Золотой ручей (Михаил Кюрчевский) / Проза.ру

         Сказывали в старину деды, что годами были не моложе вековых дубов, будто в тайге есть ручей золотой. И блестят там самородки, будто кто-то разбросал их. Слыхивать да говаривать мастаков много, а вот узнай, где правда, а где ложь. Много времени прошло с тех давних времён, да только не давала эта мысль покоя искателям золотого чуда. Мысль она, что искра в тёмном небе, мелькнет и поминай, как звали. А тайга - умница, умела хранить свои тайны. Порой между собой поговорят дубы и «рот» на замок. Не приведи господь, какой чужеземец прослышит про тот ручей, случайно подхваченный шальным ветром, разговор. Хваток был пришлый народец, да только не тут-то было…

            ***
Не совсем выздоровевший Тихон похрипывая, слез с русской печи и, присаживаясь на лавку, спросил Петровну:
         - Кашу на обед приготовила?
      Петровной он называл свою, добрую и ещё крепкую на вид, жену Софью.
- Да, почти готовая, - ответила Петровна, ставя обратно ухватом чугунок в печь. Погоди ещё немного, и сядем обедать, - добавила она, подавая на стол солёные грузди и каравай хлеба. - Ты бы накинул чего на плечи, а то на печи жарко, а здесь прохладнее. Эвон, четвёртый день лежишь, – пожалела она его. - И как тебя угораздило в такую пору простыть? - причитала она. - Ты же у меня, словно дуб крепок.
      - Дуб – дуб, - отозвался Тихон. - Был твой Тихон - дуб, а стал хрупок, - и махнул рукой, дескать, что тут говорить.
      - Да ладно тебе жаловаться, - улыбаясь ему, сказала Петровна. Вот оклемаешься и опять в тайгу, видать, сильно она тебя приворожила, - продолжала Софья Петровна.
         - Живём мы с тобой, как отшельники, в стороне от людей.
         - Да что проку - с людьми, - проворчал Тихон, - от них только беды. Не за версту живём, когда надобно можно и сходить по делу, а так пустозвонить не люблю я. Да и народец ныне пошёл суровый. В селении все своим делом заняты. Им некогда разгуливать, у каждой семьи свои заботы. А вот по тайге больше мужики лихие бродят, что-то ищут, да высматривают. Ох, не даёт им покоя мечта разбогатеть и найти золотую реченьку. Ох, нее даёт, - и он присел на скамейку возле стола.
         Тем временем Софья вытащила чугунок с кашей из печи. Запах приготовленного обеда расплылся по дому, словно густой туман над рекой.
         - Да, - подумал Тихон, - умеет моя бабка готовить, тут уж ничего не скажешь.
         Она поставила чугунок на стол и наложила в большую глиняную миску кашу. Тихон перекрестился и, взяв деревянную ложку, начал есть.
      - Сегодня каша у тебя просто на славу получилась, - сделав первый глоток, похвалил он Софью.
      - Это тебе, Тиша, так она его называла, когда он её иногда хвалил, - показалось после того, как отлежал четыре дня на печи, - улыбнулась она. - Одни отвары и пил, - добавила она, - чего душой кривить.
         После вкусного обеда, поблагодарив господа Бога за всё, он опять полез на печь…
         На седьмой день только Петровна разрешила ему слезть с печи и он, накинув на себя душегрейку из заячьих шкурок, вышел во двор.
         Ярко смеющееся солнце целовало вершины деревьев. На полянах, словно вышла на прогулку молодая поросль, красовались побеги кустарника. Трава, выглянувшая после долгой спячки, вскинула «руки» вверх и радовалась увиденному свету. Птицы, что в зимние лютые морозы улетали в более тёплые края, вновь возвратились и готовили гнёзда для своего нового потомства.
      - Эх, - потягиваясь, произнёс Тихон, глядя как за неделю, что он валялся на печи больной, изменился мир. Лайка по кличке «Дружок» виляя хвостом, встретила хозяина радостным лаем.
      - Ну-ну, милый,- произнёс Тихон, гладя собаку. - Вот совсем выздоровею, тогда и сходим с тобой на охоту.
      Собака внимательно слушала и пыталась лизнуть Тихону руку.
      - Вижу и ты не против того, чтобы побродить по лесу, - и он погладил прыгающего от радости «Дружка».

            ***
      Слух о той речушке, как в тайге эхо - в одном месте сказано, а разлетается на километры. Вот и потянулся разный люд в посёлок, что был затерян в тайге. Здешний корчмарь, знай, подливал загадочности случайным заезжим людям. Были, мол, тут люди давно, так вроде бы нашли, да только где, никто так и не дознался. Были, да сгинули где-то, с тех пор их никто и не видал. С тех пор народ всё старается кое-что услышать из разговоров. А корчмарь Порфирий, знай, угощает тех, кто заедет, да напускает таинственность, а сам прибыль считает.
      В субботу, у Порфирия было весело и шумно. Ему, крепкому мужику, приходилось частенько усмирять приезжих, да и из своих селений. Не редки были драки, но как они начинались неожиданно, так и заканчивались объятиями и песнями о горькой доле. И наступало «перемирие », которое устраивало и Порфирия, и посетителей. Его жена Варвара и помощница Устья только успевали подносить еду, да брагу, ублажая подвыпивших посетителей. Кто был хитер, тот только слушал, да выпытывал и всё в себе прятал. Да, напрасно всё было. А кто бывало и приврёт с целый короб, чтобы показаться завсегдатаем тайги.
      Что грешить, тяжела была доля – поборы, да оброки - от того и ставили на кон свою непутёвую жизнь ради свободы и богатства.
***
   Пошла вторая неделя, как Тихон оправился от болезни. Помолившись перед сном и, попросив у Бога хотя бы здоровья для себя и жены, Тихон замолчал, а потом сказал, что неплохо было бы сходить в тайгу и подстрелить парочку глухарей.
   - А если удастся, то и зайчишку тебе на суп, а мне, если выйдет, то будет шкурка на шапку. Слышишь, Петровна, старая шапка у меня сильно поистёрлась - четвёртый год ношу.
      - Отговаривать не стану, но помни, что только болезнь прошла, - ответила она, зная характер Тихона. - Иди уж, всё равно не удержу, – махнула она рукой и, ещё раз перекрестившись на икону, легла в кровать.
      Утром, едва забрезжил рассвет, Тихон был уже на ногах, и Петровна, встав вместе с ним, суетилась, приготавливая ему еду с собой. Когда он взял котомку и вышел из дома, верный пес Дружок уже ждал, как будто знал, что идёт в тайгу и вилял хвостом.
      Отойдя на пару, другую вёрст от дома, Дружок, чувствуя простор и свободу, то забегал вперёд, то снова возвращался, радуясь походу с хозяином.
      Так они и колесили знакомыми тропами, знакомыми только ему одному – не любил Тихон рассказывать о своих таёжных путях.
      Лес, словно чувствуя присутствие «постояльца», шумел тысячами птичьих голосов. Вдруг Тихон остановился.
      - Эка невидаль! - обратился он не то сам к себе, не то к собаке. - Прошлый год ходил здесь, так небольшие деревца только набирали силу, а нынче вон, как вымахали, и не узнать. Не иначе, кто силу вложил богатырскую – возмужали.
      Дружок смотрел на Тихона, и его глаза говорили, что он полностью согласен с ним.
Какой бы ни ходил среди народа слух, о какой-то речке, но и Тихона иногда посещала эта мысль, а правда ли это, или просто человеческая выдумка. Никто толком и не знал. Долго бродил Тихон с верным Дружком по тайге. Дело было к ночи и пришлось Тихону искать место для ночлега, чтобы было безопасное и удобное.
Правду говорят, что опытный охотник знает, как развести костёр и место выберет правильное, чтобы не случилось пожара. Он знал, что бывает, когда «красный петух» вырывается на волю по вине горе- охотников и искателей приключений. Не раз из-за человеческой халатности страдала тайга и целые поселенья, расположенные в ней.
Тихон нашёл удобное место и развёл костёр, чтобы не замёрзнуть в ночной час. Огонь был не большой, и языки горящего пламени пытались «лизнуть тёмный звёздный небосвод.
      - Вот ведь красота, какая, - подумал Тихон, сидя на обрубке поваленного дерева. Огонь от костра уносил его мысли далеко, возможно в те года, когда он, ещё молодой парень, ходил охотиться со своим отцом. - Эээээх, - вздохнул Тихон и пошевелил веткой костёр. Тысячи искр взметнулись в небо, будто там, в бескрайнем пространстве их ждали такие же маленькие искорки - братья. Световые тени, что дарил горевший костёр, рисовал ночные видения. Дружок расположился у ног Тихона и грелся. Казалось, собака дремала, но это только была видимость. Уши Дружка улавливали любой лесной шорох, и даже звук хрустнувшей ветки настораживал его. Иногда Тихон засыпал, но многолетняя привычка, быть с тайгой на " Вы", не давала надолго расслабляться…
      Костёр давно потух, и утренняя прохлада взбодрила Тихона. Прозвучали первые солнечные аккорды, наполняя новой жизнью обитателей леса. Таёжный рассвет заиграл миллионами искорок росы на листьях травы и гирляндами изумрудных камней на деревьях. Тихон встал лицом к востоку, прочитал молитву и перекрестился. Он благодарил Бога за подаренный тёплый и светлый день.
      Долго бродил Тихон по знакомым тропам с верным другом в погоне за вислоухим. Незаметно они углубились в неизвестные до этих пор места. Но время не было потрачено зря. Тихон всё-таки подстрелил зайца. Может заяц был не тот, за которым следовал Тихон, но крупный и от меткого выстрела не отвернулся.
      - Ну что я тебе говорил? - обратился он к собаке, которая одобрительно лаяла. - Вот и шапка будет на зиму, - добавил Тихон и, глядя в собачьи глаза, увидел в них одобрительный ответ. - Знаю, знаю, - похвалил он Дружка и погладил его в знак благодарности.
      В поисках добычи, по пути Тихон ещё подстрелил и пару глухарей. Видать день был удачный, поэтому вскоре его охотничья сумка пополнилась и другой мелкой дичью…
         На следующий день Тихон, уставший от ходьбы, решил спуститься со склона, куда уходила еле заметная заросшая тропа.
      - Да, видать, тут давно никто не хаживал, - подметил Тихон и осторожно стал спускаться. Заросли были настолько густые, что приходилось каждый шаг делать с трудом. Вдруг он почувствовал, что его взгляд уловил едва заметное сияние, которое мог вызвать луч солнца.
      - Да где ему взяться,- подумал про себя Тихон, продолжая путь среди поваленных деревьев и бурелома. - Видать померещилось, - подумал Тихон.
            - Интересно, что там могло привлечь моё внимание, - подумал он и стал спускаться по крутому склону. Внезапно он увидел, что перед ним внизу, извиваясь, словно змей на солнце, течёт необычный ручей, неизвестно откуда происходящий и куда спешащий. Тихон почувствовал, как холодна вода в ручье, а то, что там в ней блистало, поразило даже его опытного охотника.
      - Так вот он где прячется, этот загадочный ручей, который ищут вольные люди? Тихон подошёл и опустил руки в воду. Он загрёб воду ладонями вместе с песком и увидел, как на поверхности ладони появились мелкие золотые крупинки. Он на некоторое время оцепенел, словно завороженный невидимой силой, которая накинула на него цепь и не хотела отпускать.
      - Что это со мной? - подумал Тихон и разжал ладони. В этот момент он почувствовал облегчение и возвращение рассудка.
      - Не зря говорили в народе, - вспомнил предостережение отца Тихон, - что золотой дьявол, коль вступил с ним в сговор, может и погубить.
      Дружок, подойдя к ручью, напился студёной воды и запустил лапу, в воду пытаясь вытащить небольшой камешек.
         - Животное, а думает, как человек,- удивился такому поведению Тихон. - А человек он и подано алчен. Найдёт, и начнётся кровушка людская литься, да народ гибнуть за понюх табака.
         И тут ему стало страшно не только за себя, а и за Петровну, узнай кто, что он нашёл тот ручей. Постояв и подумав, Тихон нагнулся и вытащил из воды сверкающий самородок.
         - И вот из-за этого, - обратился он к собаке, - люди готовы убивать друг друга. Он посмотрел на «дьявольский камень» и бросил его обратно в воду.
         - Нет, - сказал Тихон вслух, чтобы слышал Дружок, - оставайся ты, где и был.
Мне со своей Софьей много не надо. А путь я сюда забуду. Не хочу, чтобы злые люди поганили наши места и вырубали тайгу. Пусть будет она нашей кормилицей, как завещали наши предки.
         Посидев некоторое время, Тихон и его верный друг собрались в обратный путь. Только на четвёртые сутки Тихон и Дружок возвратились домой.
      - Ну что, «гуляки»? - напустив серьёзность на лицо, спросила Петровна, встречая мужа из таёжной прогулки. - Удачна ли была охота?
         - Да вот, что есть, всё в сумке, - улыбаясь своей старушке, ответил Тихон.
         Он глянул на Петровну и понял, никакие золотые слитки не заменят своим сиянием доброту и улыбку его верной и единственной на всём свете Софьи Петровны. Он не стал рассказывать, как нашёл случайно тот ручей. Он дал обещание тайге, которая кормила его и одевала, молчать, и слово своё сдержал.