– Вы муж женщины, которую я ненавижу всеми фибрами души, – зло прошипела Елька.
– Ну, рассказывайте, – сказал Кирилл, присаживаясь на табурет.
– Расскажу, но сначала ты пообещай вытащить меня отсюда.
– Не торгуйтесь, это не в ваших интересах.
– Случилось это давно, – начала Елька, – на школьном выпускном вечере. Мы отмечали его в ресторане гостиницы. Там мне очень понравился молодой француз, который был гостем нашего Мишки – сына дипломата. Он так классно танцевал, и я сама пригласила его на танго. Затем он отправил на наш столик щедрое угощение и цветы, но на следующий танец пригласил не меня, а Дашку, и не сводил с нее глаз, и постоянно что-то шептал на ухо, а она хохотала. Но я была не из тех девушек, которые так просто сдаются. Я давно мечтала выйти замуж за иностранца и навсегда избавиться от совдеповской нищеты. Но Дашка продолжала с ним флиртовать, а он после очередной порции виски заметно терял над собой контроль. Тогда я «случайно» облила Дашкино розовое платье красным вином, и для нее выпускной вечер закончился. Ну, дальше, понятно, дело не хитрое, только закончилось оно для меня абортом, бесплодием, да еще, как впоследствии выяснилось, ВИЧ инфекцией. Этот французик меня еще и травкой угостил, я-то дуреха не знала, что меня это уже не отпустит, и вот сейчас тут издыхаю. Потом доктор Иванов требовал за свое молчание все новых и новых клиенток. Ну, я всех своих подружек, на которых злилась и ненавидела, к нему и привела. А дальше вы, Кирилл, и сами все знаете.
– А здесь, вы, как оказались?
– Один хороший знакомый помог, но имени называть не буду, вас это не касается.
– Я постараюсь вам помочь, Ангелина, – сказал Давыдов и вызывал в палату медсестру.
Вечером санитарка, будившая Ельку к ужину, обнаружила, что она мертва. В списке посетителей больницы в эти часы числился лишь один человек – Элизабет Кори.
Теперь Давыдов понимал, насколько опасной может быть его встреча с Фридманом.
Когда он вернулся в гостиницу, горничная передала ему конверт с запиской, в которой значилось: «Если уговор в силе, номер ячейки 10, код 2961, если нет, – пеняйте на себя». Давыдов, зная, что он находится под постоянной охраной, отнес пакет в камеру хранения.
В аэропорту, поглядывая на часы, нервничал темноволосый молодой мужчина, постоянно теребя бородку и не спуская глаз с входа. Он уже прошел регистрацию на вылет в Нью-Йорк, и до объявления посадки в самолет оставались считанные минуты.
– Где же эта стерва!? - выругался он вслух, не сдержавшись, и , наконец, облегченно вздохнул, увидев свою спутницу.
Она подбежала к нему, передала саквояж, и тут он почувствовал, как с двух сторон ему цепко сжали локти двое в штатском.
Спутница выпучила глаза, схватилась за сердце, попыталась достать из капсулы таблетку.
– Спокойно, дамочка, – сказал третий в штатском, отобрав капсулу, и взял Элизабет Кори под локоток.
На телеграфе закончился рабочий день. Старенькая уборщица, божий одуванчик – Маланья Захаровна набрала ведро воды, окунула и выжала тряпку и, вдруг отложив ее в сторону, вошла в телефонную кабину.
– А чего так-то опять зовешь! – делая вид, что сердится, заговорила старушка. – По-человечески тебе хочется поговорить? Все бы тебе баловство, ты же знаешь, милок, что по этим проводам я плохо слышу, лучше напрямую. Что, влетело тебе за то, что ангельского ребятенка не уберег? На всех четверых говоришь, минуты не хватило? Вот вечно у вас все всегда, как у людей!
Да не волнуйся, ты, не волнуйся, прибрала я ваши листы, надежно припрятала, никто никакой экспертизы делать не будет, рано пока людей в такие дела посвящать. И доктору Давыдову, как ты просил, журнал я подложила. Теперь-то он точно знает, что не всякая сила на земле его наукой измеряется, и не все болезни только лекарствами лечатся. Ну, глядишь у доктора года через три младшенький сынок появиться, а второго мальчика может ему секретарша Настя родить, она Кирилла любит, а любящее сердце на все согласится. Вот, глядишь, коды-то ваши опять и совпадут. Любовь, она великие дела творит.
Ну, я теперь-то, милок, со связи ухожу. Пойду работать уборщицей в научный центр, там, сказал Главный, от меня больше пользы будет. Там сейчас очень для науки чистота помыслов требуется.
Пока, милок, легкого тебе крыла.