~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
огромная благодарность Эдди Реверс за чудесное соавторство
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Глава 8
POV Вэл
Домой мы приехали немного измотанными, хотя и непомерно счастливыми. Вот именно тогда и проявилась Фимушкина любовь к своему питомцу: он бережно вытащил Чоко из-под моей куртки, прижал к своей груди и скомандовал, чтобы я забрал все пакеты с продуктами и собачьими удовольствиями, а сам торжественно направился к подъезду. А что мне оставалось делать? Правильно, улыбнуться ему вслед, вздохнуть и… закурить.
Я стоял у ярко-красной машинки с открытым багажником, из которого виднелся строй пакетов с торчащими из них горлышками бутылок, французскими батонами, хвостами ананасов и медленно выдыхал табачный дым колечками. Вот же парадокс - мне предстоит загрузиться как ишак кульками и сделать несколько ходок во имя праздника моего Фимки, потом ещё несколько часов провести на кухне, выдумывая простые «вкусности» или просто как машина - нарезая, намазывая, складывая и наливая, и при всём при этом поддерживать радостное настроение моего любимого мужчины с его любимым псом - но я всё равно счастлив! Наверно это всё же любовь…
Не докурив, я выбросил сигарету, взял первую партию пакетов и пошел к подъезду. Но нужно отдать должное Фимке, дома он меня встретил поцелуем и объятиями, а потом тут же обулся и спустился со мной за оставшимся в машине провиантом.
- Заботливый я у тебя? - поинтересовался Фимка, как только мы поставили последние пакеты на пол кухни, поскольку вся барная стойка была уже занята пластиковыми и бумажными кульками.
- Невероятно! - подтвердил я, и устало присел на вертящийся табурет.
- Тогда, требую награду, - подмигнув, он с улыбкой посмотрел на меня в ожидании своего «сахарка».
Я улыбнулся и притянул его к себе на колени, а губами обхватил его губы. Не знаю, для кого из нас это было наградой... да и не важно! В том и соль с сахаром, что для обоих. Такие моменты я обожал больше всего, когда как в тех стихах, прочитанных Фимкой: думая о себе - думаешь о нём, радуя его - радуешь себя.
Потом мы вместе занялись сортировкой продуктов, раскладыванием по полочкам и решением, что надо делать в первую очередь, что во вторую, что в десятую. Пир намечался горой, теперь уж я принял на себя обязанности адмирала - и мы уверенным ходом шли к богатому-красивому застолью. Хоть Фимушка иногда и отвлекался - посмотреть, как там Чоко на своём новом матрасике в милом домике-будочке, или ответить на какой-нибудь очередной звонок родных - кажется, они решили отметиться все, по крайней мере, все, кто собирался нас осчастливить. Меня разбирал азарт от предстоящей встречи. Раньше я никогда особо не интересовался родственниками тех, с кем сходился. Но сейчас - совсем другое дело. Это же Фимка! А всё, что связанно с ним, было мне интересно, как и сам Фимушка. Интересно и важно.
За размышлениями я обнаружил, что нарезал колбасы для салата как на роту. Остановившись, я почесал нос в раздумьях и спросил у как раз вошедшего в кухню Фимы:
- Фимусь, а мы только вчетвером будем праздновать? Ты больше никого пригласить не хочешь?
- Что значит - не хочу? - он, держа в одной руке мячик, а в другой резиновую мышку, подошел вплотную. По виду было ясно, он тут же сообразил, что колбаска нарезана не только для салата, поэтому, кивнув на неё, продолжил рассказывать, а я покорно начал его кормить, давая откусить между пояснениями: - Значит так, я позвонил… мням-мням… Толику и Ленке, ну те, которые с нами на даче у Сёминых отдыхали. Кстати, их тоже пригласил…мням-мням… Сестричек из филармонии… мням-мням… Владика и Вадима из архитектурки, потом… мням-мням… твоим Йоми, Кише и Слоту. Они сказали, что Баз и Гром вернулись, поэтому я им тоже потом позвоню.
Фимка задумался и почесал запястьем подбородок. Я лишь изумился, как можно было за такое вовсе непродолжительное время успеть переговорить с частью своих родственников и обзвонить столько наших знакомых? Но ответ я получил очень быстро: вновь зазвонил его мобильник в кармане домашних брюк, и Фимка, переложив мышку в руку к мячику и пискнув ей, потянулся за телефоном.
- Аллё! - он на секунду замолчал и успел кивнуть мне, чтобы я подавал очередной кусочек колбаски. Клацнув зубами, он тут же вырвал её из моих пальцев и радостно закричал в трубку: - Петюня! Всё правильно! Да, не обманули! Сегодня в семь! С тебя комбинезончик моему пупсику и подарок мне! Чао! - разговор длился секунд тридцать и вот ещё плюс один гость. - А мы как - справляемся, Вовчик?
Гора нарезанной колбаски стремительно уменьшилась до холмика в моих глазах.
- Это... человек двадцать нас будет? Нормально, чтобы мы да не справились! - бодро отозвался я и кинулся крошить с удвоенной скоростью. Праздник обещал быть обалденным. - Только позвони Женьке, пусть пораньше придёт, поможет.
Подключать ко всей этой кухонной кутерьме с готовкой виновника торжества было как-то совсем неправильно, а вот Женьку - самое то! Кого как не этого сенсея поварешки?
Женька пришёл с Алусей за полтора часа до назначенного времени и пообещал свернуть горы - при условии, что мы обеспечим место, куда их складывать. Чоко к тому времени проснулся и вышел в люди. Люди в лице Аллуси взвизгнули от восторга и кинулись тискать наше чудо. Дориан-Честер снисходительно терпел обожание окружающих, но в какой-то момент ему надоело и он, извернувшись всем своим колбасным тельцем, намекнул, чтобы его отпустили на пол, после чего потопал под защиту Фимушки.
- Всё, Фима, это официальное признание тебя любимым хозяином! - прокомментировал я.
- Фимка, а ты ему тоже обрезание делать будешь? - съязвил Кошкин и зашумел кухонным комбайном, что-то шинкуя или сбивая.
Я глянул на своего любимого и понял, что сейчас начнётся. Пока стоял визг машины, Аллуся положила свою ладошку Фимке на плечо и что-то ему говорила, но выражение лица именинника лишь расползлось в широкой ухмылке. Повернувшись к Коту, я толкнул его бедром, так как руки были влажные от разделки рыбы, и по-доброму гаркнул: «Ну, хоть не сегодня!» Кошкин заржал и выключил кнопку комбайна.
- Евгеша, а откуда такой интерес? Тебя циркумцизия интересует как таковая или ты хочешь воспользоваться для собственного удовольствия?
- А мне нафиг? Я и так супер мачо, - Жека лихо вывернул из ковша белую смесь поверх чего-то выложенного на противне и открыл духовой шкаф.
- Ну, допустим, не тебе судить, а Аллусе, - туманно сообщил Фимка и они с подругой оба захихикали, но Фимка тут же получил тычок в бок женским локотком.
- Звезда моя! Я что-то не понял? - Кошкин повернулся в нашу сторону и стал мять в ладони прихватку. - Я не супер?
- Милый, ты у меня самый-самый, - девушка послала воздушный поцелуй, - но правда, ты сам виноват, так что Фимуся вправе защищаться.
- Это чем, интересно, я виноват? - на кухне становилось всё горячее, и это было явно не от духовки. Жека сделал шаг и уперся руками в бока.
- Евгеша, твоё «тоже» было наглостью, - Фимушка погладил руку подруги на своем плече, снял её и подошел ко мне. Обняв меня со спины и сцепив пальцы на моем животе, он положил подбородок на моё плечо и ответил: - Обрезанные или необрезанные, бритые или заросшие все мои драгоценности в юрисдикции одного единственного человека. Скажи, Вовик?
- Я ему сейчас скажу... - угрожающе зыркнул я в сторону Кошкина. - Ещё хоть одно поползновение, хоть намёк! - я для большей убедительности помахал здоровенным кухонным ножом для разделки рыбы.
Но Евгеша не проникся и только ехидно хмыкнул:
- И что? Зарэжэшь?
Я поцеловал ладошки Фимушки, которыми он меня обхватил:
- Дай-ка я ему на ушко кое-что шепну... - после чего шагнул к Коту и едва слышно припугнул его в подставленное любопытное ухо: - Нет, Сальму на тебя натравлю! Ты ему реально понравился, похоже.
- Иди ты! - воскликнул тот, но тут же прикусил язык. - Всё, гражданин Либенфельд, вы свободны, можете идти с вещами на выход.
- Я те щас пойду, - Аллуся тут же шагнула и стала плечом к плечу возле Фимушки. - Женьчик, я тебя, конечно же, люблю, но и над Фимусей подтрунивать не дам.
- Звезда моя? Ты что, против меня? - Жека изобразил страдания и, подойдя к холодильнику, начал легонько биться головой о дверцу.
- Я знаю, кто тебя может пожалеть, - тихо пробормотал я другу, вытирая вымытые руки о полотенце и наклонившись к его плечу.
Кошкин тут же «воскрес» и развернулся к нам, раскинув руки в стороны. Он всех поблагодарил за разрядку, мол, ему просто хотелось подурачиться и отдохнуть, а теперь все не занятые в процессе кулинарного таинства, могут продефилировать в сторону дивана и плазмы или опуститься на паркет для занимательных игрищ с Чоко. Как только Аллуся и Фимушка отправились развлекаться с таксиком, Кот тут же прижал меня к барной стойке.
- Ты чего там про этого полоумного говорил? Он что, и правда косяки на меня бросает?
- Ни фига себе, - опешил я от такой рьяной заинтересованности, - Жека, условия меняются! Будешь подкалывать Фимку - больше ни слова не скажу про Сальму! И не дам тебе его телефона! - под конец я уже откровенно ржал, хоть и едва слышно.
- Блин, Вовка! Не шути так! Ты же знаешь, я не по этой части! - Кошкин явно нервничал и начал спешно рвать листья салата и бросать в миску. - Что за идиотские намёки? Мне нафиг не сдался твой Сальма!
Я тут же поддал ему коленом под зад, так как он довольно громко ляпнул это, а Фимушка с подругой и своим верным пёсиком крутились неподалеку, посреди студии.
- Соображай, что говоришь, - зашипел я на него, - хочешь, чтобы я сейчас на люстре болтался?
- Так у вас же ничего нет, - Жека начал откусывать салат и жевать его как кролик, - или…
- Кот, тебе сегодня точно кто-то врежет, или я или Фимка, - я тут же принял стойку и, покачавшись на полусогнутых ногах как на рессорах, ткнул Кота пару раз кулаком в плечо.
- А вы попробуйте! - он охотно принял вызов, встав в защиту. - Только на желание! Кто победит, тому и угождаем!
- Угождаем мы сегодня по любому Фимушке, голова твоя садовая! - хохотнул я и, сделав пару обманных выпадов, захватил Женьку, зажав эту самую голову у себя подмышкой, после чего поинтересовался: - Ну чего, бой окончен? Веди себя хорошо! И к концу вечера сможешь выбирать - по какой ты там части, экспериментатор, - я хмыкнул и выпустил возмущённо фыркавшего Котяру, потому как в дверь позвонили - начали подтягиваться основные гости.
Компания у нас подобралась - просто загляденье, настолько разношёрстная. От импозантных Владика и Вадика и под стать им эффектных систричек-скрипачек Мингани, до моих мото-друзей, грубоватых, шумных, слегка неуклюжих и временами простых до желания от всей души пожать им шею.
Особенно пожать шею мне захотелось Джону, он же Гром. Давным-давно, когда я ещё только появился в клубе, Джону напели про мою ориентацию. И он не нашёл более подходящего момента, как начать выяснять у меня истину, когда мы вместе мылись в душе качалки. Всё бы ничего, но когда на мой вопрос - такими ли он представлял себе геев, Джон вдруг вывез: "Ну, ты вроде нормальный мужик, но есть в тебе что-то... когда на тебя смотришь - почему-то начинаешь думать о трахе", – и я выпал в осадок. А Джон как-то плотоядно облизнулся. Больше я с ним в душ никогда не ходил, потому как если что - фиг этой горе мышц объяснишь, что я типа актив, и вообще он не в моём вкусе. При этом в остальном Джон был брателла, и положиться я на него мог как на себя. Но в личную жизнь до сих пор не пускал. И вот во время знаменательного момента личного знакомства Джона и Фимы Либенфельда это чудо осторожно пожало своей лапой изящную кисть моего любимого мужчины и констатировало: "Похож". Слава богу, из всех присутствующих только я и сам Гром поняли истинный смысл данного замечания. Но придушить всё равно хотелось.
Фимушка блистал: очаровывал тех, кого вдел впервые, знакомил незнакомых между собой и вообще дирижировал общением вовсю. Чоко тоже блистал - пёсик оказался невероятно общительным. Всех облаял, лизнул в нос каждого, кто имел неосторожность поднести своё лицо в зону поражения, игрался с тапком, устроив целое представление, словно гладиатор на арене, и перебирался с рук на руки с непринуждённостью завзятого любимца публики и завсегдатая салонов. Тина и Машка Мингани просто пищали от восторга и, в конце концов, стребовали с меня адрес и телефон, где я достал "такую прелесть". Джон, поглядывая на наш цветник в лице Аллуси и скрипачек, очень авторитетно рассуждал о собаководстве и о достоинствах нашего Дориана-Честера, используя слова "экстерьер" и "кобелёк" вперемешку. Девочки мило улыбались этому медведю, и вообще воздух был наполнен дружелюбием и толерантностью.
Когда стрелки сошлись, я провозгласил торжественную часть открытой и первым поздравил Фимушку с круглой датой. Хорошо, что речь приготовил заранее - неожиданно для себя я испытал ужасное волнение. Наверно потому, что впервые в жизни прилюдно, во весь голос сказал "любимый".
- Любимый мой! - решительно начал я, поднял глаза и утонул в Фимкиных. Мир вокруг, и наша шумная толпа гостей заодно словно утратили вес и плотность. Мне стало очень легко и радостно, я улыбнулся и сказал уже совершенно свободно: - Любовь моя! Спасибо, что ты родился, и мы встретились. И в честь всего этого я хочу вручить тебе, кроме родословной нашего обожаемого Дориана-Честера, ещё вот этот специальный свисток - это собачий свисток, для дрессировки. Думаю, ты захочешь дать Чоко хорошее образование. А если нет - будешь просто подзывать его к себе на прогулках, - Фимка тут же сунул блестящую штучку в рот и дунул, но получилось нечто довольно невразумительное. Почти никто не услышал звука, и только Шоколадка залился лаем. Я пояснил: - Слышать этот свисток могут только собаки, у него очень высокий звук для человеческих ушей. Ну и я тоже могу, потому что я не ушами тебя слушаю - так что можешь подзывать им нас обоих, - я улыбнулся, переводя последние слова вроде как в шутку, но Фимушка не захотел так шутить.
- Странное дело, но мне вовсе не приходится тебя звать, - тихо проговорил он и пожал плечами, - ты всегда рядом, но если тебя нет, то стоит мне захотеть, и ты появляешься, как по волшебству.
Я шумно выдохнул и стоял, смотрел на него, совсем забыв, что в одной руке держу фужер с шампанским. Тост плавно перетёк в поздравление, признание и просто в поедание глазами моего любимого мужчины. Совсем забылось, что вокруг есть люди, что мы стоим как молодожены, хоть и не во главе стола, но явно в центре всей праздничной композиции. Я даже не заметил, как взял в руку Фимушкину ладошку со свистком.
Но всё когда-то кончается - откуда-то из параллельного мира, паровозным гудком к нам ворвался голос Кошкина.
- До дна! - и все зашумели, загалдели, послышался звон фужеров в дамских пальчиках и рюмок-стаканов с серьезным крепким пойлом в мужских руках. – А теперь… - снова прорезался голос друга, - горько!!!
Он так завопил, что мы с Фимкой даже прищурились и немного склонили головы, поскольку сидел Кот прямо возле меня. Практически вся шумная компания приняла это предложение с нескрываемым азартом, видимо после аперитива и этого тоста все уже были в нужной кондиции, и для них это было ознаменованием начала грязной вечеринки с полной расслабухой и безудержным весельем.
- Жека, дам в глаз, - хохотнул я и показал-таки ему кулак.
- А мы прикроем, - взвизгнули сестрички и поснимали свои майки, оставшись в стильном белье.
- Мужики, айда прикрывать именинника! – заорал Джон, рванув через голову толстовку с черепами и оставшись в футболке без рукавов, выставив напоказ под женский стон свои татуированные бицепсы. Но Аллочка первая вступилась за друга и, расставив руки в стороны, закрыла его в прямом смысле своей грудью.
- А ну стоять! – удивительно, но мужики тут же сбавили градус бардака и уставились на боевую девушку. - Не позволю закидывать Фимку вашим тряпьем! Есть встречное предложение, позволить имениннику и его спутнику уединиться для… - она сделала паузу, во время которой кто-то успел присвистнуть, кто-то хохотнуть, а один из моих друзей даже показать недвусмысленно процесс. – Господа! Я имела ввиду - для обмена любезностями и для вручения, так сказать, цельного подарка!
Все зааплодировали, кто-то начал стучать вилкой по бутылке, но главное, что все сошлись на том, что нам с Фимкой можно ненадолго отлучиться, а они тут не пропадут. И что нам оставалось делать? Мы начали пробираться из-за стола, но клятвенно пообещали, что только посмотрим как там Чоко, дадим ему кушать, пить, спать… и тут же вернёмся.
Дверь спальни захлопнулась и наконец-то отсекла нас от разошедшихся друзей. Фимуся уложил действительно сонного Чоко, которому уже даже гром пушки над ухом не помешал бы, посидел над ним немного, любуясь, поднялся и, повернувшись, оказался в моих объятиях.
- Мне, правда, хотелось тебя там поцеловать... - шепнул я. - В смысле - не перед всеми, а в тот момент... Ты бы обиделся, если бы я это сделал?
- Обидеться? На тебя? - Фима задумался и поднял глаза к потолку. По его лицу было видно, что он дурачится, ведь просто так напрямую ответить ему не позволяла его обаятельная еврейская натура, и я к этому уже давным-давно привык. Но буквально секунд через десять он снова заглянул мне в глаза и, широко улыбнувшись, сказал: - Знаешь, Вов, я бы обиделся, если бы узнал, что тебе хочется целоваться со мной лишь в какие-то моменты, а не всегда. Ведь это не так? Сейчас ведь не поздно?
Естественно, я не ответил. Просто выдохнул, почувствовав почти физическое облегчение от такой свободы, словно мне развязали связанные чуть ли не от рождения руки. Взяв ладонями лицо Фимки, я провёл носом от подбородка до теплой скулки, втягивая его запах, запах моего парня, единственного в мире мужчины, который волновал меня настолько, что его хотелось всё время, причём не просто насытиться, а тянуть, смаковать до бесконечности. И мне давали право делать это без оглядки. Я пил его мелкими глоточками, и затяжными глотками, и лакал по-кошачьи, и потерял счет времени и ориентацию в пространстве.
Когда стукнула дверь, оказалось, что я прижимаю Фимку к стене, и мы с ним оба в полуразобранном состоянии. Я метнул взгляд в дверной проём: так и не разобрал в полутьме, что за парочка решила уединиться в нашей спальне, так что просто угрожающе рыкнул на силуэты.
- Здесь ребенок спит, совесть поимейте!
Силуэты испарились, а Фимка хохотнул и хлопнул меня по груди:
- Перестань, - прошептал он, - а то и, правда, мамочкой себя начну чувствовать.
- Мы папочки, и это здорово, - ответил я и снова попытался поцеловать Фиму.
- Вовик, нам ведь не дадут, хотя… - он снова хохотнул, то ли от мыслей, то ли от моей руки, которая грелась у него ниже пупка.
- Что «хотя»? - зацепился за слово я.
Он схватил меня за затылок и притянул, впиваясь губами в мой рот и поцелуем вынимая все остатки разума. Потом, отстранившись, он стал приводить в порядок нашу одежду: застёгивать, натягивать, запахивать и расправлять. Мне пришлось подчиниться, и я с тяжелым сердцем, душой и… вообще… последовал за своим Фимкой. А он браво вышагивал, держа меня за руку и выводя в коридор.
- Посмотрим что там у нас, вдруг квартиру разнесли в клочья? Заодно можем проверить, не закрылся ли кто-то в ванной, - он мне многозначительно подмигнул и мы вышли к гостям. А там… бразильский карнавал отдыхает!
Из-за некоторого дефицита женского общества в нашей компании парни пытались превзойти сами себя, выделываясь кто во что горазд. Женечка бился против моих байкеров за внимание Аллуси как лев, Джон противостоял интеллектуальному натиску Владика и Вадика натурализмом и мощью мышц, поигрывая бицепсами и пошевеливая трицепсами, а Толик с Ленкой флиртовали с Сёмиными, устроив у нас в зале танцпол.
- Вот это да! Свинг-пати прямо, - кивнув в сторону танцоров, поделился я впечатлениями с Фимушкой. - Фимуся, а ты знал, что смешав изысканных интеллектуалов с неформалами, получаешь такой… коктейль? Вечеринка «Бенгальские огни и тигры».
- По-моему «горная лань и африканский лев», - пробормотал Фимка и кивнул головой в сторону балкона, где в прохладном уединении на застеклённых трёх квадратных метрах целовалась одна из сестриц с длинноволосым Йоми. Здоровый байкер прижимал девушку к стеклу, усадив её на подоконник, а та лишь путалась в его лохматых волосах.
- Ни хрена себе, - восхитился я, но тут же услышал свист кого-то из парней, который был даже громче музыки. - Фима, глянь!
И мы оба уставились на раскрасневшегося взлохмаченного Кошкина и голого по пояс Вадика, которые уселись на полу, а головы откинули на диван. Сверху с дивана над ними возвышался Джон, который заливал им в рот сразу их двух бутылок спиртного, а вторая сестрица-скрипачка держала наготове два ломтика лайма.
- Вот это я понимаю - коктейли, - Фимка сам попробовал присвистнуть, но у него слабо получилось. - Вот это я понимаю - праздник!
Он показывал на них пальцем и сиял: от радости, от жары и немножко оттого, что в моих глазах он был самым настоящим солнцем, даже здесь, среди зимы и среди ночи.
Праздник явно удался, и я даже простил нашей компании сальные шуточки на наш с Фимкой счёт - в конце концов, они это явно не со зла, а просто... потому, что так принято. Все ведь знали - куда и к кому идут, и пришли, и подарков надарили, и веселились так, словно это была лучшая вечеринка в их жизни и самый радостный повод из возможных.
Меня тоже охватил азарт, да и захотелось, если честно, выпендриться перед Фимушкой, так что я хмыкнул:
- Подумаешь, я тоже так могу, даже круче - без рук! Только одно условие - ты мне потом так же без рук закусить дашь! - я ухватил Фимусю за ладонь и потащил к дивану, попутно включив голос на режим "рупор": - Внимание, тост в честь новорожденного! Берусь перепить этих двух любителей! - я нахально потыкал носком ступни в Кота и ухмыльнулся. Джон потянулся за стаканом, уже зная мой коронный номер. Пили Мартини, хорошо, что не водку и не абсент - этого тоже было. Но тут Котяра подкинул мне подлянку.
- Ну, если уж перепивать - так чем покрепче!
Джон глянул на меня, я вздёрнул плечи - типа давайте, валяйте - и он, отставив вермут, потянулся за джином. Я глянул на Фимку - он смотрел на все эти приготовления с детским интересом и любопытством.
- Джеронимооо! - заорал я, взял наполненный стакан зубами, держа руки за спиной, и медленно, аккуратно выхлебал до дна, под визг и аплодисменты. Спирт тут же начал растворяться в крови, подогревая изнутри, словно там включили гриль. Фимуся сообразил, не подвёл - когда я сфокусировал поплывший взгляд, опустив голову и выронив пустой стакан куда-то в сторону, он оказался рядом с кусочком колбасы в зубах. Той самой, брауншвейгской, его любимой. Я засмеялся и втолкнул лепесток деликатеса ему в рот - мне вполне хватило поцелуя, а вот Фимушке наверняка потребовалось после меня закусить, так что всё правильно.
Больше я не пил, но и этого хватило с избытком до излёта вечеринки. После моей выходки веселье пошло на новый виток: танцевали уже все, кто-то устроил стриптиз на кофейном столике, на балконе жгли бенгальские свечи и хором орали песни, по тёмным углам мы с Фимкой то и дело натыкались на Йоми с Тиной - скорее всего потому, что нас тянуло в одни и те же тёмные углы, и мы дружелюбно хихикали, перемигивались и расходились, чтобы через полчаса с хохотом столкнуться в другом укромном местечке. Где-то в полночь мы пошли гулять - точнее провожать наших гостей, тех, кто жил недалеко - Кошкина, Аллусю, сестричек Мингани. Наши семейные уехали на такси, а Слот укатил на мотоцикле, увозя перебравшего Киша. На прощание все переобнимались и решили, что надо собираться именно таким составом и как можно чаще. Словом, домой мы добрались только часам к двум, а то и в третьем. Сил обоим хватило только добраться до спальни и спустить кровать. Спустить с кровати проснувшегося и радостного Чоко сил уже не было. Так что первую свою ночь на новом месте Дориан-Честер совершенно непедагогично спал с нами на одной постели.