Развилка познания

Женька Иванов влюбился. Втюрился внезапно и скоропостижно, неожиданно для самого себя. Что, впрочем, естественно и даже неизбежно для нормальных людей, к которым, как известно, «любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь». К Женьке любовь нагрянула в очень неподходящий момент: на четвёртом курсе университета, за месяц до окончания осенне-зимнего семестра. В означенное время на головы студиозусов физического факультета сыплются как метеориты на динозавров всевозможные контрольные, коллоквиумы, зачёты и прочие учебно-процессуальные забавы. Всё это требует от потенциального естествоиспытателя максимальной усидчивости, прилежания и сосредоточенности.

С усидчивостью и прилежанием у Женьки проблем, в общем-то, не было: теоретикумов-практикумов он не прогуливал, учебные дисциплины осваивал старательно и увлечённо, благодаря чему считался одним из лучших студентов на потоке, и уверенно шёл на красный диплом.

Зато со вниманием у него в последнее время стало твориться что-то непонятное. Вместо того чтобы неотрывно пялиться на доску и скрупулёзно переносить на твёрдый носитель откровения лектора, Женька ещё более неотрывно пялился затуманенным взором в окно на затейливые узоры облаков и ещё более затейливое кружение снежинок, которые эти облака испускали. Вряд ли при этом он утруждал себя размышлениями об особенностях турбулентных потоков атмосферного воздуха или об иных сокровенных  таинствах природы, которые непременно и немедленно следовало разгадать. Скорее, в ушах Женьки сама по себе звучала никак не связанная с наукой музыка или совсем уж антинаучные стихи, которые делали его лицо ещё более глупым, чем у Джоконды Леонардо да Винчи, так что если бы великий художник застал его в такой позе, он тут же прогнал свою натурщицу и нарисовал Женьку.

Преподаватели сквозь пальцы смотрели на постоянно медитирующего студента и уже стали к этому привыкать. Главное, чтобы бурсак хорошо учится, а всё остальное — его личное дело. Лишь однажды профессор, который вёл цикл лекций «Избранные главы квантовой механики» и который держал аудиторию в более строгих рамках, прервал изложение и обратился к нему персонально:

— Иванов, у меня такое впечатление, что вы скорее отсутствуете, чем присутствуете. В чём дело?

— Э… как? Вот же я! — опешил Женька.

— Телесно — да, но не ментально. А надо, чтобы вы находились здесь целиком! Ну-ка скажите, что мы сейчас рассматриваем!

Женькина подсознательная память, неплохая от природы и ещё более отточенная за годы студенчества, немедленно предоставила требуемую информацию.

— Вы говорили о том, что любой объект ведёт себя по-разному в зависимости от того, наблюдают за ним или не наблюдают. Когда за объектом наблюдают, он уже не может рассматриваться как замкнутая система, поскольку на него воздействует наблюдающий объект, который изменяет его характеристики. Если мы измерим, например, толщину человеческого волоса при помощи микрометра, мы получим не точный, а лишь приближённый результат, так как сам микрометр деформирует волос: он его сдавливает.

— Хорошо, садитесь. Но всё-таки постарайтесь быть собраннее.

* * *

Предмет Женькиных воздыханий учился на экономическом факультете, и звали его, вернее её, Олей. Как и положено серьёзным и добросовестным академистам, впервые они встретились не на улётной тусовке и не на гипердецибельной дискотеке, а в строгой тишине читального зала университетской библиотеки. Женька, пробираясь со стопкой книг к свободному месту, заметил за одним из столов девушку, на лице которой отражалась такая печаль, что он просто не мог пройти мимо.

— Что тяготит вас, нежное созданье? Могу ли я хоть чем-нибудь помочь? — вопросил он словами поэта, не упустив возможности как следует их переврать.

— Вряд ли поможете, — покачала девушка головой. — У меня линейная алгебра, а вы, как я понимаю, филолог… или нет? — добавила она с сомнением, когда прочитала название «Методы математической физики» на одном из принесённых томов.

— Или! — кивнул Женька и деловито уселся рядом. — Евгений Иванов, физфак, кафедра теоретической физики.

— Не может быть! — растерялась девушка, но быстро овладела собой и представилась в свою очередь: — Оля, факультет экономики и финансов, второй курс.

— Очень приятно! — произнёс Женька протокольную фразу. — Но почему не может быть?

— Потому что я тоже… Иванова.

— Надо же, какое совпадение! — усмехнулся он. — При всём многообразии выбора другой альтернативы нет… Ладно, Оля, показывай, что там у тебя.

— Вот. Решение системы уравнений методом Гаусса. Ничего не получается! Я уже и правило Крамера вызубрила, и… А завтра контрольная! Ужас!

— Ничего страшного! Скажу по секрету: Гаусс тоже не понимал своего метода. Смотри сюда!

Через полчаса лицо девушки просветлело, а через час она уже лихо расправлялась с самыми хитроумными задачами.

— Спасибо, Женя!

— Пока ещё не за что. Доживём до завтра.

* * *

Не следующий день, ближе к концу второй пары, Женька стоял у дверей аудитории, где экономисты писали контрольную. Коридор был пуст: ещё никто не выходил. Но вот дверь отворилась и из неё показалась…

— Оля! — подхватился Женька. — Написала?

— Да!

— Когда ответ?

— Уже проверили! Отлично!

Девушка подошла к Женьке, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щёку.

Вечером в парке они целовались уже по-настоящему.

На следующий вечер — тоже.

И на следующий.

И ещё.

Случайные прохожие с беспокойством смотрели на парочку, расположившуюся на заснеженной скамейке: не замёрзли бы!

Да нет, вроде как шевелятся!

Тогда порядок! Сами такие были.

Или будем.

Или могли быть…

Любовь хотя и «не вздохи на скамейке и не прогулки при луне», но вряд ли найдётся пара, которая ни разу не устраивала подобных мероприятий.

Если учёба Оли более не вызывала беспокойств, — Женька внимательно и заботливо следил за её успехами, особенно в математике, — то его собственная успеваемость стала давать сбои. Оно и неудивительно: Женька практически перестал учиться, так как постоянно находился рядом со своей возлюбленной. Днём — виртуально, вечером — реально, а по ночам она приходила к нему во сне.

* * *

Кроме Оли Ивановой у Женьки была ещё одна Оля. Петрова, его двоюродная сестра, на три года старше. А Петрова, потому что по материнской линии. Она с отличием окончила университет и теперь училась в аспирантуре, тоже на кафедре теоретической физики, писала кандидатскую диссертацию. Кроме того, сестра была отличной спортсменкой, входила в состав сборной России по волейболу. В прошлом году она привезла с Олимпийских игр серебряную медаль, а потом из Москвы — звание заслуженного мастера спорта. Женьку, который к спорту проявлял равнодушие на грани с враждебностью, сестра насильно поставила на коньки, определила к хорошему тренеру и за два года сделала из него мастера по скоростному бегу. Женька на соревнованиях заработал несколько призов местного значения, но выше подниматься по спортивной лестнице категорически отказался, и Оля ничего не могла с ним поделать.

К сожалению, в жизни человека редко бывает всё хорошо. Сестру Олю сильно удручал её высокий рост: сто восемьдесят шесть сантиметров, на два с половиной больше, чем у Женьки. А с учётом того, что ей вот-вот исполнится двадцать пять лет, поиски будущего спутника жизни становились для девушки самой актуальной задачей. Со своими тайнами и заботами Оля делилась с братом: он всегда относился к ней с пониманием, не болтал лишнего и по первому зову приходил на помощь.

В тот день они с сестрой, задумавшись каждый о своём и двигаясь по коридору факультета на встречных курсах, едва не стукнулись лбами.

— Женька, ну ты и ходишь! Как носорог! — рассердилась Оля.

По справедливости, она заслуживала в этой ситуации симметричного ответа, что-то вроде: «От жирафа слышу!», поскольку была виновата в столкновении не меньше. Но брат обращался с сестрой бережно.

— Извини, Оля, задумался. Что-нибудь надо?

— Надо. Ты не мог бы сегодня вечером провести районный полуфинал по ручному мячу среди юношей, вернее девушек? Два матча.

— Да я в гандболе не очень-то разбираюсь, ты же знаешь…

— Там уже есть судьи, не беспокойся. Ты будешь председателем. Зиц. Подпишешь пару бумажек — и всё. Требуется, чтобы не ниже мастера спорта. Заодно посмотришь встречи. Девчонки здорово играют! Ну, так как?

У Женьки все вечера в обозримом будущем были заняты Олей Ивановой, но ведь её тоже можно взять с собой на соревнования, так что никаких потерь.

— Проведу, хорошо. А ты сама-то что?

— У меня свидание, — сестра опустила глаза.

— Погоди! Ты же говорила, что распрощалась со своим копьеметателем!

— Он биатлонист!

— Час от часу не легче! Теперь биатлонист! Оля! Ну почему ты ищешь женихов исключительно среди бандитов? Сначала был борец, костолом. За ним — фехтовальщик, задира и дуэлянт. Потом копьеметатель, такой же протыкатель всего живого. Но у них хотя бы холодные виды оружия. Так тебе этого уже мало, подавай огнестрельный уровень!

— Очень смешно!

— Угу! По твоему лицу видно. Чего ты такая мрачная, сестрёнка?

— Женя, это правда, что ты провалил зачётную контрольную по квантовой механике? Мне профессор сказал.

— Так это ты из-за меня расстроилась? Брось, наверстаю! Да и что за студент без хвоста?!

— Он ещё сказал, что ты не слушаешь лекции, ничего не записываешь, а всё время смотришь в окно. Женя, ты влюбился, да? Как её зовут?

— Оля.

— Что?

— Не «что»! Её тоже зовут Оля!

— Надо же! Откуда она?

— Наша. Учится на экономическом факультете, на втором курсе. Её фамилия Иванова.

— Ещё одно совпадение! Уж лучше бы Сидорова!

— Зачем?

— Получился бы полный русский стандарт: Иванов, Петров, Сидоров!

— Сама ищи себе Сидорова для стандарта, а я что нашёл — то нашёл! Пока!

Женька повернулся, чтобы уходить, но уловив в глазах сестры подозрительный блеск, снова подошёл к ней вплотную.

— Даже не думай!

— О чём?

— О том! Никаким спортом Оля Иванова заниматься не будет! Это аксиома! Ультиматум! Полный и безоговорочный! Хватит того, что ты меня против желания сделала мастером спорта!

— Хорошо, хорошо, успокойся! — примирительно произнесла сестра, пряча улыбку в уголках губ. — Мне кажется, я знаю эту Олю. Пойдём, что-то покажу.

— Далеко?

— Этажом ниже, на экономический факультет.

В фойе сестра остановилась.

— Посмотри на стену!

— На местные знаменитости? Так я их сто раз видел! У нас на физфаке такой же стенд.

— Внимательно посмотри!

— Ну, смотрю. Член-корреспондент РАН… замминистра финансов… президент торгово-промышленной палаты… профессор… ещё профессор… космонавт...  Ну и что?

— Свою Олю не видишь?

— Н-нет…

— Вот же она!

— Эта гимнасточка с лентами? Так она же совсем девочка!

— Правильно! Ей здесь пятнадцать лет. Подпись прочти!

— Мастер спорта международного класса по художественной… — Женька с изумлением смотрел на фотографию. — Но она мне ничего не говорила!

— А ты спрашивал? Нет! Потому что девушка для тебя — это только глазки, щёчки, губки. А то, что она способна на что-то большее, может чего-то достичь, тебе и в голову не приходит! Впрочем, не одному тебе! Короче, так. Возвращайся в спорт, догоняй свою подружку. Я, так и быть, поговорю с твоим старым тренером. Надеюсь, он снова тебя примет и простит.

— Хорошо, я подумаю… Оль! — Женька встрепенулся и заговорщицки прищурил глаза, — Хочу стянуть эту фотографию. Постоишь на стрёме?

— Без криминала тебе ну никак не обойтись! — покачала головой сестра. — Можно ведь всё сделать легально. Зайди в лабораторию оптики и спектроскопии, там есть фотомастерская, спроси… Хотя нет,  я сама позвоню.

— Значит так, — продолжила она, пряча мобильник. — Сегодня фотографию тебе напечатают, завтра утром зайдёшь за ней на кафедру. Если меня не будет на месте, возьмешь её в правом верхнем ящике стола. А мой стол ты знаешь.

— Спасибо, Оля! Я тебя люблю!

— Я тебя тоже люблю, хвостатый обезьян! Какая хоть тема была на контрольной?

— А… Гипотеза Винтера-Саммера!

— О сопряжённых точках пространства? Серьёзная штука. Но я её помню. Дома где-то валяются записи. Если понадобится помощь — приходи.

— Спасибо.

 — Уже звонок, слышишь? Беги на лекцию. Слушай внимательно, не отвлекайся, не…

* * *

Оля Иванова отпросилась в деканате проведать родителей, которые жили в другом городе, и у Женьки сразу появилось много времени. Он быстро ликвидировал появившиеся пробелы, сдал задолженности. Но не все: гипотеза Винтера-Саммера не поддавалась. Женька раз за разом проверял математические выкладки, которые забраковал профессор, менял то в одном, то в другом, то сразу в нескольких местах методы расчётов — результаты не менялись, ошибка не обнаруживалась. Либо её не было вообще, либо сложность поиска превышала Женькины возможности, и следовало идти к сестре за помощью.

Но сдаваться слишком быстро Женька не хотел. Будучи твёрдо убеждённым, что практика и только практика является критерием истины, он решил материализовать свои теоретические изыскания, другими словами — проверить их опытным путём. Проведя ночь за письменным столом и исписав дюжину листов бумаги, он отправился с ними на кафедру радиофизики к своему приятелю и одногруппнику Олежке Сидорову, носившему кличку Малыш из-за своего двухметрового роста. Малыш подрабатывал там лаборантом и имел отдельный кабинет-мастерскую.

— Привет, Джонсон! С чем пожаловал? — обрадовался встрече приятель.

— Вот тебе готовый русский стандарт, сестрёнка, — пробормотал Женька, глядя на долговязую фигуру парня. — Подходит по всем параметрам, даже больше: ты — Ольга, он — Олег.

— Чего говоришь? — не расслышал Малыш.

— Говорю, привет! Можешь мне спаять такую схему?

— Что это? Похоже на спутниковый навигатор.

— Он и есть. Но с дополнительным генератором. Вот таблица опорных частот, параметры излучения, диаграммы вращения фаз.

— Знаешь, Жека, ничего паять не надо! Навигатор подойдёт стандартный. Мне Мухомор… ну, наш завкафедрой, на днях свой личный принёс, попросил отремонтировать, а сам куда-то укатил на неделю. Я тебе его дам. Похожий излучатель тоже есть, надо только поменять прошивку. Но это недолго, зайди перед обедом.

Женька зашёл в конце дня, после четвёртой пары.

— Наконец-то! Я уже собрался домой уходить. На, бери! Вот ещё мануал, чтобы не тыкать кнопки вслепую. А батарейку сам вставишь, у меня нету.

— Сапожник без сапог! Какие там карты?

— Не интересовался. Что шеф поставил, то и есть.

— Спасибо! Пока!

— Смотри, не потеряй, а то Мухомор тебе двоек наставит — на всю жизнь хватит! Я тебя прикрывать не стану! — крикнул Малыш вдогонку и захлопнул дверь.

* * *

Дома у Женьки никого не было. Мать дежурила в больнице, отец ещё не вернулся из плавания.

Освоение навигатора много времени не заняло. Функциональность полностью соответствовала описанию в мануале: Малыш отремонтировал аппарат на совесть. Загруженные карты удивили и обрадовали своим разнообразием, они охватывали почти всю поверхность земного шара. Имелись даже планы японских островов Хоккайдо и Хонсю с расположенными на них военными базами. По поводу секретности последних НАТО судилась с НАСА. Космонавты победили, карты рассекретили, и начальник Сидорова сразу же встроил их в навигатор. Шустрый старикан, кто бы мог подумать!

Женька произвёл необходимые настройки, установил азимут, расстояние в один метр, вышел на середину комнаты и нажал кнопку пуска.

Ничего не произошло.

Поднял мощность на ступеньку.

Без изменений.

На две.

То же самое.

Неужели не работает? Жаль! А ну-ка, ещё на две!

Щёлк!

Навигатор выскочил из руки и полетел вниз. Женька в отчаянном прыжке успел поймать его у самого пола.

Сердце забилось часто и громко, грохотало на всю комнату. Не столько от предпринятого вратарского броска, сколько из-за свершившегося буквально секунду назад научного открытия. Никакой ошибки в расчётах нет! Правильность гипотезы Винтера-Саммера подтверждена!! Сопряжённые точки пространства существуют!!! И отныне это уже не гипотеза гениальных американских физиков Винтера и Саммера, а полноценная теория, которую через много лет доказал российский физик Иванов. Ну, пусть ещё не совсем физик, только студент, но уж гений — точно!

Немного успокоившись, Женька достал свою незачтённую контрольную, выписал несколько уравнений, пощёлкал калькулятором и поднял мощность навигатора сразу на пять ступеней. Поднявшись на ноги, он прижал аппарат к груди и снова нажал пуск. Перемещение произошло мгновенно. Теперь он уже сам, целиком, стоял на том месте, куда навигатор отскочил в первый раз.

Сделав ещё пару таких же перемещений, Женька решил попробовать что-нибудь более интересное. Он изменил на аппарате азимут, увеличил дальность и выпрыгнул из квартиры на лестничную площадку. Очутился перед закрытой дверью, без ключей, в домашних тапочках, разве что не голый, как инженер Щукин из «Двенадцати стульев», который плакал, сидя на ступеньке. Плакать Женька, разумеется, не собирался, он вообще не осознал, что оказался в таком же затруднительном положении. Напротив, его глаза загорелись азартом, который требовал немедленного продолжения эксперимента.

Следующий прыжок был нацелен на нижнюю междуэтажную площадку. Новые координаты, подтверждение… В центре экрана зажглась оранжевая надпись «Опасно», а внизу, буквами помельче, «Выполнить» и «Отменить». Женька выбрал «Выполнить», нажал пуск и оказался над площадкой, на двухметровой высоте. Вот о чём предупреждал аппарат! Приземление, к счастью, прошло без нежелательных последствий. Парный лестничный марш, который вёл на нижний этаж, он преодолел уже более благоразумно, так как кроме горизонтальных координат задал ненулевую вертикальную составляющую: высоту перемещения. Для обратного подъёма вверх, на свой этаж, горизонтальных сдвигов вообще не требовалось, достаточно было установить разницу площадок по высоте. Два метра — красная надпись «Нельзя» без возможности выбора. Конечно нельзя! Нельзя оказаться внутри бетонной плиты перекрытия. Нельзя вообще впрыгнуть в физически плотную субстанцию. Два с половиной метра, три — то же самое. Три восемьдесят — красная надпись сменилась зелёной: «Нажмите пуск». Нажал и снова оказался на своей лестничной площадке. В квартиру он проник уже привычным горизонтальным прыжком.

В прихожей Женька подошёл к телефону и набрал номер сестры.

— Оля, ты одна?

— Одна, — послышался печальный голос.

— Я не это имел ввиду… Можно к тебе зайти?

— Можно, конечно. Когда?

— Через две-три минуты.

— Ты где-то рядом?

— У себя дома.

— Но как?..

Женька повесил трубку.

Для получения координат Олиной квартиры уже потребовалась карта города, а также значение высотного репера, от которого отсчитывается перемещение по вертикали. Зажглась зелёная надпись, и Женька материализовался в знакомой гостиной. Сестра в этот момент что-то делала на кухне.

— Оля, я здесь, — позвал он.

Девушка вошла в комнату и невольно вздрогнула, увидев брата.

— Как ты вошёл, что я не слышала? А на кого похож, чудо?! В домашних тапочках, в одной футболке! Зима же на дворе! Сейчас я тебе горячее молоко приготовлю. С маслом, с мёдом и содой. От простуды.

— Ничего не надо! Я вообще не был на улице. Иди сюда, смотри. Я строю сопряжённую точку пространства: задаю азимут, величину сдвига. Точка находится в двух метрах от прибора, возле шкафа, видишь?

— Похоже на то. Ну и что?

— Теперь подойди ко мне и прижмись. Крепче! Голову наклони, не помещаешься. Ещё ниже… так! Нажимаю пуск!

Внезапное перемещение лишило Олю способности говорить и шевелиться. Её большие глаза распахнулись еще шире и потрясённо смотрели на брата. Женька невольно залюбовался сестрой.

«Красивая! И не такая уж большая. Всё будет путём!», — подбодрил он сам себя.

Потом подошёл к ней и легонько нажал на нос:

— Оленька, ты живая? Пи-ип! Ну, наконец-то включилась!

— Ты что, доказал гипотезу Винтера-Саммера? — с трудом выговорила она.

— Как видишь! И даже построил машинку для её проверки. Сейчас повторим эксперимент. Азимут… дальность… высота… Теперь сама попробуй. На, держи! Нажимай пуск! Жми, не бойся!

Через мгновение Оля оказалась стоящей на столе.

— Женька, хулиган, сними меня сейчас же! — заверещала она. — Сейчас мама придёт, увидит, что подумает?!

— Нажми пуск ещё раз, произойдёт обратное перемещение.

— Жму… Не получается! Ещё раз… Ничего не выходит!

Женька взял сестру в охапку и опустил на пол.

— Дай-ка… Ну вот, экран погас! Это батарейка кончилась! Надо было две купить, про запас. Как я теперь домой попаду? Без ключей. А мама на работе!

— Да, дела… Вот что! Я сейчас Жене позвоню. Он тебя на машине отвезёт.

— Какому ещё Жене?

— Петрову. Ну, который биатлонист. Разве я не говорила, как его зовут?

— Биатлонист… Женя… Петров… С ума сойти! — Брат умел выпучивать глаза не хуже сестры.

— А от твоей Оли Ивановой с ума не сойти? Сиди здесь, я с ним немного помяукаю.

Она взяла мобильник и ушла в свою комнату.

* * *

Олино «немного» растянулось на сорок минут. За это время пришла домой тётя, обрадовалась Женьке, устроила чаепитие с плюшками-ватрушками, осудила его легкомысленный для зимы наряд, не поверила ни одной букве из его рассказа о том, как он сюда попал. Но такие мудрёные слова, как дискретная телепортация и пространственная трансгрессия, она, товаровед по специальности, решила запомнить, чтобы щегольнуть при случае перед подругами, хотя не могла сразу их выговорить и всё время забывала, так что Женьке, в конце концов, пришлось написать для неё шпаргалку.

Сестра выплыла из комнаты в другом платье, которое шло ей больше и делало ещё привлекательнее.

— Женя сейчас придёт, — объявила она.

— А я что же?! — встрепенулась тётя и тоже пошла прихорашиваться.

Ох уж эти женщины!

Петров, как и ожидалось, представлял собой внушительное сооружение, заметно выше Оли, так что она вполне могла стоять рядом с ним на высоких каблуках.

Другой особенностью гиганта была его простота, естественность — во внешнем виде, в манерах и разговоре. Уж таковы наши времена, когда нормой считаются размалёванные барби, фразёрство и позёрство в отношениях между людьми, а бесхитростность и натуральность уже воспринимаются как нечто необычное.

Он преподнёс Оле цветок, коснулся губами щеки. Тёте, то есть маме, поцеловал запястье. С Женькой обменялся рукопожатием. Не слабым и не сильным — нормальным.

Сестра, получив цветок, засветилась, как будто у неё внутри включилась лампочка. Женька смотрел на неё с недоумением: цветочек тоненький, хиленький, простая травинка — и такое мощное эмоциональное воздействие! Надо будет над этим поразмыслить.

От чая Петров отказался, сказал, что торопится, попросил Женьку собраться побыстрее. Заботливая тётя натянула на племянника ворох одежды, обмотала длиннющим шарфом, а вместо домашних тапочек выдала настоящие валенки. Женька со всем этим особенно не спорил и в результате стал похож на кочан капусты.

— Чуть не забыл! — Петров вытащил из кармана пакетик и передал его Оле.

— Что это?

— Батарейка, которую ты просила. Две.

Женька молча стал разоблачаться.

— Что ты делаешь?! — изумлённо воскликнула тётя.

— Я не поеду на машине. Уйду так же, как пришёл. Тем более, что по-другому не попаду домой: ключей у меня нет, а мама на работе.

Он поменял в навигаторе батарейку, включил, отыскал записанные в память координаты своей квартиры.

— Петров! Рад был познакомиться! Спасибо за батарейки! Сестра просила их для меня. Оля, тётя! До свидания! Я вам сейчас позвоню. Из дома.

Женька исчез. На оставшуюся после него кучу одежды тётя смотрела с ужасом, Петров — с недоумением, Оля — спокойно, как на обычный беспорядок, который требовал обычной уборки.

— Сейчас я всё вам объясню, — сказала она и принялась возвращать вещи на свои места.

Оказавшись у себя дома, Женька сделал обещанный звонок тёте, кое-как доплёлся до постели и сразу уснул. Прошедший день был перенасыщен событиями и вымотал его до предела.

* * *

Утром следующего дня приезжала Оля Иванова. Женька с трудом отсидел в университете первую пару. В перерыве он поймал преподавателя по квантам и отпросился у него на весь день. Сестра права: зачем хитрить, сбегать с лекций, если цели можно достичь легально?

— У вас, молодой человек, двойка по гипотезе Винтера-Саммера. Хвост, если позволительно так выразиться! — напомнил профессор.

— Я знаю и горжусь им! — выпалил Женька фразу, которую не успели вовремя перехватить и заблокировать мозговые извилины. — Спасибо!

Восприняв слова преподавателя как безусловное разрешение, хвостатый студент сорвался с места и моментально исчез среди пальм в кадках у входа на факультет, который по совместительству являлся выходом на свободу.

— Ах, молодость, молодость, — в свою очередь пробормотал старый учёный и неспешно двинулся дальше, нести «разумное, доброе, вечное» юному поколению — такому наивному и такому непослушному!

* * *

На вокзале Женька оказался не единственным, кто встречал Олю. Рядом с ним остановилась пожилая женщина с суровым взглядом и монументальной фигурой. Её первой и увидела Оля, спустившись со ступенек на перрон.

— Тётя! — воскликнула девушка то ли радостно, то ли разочарованно. — Ой, Женя, и ты пришёл меня встречать! — добавила она тише, остановилась в метре перед ним и скромно опустила глазки.

— Это тебе! — Женька протянул букетик, представляющий из себя такое же недоразумение, как вчерашний цветок Петрова, только, в трёх экземплярах. — С приездом!

У цветов всё-таки есть какое-то непостижимое, волшебное свойство. Такой резкой перемены в поведении своей подружки Женька не ожидал. Она швырнула дорожную сумку под ноги, ухватила его за плечи, подтянулась и крепко поцеловала в губы. Откинула голову, засмеялась и поцеловала ещё раз.

— Мне родители разрешили! — весело и задиристо крикнула она тёте, у которой от изумления во всю ширь распахнулись и глаза, и рот. Пока из этого рта не стали вылетать звуки, смысл которых нетрудно было предугадать, Оля чмокнула тётю в щёку и подала общую команду:

— Пойдём пешком! Здесь недалеко!

Женька подхватил сумку, и через десять минут они подошли к Олиному дому.

— Я через час выйду, — объявила она. — Приму душ, разложу вещи, высушу волосы и выйду.

Женщины вошли в подъезд. Из-за двери некоторое время доносился удаляющийся голос Оли:

— Я обедать не буду!

Потом более упрямо и громко:

— Мне мама и папа разрешили! Можете позвонить спросить.

Слов тёти Женька не слышал. Он так и не узнал, какой у неё голос.

«Интересно, — подумал он, — тётя племянницу сразу убьёт, или будет умерщвлять постепенно?»

* * *

Оля отсутствовала почти два часа.

— Я уж потерял надежду увидеть тебя живой, — неуклюже пошутил Женька.

— Как видишь, жива-здорова, —  улыбнулась девушка. — Вначале тётя, и правда, была сердитая, принялась меня отчитывать.

— А ты что?

— Ничего. Обняла, успокоила. Потом мы с ней сидели рядышком, говорили, плакали, не заметили, как время пролетело. Ты уж прости, я не могла её бросить. Она, кстати, сама спохватилась, что ты ждёшь, помогла мне собраться.

— Плакали? Отчего?

— Не спрашивай! Женщины иногда сами не знают, почему плачут. И никто не знает. Некрасов пытался разобраться. Помнишь его Матрёну Тимофеевну из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»? Но у него ничего не получилось, он потом сам признался. А другие эту тему толком даже обозначить не сумели, не то что разработать.

Моя тётя только на вид суровая, а по характеру она добрая. Заботливая и очень ответственная. Когда я поступила в университет и переехала к ней, родители попросили её присматривать за мной. Вот она и старается. Своих детей у тёти нет, поэтому она не всегда ориентируется, что можно разрешать, а что нельзя.

— Вот тебе и причина её слез: бездетность. Не нужно быть Некрасовым, чтобы это понять!

— Допустим. А я тогда чего ревела?

— Наверно, из-за того же…

— Ага! Горе-то какое! Девице двадцать лет, а у неё до сих пор нет детей! Чем не повод для рыданий?!

— Так может, не из-за своих, а от сочувствия тёте…

— Хватит тебе фантазировать! Куда пойдём?

— Куда скажешь. В Париж хочешь?

— В кинотеатр? А что там идёт?

— В настоящий Париж. Который столица Франции! Ты, помню, говорила, что мечтаешь там побывать. Сходить в Лувр, увидеть настоящую Мону Лизу.

— Женя, — девушка смотрела на него с тревогой, — ты плохо себя чувствуешь?

— Отлично чувствую. Сейчас…

Женька достал навигатор и вызвал карту Парижа. На экране высветились реперные значения: географические координаты города и высота над уровнем моря. Он нажал кнопку подтверждения выбора. Пошло сканирование. Через десять секунд появилась зелёная надпись «Нажмите пуск».

— Оля, подойди ко мне, — позвал Женька. — Что у тебя в сумке?

— Ой, я совсем забыла! Там для тебя пирожки! Мы с бабушкой вчера пекли!

— Спасибо. Возьмём с собой.

Женька крепко обнял девушку и нажал пуск.

— Сумасшедший! Люди же кругом! Не можешь потерпеть до вечера?! — запротестовала Оля, но смолкла на полуслове и застыла в неподвижности, как днём ранее замирала большая Оля, Женькина сестра. По-видимому, все женщины так реагируют, когда их без спроса и без предупреждения переставляют с места на место. К счастью, они снова включаются лёгким нажатием на носик.

— Где мы? Что произошло?

— Мы в Париже. Под Триумфальной аркой. А что произошло, я тебе объясню по дороге. Пошли!

— Куда?

— В Лувр! Ты же туда хотела попасть!

— Но мы не знаем дороги…

— У меня навигатор. Он сейчас показывает, что нам… вон в ту сторону!

— Далеко?

— И это скажу… Приблизительно два километра.

Оля повисла у Женьки на руке, ноги держали её плохо.

— Объясняй!

— Значит так! В один прекрасный день я получил двойку по контрольной работе.

— Молодец! Ты ещё больше с девушками целуйся, тогда вообще вылетишь из университета!

— С какими девушками? Я только с тобой целовался, у нас обоих в точности одно и то же количество поцелуев! Если, конечно, тебя кто-нибудь дополнительно не доцеловывает.

— Какие ещё доцеловывания?! Я после свиданий с тобой иногда с трудом разговариваю, меня губы не слушаются! Тётя один раз догадалась, весь вечер смотрела укоризненно и качала головой. Но всё равно я из-за поцелуев двоек не получаю! И уже половину зачётов сдала! Ладно, продолжай!

— Тема контрольной была связана с так называемой гипотезой Винтера-Саммера, о сопряжённых точках пространства. Её следовало опровергнуть. Но я прослушал задание, стал не опровергать гипотезу, а доказывать. И неожиданно доказал! Гипотеза превратилась в теорию, а я, таким образом, сделал открытие!

Теория Винтера-Саммера говорит, что можно выбрать в пространстве две произвольные точки, и как бы далеко они ни находились друг от друга, установить между ними непосредственную связь. Сделать, как говорят, эти точки сопряжёнными. Между такими точками возможен мгновенный переход туда-обратно, как будто они находятся рядом.

Для практической проверки теории я попросил приятеля радиофизика сконструировать вот этот небольшой аппарат, и когда он был готов, я с его помощью попытался совершить несколько пробных прыжков из одной сопряжённой точки в другую. Получилось! Теория полностью подтвердилась. А только что аппарат перенёс нас с тобой из нашего города в город Париж.

Я понятно объясняю?

— Не совсем. Как это можно удалённые точки сделать соседними?

— Ну, хотя бы так… Возьмём книгу, откроем её. В ней есть соседние точки — это буквы, пробелы, знаки препинания и прочие элементы текста, которые стоят рядом и читаются один за другим. Точки на разных страницах соседними не являются. Но если мы закроем книгу, точки на левой и правой странице разворота сблизятся и тоже станут соседними. Мой аппарат как бы переносит — меня, тебя, нас обоих, кого угодно — с одной страницы на другую.

—  Теперь понятно. А что это приделано к аппарату клейкой лентой?

— Запасная батарейка. У него нет индикации разряда, он может выключиться в любой момент. А возвращаться из Франции в Россию обычным путём, сама понимаешь… Вот ваш Лувр, сударыня!

— Ой, и правда! Как на картинке. Но почему так пустынно? Обычно здесь толпы народа!

— Не знаю. Вон полицейский стоит, спросим. Как он тут называется? Флик, кажется.

— Нет, не флик. Ажан или жандарм. Но лучше не спрашивать: вдруг здесь нельзя находиться! Ещё документы потребует, а у меня только студенческий.

— У меня тоже. Ладно, сами разберёмся.

Они подошли к зданию вплотную. Полицейский окинул их равнодушным взглядом и отвернулся. Значит, можно.

— Смотри, Оля, кассы! А вот расписание работы. По вторникам Лувр, оказывается, закрыт для посетителей. Ну и не надо! У них же цены запредельные! Видишь, написано: сорок евро один билет? Почти моя месячная стипендия! Это в десять раз выше, чем наши цены. Неужели Франция настолько богаче России?

— Нет, доход на душу населения больше только в полтора раза, нам на лекции говорили. А цены высокие, потому что монопольные.

— Это как?

— Ну, ещё одного Лувра нет, не существует. Поэтому нет конкуренции, которая только и может сбить цену. У человека остаётся две альтернативы: или плати, или уходи. А для нас и вовсе одна, потому что выходной. Хотя я бы денег на билеты не пожалела даже по таким ценам: у меня с собой триста евро.

— Оля! Ты забыла, какой у нас аппарат? Если в мгновение ока он перенёс нас за тысячи километров, то уж перетащить внутрь здания для него вообще не проблема! Нет уж, не получат эти вымогатели наших денег! Где тут план дворца? Ага, вот! Сейчас… готово! Прижмись ко мне как в прошлый раз!

— Жень… не надо нам так крепко обниматься! Это уже не обнимание…

— Надо! По техническим причинам. Если между нами останется хотя бы небольшой зазор, аппарат одного из нас переместит в сопряжённую точку, а другого оставит на прежнем месте.

Новое перемещение никаких отрицательных последствий у Оли не вызвало. Автоматика зала, в котором они оказались, включила освещение. Стены были плотно увешаны картинами, каждая из которых наверняка являлась шедевром.

Женька пощёлкал кнопками навигатора и покачал головой:

— Немного ошибся. Мона Лиза рядом, в «Зале государств». Сейчас перепрыгнем. Иди ко мне!

— Погоди! Дверь, кажется, открыта. Зачем прыгать, если можно просто войти?

И здесь автоматическое освещение сработало безотказно.

Величайшая картина мира не произвела на новых зрителей особого впечатления. Портрет по размерам небольшой, изображение тёмноватое, знаменитая улыбка Джоконды видна плохо, потому что далеко. А ближе рассмотреть невозможно: мало того, что картину подняли выше роста человека, так ещё на расстоянии двух с половиной метров установили барьер. И вообще, другие экспонаты в этом зале намного красивее. Вот только от этой картины почему-то нет сил оторваться, хочется смотреть и смотреть.

Появление в «Зале государств» непрошенных визитёров зафиксировала не только осветительная автоматика, но и камеры видеонаблюдения. На плечи Женьки неожиданно опустились тяжёлые руки музейных охранников, на запястьях защёлкнулись наручники. Олю заковывать в железо не стали, обступили плотно, но деликатно, не лапали.

* * *

«Опорный пункт правопорядка» Лувра находился в подвале среди музейных запасников. Задержанных ввели в помещение, напоминающее вестибюль гостиницы. Дежурный за стойкой, имевший, судя по количеству галунов на рукавах мундира, более высокое звание, нежели другие охранники, выслушал доклад старшего конвоира, мельком взглянул на Женьку, с интересом на Олю.

С Женьки сняли наручники, обыскали. Всё его имущество выложили на поднос, составили опись, первый экземпляр отдали ему. Дежурный сказал что-то по-французски, убедился, что Женька не понимает ни слова, и потерял к нему интерес.

Олю не обыскивали. Содержимое её сумочки высыпали на такой же поднос и так же оформили. После этого ей жестами предложили пройти через ультразвуковой бодисканер. Она не сразу уразумела, чего от неё хотят, но когда поняла, вспыхнула и неожиданно для Женьки заговорила по-французски — громко, возмущённо, подкрепляя слова энергичной жестикуляцией. Он был ошарашен новыми для него способностями и проявлениями своей подружки, но всё же уловил, что дежурный смотрит на неё с удовольствием, даже с восхищением, и неосознанно притянул к себе. От ласкового прикосновения девушка стала понемногу приходить в себя: приглушила децибелы, опустила руки, хотя глаза всё ещё выстреливали лазерные импульсы гнева, и горе тому, кто оказался бы на их пути!

По команде начальника молодых людей повели к стоящим у противоположной стены металлическим клеткам для задержанных и хотели разместить по отдельности, но Оля выпустила в дежурного настолько мощный заряд квантовомеханического негодования, что он невольно стушевался и примирительно махнул рукой.

Женька сел рядом с Олей на деревянную лавку и погладил её по щеке.

— Успокоилась? Вот и хорошо! Чего ты вообще на них набросилась? Обычная просветка, как в аэропорту.

— Для тебя обычно, что меня голую будут разглядывать незнакомые мужики? Я и тебе этого не позволяю! Кстати говоря, в аэропортах женщин на сканере досматривают только женщины.

— А твой французский? Такой для меня сюрприз! Почему ты раньше не говорила, что знаешь его?

— Когда раньше, если ты меня все время целуешь, слова не даёшь сказать?! Ну хорошо, не смотри так, я пошутила. Не говорила, потому что считала это само собой разумеющимся. Как ходить, например. Французский для меня второй родной. С детства, от бабушки.

— Твоя бабушка учительница французского языка?

— Учительница только для меня. А она научилась от своей бабушки, та — от своей. По женской линии я дворянка, если хочешь знать. Княжеского роду. И по-старинному меня надо называть княжна Ольга. В Европе этот титул приравнивается к герцогу или принцу. Так что можешь считать меня принцессой, и это не будет преувеличением… Ой, Женечка! Ты чего уполз на самый край?! Свалишься! Да не бойся! У нас сословия давно отменены, ещё с Октябрьской революции. К тому же, и у тебя в родословной наверняка найдётся кто-нибудь из знати.

— Не уверен. Отец тщательно проверял, в том числе по старинным церковным книгам — никого не нашёл. Сплошные простолюдины: крестьяне да ремесленники. Короче говоря, дворняги, ваша светлость! Дама с собачкой! Гав-гав!

Дежурный оторвался от бумаг и недоумённо поднял брови.

— Тише ты, пёс барбос! — перешла на шёпот Оля. — Сейчас рассадят по разным клеткам, и останется твоя дама без собачки. Подожди, я тебе сейчас сахарную косточку раздобуду!

Она поцеловала Женьку в нос, потрепала по загривку, как и положено заботливой собачнице, потом подошла к решётке и что-то повелительно сказала дежурному. Тот вяло махнул рукой и произнёс что-то неразборчивое. Оле ответ явно не понравился. Она повысила голос и вдобавок топнула ногой.

Дежурный вздохнул, тяжело поднялся с места и поплёлся куда-то вглубь помещения. Новый нетерпеливый окрик, посланный вдогонку, заставил его прибавить шагу.

«А ведь она на самом деле принцесса! — думал Женька, глядя на свою сокамерницу. — Осанка, походка, голос… Школа художественной гимнастики, конечно, даёт свои результаты. Это отточенная координация движений, грациозность, изящество. Но такие качества, как властность и высокомерие, нетерпеливость и настойчивость, а в противовес им доброта и снисходительность, слабость и милая беззащитность — этому не учат, с этим нужно родиться».

К клетке подошёл рядовой охранник и просунул сквозь решётку бумажный пакет.

— Наши пирожки! — объявила Оля, снова усаживаясь на скамейку. Твоя сахарная косточка, моя дворянская дворняжка!

Но немедленно полакомиться бабушкиными деликатесами Женьке не довелось. Заглянув в пакет, капризная и своенравная княжна изменилась в лице, снова бросилась к решётке и затрясла её изо всех сил. Затюканные холопы — охранник и дежурный — мгновенно оказались возле маркизы подземелья, у её ног, разве что не пали ниц.

— Это как понимать?! — начала она, но спохватилась и перешла на французский.

Что именно она говорила, можно было предположить по интонационным переливам её голоса и по хмурым лицам отчитываемых лиц. Время от времени эти лица вставляли какие-то фразы, но ничего кроме новых насмешек взамен не получали. В конце концов Оля царственным жестом прогнала их прочь.

«Ну вот как у неё это получается? — Женька попробовал сделать такое же движение рукой. — Нет, не то! Чепуха какая-то!»

— Что ты делаешь, Женя? — голос Оли снова стал тихим и ласковым. — Комаров гоняешь?

«Она права! — усмехнулся про себя Женька. — Это наивысшая оценка, которую заслуживают мои жесты, претендующие на величественность».

— Хотел повторить твой взмах рукой, — сказал он вслух, — но не сумел. Покажи, как надо.

— Так наверно? Или вот так?

— Похоже. Лучше чем у меня, но всё-таки не то.

— Наверно, для этого нужен контекст. Ну… соответствующая обстановка. Тогда само получится.

— Пожалуй… Да, Оля, а что с пакетом?

— Выбросила! Ты представляешь, эти лягушатники испортили твои пирожки! Разломали пополам все до одного! А когда я спросила, зачем они это сделали, никто из них не смог дать вразумительного ответа!

— Напрасно выбросила! Я бы и разломанные слопал…

— Ой, и правда! Ты же с утра ничего не ел. Сейчас, подожди!

На этот раз повелительный жест получился у Оли безукоризненно. Охранник мгновенно оказался возле решётки, и через полминуты Женька с аппетитом уплетал бабушкины пирожки — половинку за половинкой.

* * *

Неожиданное прибытие начальства всегда вызывает суматоху. Тишину пункта охраны Лувра нарушили резкие голоса, топот ног и хлопанье дверей.

Два охранника вывели Женьку и Олю из клетки и подвели к столу, за которым сидел пожилой мужчина в штатском, сами встали сзади по бокам. Оба подноса с изъятыми вещами лежали на столе. Мужчина закончил щёлкать Олиным мобильником и отодвинул от себя подносы.

— Проверьте, всё ли на месте, и если так, верните описи, — произнёс он на правильном русском языке, но с сильным акцентом.

Женька, получив навигатор, сразу его включил и стал сосредоточенно нажимать на кнопки.

— Ещё студенческий билет, — сказала Оля.

— Да, вот они оба, мадемуазель… О, пардон! Так вы муж и жена?

— Разумеется! По фамилии разве не видно?

— А вдруг однофамильцы? Я потому и спрашиваю.

Мужчина встал с кресла, пододвинул его к Оле, себе принёс простой стул.

— Силь ву пле, мадам!

— Мерси!

 — Вы отказались пройти через сканер. Почему? Он абсолютно безвреден. У вас что-то спрятано в одежде?

— В одежде, мсье, спрятана я сама, ничего другого там больше нет. А отказалась потому, что знаю, какое изображение даёт сканер. Я получилась бы там обнажённая. Зачем? Чтобы вы меня разглядывали, а потом вывесили картинку в интернете? Или нарисовали ещё одну «Джоконду», вид сзади? Нет уж! Разглядывайте свою жену! А меня есть кому разглядывать! Правда, Эжен? — Оля погладила Женьку по щеке.

Он оторвался от своего занятия и рассеянно кивнул.

— Хорошо, согласен, — примирительно сказал мужчина. — Не будем терять время и сразу перейдём к делу. Я начальник охраны музея и по своему служебному положению должен разобраться в нестандартной ситуации, которую вы создали. У меня нет достаточной информации, но она есть у вас. Поэтому я задам несколько вопросов. Если ваши ответы меня удовлетворят, всё закончится здесь. Если нет, вы будете принудительно доставлены в полицию, и там продолжат с вами разбираться. Скажу сразу, что меня устраивает любой вариант, а для вас, как я полагаю, предпочтительнее первый.

Женька продолжал возиться с навигатором и не реагировал на происходящее.

— Мсье, вас это тоже касается! — повысил голос начальник охраны.

— Не тревожьте его, — заговорщицки произнесла Оля. — Он плохо слышит, и вам придётся приложить немало усилий, чтобы до него достучаться. Спрашивайте меня, какая вам разница?

— Ну что ж… Первый вопрос: что вы делали в «Зале государств?»

— Записи видеокамер для вас недостаточно? — спросила Оля. — Нужны дополнительные уточнения?

— Видеокамеры не могут показать всего. Вы могли делать что-то скрытно, — объяснил свой вопрос начальник охраны. — Если так, я прошу сказать, что именно. А вообще, если я о чём-то спрашиваю, значит имею на то причины. Не надо копаться в смысле моих вопросов. Я всё равно их задам и потребую ответа. Итак?

— Мы смотрели на Джоконду. Больше ничего не делали, — ответила Оля.

— Как вы попали в «Зал государств?»

— Из соседнего зала, Дверь между ними была не заперта.

— Как вы попали в соседний зал.

— С улицы. От входа в здание.

— Для этого вам нужно было пройти семь дверей, преодолеть три контура охраны. Но вас не зафиксировала ни одна из промежуточных видеокамер, ни один датчик присутствия и движения! Моя цель и обязанность — выяснить, как вам это удалось, чтобы соответствующим образом устранить недостатки системы. Ещё раз прошу: говорите правду! Не задерживайте себя и меня!

Женька закончил возиться с навигатором и постепенно вникал в суть происходящего.

— Двери ни при чём, — включился он в разговор. — Между точкой у входа в здание и точкой в зале музея было установлено сопряжение Винтера-Саммера. По сути, они стали одной и той же точкой. Дальше безэнергетический фазовый переход, и мы внутри. Со стороны это выглядит как телепортация, как пространственная трансгрессия…

— Ну, вижу разговор не получается, — перебил его главный охранник и поднялся с места. — Жаль. Вас жаль. Теперь ваши проблемы будут намного серьёзней. Сейчас вы под конвоем поедете в полицейский участок.

Женька протянул руки к Оле. Она встала, прильнула к нему, подняла голову и улыбнулась.

Художественная и эмоциональная насыщенность возникшей мизансцены была достойна кисти великого Мане. Его знаменитая картина «Расстрел коммунаров» составила бы великолепный диптих с новым полотном, подходящим названием для которого могло бы стать что-нибудь вроде «Расставания коммунаров». В подвале, в мрачном подземелье контрастно-светлая пара — высокий стройный юноша и девушка-тростинка — замерла в прощальном поцелуе, окруженная мрачными и бессердечными палачами.

Впрочем, не такими уж мрачными и бессердечными были французы. Величественность и монументальность происходящего впечатлили и охранников, и их босса. Парни переминались с ноги на ногу, начальник вытаращил глаза, и никто из них не решался нарушить тишину. Но начальник потому и начальник, что умеет приходить в себя быстрее других. Он открыл рот…

* * *

…И Женька с Олей услышали писклявое хихиканье. Оторвавшись друг от друга, они увидели, что снова находятся под Триумфальной аркой, в том месте, с которого начали свою прогулку по Парижу. Хихикали две девчушки — маленькие, лет по восемь-девять, с косичками, шапочками, со школьными ранцами на спине.

— А я ожидала, что ты аппарат на Россию настроишь, — сказала Оля.

— Нет, рассчитать далёкий прыжок в таких условиях невозможно. И вернуться обратно на слишком старое место тоже нельзя. Сейчас объясню, слушай.

Аппарат помнит три последние точки, связанные с перемещениями. Самая новая находится в зале, куда мы перепрыгнули от входа в музей. Предыдущая, соответственно, сам вход. А самая старая та, где мы сейчас находимся и в которой оказались в результате первого прыжка из нашего города. Но точка в нашем городе уже вытеснена из памяти аппарата, забыта, и её надо рассчитывать заново.

Дальние перемещения вычислять сложнее, чем ближние. Кроме задания географических координат и разницы в высотах необходимо уравнять скорости движения земной поверхности и перемещаемого объекта, то есть, нас с тобой. Так как Земля вращается вокруг своей оси, экватор движется с линейной скоростью четыреста шестьдесят четыре метра в секунду — в полтора раза быстрее звука. Чем дальше от экватора и чем ближе к полюсу, тем меньше скорость. На самом полюсе она равна нулю. В средних широтах сдвиг на один градус по меридиану изменяет скорость на шесть метров в секунду. Этого уже достаточно, чтобы после приземления полететь кувырком. При большем расстоянии прыжок без предварительного уравнивания скоростей может стать опасным и даже гибельным. К сожалению, аппарат не корректирует скорость перемещаемого объекта автоматически, приходится вычислять её вручную. Расчёты для нашего первого прыжка в Париж я выполнил заранее, у себя дома за столом. Результаты, как я уже говорил, не сохранились, поэтому параметры обратного перемещения нужно определять снова.

Перемещение сюда, под Триумфальную арку, тоже сразу не получалось. Аппарат то разрешал прыжок, то его запрещал. Теперь я понял, почему.

— Почему?

— Из-за этих двух девчонок с косичками. Они находятся именно на том месте, куда мы попали из своего города. Мне пришлось немного изменить координаты, чтобы разрешение стало постоянным. Сейчас мы стоим под той же аркой, но возле другой, возле соседней опоры. Кстати, куда они делись?

— Кто, девчонки? Не знаю, я их тоже не вижу!

— Чудеса какие-то! Пойду поищу. Здесь же абсолютно негде спрятаться!

Женька обошёл Триумфальную арку по часовой стрелке, против часовой, по «восьмёрке», по ещё более запутанному маршруту.

— Нигде нет! Как будто они тоже построили сопряжённую точку и упрыгнули в неё.

— Я, кажется, знаю, как их найти, — улыбнулась Оля. — Обними меня!

Менее чем через полминуты возобновилось писклявое хихиканье. Девчонки возникли словно ниоткуда.

— Невероятно! Такие маленькие и уже…

— …француженки и парижанки! Ты это хотел сказать?

— Ну, что-то вроде…

— Всё, хватит! Я просила только обнять, а ты меня уже вовсю целуешь! Люди кругом! Тем более, привлекать к себе внимание опасно: нас наверняка уже разыскивает и охрана Лувра, и полиция…

— Оля, это же Франция! Совсем другой мир! Мы как раз привлечём к себе внимание, если не будем целоваться. Посмотри вокруг! Вон, на автобусной остановке стоит парочка, чем она занимается? Возле тумбы с афишами ещё одна! А эти двое: шли, шли, остановились посреди тротуара, целуются и ни от кого не прячутся! Идём!

— Куда?

— Гулять по Парижу! По городу любви и наслаждений, обители легкомысленных красавиц и пылких кавалеров, по лабиринтам развлечений и удовольствий!

— Давай! Я здесь подожду!

— Как это? Кого подождёшь?

— Тебя! Когда ты со своими легкомысленными красавицами выберешься из лабиринтов удовольствий!

— Гм… у тебя есть другое предложение?

— Есть! Необходимо как можно скорее рассчитать обратное перемещение в наш город. Чтобы при появлении полиции мы тоже могли быстренько исчезнуть, как эти девчонки!

— Серьёзная ты девушка! Но я согласен. Мне нужен калькулятор. В навигаторе его нет.

— У меня есть, в мобильнике.

— Покажи… Слабенький! Только четыре действия и квадратный корень.

— А тебе что нужно?

—Тригонометрию. Косинус, например. Для вычисления скорости.

— Чего нет — того нет. Надо зайти в какой-нибудь компьютерный магазин или интернет-салон.

— Ага! Чтобы там нас сразу взяли под белы рученьки! Уже проходили! В Лувре.

— Тогда сам придумай! Ты же математик!

— Придётся вычислять косинус вручную. По рекуррентной формуле. Ничего другого не остаётся.

Женька углубился в расчёты. Оля прикрывала его собой от чужих глаз, особенно от полицейских.

— Жень, а Жень! Как ты думаешь, а негров можно взять под белые руки?

— Негров? Каких ещё негров? Что за глупости тебе лезут в голову? Не мешай, а то ошибусь, и придётся тебе вместо мягкого приземления скользить по снегу на пятой точке.

— Извини, больше не буду!

— Всё, закончил! Проверим… зелёный! Разрешено!

— Где мы выскочим?

— На университетском стадионе, в середине футбольного поля. Там зимой никого не бывает.

— Зато там бывают метровые сугробы!

— Ну и пусть! Слишком хорошо — тоже плохо, как говорят умные японцы. Пошли! На Монмартр! Три километра по Парижу!

— На Монмартр? Зачем?

— За фиалками, Оленька!

* * *

Когда через много-много лет у Женьки и Оли спросят, какой эпизод их жизни был самым запомнившимся, они наверняка назовут этот променад по парижским бульварам. Зато на вопрос о том, что их тогда больше всего впечатлило, вряд ли последует содержательный ответ, поскольку, проходя квартал за кварталом, они не столько глазели на знаменитые достопримечательности, сколько были заняты собой. Увидев полицейскую машину или услышав звук сирены, они бросались друг другу в объятья и прятали лица в поцелуе. Впрочем, отсутствие машины не мешало им время от времени повторять маскировочный манёвр просто так. Чего ждать, зачем таиться? В Париже так принято!

— Разбаловались мы здесь, — сказала Оля. — Завтра придётся от этого отвыкать.

— От чего отвыкать?

— От обнимашек-целовашек. Первая же крикливая тётка на улице примется нас отчитывать!

— Не надо заглядывать в столь отдалённое будущее, лучше до него дожить. Иди ко мне!

— Погоди, дай отдышаться! К тому же это не полицейская машина, а пожарная.

— Но в ней может затаиться коварный полицейский, переодетый в пожарника, с нашими портретами в руках. Лишняя осторожность не помешает!

На очередном перекрёстке определённо происходило что-то необычное. Или произошло. Возле высокого строящегося здания, уже подведённого под крышу, сверкали разноцветными огнями микроавтобус скорой помощи, машина полиции и фургон аварийщиков. Десятка два зевак, задрав головы, смотрели куда-то в космические дали.

— Пойдём и мы посмотрим, — предложил Женька.

— Там те, от кого мы прячемся…

Трое полицейских разматывали красно-белую ленту, обозначая периметр пространства с ограниченным доступом. Четвёртый пререкался с невесть откуда взявшимися репортёрами, которые были вооружены микрофонами, фотокинокамерами, светодиодными прожекторами на батарейках, и которым — ну просто позарез нужно было попасть именно в запретную зону.

— Им сейчас не до нас. К тому же, исчезнуть мы сможем в один момент. Только ты, Оля, от меня далеко не отходи.

Вплотную к стене здания стояла мачта подъёмника. Платформа находилась вверху, на ней кто-то шевелился. Подробностей было не разглядеть: слишком высоко.

— Похоже на то, что там человек в затруднительном положении, — пробормотал Женька.

— Это ещё мягко сказано, — откликнулся стоявший внутри огороженного участка аварийщик, для которого русская речь определённо была родной. — Положение женщины просто отчаянное!

— Что с ней стряслось?

— Она из бригады строителей. Вздумала спуститься на неработающем подъёмнике. Скорее всего, не заметила предупреждающей таблички. Разблокировала стопоры и вместе с платформой полетела вниз. После набора критической скорости сработали аварийные тормоза, они остановили падение. Но теперь женщина не может ни спуститься, ни подняться: стена здания глухая, а на мачте ступенек нет. Достать её тоже трудно. Наша лестница слишком короткая, не достаёт метров десяти. А вертолёты  сегодня не летают: порывистый ветер. Единственный выход — переставить с противоположной стороны крыши строительную люльку, чтобы она могла на неё перешагнуть. Но это минимум два часа работы. Женщина столько не выдержит, ей там очень плохо. От резкого торможения она сильно ушиблась. Кроме того, у неё диабет, необходимо регулярно принимать лекарства. С ней по телефону непрерывно разговаривает психолог, подбадривает…

Женька задумался, и вскоре его глаза зажглись уже знакомым Оле светом. Так случалось, когда ему в голову приходила какая-то идея. Сам он называл этот свет мыслеизлучением. Он пощёлкал кнопками навигатора, удовлетворённо мурлыкнул и обратился к аварийщику:

— А не мог бы психолог попросить женщину сместиться в угол платформы?

— Если она в состоянии… Но зачем?

— Не спрашивайте, сами увидите.

— Хорошо, сейчас передам.

Аварийщик направился к микроавтобусу.

— Ты хочешь… — Оля неожиданно крепко ухватила рукав Женькиной куртки, в глазах девушки читалась тревога.

— Ну конечно! — бодро ответил он. — Доставлю француженку сюда, сделаю доброе дело. Ты же не против?

Он не без труда отвёл державшую его руку: коготки никак не желали отцепляться.

 — Не беспокойся, это не опасно! — по-своему истолковал он жест своей подружки и нажал пуск.

Женщина была чернокожей, средних лет, невысокой и полноватой. Она съёжилась в углу платформы и смотрела перед собой неподвижным взглядом. Было видно, что она держится из последних сил, что ей, действительно, худо. Женька не стал тратить времени на реверансы, решительно, но аккуратно поставил женщину на ноги, покрепче обнял и через мгновение оказался вместе с ней на земле.

Немая сцена длилась считанные секунды. Потом тишина взорвалась шумным восторгом причастных и непричастных лиц. Раздавались одобрительные возгласы, аплодисменты, Женьку хлопали по плечам, тыкали кулаками в живот. Глаза слепили светодиодные прожектора на батарейках, вспыхивали вспышки фотовспышек. Эскулапы после беглого осмотра положили женщину на каталку, погрузили в фургон, включили сирену и умчались.

Но не все присутствующие проявляли веселье и радость от благополучного исхода дела. К месту событий подкатила вторая машина полиции с ещё одним комплектом бойцов внутрифранцузских вооружённых сил. Старший по количеству украшений на форме раскрыл папку и стал что-то показывать окружающим. Когда очередь дошла до русскоязычного аварийщика, тот кивнул, порыскал глазами по толпе и показал рукой на Женьку с Олей. Двое полицейских немедленно направились в их сторону, энергично пробивая себе дорогу среди зевак. Один из них на ходу снимал с пояса наручники.

Ничего этого Женька не видел. Он смотрел на свою подружку и не узнавал её. Перед ним стояла не величавая и горделивая красавица принцесса, а сгорбившаяся старушка с опущенными плечами и поникшим взглядом. Сумка выскользнула из руки и упала под ноги, но она этого не замечала.

— Оля, что с тобой?

— Я хочу домой… пожалуйста!

— Да-да, конечно! — Женька поднял сумку, повесил себе на плечо и обнял девушку. — Да ты вся дрожишь!

— Мсье! — жёстко раздалось над ухом, и на плечи ему опустились правоохранительные руки, ещё более тяжёлые, чем тогда, в музее.

* * *

Последние слова Женька договаривал на университетском стадионе, стоя по колено в снегу в центральном круге футбольного поля. Олю ноги не держали совсем.

— Темно… — слабым голосом произнесла она.

Женька одной рукой поддерживал девушку, другой перебирал кнопки навигатора.

— Так и должно быть, — машинально ответил он. — Разница во времени, мы сейчас намного восточнее.

Следующую сопряжённую точку Женька построил на лестничной площадке возле Олиной квартиры.

— Ключи у тебя есть? — спросил он.

Ответа не последовало. Глаза девушки были закрыты.

Женька вздохнул, поднял её на руки и локтем нажал кнопку звонка.

Оля обвила руками его шею и приникла щекой. Вниз к подбородку покатилась капелька…

Щёлкнул замок, дверь открылась. На пороге стояла Олина монументальная тётя. Внимательно рассмотрев представшую перед ней скульптурную композицию Джамболоньи, она молча шагнула вперёд и подняла руки, перенимая похищенную и теперь возвращаемую сабинянку.

Женька поцеловал мокрую солёную щёку и бережно стал переносить вес девушки на тётины руки. Осторожничанье оказалось излишним: монументальная матрона обладала прочностью и надёжностью кариатиды. Без видимого усилия удерживая племянницу на весу, она развернулась, вошла в квартиру и ещё умудрилась чем-то захлопнуть за собой дверь.

«Не слишком деликатная мадам, — покачал головой Женька, оставшийся на лестничной площадке, — да уж ладно. Лишь бы не уронила свою ношу».

Он собрался уходить, но вспомнил о невозвращённой сумке, которая по-прежнему висела у него на плече. Рука потянулась к кнопке звонка.

«Нет, не стоит, — остановил он себя, — там сейчас не до этого. Отдам сумку завтра, в университете».

* * *

На следующее утро после первой пары Женька спустился к экономистам. Оля на занятия не пришла.

— Иванова заболела, — сообщила староста её группы, миниатюрная бойкая девчушка. — Мама звонила.

«Тётя», — мысленно поправил её Женька.

— Что за болезнь, не сказала?

— Да это даже не болезнь, а особенности женского организма…

— Какие особенности?

— Вот так вопрос! Ботанику в школе учил? Почитай про лунные циклы. У девушек они иногда протекают довольно тяжело.

— А-а… понял. Чем-то можно помочь?

— Да, в общем, ничем. Лучше всего не беспокоить. Пару дней полежит… Сегодня что у нас, среда? К пятнице поправится!

* * *

Вернувшись после университета домой, Женька вспомнил о несданной контрольной, стал снова просматривать свои записи и снова не находил в них ошибки. Где-то после одиннадцати вечера он выдохся и решил позвонить сестре. Трубку взял Петров, Олин биатлонист.

— Она в душе, перезвони минут через десять.

«Нормально! — подумал Женька. — Если сестра принимает душ при Петрове, значит дела у них идут хорошо, даже очень. Потому что Оля — девушка строгих правил, и можно только порадоваться, что дела у них идут хорошо…»

Вконец запутавшись в рекурсивных размышлениях, Женька насильно вернул себя из пространства рефлексии в реальность.

— Лучше пусть она мне позвонит, когда выйдет.

— Хорошо, я передам.

Сестра позвонила, но не через десять минут, а гораздо позже, уже после полуночи.

— Чего хотел?

— Помощи! Не могу справиться с этой чёртовой гипотезой Винтера-Саммера! Она у меня не опровергается, а всё время доказывается! Ты говорила, что у тебя остались правильные записи. Захвати их завтра в университет, а? Хотя это уже не завтра, а сегодня…

— Завтра не будет. Ты можешь прилететь ко мне прямо сейчас на своём манипуляторе?

— На навигаторе? Запросто. Так ведь поздно! К тому же Петров, мама…

— Петров ушёл, мама спит.

— Тогда сейчас. Освободи место в гостиной возле шкафа.

Женька положил трубку телефона и через полминуты материализовался в квартире сестры.

— Что ты имела в виду, когда говорила, что завтра не будет?

— То, что в шесть утра мы с Петровым вылетаем в Австрию, на соревнования по биатлону. В четыре он за мной заедет.

— Правда?! Здорово! Оля, это вроде как… ваше свадебное путешествие?

— Не «вроде как», а самое настоящее! — Сестра неожиданно покраснела, поняла это и прижала ладони к лицу.

— Вот и славно! И ты славная! И Петров твой славный, хотя и бандит! Я так рад за вас!

Женька отнял её руки от лица и принялся целовать в обе щёки, пока сестра не начала протестовать.

— Хватит тебе! Петрову места не останется! Свою Олю Иванову целуй!

— Для Петрова на тебе выделены другие траектории, мы с ним не пересекаемся. А Иванова Оля заболела. Этими, как их… лунными циклами!

— Кто тебе такое сказал?

— Староста её группы.

— Глупости! Циклы у неё были неделю назад. Я это знаю, потому что она из-за них пропустила репетицию новогоднего представления. Оля там танцует с лентами. А сейчас у неё совсем другая болезнь!

— Какая?

— Диагноз любовь! Точнее — ревность. Острая форма. Я к ней вечером заходила. Она всё рассказала.

— Что именно рассказала?

— Что вы были в Париже, и что ты там обнимался с негритянкой. Прямо у неё на глазах! Она тогда чуть сознание не потеряла! Могу себе представить, что бедняжке пришлось увидеть и что почувствовать! Ты что, братец, совсем сдурел?

— Но ведь дело было совсем не так!

— Неважно, как было дело, важно, как это подействовало на девушку! Оля проплакала всю ночь и ещё весь день. Её утешала сначала тётя, потом я. Почти было успокоили, но она вдруг снова вспомнила: «Он так её прижимал!» И снова в слёзы!

Женька молчал. Да и что тут скажешь? Полный коллапс логических цепочек мыслительного процесса!

Сестра сходила в свою комнату и принесла тоненькую папку.

— Вот твоя контрольная! Аккуратно перепиши и отдай профессору. Я в своё время получила за неё высший балл!

* * *

Старый профессор смог уделить Женьке внимание лишь в конце дня. Двух минут ему хватило, чтобы разобраться в написанном.

— Нет замечаний! Отлично, Иванов! Давайте зачётку.

Поставив оценку, он добавил:

— Кто мешал вам сделать это сразу?

— Мешало непонимание.

— Теперь не мешает?

— Нет. Хотя я по-прежнему ничего не понимаю. То, что вы сейчас оценивали, работа моей сестры, Петровой Ольги, аспирантки. Я всего лишь переписал…

— Так что ж это получается? Я напрасно поставил вам зачёт?

— Не напрасно. Я не смог опровергнуть гипотезу Винтера-Саммера, но зато я её доказал. Сопряжённые точки существуют! Сейчас я их вам покажу!

Женька достал навигатор и стал нажимать кнопки, подробно объясняя, что при этом происходит.

— Этот аппарат фиксирует сопряжённые точки, то есть, выбирает две различные точки пространства и соединяет их в одну. Затем он выполняет переход от одной точки ко второй и обратно. Работает аналогично фазоинвертору. На экране прибора показан план аудитории, в которой мы находимся. Мы сейчас здесь, за преподавательским столом. Это первая точка. Зафиксируем её. Теперь выберем где-нибудь другую точку. Скажите, профессор, ваш кабинет на кафедре закрыт? На ключ?

— Разумеется! Почему вы спрашиваете?

— Вот изображение кабинета. Зафиксируем в нём вторую точку. Готово! Хотите, я что-нибудь принесу сюда из вашего закрытого на ключ кабинета?

— Ну… принесите блокнот, я забыл его взять. Он лежит на столе возле телефонного аппарата.

— На внезапное исчезновение Женьки и его столь же внезапное появление через полторы секунды старый учёный не отреагировал. Просто не успел.

— Этот блокнот?

— Да! Но как?..

— Смотрите! Вот математические выкладки опровержения гипотезы Винтера-Саммера. А вот моё доказательство её правильности. Кладём их рядом и начинаем сравнивать. Первые уравнения совпадают. Различия начинаются здесь. В опровержении дальше следует одно соотношение, а в доказательстве — другое!

— Распишите-ка, Иванов, подробнее, откуда берётся это другое соотношение.

— Подробнее расписать невозможно. Оно непосредственно вытекает из предыдущей формулы, из вспомогательного выражения и ещё вот отсюда. Для меня это очевидно.

— А для меня абсолютно непонятно! Все ваши расчёты кажутся притянутыми за уши. Вот же простая, классическая последовательность математических уравнений! Которая на самом деле очевидная!

— Для вас, профессор! Очевидная для вас, но не для меня. Я по-прежнему ничего в ней не понимаю!

— Знаете, Иванов, если бы вы не принесли блокнот, то есть, не продемонстрировали существование сопряжённых точек на практике, я бы вас снова прогнал. Но сейчас я не знаю, что сказать.

— Вы недавно говорили на лекции, что физические процессы протекают по-разному в зависимости от того, наблюдают за ними или нет. Я бы дополнил это утверждение. По-разному протекают также процессы познания. В отношении гипотезы Винтера-Саммера все люди по складу мышления делятся не две группы. Одна группа считает гипотезу ложной и может это доказать. Вторая группа, напротив, способна доказать её справедливость. Доказать так же убедительно и аргументированно, как первая группа может её опровергнуть. Эти группы не смешиваются друг с другом и не пересекаются. Опровержение гипотезы, ясное и понятное для первой группы людей, является «вещью в себе», то есть, принципиально непознаваемым для второй группы. И наоборот. Получается этакая развилка познания. Именно развилка, потому что до гипотезы Винтера-Саммера и после неё обе группы людей понимают мир абсолютно одинаково. Мы с вами, профессор, относимся к разным группам: вы к первой, я ко второй.

Теперь почему общепринятой является именно ложность гипотезы, а не её справедливость? Объяснение простое: первая группа гораздо многочисленнее второй. Было бы наоборот, учебные курсы содержали контрольное задание доказать гипотезу, а не опровергнуть.

Существуют ли другие гипотезы, которые допускают такое же разветвление познания, сколько таких веток в том или ином конкретном случае: две или больше, в чём именно состоят различия в способах мышления — я не знаю. Полагаю, что это сложнейшие вопросы миропонимания, которые не только абсолютно не исследованы, но даже не сформулированы…

— Любопытные рассуждения! Признаюсь, я не ожидал услышать ничего подобного, тем более от студента. Будет над чем поразмыслить на досуге. Но пока давайте на этом закончим, уже поздно. Я не жалею, что поставил вам зачёт, вы его заслужили. А скажите, Иванов, — профессор хитро прищурил глаза, — вместо блокнота из запертого кабинета вы могли бы принести, скажем, пачку денег из банка? Из закрытого хранилища?

— Как-то не задумывался об этом, — усмехнулся Женька,  — но принципиальных трудностей не вижу. При случае попробую!

* * *

Красавица поднялась по лестнице на этаж, процокала звонкими каблучками по кафельной плитке и остановилась между пальмами в кадках у входа на физический факультет. Только что закончилась третья, послеобеденная пара, в коридор из аудиторий высыпали после научного ристалища уцелевшие бойцы. Короткая переменка не давала возможности заняться чем-то серьёзным, поэтому автохтоны ограничивались тем, что им было доступно: интроверты самосозерцательно вышаркивали на полу броуновские траектории, их антиподы сбивались во флуктуационные товарищества и с разной степенью оживлённости и децибельности взаимно уравнивали запасы ментальных приобретений.

Красавицу заметили.

— Смотри, какая куколка приблудилась к нашей юдоли скорби и безысходности, — услышала она восхищённый голос. — Как бы к ней подкатить?

— Я уже пытался, получил полный отлуп! — ответил второй. — Это краля Джонсона с четвёртого курса. Он от неё без ума!

Красавица повернула голову к обожателям и благосклонно улыбнулась. Но уже через секунду от её улыбки не осталось и следа. Губы напряглись, глаза потемнели.

В одном из спонтанно возникших сообществ высокий парень что-то растолковывал своей компании. Его слушали со вниманием, а одна девушка подошла настолько близко, что время от времени касалась оратора пышным бюстом.

Красавица сдёрнула ленту, стягивавшую волосы в узел, тряхнула головой, рассыпав буйные локоны по плечам, и стремительно двинулась к этой группе, разметая по пути возникающие препятствия. Подойдя к парню вплотную, она оттеснила соблазнительницу, прижалась к нему грудью и впилась в губы.

— Оля, что ты делаешь! Здесь же не Париж!, — конвульсивно заглатывая воздух прошептал Женька. — Нам двойку поставят по поведению!

— Ничего страшного, пересдадим! — смешивая прописные звуки со строчными ответила неуёмная красавица и повторила атаку.

Деликатные Женькины однополчане оставили их наедине, насколько это было возможно в густонаселённом пространстве с общим доступом.

— А тебя больше сюда не пустят! — добавил он на новом прерывистом выдохе.

— Вообще-то, я пришла по другому поводу. Но увидела, что об тебя нахально трутся… Я всех твоих пассий поразгоняю, вот увидишь! Плакать больше не буду, как из-за той парижской негритоски. Меня тётя вылечила. Объяснила, что в жизни нужно драться, а не терзаться.

— Бедная твоя тётя! — улыбнулся Женька. — Придётся ей отныне плакать в одиночестве. С такой боевой племянницей!

— Почему в одиночестве? Это же совсем разные вещи! При случае я с большой радостью снова с ней поплачу…

— «Поплачу»! «С большой радостью»! Тебя заслушаешься! Так что за повод?

— Приглашаю тебя в гости. Ты ведь у меня ещё не был…

— Это к тетё, что ли?

— Да. Так… придёшь?

— Приду, конечно, спасибо! Оля! У тебя опять глаза на мокром месте? Да что это такое с тобой творится?! Мне даже не по себе. Как будто я постоянно тебя обижаю. А ещё говоришь, что больше плакать не будешь!

— Не обращай внимания! Это отголоски моего недавнего великого плача. Его рецидивы.

— Дай-ка я тебе слёзки вытру, рецидивистка!

— Не надо, у меня под глазами намазюкано. Я сама. А ты будешь моим зеркальцем. Скажешь, если что не так.

— Хорошо, что про зеркальце напомнила! Я тебе сейчас сумку отдам! Каждый день с собой таскаю. Она у меня в аудитории.

— Вечером принесёшь! Приходи в десять часов.

— Не поздно?

— Раньше меня самой дома не будет. Ой, уже звонок! Я побежала! Нет-нет, теперь уже без поцелуев! А то меня, и правда, пускать сюда перестанут!

* * *

Эффект замедления времени на субсветовых скоростях известен ещё со времён Эйнштейна, даже раньше. Он имеет строгое математическое описание и может быть вычислен с любой требуемой точностью. Но то, что время замедляется при нетерпеливом ожидании, причём, замедляется в гораздо большей степени, ни Эйнштейну, ни другим светлым головам человечества почему-то в светлые головы не пришло. Женька испытал на себе выкрутасы четвёртого измерения в полной мере. Объявленные Олей десять часов вечера затаились где-то в бесконечности будущего и никак не желали выплывать в настоящее. Сначала Женька их призывал и вожделел, потом проклинал и ненавидел, потом пришёл к заключению, что его жизнь слишком коротка, и этот момент времени наступит уже после его кончины. А потом он заснул и пробудился только в половине одиннадцатого.

Хотя его лихорадочные, почти панические сборы и закончились раньше, чем начались, как раз в этой ситуации время могло бы идти и помедленнее. Фейс-контроль в прихожей никаких аномалий в дресс-коде, в визитёрской атрибутике не зафиксировал, и бытовой настенный рефлектор благосклонно дал добро на выход. Одного кванта времени Женьке хватило, чтобы трансгрессироваться на лестничную площадку перед Олиной квартирой, и ещё одного, чтобы нажать кнопку звонка.

— Женя! Наконец-то! Я так долго тебя ждала! Знаешь, как тяжело ждать?!

Женька знал. И нахваливал себя за опоздание распоследними словами. Но ему был хотя бы известен конечный момент ожидания, а каково пришлось Оле, для которой время тянулось в условиях полной неопределённости?

— Это тебе! — Он протянул букет из пяти белых роз.

— Спасибо! Какие красивые! И пахнут! А… кому второй букет?

— Тёте, конечно. Я, всё-таки, пришёл в её дом.

— Я думаю, пять роз для неё слишком много. Сделаем так: ей три, а мне семь. Сразу получится два счастливых числа!

— Как знаешь. Твоя тётя.

— Пойдём в гостиную. Нет, обувь снимать не надо, я тоже в туфлях.

— У тебя новое платье…

— Заметил? Я сама его придумала! Сегодня первый раз надела. Нравится?

— Красивое. И комната красиво убрана. Стол накрыт. Шампанское, свечи… Оля, это ты для меня постаралась? Когда только успела, если сама пришла недавно?

— Это мы вместе с тётей сделали. Здесь её хрусталь, канделябр старинный, столовое серебро. Настоящее! Садись! Будем пить шампанское, будем танцевать! Но сначала я тебя покормлю. Чтобы ты не голодал, как тогда, в Париже.

— Не беспокойся! Я пока дожидался твоих десяти часов, успел дома дважды поужинать. Без свечей, правда, и без серебра.

— Тогда это не считается! У меня отужинаешь как следует. Я приготовила настоящее кассуле. Это такая французская запеканка в глиняных горшочках. Бабушка научила. А теперь у меня лучше получается, чем у неё, все говорят. Ты не сможешь отказаться. Вообще у меня холодильник забит продуктами. Мы с тётей вчера и сегодня бегали по магазинам, запасались на выходные для меня. И для тебя.

— Где она, кстати, твоя тётя? Когда придёт? Начинать без хозяйки не слишком вежливо.

— Она уехала. К сестре. Ну, к моей маме. Поезд отходил в двадцать один тридцать, я её провожала. Вернулась с вокзала почти в десять. Потому и пригласила тебя на такое позднее время. Тётя теперь приедет только в понедельник. Это была её идея оставить нас вдвоём на два дня. И на три ночи…

Время снова стало замедляться, но теперь уже по причине не релятивистского, а гравитационного характера, как при подлёте к космической чёрной дыре. А потом оно полностью остановилось, как в середине этой самой дыры, в сингулярности. Две пары глаз не мигая смотрели друг в друга, два человеческих существа решали один из главных вопросов их жизни. Сколько долго это продолжалось? Да нисколько: время же остановилось! Мгновение растянулось до вечности, вечность сжалась до мгновения. Запомнят ли они его, этот свой миг? А кто их знает? Может, там и запоминать нечего. Если в этот миг с ними что и происходило, то где-то глубоко в подсознании, на его первичных, генуинных уровнях. Именно там зарождались исходные церебральные меандры, которые после цепочки бинарных преобразований соединялись в информационные пакеты, посредством биоволн и биомодуляции передавались визави-акцептору, который их расшифровывал, интерпретировал, генерировал отклик и отправлял его обратно.

У Женьки подсознательные процессы завершились раньше. То ли они были более тривиальными, то ли он когда-то их уже репетировал.

— Классная у тебя тётя! Надо ей семь роз, а тебе три.

У Оли верхний уровень мышления оказался прижимистым:

— Нет уж! Семь роз мои! А ей хватит оставшихся.

Затем осознав, что жадность, как ни крути, качество не слишком привлекательное, сделала отвлекающий манёвр, лишь бы не отступать и не уступать:

— Давай лучше за неё выпьем! Открывай шампанское!

— «Рюинар Брют»… Я такого вина никогда не видел и не пробовал!

— Это знаменитая французская фирма. Со старинными традициями и рецептами. Тебе понравится.

— Наверно, жутко дорогое?

— Неважно, оно ведь уже куплено! Открывай! Ой! Какой грохот! Я не ожидала!

— Соседей не разбудили? Уже первый час.

— Нет! Внизу семья в отъезде. Сверху живут музыканты, они ночью работают, днём спят. А с боковыми соседями граничат только спальни.

— Давай на брудершафт?

— Давай… Ну, косолапый! И сам облился, и меня облил! Допивай, а потом просто поцелуемся. Вот так… Я сейчас из спальни полотенце принесу, промокну тебе рубашку. Пойдём со мной? Посмотришь мою комнату.

— Маленькая! Но уютная. И мишка плюшевый, и… Это же моя физиомордия! Где ты её раздобыла?

— Сама тайком сфотографировала. Мобильником. А у тебя моя… есть?

— Есть, конечно! Но не на тумбочке, а на стене. Потому что большая. Такая, как у вас на факультете. Ты на ней с лентами.

— Я же там совсем малышка!

— Мне неважно. Главное, что это ты!

— Я тебе другую подарю. Поновее.

— Подари. Я маме покажу. Она всё мне выговаривает, что хватит уже любоваться журнальными красотками, пора свою заводить. А когда я отвечаю, что эта девочка с лентами и есть моя девушка, моя самая своя, мама не верит.

— Почему?

— Говорит, что она, то есть, что ты для меня слишком красивая.

— Ничего не слишком! В самый раз!

— Слишком! Я с ней согласен!

— В самый раз! И не спорь! Нам ещё рано ругаться. Всему своё время. Лучше скажи, твои родители не будут беспокоиться, что тебя нет дома?

— Маме я оставил записку, что пошёл к тебе в гости, что не знаю, когда вернусь. И написал номер твоего мобильника, вдруг ей понадобится позвонить. А отец сейчас плавает в Индийском океане. Он моряк, я тебе уже говорил.

— Так твои родители про меня знают?

— А как же! Я маме всё подробно рассказал. Даже про твою родинку на подбородке. Но про родинку на правой груди я, конечно, говорить не стал…

— Что?! А сам ты как её обнаружил? Она ведь у меня почти рядом с…

— Подглядел, Оля. Расстегнул пуговичку на блузке, когда целовал. И совсем она не рядом! Там ещё полтора сантиметра, не меньше!

— Так ты и дальше заглядывал?! Какой ужас! Скромная доверчивая девушка идёт на свидание, ожидает платонических объятий, целомудренных поцелуев, а вместо этого её без спроса всю расстёгивают, рассматривают…

— Ну, не всю ведь… А потом, если девушка хочет чего-то исключительно платонического и целомудренного, пусть она свою грудь и остальные детали, достоинства то есть, оставляет дома. Потому что ни один здоровый мужчина с нормальными природными задатками, целуя и обнимая свою девушку, не способен удержаться…

— Хватит, Женя! — Оля прикрыла ему рот пальчиками. — Ты меня убедил. Вот она, эта родинка. Можешь погладить и… поцеловать. Нет-нет, это уже не родинка, это уже на полтора сантиметра дальше! Да оторвись же, пиявка! Давай пить шампанское! «Пусть звон хрустальный раздаётся, искрится, пенится вино», как писал поэт.

— Твой поэт плохо знал физику, раз писал такие глупости. Бокалы с газированными напитками не звенят.

— А ну-ка, попробуем! И правда! Я раньше слышала, что шампанским не принято чокаться, но не знала почему. Теперь знаю. На брудершафт?

— Снова обольёмся…

— Ну надо же тебе, наконец, научиться! Вот, молодец, ни капельки не пролил! А теперь танцы!

— Оля, должен тебе признаться, что в танцах я абсолютный ноль! Минус двести семьдесят три и пятнадцать сотых…

— Зато физические постоянные ты декламируешь своей девушке без запинки! Они ей очень нужны! Вставай! Пойдём учиться. В отличие от тебя, я знаю почти все танцы мира. Художественная гимнастика — это в первую очередь хореография, танцевальное искусство. И только потом спорт и атрибутика: скакалка, обруч, мяч, булавы, лента. Я люблю танцевать, но воздерживаюсь при тёте. Ей не нравятся танцы. Не танцы вообще, а танцы в моём исполнении.

— Довольно неожиданно! Почему?

— Когда я только-только поступила в университет и переехала к тёте жить, она повела меня на прогулку по городу. Ну, чтобы я немного познакомилась с окрестностями, чтобы могла найти дорогу домой. А в тот день был какой-то праздник, центральные улицы и площади закрыли для транспорта и на них проводили всякие мероприятия. В одном месте устроили открытые соревнования по брейк-дансу. Любой желающий мог продемонстрировать свои способности и умение. Но смотреть там было почти не на что. Вот я и захотела показать мастер-класс, а заодно размяться. Попросила у организаторов шлем, немного покувыркалась, как на обычных соревнованиях, а в конце взяла и сделала двадцать пять оборотов, стоя на голове. Для меня это пара пустяков. Они, конечно, сразу присудили мне первое место и дали приз — того самого плюшевого мишку, которого ты видел у меня в спальне. Фотографии выступления напечатали в городской газете, а видео показали по местному телевидению. Я думала, что тётя тоже меня похвалит, но она, наоборот, рассердилась, всю обратную дорогу молчала и до вечера со мной не разговаривала. А потом сказала, что негоже порядочной девушке заниматься такими непристойностями. Прямо так и сказала, представляешь? Хотя чего в танцах непристойного? Пойдём! Уже сегодня ты у меня будешь «с ветерком кружиться в вальсе, напевая ля-ля-ля!» С вальса мы и начнём!

За полтора часа Женька прошёл «школу молодого бойца» танцевальных войск и уже не являлся для партнёрши объектом повышенной и непредсказуемой опасности, заточенным на оттаптывание женских ножек и нанесение прочих неожиданных и неприцельных травм, что часто случалось на первых порах. Теперь они с Олей просто танцевали.

— Какой танец тебе больше понравился, Женя?

— Танго! Конечно танго!

— Правильно. Я так и думала. Это старинный аргентинский танец. Нежный и лиричный. Его название переводится с испанского как прикосновение.

Когда и как танго трансформировалось из танца в одно лишь прикосновение, они не заметили. Женька обнимал свою подругу — ласково, бережно — и непрерывно целовал — губы, шею, плечи, родинки и не совсем родинки. Оля не протестовала, напротив, податливо выгибалась и подставляла для поцелуев самые вкусные места. А может Женьке это только казалось.

— Чего ты смеёшься, Оля?

— Ты оставил меня без платья!

— «И я сорву твои одежды, и опьянею без вина, сольюсь с тобою в страсти нежной, и выпью всю тебя до дна…»

— Ах, вот оно что! Я-то думала, у тебя это нечаянно получилось, а ты, оказывается, коварно реализовывал свои давнишние замыслы! Вампирские! Тогда уж заканчивай начатое дело, снимай остальное!

Движения девушки постепенно становились медленнее, голос звучал тише.

— Теперь подними на руки… и неси… в мою комнату… Только прежде свечи задуем!

В спальне Оля накинула крючок на дверь.

— Зачем? От кого?

— От всех…

* * *

Понедельник начался с пленарной лекции по квантовой механике. К Женьке подсел Малыш.

— Джонсон, у тебя навигатор далеко?

— С собой. А что?

— Завкафедрой вернулся. Интересуется, чем ремонт закончился.

— На, забирай!

— Пригодился?

— Более чем. Спасибо!

— Хорошо. Так, что здесь у нас? Излучатель снять, память почистить… Да тут и чистить почти нечего, в хистори зарезервировано всего три точки!

— А сколько возможно?

— Да хоть тридцать!

— Чёрт тебя дери!

— Надо было сделать больше?

— Теперь-то какой смысл спрашивать?

— Батарейки забери. Забирай, забирай, нечего Мухомора баловать! Этот жмот свою батарейку демонстративно вытащил, когда навигатор в ремонт отдавал. А мне за работу даже банки пива не поставил!

— Возьми себе, мне они теперь ни к чему.

Со стороны преподавательского стола донёсся стук указки.

— Иванов, не отвлекайтесь! И товарищу не мешайте! Лучше помогите ему сдать зачёт!

Женька вопросительно посмотрел на приятеля. Тот смущённо улыбнулся и развёл руками.

* * *

Оля появилась в университете без четверти двенадцать, когда закончилась вторая пара. Женька встретился с ней на «нейтральной территории»: на лестничной площадке между экономическим факультетом и физфаком.

— А цветы зачем взяла? Мы могли бы и новые купить!

— Нет, новые — они обыкновенные! А эти розы для меня — особенные!

— Паспорт не забыла?

— Сейчас… вот!

— Хорошо, пошли. Как тётя? Встретила?

— Нормально. Почти. Немного поворчала, что холодильник пустой, что мы всё слопали и что как только мы не лопнули от такого количества еды. Хотела немедленно отправить меня в магазин за продуктами, но потом увидела твои розы, расцвела и всё простила. Сегодня вечером она устраивает чаепитие с бабушкиными гостинцами. Приходи!

— Обязательно! Кто же откажется от наивкуснейших пирожков твоей бабушки?!

— Я тоже их тогда делала… для тебя.

— Ах да, конечно! Ну вот, пришли!

В загсе зал торжеств был закрыт. В холле перед кабинетом регистратора сидели четыре пары. Дверь кабинета открылась и выпустила очередных посетителей. Вслед за ними в холл вышла пожилая женщина. Оглядев очередь, она остановила взгляд на Оле с букетом роз и Женьке.

— Наконец-то луч света в тёмном царстве! Заходите!

Ожидавшие недовольно загудели.

— А вы поменьше возмущайтесь! — наставительно и строго произнесла она. — Уже доскандалились до развода! Поговорите друг с другом хотя бы сейчас по-доброму. Может, не всё ещё потеряно!

В кабинете женщина предложила Женьке и Оле снять верхнюю одежду, посадила их рядышком за стол, сама села напротив.

— Теперь заявления вручную не пишут, — сказала она. — Я введу в компьютер ваши данные, распечатаю, а вы поставите подписи. Давайте паспорта! Пошлину тоже можете оплатить здесь.

— Да, пожалуйста! — Оля протянула банковскую карточку.

Женщина деловито застучала по клавиатуре, задавая по ходу дела вопросы.

— Фамилию оставите свою, или возьмёте мужа?

— Даже не знаю… — Оля состроила потешную мордочку. — А как вы посоветуете?

— Вот так вопрос! — изумлённо начала женщина, потом глянула в паспорта и засмеялась. — Ну да! Прошло только полдня, а я уже уработалась! Понедельник — самый тяжёлый день недели, приходят только разводиться. У каждой пары своя трагедия, и мне каждый раз приходится в это вникать. Я часто ночами не сплю: думаю, переживаю за них. Морально очень тяжело. Собралась было на пенсию, так уговорили ещё поработать. Вроде как при мне происходит меньше разводов, умею  отговорить… Всё! Поздравляю вас с помолвкой!

Женька с Олей вышли в холл. Женщина последовала за ними и снова оглядела ожидавших. В очереди осталось три пары, одна ушла.

— Ну вот! Хоть кто-то послушался моего совета! Значит день прожит не зря! — растянула она губы в слабой улыбке, потом повернулась в сторону только что обручившихся и улыбнулась уже по-настоящему: — Какая вы красивая пара! У вас обязательно должно быть много детей. Приходите, я всех их зарегистрирую по очереди без очереди!

Оля зарделась и заслонилась букетом. Женька немедленно пришёл ей на помощь, решив вопрос целиком и полностью: обхватил невесту обеими руками и закрыл ей лицо поцелуем.

В холле неожиданно раздались аплодисменты. Ещё двое встали с места, посмотрели друг на друга, улыбнулись и, взявшись за руки, пошли к выходу.

— Ну а с вами что делать? — обратилась женщина к оставшимся. — Заходите, бедолаги! Кто там из вас первый?

— Мы, вообще-то, не торопимся, — послышался неуверенный мужской голос.

— Да, пожалуй, можем подождать. — поддержал его женский. — Или придём в другой раз.

Предпоследняя пара решила тоже не разводиться. Пока.

Похоже, сегодняшний понедельник был не самым тяжёлым днём для пожилой регистраторши и для всех её клиентов. Почти для всех.

* * *

— Ну что, может, куда-нибудь ненадолго слетаем? Проведём вроде как тренировку перед будущим свадебным путешествием, — предложила Оля, когда они с Женькой вышли на улицу. — Ты говорил, что у тебя на третьей паре окно, а я сегодня вообще свободна.

— Полёты отменяются! По неприбытию летательного аппарата, — воспроизвёл Женька дикторский шедевр российских аэровокзалов, правда, более приятным голосом. — Навигатор пришлось отдать. Вернулся его хозяин.

— И что, мы уже никогда не сможем…

— Ну почему никогда? Разбогатеем — появится у нас свой. Эти чёртовы штуки чертовски дорогие! Есть, конечно, подешевле и попроще, но Малыш, то есть, Олег… ну тот самый радиофизик из моей группы, который одолжил навигатор своего шефа, сказал, что подходят далеко не все, и вообще, чтобы я без него не покупал.

— Идём к Олегу! Если у тебя сейчас окно, значит у него тоже. Будем покупать навигатор!

— Оля, да ты хотя бы представляешь, какие понадобятся деньги?

— У меня есть. Пошли!

* * *

— Предметы длительного пользования следует покупать только в дорогих магазинах и только известных торговых марок! — вещал с двухметровой высоты на всю улицу Малыш по пути в компьютерный салон. Некоторые прохожие воспринимали генерируемые им акустические колебания и волны как обращение вождя к народу и останавливались, чтобы дослушать исторические слова. — Экономить лучше на повседневных товарах: купил, сожрал, траванулся, выблевал и забыл! Это я не вам, девушки! Что за кайф трескать мороженое в трескучий мороз?! И не вам, бабуля! Проходите! А ты, ханыга, вали на лекцию о вреде алкоголизма, они без тебя начать не могут!

— Женя, у тебя все друзья такого формата и такого темперамента? — спросила Оля.

— Не все. Малыш — особый случай. «Могучий ум, огромный габарит! Природа всё в пропорции творит!» Остальные — нормальные люди, как я. Невеста, правда, мне попалась коротышка. Всего метр семьдесят пять с половиной. И то, когда стоит на пальчиках.

— О! Так Оля твоя невеста? — мгновенно переключился с восклицательного поведенческого алгоритма на вопросительный Малыш. — И давно?

— Уже сорок пять минут… сорок шесть.

— А я-то думаю, чего это девушка с цветами? Зимой! Поздравляю! Будете отмечать событие, меня не забудьте!

— Помянем, не беспокойся!

— Спасибо, добрый человек! Твои слова — как пенье соловья! Всё, пришли!

Элитные компьютерные салоны обычно малолюдны, тем более в рабочее время. К новым посетителям сразу подскочил менеджер, увешанный бейджами как афишная тумба объявлениями, и сразу затараторил с живостью и энергичностью электрического перфоратора, переутомившегося от безделья. Малыш, наклонившись вперёд и уперев руки  в колени, так чтобы сблизиться с выступавшим по высоте, терпеливо слушал его восторженно-рекламную и корпоративно-патриотическую речёвку. И правда, чем ещё гордиться русскому человеку, как не выдающимися достижениями в области электроники желтолицего Востока, чопорного Запада и прочей буржуйской сволочи?

— Вам повезло! — продолжал тараторить неугомонный оферент. — У нас началась предновогодняя скидочная кампания, что говорит о заботе…

— Ваша скидочная кампания прежде всего говорит о ваших бессовестных наценках, — перебил его Малыш, терпение которого наконец иссякло, — а также о том, что вам срочно понадобились деньги для проведения праздников. Вот список параметров устройства, которое мы хотели бы приобрести. Подберите нам что-нибудь из вашего ассортимента.

Менеджер полминуты вглядывался в Олежкину писанину, после чего поднял на него взгляд, не затуманенный печалью знаний.

— А какое это устройство?

Привыкший ко многим неожиданностям, Малыш на время потерял дар речи. Потом, кое-как справившись с приступом копролалии и отфильтровав всю нецензурщину, которая рвалась из него наружу под давлением сотен атмосфер, с натугой произнёс:

— Господин старший менеджер, приведите, пожалуйста, сюда человека, который не станет задавать этот вопрос. Ведь должен же быть у вас кто-то, кто тянет всю работу и даже обеспечивает вашей фирме крутость!

Таким человеком оказался мужчина средних лет в антистатических перчатках без пальчиков и в рабочем халате с бейджиком «Сервисный центр». Малыш затратил на беседу с ним около трёх минут, после чего изложил результаты переговоров своим спутникам:

— Нам подходят три модели навигаторов. Но все они очень дорогие. Самая дешёвая стоит тысячу сто пятьдесят евро. Правда, её можно купить в рассрочку на два года. К ней потребуется прилипушка по Женькиной схеме, но я её за неделю склепаю.

— Что насчёт других моделей? — спросила Оля.

— Со второй проще, там мне работы на три-четыре дня. Вот только она дороже более чем вдвое.

— А самая дорогая?

— К ней вообще ничего лепить не надо, достаточно сделать перепрошивку памяти. Но она вне игры из-за цены: четыре с половиной тысячи евро! Дешевле автомобиль купить. Подержанный, конечно.

— Расскажи о ней, — попросил Женька. — Просто для интереса!

— Ну… это прибор экстра-класса. Точность позиционирования на порядок выше, чем у того, который был у вас…

— «На порядок» — это на сколько?

— Это, Олечка, выше в десять раз. Кроме того, это единственная модель, в которой картинки могут быть трёхмерные. Впечатление такое, словно вы сами находитесь в интересующем вас месте и разглядываете его с разных ракурсов. Но как раз данная функция и поднимает цену аппарата на недосягаемую высоту. Остальные параметры у него стандартные: автоматический выбор репера и настройка на него, коррекция скорости при широтных перемещениях…

— Вот! Очень полезная функция! — вставил Женька. — Не нужно каждый раз вычислять скорость вручную, рискуя ошибиться и убиться насмерть в момент приземления.

— Олег, сколько времени потребует настройка этого навигатора?

— Два дня, даже меньше. Но что толку об этом говорить…

— Купим этот! — Оля повернулась к мастеру. — Принесите, пожалуйста! Две штуки.

Мужчина кивнул и ушёл.

— Олечка, ты хочешь выбрать из двух лучший? — с оттенком иронии спросил Малыш. — Поверь мне, аппараты такого класса дефектов не имеют! В принципе!

Вместо мастера из глубин компьютерного салона вышел директор, как представил его трёхъязычный бейдж над нагрудным карманом пиджака, и поставил на стол две коробки.

— Здравствуйте! Выбирайте, пожалуйста! К вашему сведению, цена аппарата, в соответствии с программой предновогодних скидок снижена, и составляет три тысячи девятьсот девяносто девять евро.

— Штрафовать вас надо за такие цифры! — на вежливое приветствие Малыш ответил ещё более вежливо. — Девятьсот девяносто девять раз! Чтобы отбить охоту выпендриваться. Почему вы не укажете круглую цену: четыре тысячи? Для чего эти фокусы?

— Ежемесячная выплата равна… — невозмутимо продолжал директор.

— Берём оба! — распорядилась Оля. — Оформляйте покупку и принесите терминал! Оплата будет полностью и сразу!

Невозмутимый директор удалился. Олины спутники впали в ступор и смотрели на девушку вытаращенными глазами удвоенного диаметра, учетверённой площади и, соответственно, увосьмерённого объёма. Первым зашевелился более адаптабельный Малыш:

— Олечка, откуда у тебя, у студентки, такие деньги? Ты продала свою бессмертную душу дьяволу? Такие покупки не по карману даже моему Мухомору, а он профессор!

— Это моё приданое! — улыбнулась девушка.

— Но… разумно ли тратить его на электронные безделушки? Для будущей молодой семьи наверняка найдутся более важные объекты финансовых вложений!

— Хватит и на более важные! Я не такая уж легкомысленная, как может показаться, всё предусмотрела.

— Ну… надеюсь. Джонсон, а ты сам-то знал, что у тебя такая богатая невеста? Если знал и если испытываешь к ней только меркантильный интерес, уступи её мне. Я за такую очаровашку дам огромный выкуп! Ты получишь такой калым, который превзойдёт всё её приданое! А я буду Олечку любить бескорыстно, без памяти и без…

— Без шансов на взаимность! Уймись, искуситель, — прервал трепотню приятеля Женька. — Поезд ушёл. Олю уже — подчёркиваю: уже! — любят так, как ты только задумываешь любить её когда-нибудь, в далёкой перспективе.

— Пусть говорит, — улыбнулась Оля, — такие слова приятно слушать! Мне уже половина твоей группы призналась в любви!

— Вот же прохиндеи! — покачал головой Женька. — Я им, значит, доверяю, ни в чём не подозреваю, а они так и норовят увести мою невесту! Кстати, почему только половина группы, а не вся? Неужели есть такие, кому ты безразлична?

— Я думаю потому, что вторая половина группы составлена из девушек!

От гомерического хохота Малыша в глубине офиса что-то стало стеклянно подзинькивать.

— Так тебе и надо, телепень! — вытирая слёзы выдавил он, когда у него частично восстановилась артикуляция. — Олечка, я от тебя в восторге! Не давай ему покоя, и будешь счастлива! Шебутные бабы притягивают мужиков намного сильнее, чем кроткие и смиренные!

К столу подошла девушка в нанокороткой юбочке с подносом в руках. Женька попытался отвести взгляд от её ножек. Во-первых, к этому обязывает его положение. Уже обязывает! Во-вторых, у Оли ножки не хуже: такие же стройные и красивые! Но попытка получилась не очень удачной. Потому что ни один нормальный мужчина, будь он хоть в трижды обязывающем его положении, не откажется внимательно и вдумчиво рассмотреть весь ассортимент женских прелестей, которые вдруг перед ним предстали и которые потому перед ним и предстали, что их можно и нужно внимательно и вдумчиво рассмотреть.

На столе появились три чашечки кофе, ваза с круассанами, а также бутылка шампанского в ведёрке со льдом и фужеры.

— Оформление покупки займёт некоторое время, — прощебетала девушка. — Это вам для более приятного ожидания.

Последним на стол был выставлен банковский терминал. На его индикаторе светилась сумма покупки.

— Если цена превышает разрешённую величину транзакции, пожалуйста, введите своё число, — продолжала щебетать девушка.

— Не превышает, — ответила Оля, вставила в прорезь карточку и нажала нужные кнопки.

Миниатюрный аппаратик радостно пискнул от свалившегося на него богатства и благодарно замигал цветными светодиодами.

— Я шампанское не буду, — наклонившись к Женьке тихонько сказала Оля. — Помнишь, что из-за него со мной на днях случилось?

— Знаю, но это случилось не от шампанского и не днём, — с улыбкой прошептал он в ответ и уже громко сказал: — Девушка, ну кто же зимой обкладывает бутылки льдом? Принесите…

— Да-да, принесите что-нибудь поинтереснее, — тут же включился Малыш. — Коньяк там, виски, но тоже безо льда!

— Сейчас принесу! — улыбнулась девушка умному и бойкому великану, который за пять минут без видимых усилий поставил на уши всю их снобистскую контору. — «Курвуазье» вас не оскорбит?

— Это, дульче мучача — чаривна дивчача, смотря какой и смотря сколько!

Французский коньяк Малыша не оскорбил. Поскольку Оля и Женька от спиртного отказались, он слил их порции в свой «тюльпан» и выпил со знанием дела и с удовольствием, которого не счёл нужным скрывать.

— Вообще-то мы купили у них два аппарата, — раздумчиво произнёс он, зажёвывая выпитое сразу тремя дольками лимона. — По логике нам полагается ещё одна такая же доза местного угощения.

— Сидоров, остановись! — погрозил ему пальцем Женька. — Отпусти зелёного змия домой, зверюшка хочет отдохнуть. А у тебя самого сегодня на четвёртой паре серьёзная полнометражная лекция! Которая, между прочим, начинается через полчаса. Вот и наши коробки несут! Пора собираться.

В университете Малыш сразу отнёс новые навигаторы к себе в мастерскую.

— Сегодня же вечером ими займусь, — объявил он друзьям.

— Олег, мне так неудобно, что я тебя утруждаю… — произнесла Оля.

— Ну что ты, радость моя, какие труды? Для меня одно удовольствие повозиться с такими навороченными гаджетами. Это, примерно, как киллеру пристрелять новенькую снайперскую винтовку!

— Ну и аналогии у тебя, дружок! — покачал головой Женька. — Женщина, источник жизни по природе, должна восторгаться, какое это счастье кого-нибудь кокнуть!

* * *

Вечернее чаепитие с Олиной тётей и с бабушкиными гостинцами продолжалось менее получаса. Потом тётя ушла, как она выразилась, «по делам», и предупредила, что вернётся к одиннадцати. «Или немного позже, но не раньше».

— Какая хорошая женщина, твоя тётя! — снова восхитился Женька. — Контрастная. В том смысле, что под суровой оболочкой обитает добрая, понимающая душа!

— То-то ты ей каждый раз цветы приносишь! — с оттенком зависти сказала Оля. — Нет, чтобы мне!

Так ведь ты сегодня целых полдня ходила с розами наперевес! К тому же, перед загсом я предлагал купить новые — ты отказалась.

— Надо было купить, а не предлагать купить!

— А эти тётины цветы по сравнению с твоими розами вообще чепуха! Я даже не знаю, как они называются!

— Они называются ирисы. И они мне очень нравятся. Я теперь чувствую себя обделённой!

Женские флюиды спонтанны, как распад атомного ядра, возникают из ничего, как флуктуации космического вакуума, и неожиданны как чих или икота даже для своего хозяина, вернее, хозяйки. Разобраться в них ещё никому не удавалось и вряд ли когда-нибудь удастся. По-видимому, они принципиально непознаваемы. А потому их неизменно относят к сфере сверхъестественного и мстительно называют женскими причудами. Самое правильное, что можно сделать при встрече с ними — уступить дорогу, обойти стороной.

— Оля, а давай мы как в тот раз: зажжём свечи, будем пить шампанское, танцевать, потом…

— Потом суп с котом! Забыл, что было потом «в тот раз»? И не раз!

— Но ведь до прихода тёти три с половиной часа! Она же не думает, что мы с тобой только глазки друг другу строим и целуемся. Платонически!

— Конечно она всё знает! По уликам догадалась!

— По каким-таким уликам?

— Ну… тут, Женя, мы оба виноваты. Ты мне тогда лифчик порвал и сломал застёжку. А я забыла его спрятать, оставила на стуле. Вот тётя и увидела.

— Да, нескромно получилось. Но изготовителям лифчиков и прочей одежды тоже следует понимать, что женщина — не банковский сейф, ей не нужны мощные запоры! Вернее, не нужны для её мужчины! Он не может с ними справиться, вот и ломает! Тебе в тот раз лифчик вообще не надо было надевать!

— Молодец! Всем от тебя досталось: и изготовителям, и носителям! Самое лучшее, если бы носители вообще ничего не носили, если бы я сразу встретила тебя голенькой! Представь себе картинку!

— Не, ну конечно… Но застёжки должны быть попроще!

— Чтобы лифчики слетали от легкого дуновения. И всё остальное — тоже! Эй, дружок! Ты куда это залез?

— Да никуда, в общем… Просто хотел проверить, какая у тебя застёжка сегодня. Чтобы снова не сломать.

— Проверил?

— Ну… там вообще ничего нет! Вернее, есть. Очень нужные и приятные… штучки. А вот лифчика нет. Я так понимаю, что они у тебя кончились, и на сегодня уже не хватило.

Оля выслушала Женькину тираду, улыбнулась и провела мягкой тёплой ладошкой по его щеке.

— Так сколько, ты говорил, осталось времени до тётиного возвращения? — спросила она и, не дожидаясь ответа, стала расстёгивать блузку.

* * *

Последняя в семестре лекция по квантовой механике началась с утра и была сдвоенной, то есть состояла из одной пары школьных уроков по сорок пять минут и ещё из одной такой же пары. По расписанию она заканчивалась без двадцати двенадцать, но профессор провёл её на одном дыхании и уже в одиннадцать произносил заключительные слова:

— На этом учебный курс «Избранные главы квантовой механики» завершён. У кого имеются вопросы, замечания — по сегодняшней лекции, по последней теме, по всему курсу — прошу.

Замечаний не было. Курс лекций профессора отвечал самым высоким стандартам, был издан отдельной книгой и одобрен министерством образования в качестве учебного пособия для физических и физико-математических факультетов. Сам профессор получил за свой курс грамоту российской академии наук и магарыч ёмкостью десять тысяч евро.

— Если вопросов и замечаний нет, желаю вам успешно сдать зимнюю сессию. До свидания! В коридоре, пожалуйста, не шумите: в других аудиториях занятия продолжаются.

Студенты потянулись к выходу. Когда Женька проходил мимо преподавательского стола, профессор жестом подозвал его к себе.

— Малыш, подожди, — бросил он приятелю, — его высокомудрость мне что-то повелеть изволят.

— Я буду у себя в мастерской.

Профессор молча писал на клочке бумаге, прикрывая его второй рукой от посторонних глаз, а когда аудитория опустела, пододвинул записку к Женьке. Тот прочёл:

«Не разговаривайте! У меня в одежде может быть спрятан микрофон. Будем переписываться. Дело серьёзное. Весьма».

Какое-то время Женька осмысливал прочитанное, соотносил его с текущей ситуацией, искал, оценивал и ранжировал варианты последующих событий, после чего написал ответ:

«Идите за мной. Есть более удобный способ общения».

Профессор кивнул, разорвал записку не мелкие кусочки и стал собираться.

Возле радиофизической мастерской Женька дал знак своему ведомому остановиться, а сам зашёл внутрь.

— Послушай, Малыш, ты мог бы обнаружить в одежде «жучка»?

— Да не вопрос! Становись вот на эту скамейку! Никак твоя невеста решила узнать, с кем развлекается её суженый, когда выходит из зоны прямой видимости?

— Просканируй нашего квантовика, — не принял шутки Женька.

Он вышел в коридор и пригласил учёного зайти.

Сидоров выудил из своих арсеналов моток проволоки, сдул с него пыль, растянул в кольцо и сделал одному ему понятные подключения. Жестами он попросил профессора освободиться от всего металлического в экипировке и встать на скамейку. Держа кольцо обеими руками, он поднял его над головой клиента-пациента и медленно стал опускать до пола. Потом так же медленно поднял. Потом снова опустил. А потом раздался его голос, который после абсолютной тишины показался оглушительным:

— Ничего нет! Ложная тревога!

— Старый учёный скептически смотрел на кривую проволочную рамку явно кустарного производства.

— Вы уверены, Сидоров, что эта конструкция способна что-то обнаружить?

— Вроде как должна, недавно проверял. Джонсон, давай на тебе испытаем!

С Женькой дело пошло не столь гладко. На уровне груди кольцо каждый раз вызывало на экране осциллоскопа чёткий всплеск.

— Что там у тебя во внутреннем кармане? — ворчливо спросил Малыш. — Я же просил всё выложить!

— Я и выложил! Можешь сам проверить!

— Снимай куртку!.. Нашёл! Похоже на шарик от авторучечного стержня… Где твой пишущий агрегат?

— Вон, на столе, трёхцветный!

— Проверим! Чёрный шарик… синий… а где красный? У красного стержня шарика нет!

— Я и не знал, что он выпал! Редко пользуюсь этим цветом!

— Ну что, уважаемый профессор, работает моя конструкция? Диаметр шарика семь десятых миллиметра.

— Более чем убедительно!

— Кстати говоря, если понадобится, чтобы вас гарантированно никто не подслушал, приходите сюда. Видите в углу металлический шкаф? Из него электромагнитные волны наружу не выходят, задерживаются полностью! Это как бы вывернутая наизнанку клетка Фарадея. Я сам её придумал! Конечно, если ваш «жучок» оснащён памятью, в которую он сначала записывает разговор, а передаёт информацию потом, после того как окажется на открытом пространстве и предварительно наладит связь с приёмником, мой шкаф не поможет. Но на вас нет даже простого микрофона. Поэтому смело заходите внутрь и беседуйте без опаски на любые темы. В шкафу есть две табуретки и столик. Располагайтесь. А я пока отлучусь. Когда будете уходить, захлопните входную дверь, замок срабатывает автоматически.

Бесспорным достоинством Малыша было то, что он всё схватывал с полуслова и не задавал вопросов.

* * *

Профессор не стал медлить, первым зашёл в предложенную Малышом кабинку и сел за столик. На этот раз никаких бумаг он доставать не стал, подождал, пока Женька закроет дверную задвижку и устроится напротив. Говорить учёный начал в своей обычной лекционной манере: тщательно подбирал слова, чётко формулировал мысли — лаконично, но в то же время достаточно полно, чтобы предупредить возможные вопросы, появление которых в большинстве случаев свидетельствует о недостаточно качественном изложении.

— После того, как вы продемонстрировали существование сопряжённых точек в прошлый… прошлый…

Женька вынул из кармана зачётную книжку и раскрыл на развороте, где стояла отметка о принятии зачёта с подписью профессора и датой.

— Да, в прошлый четверг, пять дней назад. Спасибо! Так вот. Я снова стал собирать информацию о гипотезе Винтера-Саммера. В научной литературе ничего нового со времён моего собственного студенчества по данному вопросу не появилось. Даже наоборот: Колумбийский университет, где работали авторы, изъял оригинал их статьи из открытого доступа. Но из косвенных источников мне удалось узнать, что позднее гипотеза была доказана, причём доказана не единожды, а шесть раз. Ваша энтимема, таким образом, седьмая по счёту.

Из шести авторов доказательств четверо умерли. Пятый, который сейчас уже глубокий старик, доживает свои дни в психиатрической лечебнице. Координаты шестого неизвестны. К тому же его разыскивает Интерпол. Я сразу не обратил на это обстоятельство внимания: мало ли по какому поводу человеком интересуется международная уголовная полиция! Но оказалось, что Интерпол в разное время разыскивал каждого из этих шестерых! Ещё оказалось, что все четверо умерших не дожили до старости, а стали жертвами несчастных случаев. И что смерть настигала каждого из них достаточно оперативно: в течение полугода после публикации доказательства гипотезы Винтера-Саммера.

Про пятого писали в газетах, что его обнаружили внутри сейфа одного банка, когда утром пришли открывать хранилище. Он лежал без сознания, а рядом с ним стоял саквояж, набитый деньгами. Медики констатировали у него острую гипоксию: сейф закрывался герметически. Спасти его удалось, но кислородное голодание вызвало необратимые изменения головного мозга. Судмедэкспертиза признала его невменяемым. Я полагаю, что в абсолютно недоступное помещение он попал в результате перехода между сопряжёнными точками. Аналогично вашему перемещению в закрытый на ключ кабинет. Но почему, в отличие от вас, он не переместился обратно? Почему остался там, а не вернулся с деньгами? Или хотя бы без денег!

— В его аппарате могла элементарно сесть батарейка, а запасной обзавестись он не удосужился. У меня один раз тоже такое было.

— М-да… возможно, возможно. Ну а шестой из этой компании, по-видимому, провёл расследование аналогичное моему, сообразил, что тоже попал под прицел Интерпола и спрятался. К счастью, среди этих шестерых не было ни одного россиянина.

— Вообще-то довольно странно слышать, что Интерпол преследует людей за их научную деятельность.

— Ничего странного, это в порядке вещей. Не афишируемых, разумеется. Существует список запрещённых направлений в науке, принятый Совбезом ООН. К ним относятся некоторые исследования в области биохимии, вирусологии, результаты которых априори считаются антигуманными. Ну а ваши сопряжённые точки вообще могут погубить человеческую цивилизацию, если станут общим достоянием. Вы, наверняка, сами это понимаете. Вот потому Интерпол так строго контролирует ситуацию. Не останавливаясь ни перед чем, даже перед террором. Я его понимаю и, должен признаться, оправдываю.

— Тогда почему вы мне всё это рассказали?  Praemonitus praemunitus — предупреждён, значит вооружён. Не так ли?

— Я не хочу, чтобы вы разделили судьбу ваших предшественников, поскольку верю, что при неблагоприятном развитии событий вы сами остановитесь. А вообще, не мне вас судить, я для этого слишком стар.

— Спасибо, профессор!

— Теперь, Иванов, главное. Интерпол уже вышел на вас. Уже, я подчёркиваю. В город приехал следователь в сопровождении научного консультанта. Оба французы. Россию представляет подполковник МВД из Москвы. Если такие солидные люди снялись с мест, значит у Интерпола имеется к вам серьёзный интерес. Со мной эта троица беседовала вчера вечером. Спрашивали, что я знаю о сопряжённых точках сам, что рассказываю своим студентам. Я ответил, что считаю гипотезу Винтера-Саммера ложной, прямо при них написал опровергающие уравнения. Потом они попросили показать вашу контрольную по этой теме. Именно вашу, а не кого-то другого! Я, разумеется, показал. Там же ничего подозрительного нет. Петрова Ольга, у которой вы списали работу, в своё время выполнила её на отлично! После этого они предупредили, чтобы я ни в коем случае не говорил вам о разговоре с ними, и что они за этим проследят. Вот я и предположил, что они незаметно прицепили ко мне микрофон. Как оказалось, меня просто припугнули. Сидоров это доказал.

Кроме того, я подслушал их разговор между собой и узнал ещё кое-что. Не то чтобы подслушал, просто смог понять, о чём они говорят. Они перешли на окситанский язык. Это диалект южных французов, не слишком распространённый. Думали, что мне он незнаком. А я как раз знаю его даже лучше обычного французского. Так вот, по-окситански они сказали, что планируют вместе с вами допросить ещё какую-то девушку. И что допрос состоится сегодня после полудня в ректорате.

У вас, Иванов, осталось примерно полчаса, поэтому начинайте готовиться к допросу прямо сейчас. И свою девушку подготовьте. Я полагаю, вы с ней где-то наследили своими прыжками. Не во Франции ли? Нет, не говорите мне ничего, я всё равно уже не успею вам помочь. Думайте сами. Вспоминайте. Вам следует не просто отбиться от Интерпола, но доказать, убедить их, что не имеете к сопряжённым точкам никакого отношения. Чтобы они сняли с вас свой колпак и оставили в покое.

* * *

У Оли вторая пара закончилась по звонку: без двадцати двенадцать. Женька быстро ввёл девушку в курс дела, ничего не сгущая и не приукрашивая. Завершив аллокуцию, он приготовился встретить испуг в её глазах, но увидел неподдельное любопытство и даже азарт.

— Что мы будем делать, Женя? — спросила она голосом прожжённого авантюриста, завидевшего на горизонте заманчивое и опасное приключение.

— Во-первых, немедленно перестанем улыбаться! Нет, не так! Ещё серьёзней! Посмотри на меня! Да чего это тебя ни с того ни с сего смех разбирает?! Я и не предполагал, что моя невеста такая хохотушка! Всё, успокоилась! Успоко-и-лась! Ну, хотя бы так… Во-вторых, сговоримся, что ни в каком Париже мы не были и видели его только на картинках. Французского языка ты тоже не знаешь. В совершенстве!

— Но ведь в Лувре они сняли копии с наших студенческих билетов, рассматривали другие личные вещи. Нас фиксировали видеокамеры, а на стройплощадке фотографировали газетчики.

— Зато отпечатков пальцев с нас не снимали. Поэтому будем говорить, что это не мы, а похожие на нас люди. Хотя…

— Что «хотя»?

— Понимаешь, Оля, если мне подобрать двойника проще простого, то для тебя — почти невозможно. Ты слишком красивая…

— Ничего не слишком, в самый раз! Мы с тобой эту тему уже обсуждали, чуть не поругались!

— …поэтому твою внешность нужно изменить, — не удостоив реплику вниманием, продолжал Женька. — Сделать другую причёску, размалевать лицо как у папуаски. У мамуаски. Короче говоря, испортить.

— Ну, если ты так хочешь…

— Это не я хочу, этого требуют обстоятельства. Тебя будут разглядывать профессионалы! Твою сумку и её содержимое придётся спрятать подальше, а студенческие вообще уничтожить.

— Они до сих пор в ней лежат. Ещё с Парижа, с Лувра.

— Давай мне оба! Я сам от них избавлюсь. Ничего, поругают-поругают, а потом выпишут новые. На допросе скажем, что потеряли их ещё месяц назад.

— На допросе нам много чего нужно будет говорить одинаково!

— Да… это непросто! А давай договоримся так. Мы с тобой незнакомы! Учимся на разных факультетах, встречаемся редко, мимоходом. Тогда сможем отвечать только каждый за себя! Идёт?

— Идёт! Светлая у тебя голова, Иванов!

— От Ивановой слышу! Всё! Беги преображайся!

— Твою внешность, Женя, тоже не мешало бы изменить… Есть идея!  В нашей группе одна девчонка умеет делать чудеса! Её мама в театре работает, гримёром, вот она и научилась. Пойдём её разыщем!

Получив от Оли краткие инструкции, девчонка достала свой гримёрский инструментарий, этакую большую косметичку, и не мешкая принялась за дело. Перелицовка, в буквальном смысле этого слова, происходила в дамском туалете возле рукомойников, что для Оли было естественно, а вот Женьке доставляло некоторые неудобства морального плана. Кабинки непрерывно открывались и закрывались, мимо проходили студентки, среди которых попадались знакомые и которым, соответственно, был знаком Женька. К счастью, процедура длилась недолго: юная гримёрша оказалась не только понятливой и умелой, но и шустрой.

Олины локоны она заплела по бокам в косички: одну немного впереди, другую сзади. Третья косичка шла посередине и оканчивалась распушённым павлиньим хвостом.

— Это новейший взбрык молодёжной европейской моды, — пояснила девчонка, — он и до Америки, до Голливуда ещё не добрался. А вообще, не задавайте мне ненужных вопросов и не мешайте советами. Я знаю, что делаю.

Лицо Оли украсилось — украсилось ли? — разноцветными мазками. Особенно потрясно выглядели губы: они стали в два раза толще и разного цвета. Вид у девушки был ошеломляющий, тем более для Женьки.

— Твоё амплуа, твой сценический образ — субретка. Это такая бойкая, любопытная и находчивая девушка, немного легкомысленная, склонная к озорству и кокетству, — поучала гримёрша. Веди себя соответственно. Справишься?

— Запросто! Я такая и есть. Спасибо!

— А ты, мой большой друг, будешь простаком. Я имею в виду, большой по габаритам, — поправилась девчонка, чтобы не дразнить Олю, ревнивость которой после её выходки на физфаке стала известной и обсуждаемой на обоих факультетах. — Простаком немного отвязным, но не пошлым: вульгарность тебе не идёт. Посмотри в зеркало, какой замечательный бланш я тебе нарисовала под глазом. Десятидневной давности, как и заказывали.

— Бланш не заказывали, — возразила Оля. — Это ты сама придумала. Да и простаком Женю не назовёшь. Он лучший студент на потоке!

В последних словах девушки отчётливо слышалась гордость.

— Хорошо, сейчас уберу!

— Не надо, пусть остаётся! — примирительно сказал Женька, разглядывая себя в зеркале. — Фингал, действительно, получился классный! А простака и разгильдяя я сыграю! Эти качества у меня врождённые.

* * *

Едва они вышли в коридор, к ним подлетела секретарша ректора, ещё одна Олина подруга.

— Насилу вас отыскала! Ой, Иванов, когда ты успел такой роскошный фонарь под глаз подцепить? Сегодня утром не было!

— Был, ты не замечала! Я его десятый день ношу. Уже проходит.

— А тебя, Олюня, кто так измазюкал? Губы толстые, как у негритянки, а причёска вообще ужас!

— Услышав про негритянку, Оля рефлективно прижалась к Женьке. Потрясение, связанное с этим словом, у девушки ещё не прошло окончательно.

— Оля, — шепнул ей Женька, — мы с тобой незнакомы. Не забывай.

— Да-да, конечно! Меня немного повело, — так же шёпотом произнесла Оля и затем громко подруге: — Так надо! Не спрашивай!

— Ну, надо — так надо! Быстрее за мной! Оба! Начальство вызывает!

В приёмной ректора Женька включил шредер и затолкал в него оба студенческих билета. Добросовестный аппарат немедленно превратил их в бумажную стружку. Оля тем временем поменялась с секретаршей сумками.

* * *

Из двух дверей в глубине приёмной одна вела в кабинет ректора, вторая — в совещательную комнату. К ней секретарша и подвела Женьку с Олей.

— Входите! Все уже там. Ждут, когда я вас доставлю. Наверно, уже нервничают.

Совещательная комната представляла собой помещение средних размеров. Главным элементом мебели был Т-образный стол. На боковой стене висела обыкновенная аудиторная доска с атрибутами: мелками, тряпкой, указкой. Возле входа стоял журнальный столик с графином на подносе и стаканами.

Председательскую планку буквы «Т» занимали двое мужчин в штатском. Напротив них с одной стороны сидел полицейский в кителе с погонами подполковника, с другой — секретарь-референт ректора или, короче, помощник. За журнальным столиком релаксировал парень в камуфляже.

Из присутствующих Женька знал только помощника ректора: на первом курсе он вёл в их группе практикум по общей физике. Оля не знала и его, поэтому для неё чужими были все. Кроме Женьки, конечно. Который был ей чужой для всех остальных.

Оля села в самом низу ножки буквы «Т». Женька пристроился рядом.

— Чего надо?

— Познакомиться. Телефончик дашь?

— Обойдёшься!

Девушка передвинулась на один стул.

Парень последовал за ней.

— Отшейся, я сказала! А то счас тебе второй фингал поставлю! Для симметрии!

И снова пересела.

Парень не отступал.

Оля показала себя человеком слова: сказано — сделано. Вот только бить она не умела совсем. Её кулачок явно летел в сторону, и Женьке пришлось специально наклонить голову, чтобы удар пришёлся в нужное место хотя бы приблизительно. Да и удар ли это? Прикосновение. Танго, одним словом. Но, как поют одесситы, «Яша, будь здоров, не кашляй, лопни, но держи фасон!»

— Ты чего дерёшься, ведьма?! — зарычал он, прикрывая рукой «потерпевший» глаз.

— Это я ведьма?! — взвизгнула Оля. — Ах ты гад!

Она снова сжала кулачки и бросилась на Женьку.

«Какая она, всё-таки, красивая! — в который раз подумал он. — Даже толстый слой безобразной штукатурки не может скрыть!»

Он отпрыгнул в сторону и загородился от разъярённой фурии стулом.

— Не нужен мне твой телефон! Проваливай в свои пампасы, обезьяна! Пусть тебя сожрёт крокодил!

— Молодые люди, — мужчина на председательском месте говорил по-русски правильно, хотя с заметным акцентом, — вы, безусловно, имеете право на неприязненные и даже на враждебные отношения, но мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы не могли бы немного отложить ваши… экзерсисы?

— Спрашивайте, — буркнул Женька.

— Вы, девушка, на самом деле Ольга Иванова? Можете это подтвердить каким-нибудь документом? Есть у вас, например, студенческий билет?

Неплохая оценка гримёрских достижений Олиной одногруппницы!

— Нет билета. Я его потеряла месяц назад. Могу показать водительское удостоверение или паспорт.

— Будьте любезны!

«Так она, ко всему прочему, ещё машину водит! — Женька почувствовал, что нижняя челюсть перестала его слушаться и вознамерилась полежать на столе. Пришлось возвращать её на место рукой. — И ведь ничего не сказала! Ну что за девушка?! Сюрприз за сюрпризом!»

«А ты спрашивал? — снова зазвенел в ушах голос Оли, сестры. — Нет! Потому что девушка для тебя — это только глазки, щёчки, губки».

— Удостоверения тоже нет, я его дома оставила, — теперь уже звенел голосок реальной Оли. — Вот паспорт.

Независимо от достижений техники, фотографии в паспортах россиян традиционно не имеют никакой связи с его владельцем и представляют собой нечто среднее между комиксом и карикатурой, на что впечатлительным людям не рекомендуется смотреть долго, особенно перед сном. Мужчины, сидевшие на планке буквы «Т», сходства с оригиналом тоже не обнаружили и были вынуждены признать, что Оля — это Оля только по самому факту наличия у неё данного документа.

— А ваш студенческий можно посмотреть? — переключился мужчина на Женьку.

— Не-а… я свой посеял ещё раньше, в начале семестра. Теперь тоже ношу паспорт. Вот, возьмите!

Второй мужчина пролистал Женькин документ и вернул владельцу. По-русски он говорил с большим трудом.

— Я думал, вы представляете собой мужа и жену. Вы и эта мадам… мадемуазель.

— Чего-чего?! Вы, товарищ, перегрелись или отморозились? Покажите мне того ненормального, который согласится жениться на этой бешеной размалёванной мартышке!

В отличие от бокса, предметы Оля швыряла профессионально: от метко запущенной книжки Женька едва увернулся.

— Иванов! — строгим голосом произнёс помощник ректора. — Нельзя так разговаривать со старшими! Держите себя в руках!

— Хорошо, извините. А вы кто?

— Кто «кто»?

— Вот вы, все трое.

— Это вас не касается! — надменно изрёк полиционер. — Ваше дело — отвечать на вопросы!

— Тогда я пошёл! — Женька встал с места и направился к выходу. — Мне не нравится такая компания. Одни дерутся, другие хамят. До свидания!

Парень в камуфляже встал с места и загородил дверь.

— Разрешите пройти!

Парень не шелохнулся.

Женька задумчиво посмотрел на него, потом развернулся, подошёл к доске, взял указку, перехватил её за тонкий конец, толстый положил на плечо и снова направился к двери. В таком положении удар указкой можно было нанести без замаха, мгновенно.

— Разрешите пройти! — повторил он тем же спокойным тоном и стал медленно отводить руку от корпуса.

Помощник ректора первым понял, что дело пахнет керосином, и поспешил разрядить обстановку.

— Иванов, успокойтесь и вернитесь на место! Сейчас я вам всех представлю. Итак, наши гости из Франции: комиссар полиции и эксперт.

Мужчины поочерёдно привставали с места и слегка наклоняли головы.

— Третий — подполковник МВД из Москвы.

Эмвэдэшник не пошевелился, ограничился хмурым взглядом.

— Этого напрасно пригласили, — так же надменно произнёс Женька. — Он плохо воспитан.

— Четвёртый, возле двери, офицер спецназа. Кстати говоря, подполковник, почему здесь находится силовик?

— Он не вооружён, — пожал плечами полицейский, — следовательно, силовиком не является.

— Спецназовцу не нужно оружия, он сам по себе боевая машина. Уберите его отсюда! Немедленно!

— Но…

— Без «но»! Хочу напомнить, — вам и вашим французским коллегам, — что в соответствии с многосторонним международным договором, который подписан и ратифицирован как в России, так и во Франции, университеты имеют особый правовой статус. Силовым структурам разрешено находиться на их территории в трёх и только в трёх случаях: для предотвращения теракта, для защиты жизни и здоровья людей и для проведения неотложных аварийно-спасательных работ. Ничего из перечисленного здесь в данный момент нет!

— Хорошо! Лейтенант, выйдите в приёмную, подождите меня там!

— Есть!

— Мадемуазель Ольга Иванова! — комиссар полиции предоставил себе слово и тут же воспользовался собственной любезностью, — Вы были в Париже?

— О, да! В нашем городе два Парижа: кинотеатр и ресторан. Вот только к настоящему Парижу они не имеют никакого отношения! А это — город моей мечты! Я так хочу в нём побывать! Хотя бы раз! Посмотреть на Эйфелеву башню, на собор Сен-Жан, на Версальский дворец…

— Сен-Жан, вообще-то, находится в Лионе.

— Теперь уже в Лионе?! Какая жалость! Ну, тогда погулять по Монмартру… «Красотки, красотки, красотки кабаре!»

«Она ещё и поёт! — Женька до боли прижимал непослушную челюсть к её природному геометрическому месту. — И ведь до чего здорово поёт!»

— «Красотки кабаре» работают в Будапеште, а не на Мормартре, — снова поправил комиссар.

— Да что у вас там во Франции  делается! — возмутилась Оля. — Кто в Лион, кто в Будапешт! Неужели трудно навести порядок?! Хотя, кажется, я сама перепутала. Про Монмартр поют по-другому: «Карамболина, Карамболетта, ты пылкой юности мечта!»

— Это уже ближе к тексту, мадемуазель — ухмыльнулся комиссар и неожиданно перешёл на французский.

Оля смотрела на него с небесной улыбкой.

— Какой красивый у вас язык! Жалко, что я ничего не понимаю. Впрочем, у меня в сумочке есть разговорник, сейчас я посмотрю, что вы сказали.

— У секретарши ректора точно такая же сумочка!

«Заметил, профессионал! Надо выкручиваться!»

— Не только у неё! У нас в городе недавно была большая распродажа, на эти сумочки установили огромную скидку: девяносто процентов! Представляете? Все наши девчонки тогда купили! Вы бы тоже не удержались и купили своей жене. А причина скидки — почти незаметный дефект!

— Да, стёрта позолота возле замка. На сумочке секретарши дефект идентичный!

«Вот же чёртов профессионал!»

— У секретарши ещё замок заедает! А у моей — нет! Вот, смотрите!

«Пусть идёт проверяет, если хочет!»

Но ещё до того, как Оля достала из сумки русско-французский разговорник, которого там, разумеется, не было в помине и, похоже, не было никогда, включился помощник ректора:

— Мсье! Если девушка не знает французского языка, это не значит, что ваших слов здесь не понимает никто!

Помощник тоже перешёл на французский, стал говорить чеканя слова и жёстко взирая на комиссара. Тот терпеливо выслушал монолог, после чего сказал:

— Если не понимает, значит никакого ущерба не понесла. Вопрос исчерпан! Меня предупреждали, что в России трудно работать, но я не предполагал, что до такой степени!

— Работать, комиссар, всегда трудно! — неожиданно встал на сторону помощника подполковник. — Мне с вами тоже нелегко. Дело не в стране, а в том, какие у вас цели и каким способом вы пытаетесь их достичь!

— А вы, коллега, — француз повернулся к полицейскому, могли бы пойти нам навстречу и провести сегодняшнюю беседу не в университете, а в жандармерии. В каком-нибудь из ваших участков.

— Не мог. Представленные вами доводы недостаточны для задержания молодых людей. Кроме того, у них обоих абсолютное алиби. А в сверхъестественные силы, о которых вы с экспертом непрерывно упоминаете и одновременно ничего о них не говорите, я не верю! Если хотите получить реальную помощь — выкладывайте карты на стол! А используя меня втёмную, вы ничего большего не получите.

— Я не уполномочен давать вам дополнительную информацию.

— Точно так же и я уполномочен действовать только в соответствии с полученными инструкциями и с федеральными законами. Как видите, комиссар, самостоятельно мы с вами разрулить ситуацию не в силах. Поэтому давайте останемся при своих. Задавайте свои вопросы, и на этом закончим! Я хочу сегодня вернуться в Москву.

— Хорошо, уже недолго.

Комиссар вполголоса поговорил со своим экспертом и выложил на стол две исписанные страницы.

— Вы можете, молодой человек, найти в этих расчётах ошибку?

Женька глянул на записи: они представляли собой один из вариантов опровержения гипотезы Винтера-Саммера. Какое-то время он делал вид, что читает, потом отодвинул бумаги от себя и покачал головой.

— Нет ошибки, всё правильно.

— А если так?

На столе появилась нераспечатанная пачка сотенных евробанкнот.

— Здесь десять тысяч евро. Чтобы их получить, вам достаточно ткнуть пальцем в нужное место.

Женька снова задумался.

— Не хочу вас обманывать, но я действительно не вижу ошибки. Нечто похожее я написал на прошлой неделе в качестве контрольной работы, отдал своему профессору и получил зачёт.

— Можно я попробую? — зазвенел голосок Оли.

Комиссар скептически посмотрел на девушку, но бумаги пододвинул.

Оля с полминуты разглядывала записи, смысл которых от неё наверняка был спрятан за семью печатями, и вдруг к Женькиному ужасу царапнула ноготком точно по тому месту, где начиналось расхождение доказательства и опровержения.

— Вот ошибка!

— Совершенно верно, мадемуазель! Что там должно быть написано?

— Понятия не имею! Я нашла место ошибки, как вы просили, а исправлять её уже ваше дело! Давайте деньги!

Оля поставила локоток на стол и выгнула руку ладошкой вверх.

— Ну же, мусье, выполняйте обещание! Или у французов уже не принято держать слово?

— Принято! Но десять тысяч для вас слишком много! Сотню я, пожалуй, вам ещё выдам!

Комиссар стал надрывать упаковку.

«Ну, вот как? Как она это делает?! — Женька снова задал вопрос, на который снова не находил ответа. — Ведь чтобы научиться так непринуждённо и естественно выгибать руку, нужно, как минимум, окончить театральный институт!»

Внезапно взметнулась рука эксперта, выхватила у комиссара пачку, положила её на Олину ладошку и легонько сжала пальчики девушки, чтобы деньги не выскользнули.

— У вас, мадемуазель, должно сохраниться о Франции и о французах хорошее мнение! Такое, какое вы продемонстрировали вначале!

Комиссар ошеломлённо смотрел на эксперта, потом перевёл взгляд на Женьку.

— А вы чего хотите? Тоже денег? Так вам их давать вообще не за что!

Женька только сейчас сообразил, что неосознанно повторил Олин жест и тоже растопырил пятерню в надежде что-нибудь ухватить.

Оля спрятала деньги в сумку, сорвалась с места, бросилась к эксперту, обхватила его за шею и оставила на щеке яркий двухцветный след густо намазанных губ.

— Спасибо, мусье! Если у меня было хорошее мнение о французах, то теперь оно просто отличное! А от вас лично я в восторге!

— Что вы делаете? — вскричал поцелованный француз и принялся лихорадочно стирать со щеки отпечаток театрального грима.

На обратном пути Оля попыталась так же щедро расцеловать комиссара, но он своевременно и надёжно загородился портфелем, так что ей не оставалось ничего иного, как возвращаться на место порожняком.

— Зачем вы удаляете поцелуй женщины, мусье? — спросила Оля, с грустью глядя на манипуляции эксперта. — Вы должны носить его как орден! А вы, комиссар, поступили ещё хуже: спрятались. Вам не стыдно? Скажите, мусьи, вы точно французы?

* * *

В приёмной ректора, куда Женька с Олей вышли из совещательной комнаты, посетителей не было: обеденный перерыв. Из-за высокой стойки разносился запах кофе, слышался весёлый голос секретарши и виднелся стриженый затылок лейтенанта, изгнание которого из международного сообщества определённо пошло на радость и ему, и девушке. Оля не стала отрывать парочку от приятной беседы и вместе с Женькой выбралась в коридор.

— Какие у тебя на сегодня планы?

— Провожаю маму в аэропорт.

— Далеко летит?

— В Аделаиду. Вернее, отсюда в Москву, а уже потом в Австралию.

— По какому поводу?

— Ну, отец приплыл к месту назначения. Теперь его судно месяц будет доковаться, а команда отдыхать. Мама взяла на работе отпуск и проведёт этот месяц вместе с ним. Они так уже несколько раз встречались, только в других местах земного шара.

— Путешествие не из дешёвых…

— Нет, поездка бесплатная. Раз в год каждый член команды может выбрать любую точку на глобусе и получить оплачиваемый билет туда и обратно. Для себя или для кого-либо другого.

Слушая Женьку, Оля приводила в порядок своё лицо, в первую очередь исправила карикатурные губы.

— Ну вот, теперь другое дело! Посмотри, как?

— Вроде ничего…

— Давай и твой фингал вытру!

— Пусть останется. Вдруг в аэропорту я столкнусь с нашей интерполовской троицей! Они сегодня, вроде, тоже собираются отчалить.

В коридор выскочила секретарша с полиэтиленовым пакетом в руке.

— Забирай свою сумку! А мою положи обратно! — торопливо зашептала она.

— Да, конечно! Вот!.. Постой, погоди!

— Что ещё, Олюня?

— Забыла в твоей сумке деньги, давай заберу… Теперь всё!

— Ничего себе! Целая пачка сотенных! Откуда?

— Моё приданое!

— А-а… Я тоже накопила. И примерно столько же.

— Третью пуговицу на блузке застегни! Кружева видны! Для первого свидания это слишком!

— Не для первого! Мы с лейтенантом уже месяц встречаемся. Сегодня он ведёт меня в ресторан «Париж». Пока!

Дверь защёлкнулась, но вскоре снова открылась. Вышел помощник ректора.

— Уже не дерётесь, молодые люди? Вот и славно! Худой мир лучше доброй ссоры! А вы молодцы, отбились от этих импортных зануд!

— С вашей помощью! — заметил Женька.

— Правильно! Своих не бросаем…

— …и пленных не берём! А точно отбились?

— Полностью и безоговорочно! Сегодня они улетают. Подполковник при мне выбрал бронь на московский рейс.

— Чего он злой такой, подполковник?

— А кому понравится, если его ни с того ни с сего выдернут из уютного московского кабинета и отправят в командировку в провинцию, где ему придётся с утра до вечера выслушивать откровенный бред француза и выполнять его дурацкие приказы, ничего в них, к тому же, не понимая?

Помощник повернулся к Оле и некоторое время смотрел на неё, как будто видел впервые.

— Слушай, девочка, а ведь ты милашка! И умница! Как ты так ухитрилась выгнуть руку, что к ней немедленно прилипли десять тысяч евро? А твой наскок на этого затюканного эксперта и вовсе высший пилотаж! Что ты там ему выдала? «Вы должны носить поцелуй женщины как орден!» Ах ты ж проказница!

Когда Женька слышал комплименты в адрес Оли, он непроизвольно прижимал девушку к себе. Так произошло и на этот раз, что не ускользнуло от внимания помощника ректора.

— Так вы, оказывается, совсем друзья? А ваша пикировка, таким образом, игра на публику? Тогда бегите отсюда быстрей, не раскрывайтесь напоследок! Эти суровые дяди сейчас выползут.

* * *

Женька с Олей не стали мешкать, быстро добрались до конца коридора и свернули за угол. Оля хотела взять Женьку под руку, но он отстранился.

— Женя, что случилось? Тебе не понравилось, что я поцеловала француза?

— Не понравилось, что ты прижималась к нему грудью!

— Что ты выдумываешь?! Ничего не прижималась!

— Прижималась, я видел! Сначала этой, потом этой, потом обеими сразу!

— Но это могло получиться случайно! Был бы у меня нулевой размер бюста…

— …тогда ты подошла бы к нему ближе, но всё равно прижалась!

— И длилось это всего лишь мгновение!

— Для тебя мгновение, а у меня эта сцена стоит перед глазами!

— Да… я понимаю. Меня тоже долго преследовала картина, как ты обнимал негритянку. До сих пор преследует! Теперь ты сам почувствовал то, что чувствовала тогда я.

— Так ты что, специально это сделала? Чтобы мне отомстить?

— Нет, что ты, Женя! Конечно нет! Я вообще не думала мстить, у меня и в мыслях такого не было! Правда! Я же говорю, оно само получилось! Непроизвольно!

— Непроизвольно?! Хорошенькое дело! Сегодня ты непроизвольно ласкаешь кого-то грудью, завтра — чем-нибудь ещё, а послезавтра уляжешься рядышком на бочок… Непроизвольно!

— Женя, что ты говоришь?! — глаза девушки расширились от ужаса, от отчаяния. — Как ты можешь такое мне… такое про меня…

Она схватила его за рукава, затрясла изо всех сил, заколотила кулачками по груди. Потом разом сникла и опустила голову.

— Я не знаю, что сказать…

— Я тоже.

Женька повернулся и быстро зашагал к лестнице.

* * *

Утром Женька встал не с той ноги. Именно встал, а не проснулся. Потому что то состояние, в котором он провёл ночь, нельзя назвать ни сном, ни бодрствованием. Перед закрытыми ли глазами, перед открытыми — неизменно стояло лицо Оли, от которого невозможно было ни отвернуться, ни спрятаться, которое смотрело печально и укоризненно: «Как ты мог сказать про меня такое?!»

Волной взметнулась досада, злость на самого себя. Злость, что умудрился создать патовую ситуацию, не имевшую выхода. Потому что ситуация с выходом уже не является патовой по определению. Взвешенная оценка произошедшего неизменно приводила к заключению, что Оля ни в чём не виновата, что её поведение вполне соответствовало динамичности и эмоциональной насыщенности вчерашней сцены. Она всё делала правильно. Может, чуть более темпераментно, более азартно, как женщина. Но разве это такая уж серьёзная провинность, разве она заслужила той суровой выволочки, которую учинил ей Женька? Где теперь найти нужные слова, о чём вообще говорить? Ситуация, и вправду, патовая!

Наскоро собравшись, Женька вышел на улицу и направился в университет. Возле одного из перекрёстков он с размаху врезался в переднюю дверь микроавтобуса, нечаянно заехавшего на переход.

— У тебя что, тормоза слабые, или от собственной крутости мозги вскипели?! — зарычал Женька на водителя. При этом в его глазах было столько ярости, что шофёр немедленно сполз с перехода, чем вызвал панические сигналы машины, подпиравшей микроавтобус сзади.

Зимнюю сессию Женька, практически, уже сдал. Оставался один экзамен и один зачёт, которые он и намеревался столкнуть сегодня.

Экзамен, по существу, не состоялся. Преподаватель молча листал какие-то бумаги, не обращая внимания на студента.

— Спрашивать будете? — не выдержал Женька?

— Вы знаете, нет! Не вижу необходимости. Вы своевременно и добросовестно выполнили проверочные задания, поэтому уже заслужили отличной оценки по всему курсу.

C зачётом дела обстояли серьёзнее. Спецкурс «Методы математической физики» не зря считался на физфаке сложнейшим учебным предметом, потому что таковым он и являлся. Под стать курсу был преподаватель, строгий и безжалостный математик-виртуоз, которого студенты боялись, как мирные галактики боятся испепеляющего луча разбушевавшегося квазара: в кого он выстрелит на этот раз и кого, в результате, оставит на полгода без стипендии? Но при всём при этом преподаватель оставался справедливым и максимально непредвзятым экзаменатором.

— Берите билет и идите готовиться, — в тысячный раз произнёс он слова, которые уже девятьсот девяносто девять раз говорил до этого, — В вашем распоряжении сорок минут.

Женька пробежал содержание билета.

— Буду отвечать сразу! — заявил он решительно, может даже излишне резко: злость никак его не отпускала. Поняв это, он смягчил тон: — Если вы не возражаете, конечно.

— Мне-то что? — пожал плечами преподаватель. — Ваше право! Замечу лишь, что никаких поблажек за смелость вам не будет. И напомню, что в прошлом году никто без подготовки этот зачёт сдать не смог.

Женькин шарик затанцевал по бумаге, и менее чем через пять минут исполнил финальный пируэт.

— Готово!

— Нуте-с… — преподаватель углубился в Женькины расчёты.

Каким бы виртуозным, каким опытным ни был экзаменатор, сданные на проверку студенческие работы требуют от него значительного внимания, сосредоточенности и, соответственно, времени. Во-первых, на старших курсах университета сложен сам материал. Во-вторых, в отличие от учебника, где всё априори правильно и относительно ясно, представленное сочинение какого-нибудь юного дарования может содержать такие финтифанты, которые запросто вывихнут преподавательские мозги, будь они менее устойчивые и менее натренированные, но в каждом случае все эти выкрутасы требуется своевременно обнаружить и оценить. Наконец, само восприятие написанного чужой рукой представляет собой нетривиальную задачу. Справиться со всеми перечисленными задачами может лишь самоотверженный работяга, труженик без страха и упрёка. К которым относятся, практически, все вузовские преподаватели, и которые, по справедливости, заслуживают всеобщего уважения и почитания.

Ожидая вердикта высшего разума, Женька рассеянно разглядывал другие работы, лежащие на преподавательском столе. На одной из них его взгляд сфокусировался.

— Зачем такие сложности? — пробормотал он озадаченно. — Здесь можно написать и короче, и проще. Вот так хотя бы…

На следующей странице ошибки вылезали из каждой строчки. Женька аккуратно исправил все. Такой же экзекуции подверглась ещё одна работа, и ещё одна… Преподаватель закончил проверять Женькин компендиум и теперь молча наблюдал за действиями своего питомца, который сопровождал процесс исправления недовольным ворчанием:

— А это уже ни в какие ворота не лезет! Что за подача материала, если человек воспринимает его шиворот навыворот и пишет в ответ откровенную галиматью?!

— Материал подаётся всем одинаково, — возразил преподаватель, — но воспринимается по-разному. Вы же, например, галиматью не пишете!

— Вот, наконец-то, нормальные выкладки! — уже без ворчливости произнёс Женька. — У меня нет замечаний! Можете поставить «отлично»!

— Уже поставил! Как говорится, если сам себя не похвалишь, никто не похвалит!

— Вы о чём?

— Посмотрите внимательно! Это же ваша работа!

Женька почувствовал, что больше не злится.

* * *

Дверь в кабинет-мастерскую Малыша вопреки обыкновению была заперта, пришлось звонить. Хозяин встретил Женьку хмурым выражением лица.

— Явился? Входи! Садись.

— Да я ненадолго…

— Сядь, я сказал! — неожиданно взъярился гигант и швырнул гостя в кресло. Силища у него была неимоверная, которая не давала шансов даже на малейшее сопротивление или возражение. — Теперь рассказывай, почему Оля опять от тебя плачет!

— Плачет? Да не с чего вроде ей плакать… Ты сам расскажи толком, что случилось!

— Иду вчера мимо ректората. Слышу, в закутке коридора кто-то всхлипывает. Ну, думаю, мало ли тех, кого отчисляют после первого семестра! А потом словно кольнуло что-то: ведь двоечники обычно плачут возле деканата, у себя на факультете! Возникло какое-то нехорошее предчувствие. Подхожу — так и есть: Олечка Иванова! «Чего?» — спрашиваю. «Он меня не любит!» Он — это ты! Понятно? Ну, успокоил её, поцеловал…

— Сколько раз… поцеловал?

— Сколько хотел, столько и целовал! И сколько она хотела. Могу ещё показать, куда целовал и даже нарисовать.

— Сволочь!

Женька рванулся с места, но новая отмашка Малыша снова впечатала его в кресло.

— Сиди не рыпайся! Лучше объясни: почему ты её не любишь? Девочка такая… светлая, нежная, ласковая — чего тебе, дураку, ещё надо?! А до чего красивая! С неё картины писать надо!

— Угу! Мону Лизу.

— Какая, к чёрту, Мона Лиза! Она с Олей рядом не стояла! Таких девушек во времена бородатого итальянца просто не было: не изобрели их ещё. Вот он и рисовал всё, что попадалось под руку. Я сам не предполагал, что могут быть такие создания… ну, которые всем радуют глаз!

— Всем!

— Именно! Вот что! Я у тебя Олю отберу. Была ваша — станет наша!

— Только попробуй!

— А никаких проб не будет! Куплю ей цветы… Сколько ей сейчас: двадцать один год?

— Двадцать один через три недели… через девятнадцать дней.

— Вот и хорошо! Преподнесу двадцать одну белую розу. И пообещаю, что она никогда не будет у меня плакать! Этого достаточно любой женщине! Садись!

— Так ведь… сижу!

— За стол! Твой кофе. Вижу, что всю ночь не спал, глаза красные, как у кролика! Теперь слушай! Иди в самый лучший цветочный магазин, купи самые лучшие цветы… Деньги есть? Ни черта у тебя нет, кроме дурости в башке! На! Отдашь, когда сможешь. А не сможешь — считай это подарком от меня.

— С чего это вдруг ты решил делать подарки моей Оле?!

— Не ей! Вам обоим! По случаю помолвки, хотя бы. Так вот. Потом иди к Оле, она должна быть дома. Осыпь её этими самыми цветами, упади в ноги и проси прощения! Если она начнёт тебя пинать — лежи и не дёргайся, ибо заслужил. Если будет обзывать последними словами — не возражай…

— Оля не знает «последних слов».

— Вот видишь, даже в этом отношении она лучше тебя! Короче, всё понял?

— Всё. Это тебе!

— Что такое?

— Твой хвост, контрольная по квантовой механике. Перепиши своей рукой и отдай профессору.

— Да я, вроде, сам обязан разобраться…

— Нечего там разбираться! Тема совершенно дурная, в следующем году её уже не будет, заменят на другую. Профессор твой опус даже читать не станет, поставит зачёт по самому факту предъявления.

— Хорошо. Спасибо! Возьми навигаторы, они готовы. Батарейки сам вставишь, у меня нет.

— Сапожник без сапог!

— Элементы питания, кстати, тоже покупай не абы где подешевле, а в хорошем магазине. В том, где брали навигаторы. А теперь проваливай! Видеть тебя не хочу!

* * *

В компьютерном салоне, куда Женька пришёл за батарейками, к нему вышла та самая девушка, которая в прошлый раз угощала его с Олей кофе, а Малыша коньяком. На этот раз её ножки были задрапированы брюками, что Женька осознанно воспринял с пониманием и неосознанно — с сожалением. Девушка никак не могла взять в толк, о чём говорит и чего хочет покупатель. Создавалось впечатление, что в этом магазине заторможенность персонала была традиционной и поощрялась. Но если бы Женька был выспавшимся и ощущал объективную реальность тоже объективно, он заметил, что девушка просто не может отвести взгляда от белых роз, которые он принёс с собой, и которые сейчас рассыпались ворохом по столу переговоров с клиентами, заняв его едва ли не целиком. Других прекраснополых служащих тоже впечатлила неожиданно явившаяся взору роскошь: проходя мимо, они как бы невзначай оказывались возле стола, потом, спохватившись и ойкнув, удалялись, продолжая оглядываться и вздыхать.

— Где обитают те счастливые женщины, которым дарят такие цветы? — с оттенком грусти и с философской рассудительностью вопросила девушка, наблюдавшая за тем, как Женька складывает букет. — В смежных измерениях, в параллельных пространствах? Здесь их не видно!

Неожиданная апофегма из уст конторской фифочки! Наверняка у неё есть приятель из научных кругов, который сдуру или от скуки деформировал конкретно-действенное мышление своей конкретно-действенной подружки.

* * *

Перед тем, как идти к Оле восстанавливать отношения, Женька решил заглянуть домой. Нужно было оставить ненужные вещи, в том числе навигаторы, привести себя в порядок, одеться понаряднее, заново составить и красиво перевязать букет.

Дверь в квартиру сразу преподнесла сюрприз: нижний замок, который обычно закрывался на два оборота, оказался открыт, зато верхний, автоматический, был защёлкнут. Всё наоборот! Что, впрочем, неудивительно для человека, который после бессонной ночи досыпает на ходу, в результате чего этот самый «ход» происходит на уровне рефлексов. Которые, в свою очередь, почувствовав слабину со стороны высшего контрольно-руководящего центра, так и норовят сделать всё наоборот.

Второй сюрприз преподнёсся  в прихожей и полностью реабилитировал Женькины рефлексы: на вешалке висела Олина шубка, а внизу стояли её полусапожки. Женька успел перехватить дверь, которая намеревалась по привычке с грохотом захлопнуться, бесшумно её закрыл и на цыпочках прошёл в гостиную. Оля лежала на диване в одном халатике и разметалась во сне. Одна грудь воспользовалась временным недосмотром хозяйки, выбралась наружу и с любопытством разглядывала новую обстановку, в которой оказалась. Женька хотел поправить халатик, но побоялся потревожить девушку, поэтому накрыл её пледом, аккуратно подоткнув края. Она встрепенулась, повернулась на бок и свернулась калачиком. Женька немного постоял возле дивана, глядя на свою Оленьку — такую маленькую, доверчивую, такую родную, — затем сел у неё в ногах и облокотился на спинку. Через минуту он крепко спал.

* * *

К вечеру Женька и Оля поменялись местами: он лежал на диване, накрытый пледом, а она сидела в ногах и задумчиво на него смотрела. Увидев, что он открыл глаза, улыбнулась:

— Я уж думала, ты так и будешь спать до утра!

— Оля, я хочу тебе сказать…

— Ничего не говори! Твои цветы всё сказали! Спасибо! Я такая счастливая! Я тебя поцелую!

— Двадцать один раз!

— Ненасытный!..

— Как я оказался на твоём диванном месте?

— Сам приполз! Меня вытеснил, а плед отобрал!

— Вот чёрт! Снова тебя обидел! И что, ты так и сидела бы возле меня всю ночь?

— Нет, конечно! Улеглась бы рядышком и тоже спала! А плед на себя перетянула!

— Хорошая гостья! Пришла отсыпаться!

— Я не гостья. Я пришла насовсем!

— Оля… ты сама так решила?

— Нет, это Олег приказал! Малыш! Когда ты вчера ушёл, я расстроилась чуть-чуть… а тут он. Заставил рассказать, что случилось.

— И начал тебя успокаивать, целовать? В разные места?

— Целовать?! В разные места? Ещё чего! Кто бы ему это позволил! Да он и сам не собирался со мной целоваться!

— Малыш грозился, что отберёт тебя у меня, если ещё раз увидит плачущей.

— Не бойся, не отберёт!

— Захочет — отберёт, он ужасный человек!

— Не отберёт! Потому что у него есть девушка. Своя. То есть, его собственная!

— У Малыша есть девушка?! Вот это новость! Кто она?

— Ты её знаешь. Хорошо знаешь. Слишком хорошо! Она работает в компьютерном салоне. В том самом, где мы покупали навигаторы. Эта девушка приносила нам угощение. Ты тогда уставился на её ножки и никак не мог оторваться! Мне было так неудобно за тебя перед Олегом!

— Гм… неужели такое было? А Малыш что, тоже заметил?

— Ещё бы не заметить! Он даже отвернулся, чтобы мне не было неловко! И это в день нашей помолвки! Женя, ну разве так можно?!

— Оля, извини! Это получилось непроизвольно. Ну… как у тебя вчера. Я больше не буду!

— Ладно, квиты! Считай, что я поверила! Так вот. Они встречаются уже полгода. Вчера мы с Олегом пришли за ней в магазин, а потом втроём гуляли по городу.

— Свидание втроём? Неплохо! Ну и как?

— Олег нас воспитывал. Обеих. По очереди. Своей девушке он сказал, что если ещё раз увидит её с ленточкой на поясе вместо нормальной юбки, то принесёт в магазин крутящийся шест из стриптиз-бара и заставит танцевать перед каждым новым клиентом. Потому что дальше оголяться уже некуда.

— Сурово! А она что?

— Ничего! Улыбалась до ушей! Женя все его условия, все приказы принимала с готовностью, с радостью и восторгом! Я даже не предполагала, что бывают такие покорные, на всё согласные люди! Вот мы с тобой можем и поспорить, и на своём настоять…

— Погоди! Это она — Женя?

— Ну да! Девушка Олега, Женя Сидорова. Разве я не сказала?

— Да ещё Сидорова?! Ну и ну!

— А что тебя удивляет?

— Оля, какая у Малыша фамилия?

— Не знаю ещё…

— Тогда знай! Сидоров! Олег Сидоров! Мы с тобой Ивановы: я — Женя, ты — Оля. А Сидоровы наоборот: он — Олег, мужской вариант Оли, зато она — Женя!

— Да… богатая фантазия у русского народа в выборе имён и фамилий!

— Что верно, то верно. Ладно, рассказывай дальше!

— Потом Олег переключился на меня. Говорил, что ты прямой, открытый человек. Верный и надёжный. А я — ветреная и бестолковая девчонка. К тому же коварная: сама тебя дразню, а потом плачу, как будто это ты меня обижаешь. Ещё он сказал, что если я буду продолжать так легкомысленно себя вести, он найдёт для тебя другую девушку, серьёзную и уравновешенную, с которой ты будешь целоваться и обниматься с большей радостью и удовольствием, чем со мной. Когда я услышала эти слова и представила себе картину, у меня в глазах потемнело, и я потеряла сознание! Ну, упасть они мне, конечно, не дали, куда-то перенесли на руках. Я очнулась на скамейке, совсем в другом месте. Олег и Женя поддерживали меня с двух сторон. Теперь уже она его ругала, что он не знает меры, а Олег сокрушался, что переборщил, и удивлялся, что я такая впечатлительная. Он же не знал, что я дворянка, что мы, княжны, самые настоящие кисейные барышни, так и норовим при каждом подходящем случае хлопнуться в обморок! Они довели меня до тётиного дома, а потом мы все неожиданно оказались у неё в гостях, пили чай. Олег тёте очень понравился, она над его шутками хохотала до слёз! Ты можешь представить мою суровую тётю хохочущей до слёз? Я тоже не могла раньше представить! Перед уходом мы решили, что на следующий день, то есть сегодня, я переселюсь к тебе. Утром тётя собрала мои вещи, а Олег передал ключи от вашей квартиры.

— Да, это третий комплект, отцовский. Мы с мамой давно договорились, что он будет храниться у Малыша.

— Олег помог мне перенести сумки и сказал, чтобы я никуда не уходила, ждала тебя. Ну, я ждала, ждала, потом легла на диван и нечаянно заснула. Он ещё говорил, что ты из-за меня не спал всю ночь. Я тоже не спала, вот и…

— Хочешь лечь?

— Нет, уже выспалась! Кушать хочу. И тебя покормлю. Тётя приготовила голубцы, целую кастрюлю! Сейчас подогрею и принесу!

— Я помогу!

— Хорошо. Прибери на столе, расставь посуду… Ну вот, готово! Давай я тебе положу. Сметану сам добавляй. Вкусно?

— Объедение! Надо тёте…

— Не вздумай! Розы мои, ни одной не отдам! Что за привычка отбирать у меня цветы?!

— Жадина-говядина! Тогда я её…

— И целовать тётю нечего! У тебя специально для этого невеста есть!

— Как скажешь…

— Уже сказала! Ну, чего стоишь? Начинай!

— Целовать? Так я же в сметане!

— Вот и хорошо! Попробуем, как это со сметаной! М-м… вкусно! Давай снова тебя намажем!

— Давай теперь тебя!

— Ладно, намазывай!

— Оля, а это не извращение? То, что мы сейчас делаем.

— Откуда я знаю? Мне нравится, тебе тоже, значит… Ты что наделал?! Зачем мне грудь сметаной облил?!

— Буду извращаться!..

— Женя, сколько же ты отдал за розы? Они и по одной каждая целый подарок, а тут двадцать одна штука! Больше стипендии?

— Не больше. У меня ведь повышенная. Скоро получу, верну Малышу долг. Это он мне занял.

— Можно не ждать, сразу вернуть. У меня есть деньги.

— Да, ты говорила. Приданое, плюс вчера заработала десять тысяч евро…

— Эх, Женя-Женечка! Приданое ни при чём, да и вчерашние деньги не такие уж большие! Сейчас я ноутбук включу, покажу тебе кое-что. Только, чур, по секрету! Никто этого не знает и не должен знать: ни тётя, ни мои родители, ни твои…

— Секрет — так секрет. Я не из болтливых. Мне другое не нравится. Получается так, будто ты выкупаешь собственный подарок.

— Выкупаю не подарок, а его стоимость. Это разные вещи. Так, компьютер загрузился. Теперь смотри. Вот мой счёт в банке, а это — остаток на счёте.

— Сто сорок пять тысяч евро ноль-ноль центов… Солидно! Ты и впрямь богатая невеста, Малыш был прав!

— Женя, эти два нуля не центы, а тоже евро! Посмотри внимательнее!

— Что? Что такое?! Четырнадцать с половиной миллионов?! Как это вообще может быть? Оля, ты миллионерка?

— Миллионерша. Ну… вроде того!

— Ты нашла золото инков? Откопала копи царя Соломона?

— Я узнала, как можно добывать деньги из ничего. Помнишь, года три назад везде была реклама о заработке в интернете? Всякие там фондовые и валютные биржи онлайн, инвестиционные программы и прочие приёмы быстрого обогащения. Я и многие мои школьные подружки на это клюнули, отдали свои девчоночьи сбережения, но в результате не только не обогатились, а потеряли всё, что имели. Я после этого даже мороженого не могла себе купить. Наша семья жила скромно, можно сказать, бедновато, поэтому просить денег у родителей мне было неловко. Короче говоря, я рассердилась и решила в этом разобраться.

— Не могу представить тебя сердитой!

— И не надо. Потому что сердитость — ненормальное состояние человека. Я стала читать книжки по экономике, по банковскому делу. Поняла, что весь банковский бизнес построен на так называемой системе частичного резервирования. Но дальше дело не пошло: мне не хватало базовых знаний. Поступила в университет, на экономфак. Начала понемногу входить в тему. В конце первого курса купила за бесценок гибнущий виртуальный банк и стала проверять теорию на практике. К тому времени мы на лекциях уже прошли кризисный менеджмент, поэтому я сумела спасти свой банк от разорения и даже получила некоторую прибыль. Вот только доходов едва хватало на оплату программного обеспечения банка и на интернет-безопасность. Вообще, рассчитывать на более-менее ощутимые дивиденды, даже в перспективе, я не могла и понимала это. Слишком высокая конкуренция. Я уже начала жалеть о своей затее, но на четвёртом курсе узнала интересные вещи.

— На каком четвёртом курсе? Ты же учишься на втором!

— Это я днём учусь на втором. А после своих официальных занятий хожу на вечернее отделение, на лекции для старшекурсников. Посмотри мою зачётку. Как видишь, я сдала не только эту сессию, но уже больше половины спецпредметов за четвёртый курс!

— Девочка моя, когда же ты всё это успеваешь?! Днём у тебя учёба, вечером тренировки, дополнительные лекции… Ещё со мной целуешься!

— Ну, тогда я тебя ещё не знала, целоваться было не с кем, поэтому времени оставалось больше. Так вот. Кроме частичного резервирования в банковском деле существует ещё компонентное резервирование. Просто существует. На уровне ложной гипотезы. Потому что теоретически оно опровергается, как пишут в учебниках, объективными экономическими законами, а уж о его практическом применении речи вообще не идёт. Я читала опровержения известных экономистов, но они показались мне малоубедительными. У меня самой теоретически всё получалось, гипотеза отлично доказывалась! Требовалась практическая проверка. Я просидела над реализацией системы компонентного резервирования несколько ночей и, в конце концов, встроила её в свой банк. Три дня ничего не происходило, но потом как будто что-то взорвалось. Транзакции посыпались одна за другой по нарастающей. Через неделю программное обеспечение не стало успевать обрабатывать операции, я срочно запросила новую версию. А ещё через неделю банк заработал свой первый миллион евро, сделал меня миллионершей. Тебе это ничего не напоминает?

— Напоминает ситуацию с гипотезой Винтера-Саммера. В обоих случаях официальная наука отвергает гипотезу. Но та и другая оказываются верными, поскольку подтверждаются практикой. Вот только их теоретическое подтверждение и практическая реализация доступны тем, у кого процессы познания протекают не так как у обыкновенных людей. Мы с тобой смогли это сделать, потому что у нас одинаково мозги набекрень, не такие как у остальных.

— Наверно, это нас друг к другу и притягивает.

— То, что мы с тобой оба чокнутые? Пожалуй. Но не только это. Притягивает ещё само гравитационное взаимодействие, пропорциональное произведению масс и обратное квадрату расстояния…

— Неизлечимый физик-теоретик! Ты лучше скажи, что мне теперь делать? Как сказать об этом родным, знакомым?

— Я не понял, Оля, а в чём проблема?

— Смотрим на экран. Так, здесь транзакции, не то, переключим на доходы. Вот! Сегодня мой банк после уплаты налогов, выплаты процентов, после прочих отчислений получил восемьдесят три тысячи евро. Это чистая прибыль за полдня, на двенадцать часов по гринвичу. За сутки будет примерно вдвое больше: сто шестьдесят шесть тысяч. Мой отец работает на заводе, на станке, получает, в пересчёте на евро, тысячу в месяц. По нормальным меркам это неплохо. Но для того, чтобы заработать столько, сколько его дочка зарабатывает за день, ему нужно сто шестьдесят шесть месяцев, то есть, тринадцать лет и десять месяцев. Сейчас мои родители откладывают деньги на ремонт квартиры, который намечают сделать летом, заранее покупают материалы, потому что в межсезонье они продаются со скидкой. И вдруг оказывается, что никакого ремонта делать не надо, никакой квартиры вообще не нужно, потому что дочка может построить маме и папе белокаменные хоромы с охраной, прислугой, с поварами и садовниками, с персональным автопарком, а то и с личным самолётом-вертолётом! Как после такого приобретения мои родители смогут оставаться в своей привычной социальной среде, поддерживать дружеские, приятельские отношения с соседями, знакомыми, коллегами? Как они отнесутся к тому, что работа, ради которой они учились, которой посвятили многие годы жизни и которую считают своим призванием, вдруг потеряла всякий смысл и больше не нужна? Что для них, в конечном счёте, дороже: новые возможности, которые дают деньги, или многолетний, привычный уклад жизни? Имею ли я право так бесцеремонно вторгаться в их жизнь? Скажи, Женя! Я, честное слово, не знаю!

— Вчера я провожал маму в аэропорт. Она до сих пор в пути. А ведь с помощью навигаторов я мог бы доставить её куда нужно за одно мгновение. Но не сказал ей об этом. Как видишь, я тоже не знаю, что могу, что имею право говорить, а что — нет. Неплохо бы спросить об этом Малыша.

— Я против того, чтобы обращаться к Олегу. Важные решения надо принимать самостоятельно, без посторонней подсказки.

— Ты не права, Оля. Человек всю жизнь получает помощь со стороны. Это называется обучением. Наши университетские лекции — те же подсказки осведомленных людей. Если Малыш сведущ в жизненных вопросах — зачем отказываться от его знаний? Они — та же лекция, только на другую тему.

— Хорошо, не будем спорить. В конце концов, можно спросить об этом у самих родителей. Что они, например, будут делать, если вдруг окажется, что у них есть сто миллионов евро? Или если они смогут мгновенно перемещаться в любую точку земного шара?

— Поначалу не примут всерьёз, придётся долго объяснять. Но, с другой стороны, без этого всё равно не обойтись…

— Ладно, Женя, поздно уже. Пойду приму ванну. У моей тёти в квартире только душевая кабинка, а у вас — такая роскошь! Я сегодня, когда пришла и увидела, не удержалась и сразу прыгнула…

— Ну и правильно! Эту ванну отец привез три года назад из плаванья. Из Бразилии. Джакузи называется. Маме поначалу не понравилась, она отца долго пилила. «Кому нужна такая огромная?» «Денег некуда девать!» Но потом пришёл Малыш, наладил гидроаэромассаж, прочие функции и объяснил, как всем этим пользоваться.

— Тогда понравилась?

— Ещё как! Мама даже подруг из больницы приводила похвастаться.

— Мне тоже понравилась. Сразу. Молодец твой папа, мы с ним подружимся! Иногда мужчины без вмешательства женщин могут принимать разумные решения.

— Стоп! Погоди!

Женька метнулся к письменному столу и вернулся с блокнотом в руках.

— Повтори, что ты сказала, я запишу! У меня здесь коллекция мудрых мыслей.

— Ничего я не говорила! — спохватилась Оля, — Нечего записывать!

— Я же по памяти напишу с искажениями! Повтори точно!

— Не буду! Мало ли что человек может ляпнуть по неосторожности! Искажай сразу!

— Упрямая!

— Жень, а какие там у тебя мудрые мысли?

— Разные! Я с пятого класса начал их записывать. Вот, например, закон Архимеда: «Тело, впёрнутое в воду, выпирает на свободу весом выпертой воды телом, впёрнутым туды!» Между прочим, формулировка безукоризненно строгая.

— Здорово! Ещё!

— «Лицо мужчины — это попка его женщины!»

— Фу! Это ты тоже в пятом классе записал?

— Нет, не прошлой неделе. Малыш изрёк.

— Ну так что, идём в ванную? Потрёшь мне спинку. И не одну спинку: всю свою невесту вымоешь! А то умеешь только её облизывать! В ответ я тебя выстираю. Там нам обоим места хватит!

***

Утро подарило городу прекрасную погоду. Выпавший ночью снег ослепительно сверкал под солнцем. Шустрые фотоны всех цветов и оттенков устремлялись через окно в спальню, но, встретив на пути непроницаемые портьеры, разочарованно теряли энергию, скатывались в инфракрасную область электромагнитного спектра и мстительно повышали температуру этих самых портьер. Один луч всё-таки умудрился обойти препятствия, влетел в комнату и уселся на носик спящей красавицы. Носик сморщился, красавица чихнула, открыла глаза и засмеялась.

— Уже иду, Оленька! — донесся из кухни голос вместе с ароматом свежесваренного кофе.

В спальню, осторожно ступая, вошёл Женька, державший поднос с дымящимся кофейником, сахарницей, кувшинчиком со сливками и прочими аксессуарами для утреннего кофепития. Всё это угрожающе качалось и позвякивало.

У красавицы сон как рукой сняло. Она проворно уползла из потенциальной зоны поражения в угол кровати, сгруппировалась и дополнительно прикрылась одеялом. Опасения оказались излишними: Женька уверенно выполнил процедуру снижения подноса и благополучно совершил его посадку на прикроватную тумбочку.

— С добрым утром! Вот тебе кофе. Пей, и мы сразу начнём готовиться к обеду. Потому что уже полдень.

— Доброе утро, Женечка! Надо же: кофе в постель! Разбалуешь ты меня! Испортишь!

— В следующий раз твоя очередь готовить завтрак.

— Если ты снова не будешь всю ночь давать мне спать, я и завтра просплю!

— Ну… тогда я и завтра буду тебя баловать!

— Лучше не надо! Моя очередь — значит моя! — запротестовала Оля, чем обезопасила себя на ближайшие сутки. — Ты сам давно встал?

— Уже порядочно! Сходил в магазин за продуктами, сливки, вон, тебе купил. Посидел за компьютером, узнал новости…

— Тебе в университет разве не надо?

— Не-а! Я вчера остатки зимней сессии сдал. Теперь свободен до февраля! Как и ты.

— Ну и что там, в нашем мире, делается?

— Всё нормально! Мама долетела до Аделаиды, отец её встретил, с жильём они устроились, сейчас топают на пляж. Тебе передают привет.

— Спасибо! Ты уже сказал, что мы вместе?

— Да, успокоил маму! Она всё спрашивала, когда я тебя, наконец, приведу. До сих пор не верит, что журнальная красотка — моя девушка. Фотографии её не убеждают, хочет увидеть тебя живьём. Ещё одна хорошая новость: Петров на чемпионате Европы завоевал серебро в эстафете.

— Какой Петров? Твой знакомый? Ты мне ничего не рассказывал!

— А ведь и правда: не говорил! Женя Петров — это друг моей двоюродной сестры Ольги. Биатлонист, стреляющий лыжник. Бандит, одним словом! Но легализованный. Сейчас в Австрии проходят соревнования, так у Жени и Оли это вроде как свадебное путешествие. Вернее, предсвадебное.

— Ну и правильно, молодцы! Нам с тобой тоже надо разработать предсвадебный маршрут. Навигаторы у нас есть…

— Я сегодня искал в интернете карты для них. Ничего не нашёл. Везде платный доступ! По десятке за континент, или сорок евро за всю планету.

— Так заплати, что мешает? Ах, да! У тебя же и таких денег нет! Подожди, сейчас кофе допью, приведу себя в порядок, и ты тоже станешь миллионером!

— Не торопись, а то подавишься.

— Чего ты на меня так смотришь? Что-то выглядывает?

— Нет, всё в порядке! Просто любуюсь, какая у меня красивая невеста. Слишком красивая!

— Опять слишком?! Поругаемся!

— Почему ты так остро реагируешь на слово «слишком»?

— Не хочу говорить! Ты не должен этого знать!

— Ну Оля!..

— Ладно, скажу! Раз я для тебя слишком красивая, значит мы не подходим друг другу и должны расстаться. Но если ты мне когда-нибудь такое заявишь, я умру в тот же миг! А я хочу ещё пожить на свете! Элементарный инстинкт самосохранения. Стоит того, чтобы поспорить.

— И это всё?

— Ну да! А чего ещё надо?

— Надо немного подумать! Ведь если я тебя люблю, я никогда не скажу тебе таких слов! И никогда с тобой не расстанусь!

— Первый раз!

— Что первый раз?

— Ты впервые сказал, что любишь меня! До этого не говорил!

— Я так специально! Потому что если говорить эти слова часто, они будут казаться неискренними!

— А ты говори их искренне, тогда не будут казаться. И говори как можно чаще!

— Я люблю тебя, Оля!

— Ещё!

— Люблю!

— Ещё… ещё… Ладно, отдохни! Но потом опять будешь говорить! Чего женщине надо? На так уж много: любви и цветов! Вот только мало людей, которые это понимают.

***

— Готово! Поздравляю, товарищ богатей! Ваше место в книге рекордов: ещё никто в мире так быстро с нуля не становился мультимиллионером!

— «Мульти»? Сколько же ты мне отстегнула?

— Десять миллионов евро. Ровно. Налоги уплачены, декларация о доходах будет подана автоматически, это обязанность банка. Ты ведь будешь хранить свои деньги в моём банке, не так ли? А я тебе в благодарность ещё проценты по вкладу буду начислять.

— Разумеется. Что будет написано в декларации?

— Всё как есть. Приданое невесты в связи с бракосочетанием. Второй экземпляр нашего заявления хранится в загсе как документ строгой отчётности. Никакая фининспекция не придерётся.

— А… у тебя самой сколько осталось?

— Около пяти миллионов. Сейчас посмотрю… Четыре семьсот десять.

— Зачем тогда так много перечислила? Нужно было хотя бы поровну.

— Через месяц будет поровну, у каждого по десять. Точнее, через тридцать два дня. Прогноз абсолютно точный, потому что больше нигде в мире не используется система компонентного резервирования, стало быть, у моего банка нет конкурентов, нет внешних помех. Кстати, не считай меня такой уж благодетельницей! Твой транспорт мгновенного перемещения тоже не имеет себе равных и может приносить доход такого же порядка. А теперь, Женя, берись за дело. Покупай карты, загружай в навигаторы, потом позови меня. Будем составлять план нашего собственного предсвадебного путешествия!

— Зову…

— Уже готово? Здорово! Какие идеи?

— Не хочешь навестить моих родителей? В Австралии.

— А мы не перепугаем их своим внезапным, необъяснимым появлением?

— Навестим не сразу, где-нибудь через неделю. Этого времени достаточно, чтобы добраться до Аделаиды обычным способом. Всё будет объяснимо!

— Тогда можно. Давай посмотрим.

— Вот Аделаида, вот залив Святого Винсента, а это их знаменитые пляжи. Сейчас сделаю трёхмерное изображение.

— Темно что-то! Навигатор не в порядке?

— Нет, он в норме. Это разница во времени. В Австралии уже вечер, солнце село, смеркается.

— А что за столбики торчат из песка?

— Не знаю, надо увеличить… какие-то щиты с надписями. Текст не виден.

— Выведи картинку на экран компьютера.

— Да, теперь можно прочесть. «Шаркс!» А вот и по-русски: «Акулы! Купаться запрещено».

— Ну и хорошо!

— Чего хорошего-то?

— Хорошо, что пляж отменяется, что не придётся лезть в море. Я тебе должна рассказать… признаться. У меня водобоязнь. С детства. Когда я училась в начальной школе, наш класс повели в бассейн. Решили учить детей плавать. При виде большого количества воды мне стало не по себе, а когда меня в эту воду опустили, случилась истерика. Врачи диагностировали аквафобию. Для меня до сих пор вода враг, а в больших количествах — страшный враг. Я не умею плавать и никогда не научусь. Самое большее, что я могу делать без опаски — это принимать дома ванну. Обыкновенную, стандартную. Потому что для такой огромной ванны как у вас, мне потребовался уже ты. Ну… в качестве спасательного круга. Чему ты улыбаешься, Женя?

— Наконец-то у тебя обнаружилось нормальное, человеческое качество. Потому что в других проявлениях ты просто… суперменка!

— Супервумен.

— Ну да. У тебя неземная красота, как у инопланетянки! Сверхчеловеческая работоспособность! Одарённость практически во всём: спорт, танцы, пение! Даже водительские права имеешь! А о твоём открытии в области экономики уже на первом курсе вуза и говорить нечего! Я до половины твоих достижений не добрался и вряд ли когда-нибудь доберусь.

— Не прибедняйся! У тебя в активе тоже есть открытие. И ещё неизвестно, какое из них весомее. Насчёт моей одарённости в вокале ты преувеличиваешь. Во всяком случае, на пианино я играю лучше, чем пою.

— Оп-па! Так ты ещё и музыкантша?! Не, я сейчас свихнусь!

— Да почему это для тебя такая неожиданность? У дворянки по происхождению и воспитание должно быть дворянское. Чему учат девицу из благородного семейства? Петь, танцевать, музицировать, сочинять стихи, заниматься изящным рукоделием, говорить по-французски.

— Кстати, о чём тебя спрашивал комиссар полиции, что помощник ректора на него набросился?

— А, говорил всякие гнусности. Спросил, возле какой гостиницы я ловлю по вечерам клиентов и сколько беру за час.

— Ну, за такие оскорбления нужно по губам шлёпать. Если бы я понимал…

— Это было не оскорбление, Женя, а проверка. Любая девушка, которая поняла бы его слова, не сдержалась и выдала себя. Но так как я хорошо владею собой…

— Замечательно владеешь! Это видно по твоим обморокам и частым слезам. Ох, Оля, Оля! А как тебе удалось найти ошибку в математических выкладках? Ты смогла понять, что там написано?

— Что ты! Даже не пыталась! Но их записи были испещрены французскими пометками на полях. А прочитать их мне труда не представляло! Ещё вопросы есть?

— Расскажи про свои поэтические успехи.

— Я дам тебе тетрадку, сам почитаешь и оценишь. Вообще, там всякая чепуха: девичьи охи да вздохи. Последнее стихотворение немного лучше, но к нему надо ещё конец дописать.

— О чём оно?

— Про нас с тобой. Какой ты хороший, как я тебя люблю и как хочу родить тебе детей.

— Правда? Хочешь родить?

— Ну конечно, правда! Хочу, чтобы у меня было от тебя много-много маленьких Ивановых! Мальчиков и девочек, потом ещё мальчиков и ещё девочек… Я, когда была малышкой, в куклы не играла, мне они не нравились. И домашними зверюшками не интересовалась. Я всегда хотела, чтобы у меня были свои, настоящие живые детки. Теперь я выросла, а детская мечта осталась. Как ты к этому относишься, Женя?

— Если честно, то ещё не думал об этом. Поэтому не имею своего мнения. А когда у меня нет своего мнения, я следую советам со стороны. Что нам говорила регистраторша в загсе, помнишь? Она сказала, что у нас с тобой обязательно должно быть много детей. Вот и примем этот мудрый совет как руководство к действию!

В прихожей затренькал телефонный аппарат. Звонил Малыш.

— Джонсон, ты не мог бы заглянуть в мою берлогу? С навигатором. И поскорее!

— А что с ним? Ошибка в прошивке памяти?

— Нет, здесь другое. На месте узнаешь.

— Хорошо, сейчас приду.

Женька оделся, вернулся в гостиную, поцеловал Олю.

— Я в университет. Малыш срочно просил зайти. Зачем — не сказал.

— Когда вернёшься?

— Если придётся задержаться больше, чем на час — позвоню.

***

В кабинете-мастерской Малыша, точнее, в металлическом шкафу, из которого электромагнитные волны наружу не выходят, кроме хозяина находился гость, тот самый подполковник МВД из Москвы.

— Здравствуйте, Иванов, — первым поздоровался он. — Хочу дать пояснения по поводу обстановки во время нашей встречи с французами. Чтобы изменить сложившееся у вас наверняка не слишком хорошее впечатление.

Деликатное вступление понравилось Женьке.

— Здравствуйте. Я слушаю.

— Россия связана многосторонним договором о неиспользовании и нераспространении эффекта Виннера-Саммера. Распространять его мы не собираемся, но использовать хотим. Чтобы отбиться от международного контроля в лице Интерпола и был устроен весь недавний цирк. Вашего профессора мы использовали втёмную: подложили ему недостоверную, но нужную нам информацию. Он добросовестно её проглотил. В частности, поверил, будто Интерпол занимается физическим устранением нежелательных лиц. Чего, разумеется, никогда не было, нет и, полагаю, не будет. Наш запрет на контакт с вами этот честный и порядочный человек, как и ожидалось, тут же нарушил и успел обо всём вас предупредить и предостеречь. В результате вы и ваша девушка, сами того не зная, стали играть на нашей стороне. О девушке хочется сказать особо: она была просто великолепна! Как актрису и как красавицу её ожидает большое будущее! Благодаря совместным усилиям, желаемой цели мы достигли: отчёт французов о том, что эффект Винтера-Саммера в России не используется и вообще нам неизвестен, уже утверждён руководством Интерпола. У нас теперь полностью развязаны руки и мы можем делать всё, что хотим. Разумеется в условиях строжайшей секретности.

А хотим мы следующее. На планете Марс сейчас работает российский вездеход «Марс-Астер». Вернее, должен работать. У него в момент посадки на поверхность слетел защитный кожух, а позже его ударил какой-то посторонний предмет, который повредил электронный блок. Один блок или несколько — неизвестно. Сейчас аппарат полностью обездвижен, и передаёт на Землю статичное изображение марсианского ландшафта. Причём, передаёт всё хуже и хуже: садятся батарейки. Мы хотим оживить наш марсоход. Идея состоит в том, чтобы при помощи эффекта Винтера-Саммера отправить на Марс человека с необходимыми инструментами, материалами и прочими средствами для выполнения ремонтно-восстановительных работ.

— Отправляйте, — пожал плечами Женька, — я-то здесь при чём?

— При том, что навигатор для перемещения имеется только у вас!

— Вы его не получите! Не обижайтесь, но я вам не доверяю. Мало ли, как вы его захотите использовать!

— А человеку, которому доверяете, вы навигатор дадите?

— Это мне, Джонсон, — предупредил Малыш почти созревший вопрос.

— Тебе — дам! Но ты же не хочешь сказать, что отправишься на Марс?! Это далеко, опасно и вообще авантюра! А если сядет батарейка?

— Тогда ты прилетишь за мной на втором навигаторе. И спасёшь друга! Не так ли?

— Так, конечно! Но ведь на Марсе холодно, низкое атмосферное давление, другой её состав. Понадобится скафандр, прочие атрибуты. Это всё очень непросто!

— Необходимые наработки имеются, — снова заговорил подполковник. —Антирадиационные защитные скафандры уже есть готовые. Но при необходимости, учитывая нестандартные габариты нашего марсианина, — подполковник посмотрел в сторону Малыша и усмехнулся, — скафандр можно изготовить индивидуально по снятым меркам. Практическая подготовка к перемещению включает в себя экспедицию в Антарктиду для проверки работы навигатора при низких температурах, подъём на стратостате до высоты тридцати пяти тысяч метров для тестирования скафандра при низких давлениях и его подгонки. Несмотря на всю фантастичность затеи, человеку гарантируется стопроцентная безопасность! Я бы сам слетал, но нужен специалист, который хорошо разбирается в радиоэлектронике. Который сможет выполнить сложный ремонт марсохода, а не только напялить на него слетевший защитный колпак и воткнуть новые батарейки.

— На! — Женька протянул Малышу коробку с навигатором. Держи меня в курсе. Не пойму только одного: какие батарейки ты собираешься вставлять в марсоход? У тебя же никогда их не бывает! Сапожник без сапог!

***

Оля металась по гостиной со среднеквадратичной скоростью максвелловской частицы, размахивала руками и сердилась. Женька сидел на диване, молча и с удовольствием смотрел на свою разбушевавшуюся усладу. Когда её эмоции ненадолго вошли в противофазу друг с другом и взаимно уравновесились, она села рядышком на диван, но уже через мгновение снова набросилась на единственного зрителя её интерлюдии с элементами эксцентрики и эквилибристики.

— Ну, чего ты молчишь? Возражай мне, доказывай, объясняй свои поступки!

Женька пригладил её растрепавшуюся прядь, поправил платье, сползавшее с плечика.

— Ты такая красивая… Я люблю тебя всё больше и больше!

Женщине нужно известное время, чтобы переключиться из наступательно-боевого режима в оборонительно-лирический. Или просто в лирический. Оле этого «известного» времени предоставлено не было, переключение не состоялось.

— Ага! А раньше, получается, ты любил меня меньше? Чем раньше — тем меньше? Всё меньше и меньше?! Так, что ли?!!

Вот она, женская логика в чистом виде! Не опровергнешь и не возразишь!

— Для меня не существует «раньше». Я всегда смотрю на тебя как в первый раз!

Ай да Женька! Выкрутился, шельмец!

— Всё равно вопрос остаётся! Как ты мог своего лучшего друга отправить на небо? На далёкую планету, на Марс? Который, как ты сам только что сказал, находится сейчас по другую сторону от Солнца, на максимальном удалении от Земли! Если что случится, его же будет не спасти!

— Так ведь и при оппозиции, когда расстояние между планетами наименьшее, до Марса нужно лететь почти полгода! А ресурсы жизнеобеспечения в скафандре не превышают трёх суток. Так не один ли чёрт, где Марс находится в данный момент?

— Это значит, ты послал его на погибель?!

— Да почему же на погибель, Оля? Малыш отремонтирует там марсоход, потом нажмёт на навигаторе кнопку, и вот он уже здесь, дома! Сидит пьёт чай. Вернее, коньяк. К тому же, не я его посылал! Он до меня без меня обо всём договорился!

— Но ты мог не давать Олегу навигатор! Мог взять управление всей ситуацией на себя. Когда мы с тобой поссорились, он же именно так и сделал! Не спрашивал что, да как, да почему, а выдал нам чёткие, конкретные команды и потребовал их выполнения. Без этого мы с тобой до сих пор бы ещё дулись друг на друга.

— Это точно!

— Слушай! А может ты специально это сделал? Решил избавиться от Олега. Вдруг он захочет целовать меня «в разные места», а я не устою, «улягусь рядышком на бочок»! Ты же так говорил?!

— Оля! Это не самое лучшее, что тебе следовало запомнить. Я знаю, что мне делать! Я полечу на Марс вместе с Малышом!

— Ну конечно! Он там будет ремонтировать марсоход, а ты — развлекаться с инопланетянками, любоваться их неземной красотой!

Шутливость фразы никак не вязалась с тревогой в глазах девушки, её дрожащими губами и севшим голосом. Она вцепилась коготками в Женькину рубашку, вцепилась ещё крепче, чем тогда, в Париже, на строительной площадке. Вскоре закончились и шутливые слова.

— Никуда тебя не отпущу! Ни на какой Марс!! Ты мой!!!

Женька осторожно отцепил от рубашки Олины пальчики, поцеловал каждый по очереди, потёрся носом о горячую щёку, прошелестел в ушко:

— Да я и сам теперь никуда не полечу! Буду всегда с тобой. А ты — со мной. Куда же мы друг без друга?

Они сами не знали, сколько просидели обнявшись, изредка обмениваясь фразами.

— Ты меня больше не пугай. Сам видишь, как мне трудно приходить в себя.

— Обещаю.

— Женя, ты не полетишь на Марс только потому, что я попросила?

— Только потому.

— Честно?

— Абсолютно! Ты для меня дороже любого Марса, целой их дюжины!

— Скажешь тоже! Столько Марсов не бывает! — Оля, наконец, улыбнулась.

Постепенно её глаза снова засияли двумя солнышками, щёки остыли, губы порозовели, голос зазвенел. Вернулась деловитость и энергичность.

— Я тоже знаю, что надо делать! Одевайся! Пойдём!

— Куда, Оля?

— Спасать Олега от смерти!

— Но… как?

— Очень просто! Если я смогла отговорить от полёта тебя, значит Женя Сидорова сможет отговорить его! Возьми навигатор и поставь сопряжённую точку на входе в её магазин. Дай трёхмерную картинку. Так… прохожих поблизости не видно, никого не испугаем. Жми!

— Оля, теперь слишком уж сильно прижиматься не надо, мы можем просто держаться за руки. Этот прибор намного мощнее предыдущего, у него область сопряжения три метра в диаметре.

— Я так привыкла, поздно переучиваться. Да и незачем!

***

В компьютерном салоне к ним подскочил тот же самый увешанный бейджиками менеджер, который свою техническую необразованность старательно прятал под цветастым многословием. Женька не пожелал вторично выслушивать в его исполнении орфический гимн во славу местным торговцам и неместным производителям, поэтому перебил его в самом начале:

— Позовите, пожалуйста, Женю Сидорову.

— Она сейчас занята. Я не могу её заменить?

— Даже не знаю… Я пришёл посмотреть на её стройные ножки. Если вы обладаете чем-то подобным…

— Недостаток квалификации у парня вполне перекрывался хорошим воспитанием и дрессировкой. Сохранив на лице приветливое выражение, он кивнул и отправился вглубь салона за стройными ножками.

— Женя, тебе не идёт вульгарность, — нахмурилась Оля. — Это ещё моя одногруппница гримёрша определила.

— Ничего с ним не станет! — отмахнулся Женька! — Подумаешь, сказали что-то не слишком приятное!

— Это неприятно мне…

У подружки Малыша Жени Сидоровой выражение лица было не такое приветливое, как у менеджера. По-видимому, тот передал ей просьбу клиента дословно. Оля, увидев на девушке брючный костюм, ехидно взглянула на Женьку, но он смотрел на свою приближавшуюся тёзку равнодушно и бесстрастно.

— Ты что, уже был здесь без меня? — не скрывая подозрительности спросила Оля.

Наблюдательность на уровне профессионального сыщика! Таким врать бесполезно! И глупо!

— Да. Вчера покупал у неё батарейки. Она уже тогда была в брючках, можешь сама спросить!

— Олечка, ты! — обрадовалась девушка и расцеловалась с подругой. Потом повернулась к Женьке: — И вы тоже? К сожалению, не могу вам сегодня продемонстрировать…

— Я пошутил! — стушевался Женька. — Неудачно пошутил. Простите!

— Извинения приняты! — улыбнулась девушка. — С чем пожаловали?

— Твой возлюбленный Олег вознамерился отправиться на Марс! — объявила Оля.

— На какой-такой Марс?

— На самый настоящий! На четвёртую планету Солнечной системы.

— И на чём он собирается туда лететь?

— Вот на этой штуковине! Которую мы купили в твоём магазине. И которую Олег переделал специально для подобных путешествий.

По мере того, как Оля и Женька обрисовывали ситуацию, Женя Сидорова становилась всё более мрачной и одновременно всё более решительной.

— Никуда он не полетит, космонавт чёртов! Ну за что мне такое наказание, Олечка?! Вот у тебя самой, у других женщин — мужчины как мужчины: живут на своей родной планете, вечером приходят домой, ежели куда-то уйдут — после возвращаются! Если уж так наскучило ходить по земле — ну поднимись на орбиту, сделай несколько витков и спускайся. Чтоб к ужину был дома! Ничего, сейчас я ему мозги вправлю!

— Женя Сидорова достала мобильник и отошла в сторонку. Её слов не было слышно, доносились только интонации голоса: возмущённые и требовательные, просящие и ласковые, снова упрямые и безапелляционные. Последние слова были произнесены достаточно громко:

— Они не предатели! Они твои друзья! Наши друзья, самые лучшие! Если ты этого не понимаешь, значит у тебя вместо головы кочан капусты! Я сообщу свои мерки, пусть завтра же начинают готовить женский скафандр. Всё!

— Ну что, договорились? — спросила Оля, когда подруга вернулась. — Полёт отменяется?

— Полёт состоится, мы с Олежеком отправимся на Марс вместе. Куда он без меня? И я без него…

Такие же слова Женька недавно говорил Оле. У всех людей любовь, в принципе, одна и та же. Но у каждого человека она особенная и неповторимая.

— Это тебе! Твой космический корабль. Такой же, как у Малыша. Он научит, как с ним обращаться.

Женька протянул девушке навигатор и одновременно перешёл на ты, что было воспринято благосклонно и с готовностью. Почему же нет, если он сама сказала, что теперь они все друзья?

— А… кто такой Малыш?

— Да Олег же! Твой возлюбленный! — пояснила Оля.

— У Олежека кличка «Малыш»?! — восхитилась девушка. — Какая прелесть! Я теперь только так и буду его называть!

— Ну а мы с тобой, Оля, отныне пешеходы. Будем топать на своих двоих, дышать свежим воздухом. Оно, кстати, и для здоровья полезно.

— Погодите, зачем вам топать? Я вас на машине отвезу куда надо. Сейчас только оденусь и ключи возьму, — сказала Женя. — Выходите на улицу.

Через минуту к крыльцу магазина подкатил чистенький новенький «лексус».

— Залезайте! — пригласила владелица.

— Классная тачка! — оценил Женька — Сколько ты за него отвалила?

— Эта рычащая вонючка принадлежит моему шефу, директору салона. Я на нём только езжу.

У девушки отношение к транспортному средству, которое считается одним из лучших продуктов мирового автомобилестроения, было более чем нелестное. Капризная особа, ничего не скажешь!

— Он не возражает?

— Ему некогда. Он не вылезает из раутов, презентаций, из прочих пьянок. Жаль! Хороший дядька, но спивается! Сегодня уже на рогах. Сейчас вас отвезу, потом его домой доставлю. Слушай, Женя, может ты сам хочешь порулить? Тогда садись!

— Да у меня… прав нет, — замялся Женька.

— Вот как? А где они?

— Гаишники отобрали, —  неожиданно вмешалась Оля. — Женя развернулся на двойной сплошной и вдобавок обругал инспектора. Ещё месяц надо ждать!

— Сочувствую! Некоторые инспектора такие гады! Меня недавно один остановил и сразу стал домогаться. В прямом смысле, в сексуальном! Пришлось Олежеку, Малышу то есть, выйти и спросить, не нужна ли ему помощь в уламывании неуступчивой тёлки. У машины стёкла, как видите, тонированные, гаишник его за ними сразу не разглядел. Я так боялась, что Олеж… что Малыш этого инспектора поломает. К счастью, обошлось. Ладно, куда едем?

— К тёте. Это…

— Женя знает, где живёт тётя. Мы там были позавчера. Но зачем? Ты у неё что-то забыл или соскучился?

— Оля, не считай, что твоя тётя единственная в мире! У меня, между прочим, тоже тётя есть. К ней мы и поедем! Я покажу дорогу.

***

— А твоя новая подружка совсем не овечка, как ты описывала её вчера, — задумчиво проговорил Женька, провожая взглядом удаляющийся «лексус». — Напротив, очень даже зубастая персона!

— Это связано не с характером, а с самой женской сущностью. Природой установлено так, что мужчина защищает свою женщину, заботится о ней. Но это только половина закона. Вторая его половина. А первая состоит в том, что женщина изначально стремится подыскать себе защитника. Это мы, женщины, выбираем вас, мужчин. А ваш выбор — это уже ответ, согласие или несогласие с нашим выбором. Позднее, когда женщина и мужчина образуют пару, он становится её собственностью. В полном смысле слова собственностью, хочет он того или не хочет. Она, естественно, бережёт своё приобретение, бережёт для себя, а позже и для своих детей. Эта бережливость у нас, у женщин, по отношению к вам, мужчинам, заложена на уровне инстинкта. Она непобедима. Она — природа! И наш с Женей Сидоровой протест против вашего с Олегом путешествия на небо, является проявлением этого самого инстинкта.

Запиликал Олин мобильник.

— Это тебя. На беспроводном проводе Олег.

Дальше Оля слышала только слова Женьки.

— Не я предатель, а ты! Потому что хотел улететь без своей Жени. Которая тебя по-настоящему любит… Нет, мы с Олей теперь не только твои друзья, но и её!.. Имей ввиду, Малыш, если ты Женю обманешь и улетишь один, я её у тебя отберу… Ничего, что есть Оля, будет ещё и Женя! У меня душа широкая, обеим хватит места! Всё, давай!

— А ну-ка иди сюда! — грозно сдвинув брови зарычала Оля, что получилось у неё довольно забавно и мило. — Это что за гарем ты вознамерился устроить в своей широкой душе?!

На такие вопросы не отвечают, после таких вопросов сразу целуют. Что почти всегда воспринимается доброжелательно, и этим вопрос исчерпывается. Если же доброжелательности нет, тогда есть проблемы у целуемой стороны. И эти проблемы ей необходимо незамедлительно разрешить.

— Оля, что ты там наплела про мои водительские права? У меня их сроду не было. Я даже не знаю, как крутят руль, и где какие под ногами педали.

— Наплела? Что у тебя за терминология?! Женя, давай раз навсегда договоримся, что в нашем лексиконе не будет вульгарных слов.

— Хорошо, согласен. Не наплела, а напела.

— Молодец, исправился! Хрен редьки не слаще, если уж мы спрыгнули на такой уровень общения. Ладно, оставим! Не хочу быть придирой. Значит, так. У тебя должны быть права. Срок — один месяц, ты слышал. Завтра запишешься в автошколу. Теорию сдашь, а вождением я сама с тобой займусь. Обучу лучше любого инструктора. Договорюсь с Женей Сидоровой насчёт «лексуса» её шефа. Я в школе два года занималась картингом…

— Ты ещё и автогонщик… гонщица?! Потрясающе! У меня не невеста, а катастрофа! Стихийное бедствие! Хотя я уже привык! Если завтра окажется, что ты умеешь управлять стратегическим бомбардировщиком или атомной подводной лодкой, я не удивлюсь. Мои ресурсы удивляться исчерпаны!

— Подводная лодка исключается! Я боюсь воды, ты это знаешь. А насчёт бомбардировщика идея интересная! Надо будет подумать!

— Да, Иванов… вот тебе и глазки-щёчки-губки!

— Про что ты, Женя?

— Про то, что когда я только-только с тобой познакомился, кроме твоих глазок, щёчек и губок ничего не видел и не знал. По правде говоря, мне ничего другого не было нужно. Но потом я то и дело узнавал о тебе всё больше и больше. Что, в конце концов, затмило и глазки, и щёчки, и губки…

— Но как раз с них и из-за них началась наша с тобой любовь. Без глазок, щёчек и губок ты, Женя, просто не обратил бы не меня внимания…

— Да, пожалуй ты права… Ну что, идём к тёте?

— Давай какой-нибудь гостинец ей принесём?

— Ни в коем случае! Ты, Оля, не знаешь мою тётю! Помнишь русскую народную сказку «Гуси-лебеди»? Там автоматическая печка  в три смены гнала хлебобулочные и кондитерские изделия. Причём, вопреки закону сохранения материи, ей не требовалось для работы ни сырья, ни энергии. Единственной проблемой у неё был сбыт готовой продукции. Так вот, моя тётя — это современный вариант той самой печки, её римейк. Перед нашим уходом она «на дорожку» нагрузит нас таким количеством своих плюшек-ватрушек и пирожков, что мы их элементарно не поднимем! А если мы сейчас принесём ей гостинец, с ней случится приступ щедрости, и тогда для её подарков придётся вызывать грузотакси. Вот её этаж, вот дверь. Звони!

***

Тётя неподвижно стояла в дверях, вперив взгляд в девушку. Потом выдавила, именно выдавила:

— Оля Иванова? Живая?

— Тётя! Что за вопрос?! — укоризненно покачал головой Женька.

— Я не в том смысле! А в смысле, что она настоящая.

— Да какая же она должна ещё быть? Игрушечная?

— Вы оба не знаете. Приходила моя младшая сестра. Ну, твоя мама, Евгений. Сказала, что ты влюбился в фотографию. Сейчас покажу… вот она! Ещё сказала, что ты перестал спать по ночам, обнимаешь эту фотографию, целуешь её, шепчешь «Оля, Оленька!» В институте стал получать двойки…

— Уже исправил, тётя!

— Молодец! Она, мама твоя, хотела показать тебя психиатру в своей больнице, профессору: а вдруг ты сошёл с ума? От перегрузки учебной нагрузки. Мы с ней долго разглядывали эту картинку. Потом пришли ещё соседки, подруги, присоединились к разглядыванию. Решили, что это просто журнальная красотка, в жизни таких не бывает. Поработал фотошоп!

— Тётя! Откуда вы узнали такое ужасное слово: фотошоп?

— Почему оно ужасное? Я даже знаю, что оно значит. Это рисование красивых женщин с помощью компьютера! Правильно?

— Правильно, тётя! Но вы теперь понимаете, что ошиблись?

— Теперь понимаю! Оленька, снимай шубку и сапожки! Проходите в гостиную. Сейчас будем пить чай с пирожками, с плюшками и ватрушками! Подождите меня, я немного повожусь на кухне!

— Ну, что я говорил? — наклонился Женька к Оле.

— Кто она по профессии?

— Товаровед. Непродовольственных товаров. Образование — торговый техникум. А что?

— Твоя тётя очень приятная женщина! Она мне нравится.

— Почему мы здесь, ты поняла?

— Н-нет… Почему?

— Посмотри в угол комнаты. Что там?

— А-а… Пианино. Интересно! Можно посмотреть?

— Нужно, Оля!

— Хороший инструмент! Старинный! Тогда делали на совесть!

— Изготовлен в девятнадцатом веке! Концертный вариант. Клавиши — натуральная слоновая кость! — включилась тётя, вернувшаяся из кухни. — Моя прапрабабушка играла на нём ещё для государя императора! Вот на стене её рисованный портрет. Фотографирования тогда еще не изобрели.

— Что за подпись, тётя? «Графиня Ольга». Это она?

— Разумеется! Разве не графиня могла бы играть царю-батюшке?

— Так ведь мой отец исследовал нашу родословную. Изучил все архивы и церковные книги. Никого, кроме холопов и простолюдинов не нашёл!

— А обратиться к свояченице у этого морского разбойника ума не хватило! Вот, смотрите, в этой папке все документы нашего рода начиная с шестнадцатого века! Свидетельства, грамоты. А вот герб! Красивый, правда? Князей, у нас не было, но графы — все подряд! Ты, Евгений, тоже граф! Точнее — виконт!

— Кто бы мог подумать! Свяжусь с отцом, удивлю. А Оля, между прочим, княжна!

— Что ты говоришь? Это же надо! Девочка королевских кровей!

— Тётя, можно Оля что-нибудь сыграет?

— Конечно можно! Пианино в полном порядке! Сосед сверху, музыкант, который мне регулярно заливает потолок, и с которым мы после этого пьём «чай примирения», так же регулярно инструмент проверяет и настраивает.

Несколько арпеджио дали Оле информацию о состоянии инструмента, и это состояние оказалось отличным. Она села на крутящийся пианинный стульчик и взяла уже более серьёзные аккорды.

— Фредерик Франсуа Шопен. Большой блестящий вальс! — объявила она.

Громкое бравурное произведение было написано, скорее всего, для комплексного тестирования музыкальных инструментов, а также для оценки мастерства исполнителя, поскольку требовало неэлементарных навыков и техники. Женька поставил высший балл по обеим позициям.

— Оленька! — снова оживилась тётя, — У меня сохранилось платье графини Ольги. Ну, той, что на картине, на стене. Мне кажется, оно тебе подойдёт. Давай померяем?

Платье было шикарное: длинное до пола, со шлейфом, сшитое по старинной моде, но как будто сегодня и как будто специально для Оли. Она покрасовалась в нём перед зрителями, сделала несколько изящных реверансов и снова села на стульчик.

— Настоящая княжна! — прошептала тётя. — Принцесса! Ты видишь, Евгений?

— Каждый день смотрю…

— Пётр Ильич Чайковский. Вальс цветов. Это моё любимое произведение…

Началось волшебство. Женька слабо разбирался в музыке, но он «поплыл» уже на первой минуте. Перед ним снова, как тогда за окном аудитории, возникли затейливые узоры облаков и ещё более затейливое кружение снежинок, которые эти облака испускали. Звучала та же самая музыка. Но теперь она звучала не сама по себе. Для Женьки играла самая лучшая на свете девушка. Которую он любил, и которая любила его.



Рига, 2015 год