Лоскутки-11

Людмила Дербина
Сегодня 17 ноября 2013 года. Воскресение. В Петербурге угроза наводнения. Дамба закрыта. Штормовой ветер. Грозовые облака почему-то бегут в сторону залива, кое-
где открывая в небе голубые оконца.
Вспоминаются далёкие студенческие годы, а как будто было вчера. Вот наш литературный кружок: Нонна Слепакова, Борис Вайль, Майя Богуславская и многие другие. Под крылом Виктора Андрониковича Мануйлова собрались юные дарования, дерзнувшие вступить на поэтический путь. И было это в Ленинграде в 1956 году как только начались занятия в библиотечном институте.
Белокурая Нонна с короткой мальчишеской стрижкой, высокая, с ироничным выражением на бледном лице. Ленинградка. В своих стихах серый питерский день сравнила с мёртворождённым ребёнком. Ещё помню она читала про Афродиту, у которой не было рук.
Юный, юный Борис Вайль. Он носился по коридорам института всегда куда-то устремлённый, порывисто откидывая левой рукой непокорную прядку тёмных волос нависавшую надо лбом. Совершенно не помню, чтобы он что-то своё читал на занятиях литкружка. Но других слушал внимательно. Но вот прошёл слух: Борис Вайль организовал свой кружок изучения международного языка ЭСПЕРАНТО. Приглашал всех желающих. Многие девочки стали посещать кружок ЭСПЕРАНТО. Но было ясно, что их больше привлекал сам учитель, несколько загадочный, умный красивый Вайль. Так у меня и слились воедино в памяти эти два слова" Вайль-ЭСПЕРАНТО, ЭСПЕРАНТО-Вайль"
Майя Богуславская, наверное, была самая старшая в нашем литкружке. Крупная, полноватая, с доброй улыбкой на милом лице. Несомненно, что Виктор Андроникович был её кумиром. В одном из её стихотворений были такие строчки"...и слушать, как простое откровенье, Виктора Андрониковича рассказ." Её кумирами были и великие музыканты-наши современники: пианисты Владимир Ашкенази и американец Ван Клиберн.Её строчки были пропущены через сердце, эмоционально окрашенные, пронизанные любовью к природе и людям. Она вскоре закончила учёбу и уехала по направлению куда-то в Сибирь. Говорили, что ей самой приходилось топить печку в библиотеке, где она работала.
  Мне нравилась студенческая жизнь, занятия в литкружке и вдруг в декабре случилось такое, что меня морально пришибло, поселило во мне тревогу и недоумение. Именно наш литкружок оказался в центре громкого скандала, замешанный в какой-то опасной крамоле, когда вскрылся факт издания подпольного рукописного журнала "Ересь". Авторами этого журнала были Нонна Слепакова, Борис Вайль и кто-ещё под псевдонимами. О существовании этого журнала я совершенно ничего не знала. Это было для меня как гром среди ясного неба. Но ведь кто-то и успел журнал почитать до того, как его арестовали. Говорили  о пошлых непотребных стихах якобы там написанных, несоответствующих моральному облику советского молодого человека. А в газете "Ленинградская правда" даже был опубликован фельетон "Смертяшкины".
Но вскоре наступил Новый 1957 год, экзамены, каникулы. Скандал стал забываться. Но говорили, что Вайля исключили из комсомола, а кружок ЭСПЕРАНТО прекратил существование. Ни Слепакова, ни Вайль больше не появлялись на занятиях у Мануйлова. Но попрежнему я  видела их в институте. Наступила весна и вдруг Вайль исчез. Прошёл слух, что его арестовали за какие-то листовки в защиту венгерской революции, что он состоял в антисоветской группе оппозиционно настроенной молодёжи. Но это были только слухи. Узнать правду было не у кого. Существовало некое "табу". Имя Бориса Вайля было вычеркнуто из списка студентов библиотечного института навсегда. В 1960 году я закончила институт и была направлена на работу в библиотечную систему города  Архангельска. Нонна Слепакова годом раньше закончила учёбу и осталась дома в Ленинграде.
     Прошли годы, можно сказать, прошла целая жизнь и вот теперь, благодаря интернету, можно узнать о судьбе каждого известного человека, и я узнала. О Нонне Слепаковой я знала всегда, что живёт она в Питере, пишет стихи, публикуется в газетах и журналах. Конечно, Нонна Слепакова знала себе цену, как поэту. ЕЁ стихи можно любить или не любить, но главное то, что она состоялась как талантливый поэт. В 1968 году она была принята в Союз писателей в возрасте 32-х лет. Своеобразие её поэзии прежде всего в её абсолютной обособленности, не принявшей в себя чьих-либо влияний. Кто из классиков близок ей? И кто - из современных поэтов? Я не могу назвать никого. Виртуозная техника, лёгкость, не просто наблюдательность, но острый пристальный взгляд видит всё подробно, детально, что её окружает. Кто ещё так в стихах описал быт питерских коммуналок? Иногда в её стихах такой сарказм, такая беспощадная ирония! А иногда кажется, что весь мир, в котором она живёт, ей попросту противен. Но ведь это понятно. У кого в этой жизни не было драматических моментов? Она рано ушла из жизни в возрасте неполных 62-х лет. Ясно одно: в когорте лучших питерских поэтов есть имя - Нонна Слепакова.

                Привожу одно из стихотворений Нонны Слепаковой

                А. Кушнеру

                Когда, гуляя над Невой,
                очнёмся возле Стикса,
                достань из сумки носовой
                платочек из батиста.
                Тебе сегодня сорок лет
                исполнилось, о Боже!
                Что, у тебя платочка нет?
                И у меня нет тоже.
                Ах, нет, нашёлся, извини.
                Бери же мой платочек.
                И пред сморканием встряхни
                его за уголочек.

                1976 г.

,     До настоящего времени я ничего толком не знала о судьбе Бориса Вайля. И вот передо мной точные даты его арестов, весь его страшный путь политзаключённого длиной в 13 лет. Боря...Боренька...Борис...Где найти самые нежные слова, прикоснуться к величию его подвига, ощутить и свою запоздалую вину некогда благополучной законопослушной студентки бездумно, равнодушно принявшей внезапное исчезновение товарища, ровесника, прекрасного юноши. Я и понятия не имела на какой тернистый, опасный путь встал Борис. Почему-то я и представить не могла, что его могли посадить в настоящую тюрьму. Это было немыслимо.
И только сейчас я увидела Бориса Вайля во весь рост его гражданского и человеческого подвига. Семнадцатилетний юноша изучал ЭСПЕРАНТО, чтобы свободно общаться со всем миром. Юноша Вайль имел собственное мнение об окружающей действительности. Да, он был в рядах оппозиционно настроенной молодёжи к существующему государственному строю. Юноша Вайль хотел улучшить жизнь простых людей. Он желал им добра.
В 1956 году в сознании советских людей происходил перелом после доклада Хрущёва о разоблачении культа личности Сталина. Казалось, 37 год остался в прошлом. Но это только казалось. Оказывается, таких, как Вайль, было множество. Множество моих ровесников хватали, сажали в тюрьмы, судили, гнобили в Карлаге, в Мордовских лагерях, в сибирских ссылках по 58 статье. Так это и есть хрущёвская "оттепель"? Борис Вайль, неунывающий Вайль прошёл все круги ада, "этапы" большого пути. За то, что отказывался быть стукачём, получал карцеры, изоляторы, одиночки.
25 марта 1957 года - первый арест прямо в общежитии Библиотечного института, одиночка в тюрьме на улице Шпалерной, следствие. Через год суд - 6 лет Мордовских лагерей. В апреле 1958 года этап в назначенное место, самый страшный Озерлаг.Но в невыносимых условиях - чтение марксистской литературы, распространение листовок. Вскоре познакомился с Олегом Синкевичем, руководителем ГРАСО (Гражданский союз) и другими единомышленниками, с ребятами исключёнными из других вузов и осуждёнными по той же 58 статье. В 1961 году добавление срока и "почётное" звание  ООР (особо опасный рецидивист), полосатая роба, специзоляторы. И всё равно под носом у тюремщиков распространение листовок. " Лихость Вайля не знала границ",- вспоминал солагерник и старший товарищ Ревельт Пименов. Наконец, в сентябре 1965 года -освобождение. Поселился в родном Курске, завёл семью. Работает  артистом кукольного театра. Не оставляет подпольную деятельность. В 1970 году снова арест за хранение и распространение Самиздата. 22 октября суд в Калуге, в городе, куда не допускаются иностранные граждане. На суде присутствует Андрей Сахаров. Довольно мягкий приговор - 5 лет ссылки в Тюмень. В октябре 1975 года полное освобождение. Поселяется с женой Людмилой и девятилетним сыном Дмитрием в совхозе Смоленской области. В 1977 году-эмиграция сначала в Вену, затем в Копенгаген ( Дания). Работает библиографом в Королевской библиотеке в течение 23-х лет. Пишет мемуары: "Особо опасный", "Жизнь после жизни". Умер 9 ноября 2010 года.

                Стихотворение Бориса Вайля, написанное в Мордовских лагерях.


                С утра крутился снег намокший
                и таял на плечах подолгу.
                А где-то по соседству Мокша
                стремилась превратиться в Волгу.
                Я видел этот снег когда-то,
                и каждый штрих полузабытый
                подсказывал похожесть даты
                и повторяемость событий.
                Я видел этот снег намокший,
                таящий ветра терпкий запах,
                но та река была не Мокшей,
                но та река текла на Запад.
                Декабрьский ветер снова дует,
                зажат мордовскими лесами.
                Через кордоны лет иду я
                кривыми невскими мостами.

Майя Богуславская, действительно, нас, юных стихотворцев, была значительно старше года на четыре, а то и на пять. Оказывается, она была родом с Украины из Чернигова, но украинского акцента в её речи совершенно не чувствовалось. И вот теперь я вкратце узнала о её судьбе. Когда вернулась из Сибири работала библиотекарем, заведующей книжным магазином, руководителем детской литературной студии во Дворце пионеров. Стихи публиковала в областных газетах, в журнале "Радуга" (Киев), в альманахах "Черниговцы", "Ковчег". Самиздатом в 1996 году были выпущены её поэтические сборники "Полоса отчуждения" и "Скрипка в покинутом доме". Всю жизнь прожила в родном Чернигове и после тяжёлой болезни скончалась 31 октября 2005 года. Интересные воспоминания оставила о Майе  её дочь Евгения Ванжа.

                Одно из стихотворений Майи Богуславской

                Зачем эта злая свобода
                опять обуяла меня?
                И, как за бортом парохода,
                ни пристани нет, ни огня.
                На старом крыльце запустенье,
                и в угол отброшен голик.
                И куст пропылённой сирени
                под окнами горько поник.
                И рук не поднять для объятья,
                и некому слово сказать.
                И смято ненужное платье.
                Зачем мне его надевать?
                Но я поднимусь с неохотой
                и спички нашарю впотьмах,
                Ведь лечатся только работой
                потери, и горе, и страх.