Принц Лестат перевод Глава 1

Лукрита Лестон
Название: Принц Лестат
 Автор: Анна Райс
 Переводчик: Лукрита Лестон
 Примечание: Перевод последней части вампирских хроник



Годы назад я услышал его. Бормотание.

Это случилось после уничтожения Акаши, когда немая рыжеволосая близняшка Мекаре стала королевой проклятых. Я был свидетелем жестокой смерти Акаши, когда мы думали, что тоже погибнем, вместе с нею.

Это случилось после моего обмена телами со смертным и возвращения обратно - в мое могущественное тело вампира, когда я отказался от старой мечты - вновь стать человеком.

Это случилось после моего путешествия в Рай и Ад в компании духа, назвавшегося Мемнох, и возвращения на землю израненным исследователем, потерявшим всяческий интерес к знаниям, правде, красоте.

Потерпевший поражение, многие годы я лежал в часовне Нового Орлеана, в старой обители, беспричастный к постоянно изменявшейся толпе бессмертных, окружавших меня, слышал их, желал ответить, но был не в состоянии даже встретить взгляд, отреагировать на вопрос, показать, что осознанию поцелуй или шепот участия.

И тогда впервые я услышал голос. Мужской, настойчивый, в глубине моего мозга.

Как я сказал, он бормотал. И я подумал, что, должно быть, мы, пьющие кровь, тоже можем подобно смертным сходить с ума, и вот в моем деформированном мозгу обнаружился некий дефект. А, может, это серьезно искалеченный бессмертный, дремлющий где-то неподалеку, и я телепатически случайно разделил его несчастье.

Для телепатии в нашем мире имеются физические пределы. Само собой. Однако голоса, мольбы, послания, мысли могут ретранслироваться через другие сознания, и этот несчастный недотепа мог бредить на другом конце планеты.

Как я сказал, он бормотал, смешивая древние и новые наречья, временами выплетая целые предложения на латинском и греческом, а потом вновь по кругу повторял современные голоса, фразы из фильмов и даже песен. Снова и снова он просил о помощи, напоминая маленькую муху с человеческой головой из малобюджетного шедевра. "Помоги мне, помоги мне", - как будто он тоже был пойман в паутину, и громадный паук приближался к нему. "Хорошо хорошо, что я могу сделать?" - спросил я, и он поспешил ответить. Так он рядом? Или это только некая усовершенствованная радиорелейная система в мире бессмертных?


"Слушай меня, приди ко мне", - и он говорил это снова и снова, ночь за ночью, пока это не переходило в шум.

Я всегда мог настроиться на него. Без проблем. Так или иначе научиваешься настраиваться на телепатичесие голоса, когда ты вампир или сходишь с ума. Я легко могу настроиться на крики живущих. Вынужден. Иначе не выжить. Даже древние могут настраиваться на голоса. Я кровопийца уже двести лет. Они вампиры уже шесть тысячелетий.

Иногда он попросту уходил.

Где-то в первых годах двадцать первого века он начал говорить по-английски.

 "Почему", - спросил я.

 "Потому что тебе так нравится" - оветил он своим хриплым мужским голосом. Смех. Его смех. "Все любят английский. Ты должен прийти ко мне, когда я зову тебя", - сказал он. Потом снова забормотал на смеси языков. Что-то о слепоте, удушье, параличе, беспомощности. И это перешло в "помоги мне" снова с обрывками стихов на латинском и греческом, и французском, и английском.


Это забавно где-то три четверти часа. Потом воспринимается, как досадные повторы.

Конечно, я даже не потрудился угомонить его.

Как то он прокричал "Прекрасный" и начал долго бормотать, все возвращаясь к "прекрасный", восклицая при этом, что ощущалось, как тычок пальца в висок.

"Хорошо, прекрасный, и что?" - спросил я. Он застонал, заплакал и ушел в похожее на головокружение бессвязное забытье. Думаю, год я пытался настроиться на него. Но я ощущал лишь его ропот в отдалении и потом два года спустя - где-то так - он стал обращаться ко мне по имени.

 "Лестат, ты - принц паршивец".

 "О нет, только не это".

 "Нет, ты, принц паршивец, мой принц, мальчик, о мальчик, Лестат..." Потом он произносил те же слова на десяти современных языках и на шести древних. Я был впечатлен.

"Итак, скажи мне, кто ты или что", - угрюмо потребовал я. Признаться, в моем экстремальном одиночестве я бывал счастлив его присутствию.

Тот год был не лучшим для меня. Я бесцельно блуждал. Чувствовал себя больным. Я злился на себя, что красота жизни не поддерживает меня, не помогает переносить одиночество. Ночами я бродил по джунглям и лесам, касаясь поднятыми руками листьев низких веток, выкрикивая вслух и тоже что-то бормоча сам с собой. Я путешествовал по Центрально Америке, навещал руины майа, углубился в Египт, чтобы прогуляться по пустынным ланшафтам и увидеть старинные рисунки на камнях, как в портах Красного моря.

Новообращенные независимые вампиры вторгались в городах, где я бывал - Каир, Иерусалим, Бомбей, Гонолулу, Сан-Франциско - и я устал призывать их к порядку и наказывать за убийства невинных в их безудержном голоде. Их поймают, бросят в человеческие тюрьмы, где их испепелит рассвет. Когда-нибудь они попадут в руки настоящих судмедэкспертов. Проклятые недоумки.

Ничего их этого не случилось. Но об этом позже.

Бунтовщиков становилось все больше, что порождало проблемы для них же самих, а постоянные стычки между ними и их драки безобразили нашу жизнь. Они не задумываясь сжигали и обезглавливали любого вампира на своем пути.

Хаос.

Но кто я, чтобы исполнять роль полицейского для этих сверхъестественных остолопов?

Когда это я находился на стороне закона и порядка? Предполагается, что это я мятежник, кошмарное дитя вампирского мира. Итак я позволил им прогнать меня из городов и даже из Нового Орлеана. Я позволил им прогнать меня прочь. А вскоре поле этого меня покинул мой возлюбленный Луи де Пон дю Лак и с того времени живет в Нью Йорке с Арманом

Арман держит остров Манхеттен в безопасности для них - для Луи, самого Армана и двоих молодых вампиров, Бенджамина и Сибиль, а также для любого, кто присоединиться к ним в их роскошной берлоге в Верхнем Ист-Сайде.

Ничего удивительного. Арман всегда был искусен в уничтожении оскорблявших его.

Кроме прочего, столетие он возглавлял сборище Детей Сатаны в Париже. И сжигал до пепла любого вампира, кто не подчинялся жестоким старым правилам этих жалких религиозных фанатиков. Он деспотичный и безжалостный. Что ж. Ему подходит эта миссия.

Однако позволю добавить, что Арман вовсе не моральное убожество, как я когда-то думал. Так много из того, что я думал о нас, о нашем сознании, моральной эволюции или деволюции оказалось ошибочным в моих книгах.

Арман не лишен сострадания и сердца. Во многих отношениях спустя пять столетий он только возвращался к себе. Что я на самом деле знаю о том, что значит быть бессмертным? Я родился для тьмы... когда? в 1780? Это не так много. Совсем не много.

Кстати, я бывал в Нью Йорке, чтобы пошпионить за моими старыми друзьями.

Я находился снаружи их великолепного пристанища притаившегося в теплых ночах на Верхнем Ист-Сайде, слушал, как юная вампирка Сибиль играет на пианино, а Бенджамин и Арман ведут часовые беседы.

Такие впечатляющие аппартаменты: три таунхауса, образовывающие вместе громадное палаццо, каждый со своим собственным греческим портиком, парадной лестницей в обрамлении маленьких кованных ограждений. Использовался только центральный вход с бронзовой табличкой над дверью "ТРОИЦКАЯ НАДВРАТНАЯ".

Бенджи ведет радио ток-шоу, блестающее ночь за ночью из Нью Йорка. В первые годы это была регулярная радиопередача. Сейчас же это интернет радио, доступное любому бессмертному по всему миру. Бенджамин оказался неожиданно развит для бедуина по происхождению, рожденный для крови в возрасте двенадцати лет, вследствии чего его рост составляет пять футов и пару дюймов, и он навеки невысок. Но он один из тех вечных детей, которых смертные воспринимают, как миниатюрных взрослых.

Конечно же, когда я шпионил я не мог слышать Луи, потому что я его создал, а мастер и его птенец глухи друг для друга, но никогда еще мои сверхестествнные уши не были лучше. Снаружи их дома я с легкостью выловил его глубокий мягкий голос и образы Луи в мыслях других. Я мог видеть ярко раскрашенные барочные фрески на потолке сквозь развевающиеся кружевные занавесски. Все утопало в голубом: голубые небеса с позолоченными облаками. Почему бы нет? И я вдыхал запах потрескивавшего камина.

В таунхаус-комплексе обыгрывались пять тем. Дизайн в стиле бель Эпок, в стиле супер бель эпок, просто супер, а также роскошные подземелья и танцпол на просторной мансарде, со стекляннным потолком, открытым звездам.

Они выстроили себе дворец, прекрасно. Арман всегда был хорош в этом - использовать неистощимые ресурсы, чтобы выложить свой роскошный головной офис мрамором и антикварным паркетом, а комнаты обставить с изысканнейшим дизайнерским вкусом.

И он всегда заботился о безопасности.

Маленький меланхоличный иконописец из России, похищенный и вывезенный на запад, в совершенстве усвоил гуманистические принципы много лет назад. Мариус, его создатель, безусловно, созерцал все это с некоторым удовлетворением.

Я хотел присоединиться к ним. Всегда хотел присоединиться к ним, но никогда этого не делал. На самом деле я дивился на их образ жизни. Как они выезжают на Роллс-Ройс лимузинах, чтобы посетить оперу, симфонию или балет. Слоняются вместе по музеям, безупречно смешиваясь с человеческим миром вокруг, едва ли не приглашают смертных в свои позолоченные салоны угоститься вином и закусить.

Они наняли смертных музыкантов. Как блестяще они уподоблялись людям! Я удивлялся, что тоже жил так когда-то и даже с изяществом проделывал подобные штуки век или больше назад. Я следил за ними глазами голодного призрака.

Когда бы я ни навещал их, Голос бубнил и выкрикивал, и шептал, смешивая их имена с бранью и претензиями, переминая это блюдо, вроде рагу из оскорблений.

Как-то вечером голос сказал: "Красота - вот что всем движет. Ты не видишь? То было таинством красоты".

Спустя год я брел по песку южного пляжа в Майами, и он вновь потряс меня этой идеей. Взбунтовавшееся отребье ненадолго оставило меня в покое. Они меня боялись. Боялись всех старших вампиров. Но недостаточно.

 "Движит чем, любезный Голос?" - спросил я. Перед тем как заткнуть его, мне хотелось проявить вежливость.

 "Ты не можешь постичь масштабов этого таинства".

Он перешел на доверительный шепот. "Тебе не постичь всей многогранности". Он произнес это, как только что открытую для себя истину. Он заплакал. Могу поклясться он заплакал.

Звук был ужасный. Я не чувствую удовольствия от боли любого существа, даже от боли своих самых жестоких врагов, а это плакал Голос.

Я охотился, испытывал жажду, хотя мне уже не требовалось пить, но я пребывал во власти агонизирующей сладострастной потребности в горячей пульсирующей человеческой крови. Я нашел юную жертву, девушку, неотразимую в слиянии порочной души с восхитительным телом. Такое нежное светлое горло. Я обладал ею в душистой полутьме ее спальни, огни города мерцали за окнами.

Мне пришлось спуститься с крыши, чтобы найти ее, женщину с восхитительными карими глазами и темно-ореховой кожей, черными похожими на змеи медузы волосами, обнаженную среди белых льняных простыней, воспротивившуюся мне, когда я вонзил клыки в сонную артерию, слишком голодный для чего-то еще. Дай мне биение сердца. Дай мне соль. Дай мне причастие. Наполни мой рот.

И с ревом брызнула кровь. Но постойте! Жертвой внезапно стал я, подобный фаллическому богу, сбитый с ног потоком крови на дно вселенной, сердце бьется, опорожняя пустую форму, оно ищет защиты. И вот она умерла. Ах, как же быстро. Сломанная лилия на подушке. Только она не была лилией, и я видел жалкие мелкие грешки пока ее кровь делала из меня дурака, растрачивала меня, наполняя теплом, даже жаром, всего меня, скользя по моим губам.

Невыносимо задерживаться рядом с мертвым человеком. Обратно на крыши.

 "Тебе понравилось, Голос?" - спросил я и потянулся, как кот под луной.

 "Хммм", - ответил он. "Конечно, я всегда это любил."

 "Тогда прекрати хныкать".

Тогда он задремал. Так было вначале. Он покинул меня. Я забрасывал его вопросами. Ответа не следовало. Никакого.

Это случилось три года назад.

Я находился в ужасном состоянии, обессиленный, изнывающий от отвращения и уныния.


В мире вампиров дела шли плохо, не приходилось сомневаться. В бесконечных радиопередачах Бенджи взывал ко мне вернуться из ссылки. Другие присоединялись к нему в этом воззвании. "Лестат ты нужен нам!" Скорбные повести изобиловали. А я больше не мог найти многих из своих друзей - ни Мариуса, ни Дэвида Табольта, ни даже древних близняшек. Было время, когда я обнаруживал любого из них довольно быстро, но не теперь.

 "Мы племя сирот!" - кричал Бенджи по интернет радиостанции. "Молодые будте мудры. Избегайте старших, когда видите их. Они не наши старейшины, неважно, как давно они получили темный дар. Они отказались от всякой ответственности перед своими братьями и сестрами. Будьте мудры". Этой тоскливой холодной ночью я испытывал жажду, настолько сильную, насколько только мог вынести. О, технически мне больше не нужна была кровь. В моих венах так много циркулировало крови Акаши - первобытной крови древней матери - что я мог существовать вечно, не питаясь. Но я испытывал жажду и нуждался в крови, чтобы облегчить муки, или так я говорил себе, устроив маленький разгул поздней ночью в Амстердаме, питаясь каждым негодяем и убийцей, который только попадался мне на пути. Я прятал тела. Я был осторожен. Но это было тоскливо - эта горячая, восхитительная кровь, вливающаяся в меня, и все эти следовавшие с ней видения грязных развращенных умов, и это погружение в эмоции, достойные сожаления. О, ничего не меняется, ничего не меняется. У меня было тяжело на душе. В таком состоянии я опасен для невинных, что мне очень хорошо известно.

Около четырех утра меня накрыло, - скрючившись я сидел в маленьком общественном парке на железной мокрой скамейке в неблагополучной части города, ночные огни чернели и пестрели сквозь туман. Меня пронизывал холод и страх, что я больше не вынесу. Я ни к чему не стремился на пути крови. Я не стремился к тому, чтобы стать истинным бессмертным, как великий Мариус, Маарет или Кайман, или хотя бы Арман. То, что я делал, не было жизнью.

В какой-то момент боль стала острой, как лезвие, поворачивающееся в сердце и мозгу. Сидя на скамейке, я согнулся пополам. Мои руки стиснули шею, и я ничего не хотел, кроме смерти, просто закрыть на все в этой жизни глаза и умереть.

И пришел Голос и сказал:

 "Но я люблю тебя!"

Я был поражен. Я так давно не слышал Голос. И вот он пришел. Этот задушевный тон, такой мягкий, такой донельзя нежный, как будто меня коснулись пальцы, чтобы погладить по голове.

"Почему" - спросил я.

 "Я люблю тебя сильнее остальных" - сказал голос. "И я с тобой, тот кто любит тебя".

 "Кто ты? Еще один якобы ангел? Еще один дух, претендующий на роль Бога? Или что-то в этом роде?"

 "Нет", - ответил он.

Но в тот момент, когда он начал говорить, я почувствовал тепло, вроде того, что описывают наркоманы, когда они насыщаются тем веществом, которое они принимают, это чудесное успокоительное тепло, которое я мимолетно испытывал, высасывая кровь, и я принялся слушать дождь, но слушать не как унылую морось вокруг, но как дивную симфонию звуков окружавшего меня пространства.

 "Я люблю тебя" - сказал Голос. "Не сдавайся. Уходи отсюда. Ты должен. Вставай. Иди. Тебе не холодно под этим дождем. Ты слишком силен для этого дождя и для этой печали. Давай же. Делай, что я тебе говорю"...

И я сделал.

Я встал и пошел, и направился в старый элегантный отель Европа, в котором остановился, и я вошел в обклеенную изысканными обоями спальню и хорошенько задрапировал от приближавшегося солнца длинные бархатные занавески.

Блики белого неба над рекой Амстел. Утренние звуки.

Потом я остановился. Я прижал пальцы к векам и согнулся. Согнулся под тяжестью такого ужасного одиночества, что я бы лучше выбрал смерть, если бы только у меня был выбор.

 "Ну же, я люблю тебя", - сказал голос. "Ты не одинок в этом. Никогда не был".
Я чувствовал Голос в себе, вокруг меня, обнимающего меня.

Наконец я лег спать. Теперь он пел мне, пел на французском, напевал что-то лирическое из прекрасного этюда Шопена "Грусть".

 "Лестат, возвращайся домой, во Францию, в Оверни, где ты родился", - шептал он будто находился рядом. "Там замок твоего отца. Тебе следует вернуться туда. Все что есть в тебе от человека хочет домой".

Так нежно это звучало, так проникновенно.

Так странно, что он говорил это. Да, в моем владении имелся старый разрушенный замок. Годы назад я нанял архитекторов и каменщиков восстановить его, хотя не имел понятия зачем. Я тут же представил его.

Эти круглые древние башни вздымающиеся из скалы над полями и долинами, где так много голодали в старину, где жизнь была печальной, где мне было так горько, невольному мальчику, задумавшему убежать в Париж посмотреть мир.

 "Возвращайся домой", - прошептал он.

 "Почему у тебя не смыкаются глаза, как у меня, Голос", - спросил я. - "Солнце поднимается".

 "Потому что там, где я есть, утра не наступает, Лестат".

 "Но ты же вампир, разве нет?" - спросил я. Сообразив, что поймал его, я начал смеяться, хохотать. "Ну конечно же".

Он рассердился. "Ты жалкий испорченый принц паршивец", - пробормотал он и вновь покинул меня.

Что ж, прекрасно. Почему бы нет. Однако на самом деле я не разгадал тайну Голоса. Не стопроцентно. Был ли он просто могущественным бессмертным говорившим с другой части планеты, перебрасывающим телепатические сообщения между сознаний вампиров, как солнечный луч из зеркала в зеркало? Нет, это невозможно. Для этого у него был слишком близкий четкий голос. Конечно, таким образом можно послать телепатический призыв. Но не выйдет общаться напрямую, как он проделывал со мной.

Когда я проснулся уже, разумеется, был вечер, и Амстердам наполнялся гудящим траффиком, свистом велосипедов, мириадом голосов. Запах крови пульсировал в биении сердец.

"Все еще со мной, Голос?" - спросил я.

Тишина. Хотя у меня складывалось четкое ощущение, да, ощущение, что он здесь. Мне стало жутко, страшно за себя, удивительно за собственную слабость и неспособность любить.

Тогда-то это и случилось.

Я подошел к зеркалу во весь рост на двери ванной, чтобы поправить галстук. Вы знаете, какой я денди. Что ж, даже в отчаянном состоянии я был в безупречно пошитом пиджаке от Армани и рубашке, и, да, я хотел поправить этот яркий, переливающийся, расписанный вручную шелковый галстук и... в зеркале не оказалось моего отражения!

Я был на месте, но не мое отражение. Но присутствовал другой я, ухмылявшийся мне триумфально сиявшими глазами, обе руки на стекле как будто бы там за ним он был заперт. Та же одежда, да, и я до последней детали вроде длинных вьющихся белых волос или блеска серо-голубых глаз. Но это точно не было отражением.

Я остолбенел. Слабый отголосок идеи о призрачных двойниках промелькнул в моем мозгу и весь ужас того, что подразумевает эта концепция. Не знаю, смогу ли я описать, как это было жутко. Моя фигура, позаимствованная другим, ухмыляющаяся мне и нарочито угрожающая мне.

Сохраняя внешнюю невозмутимость, я продолжил поправлять галстукс в отсутствии отражения своих действий, он же продолжал холодно-насмешливо улыбаться в то время, как Голос все громче смеялся в моей голове.

 "И ты должен мне понравится за это, Голос?" - спросил я. "Я думал, ты меня любишь".

Это поразило его. Его лицо - мое лицо - скривилось, как у ребенка, готового заплакать. Он поднял руки будто хотел защититься, пальцы взмыли в воздух, глаза задергались. Образ исчез, чтобы замениться на мое реальное отражение, растерянное, немного напуганное и немало рассерженное. В итоге я действительно поправил галстук.

- Я в самом деле люблю тебя, - сказал Голос грустно, почти скорбно.

И он принялся причитать, кричать, разглагольствовать, с головокружительной скоростью перескакивая с русского на немецкий, французский, латинский...

Той ночью, когда Бенджи начал вещание из Нью Йорка, он заявил, что так больше не может продолжаться. Он настаивал на том, чтобы молодые вампиры покинули города. Умолял старших племени вмешаться.

Я отправился в Анатолию подальше от всего этого. Я хотел снова увидеть собор Святой Софии, пройтись под его арками. Я хотел побродить по развалинам Гебекли-Тепе, древнейшем поселении эпохи неолита, обнаруженном когда-либо. К черту проблемы племени. С чего вообще Бенджи взял, что мы племя?
 


*************
Продолжение на моем форуме. Ссылка на главной странице.
Буду постепенно выкладывать сюда по мере готовности перевода.
Приятного прочтения!
 
P.S.
Просьба к тем, кто без спросу разместил мой перевод Гимна крови, где только можно и даже там, где не надо было: не растаскивать текст, не использовать мой труд в своих непонятных мне целях. Перевожу для удовольствия, имею на это времени 1 час в месяц, не извлекаю выгоды, не собираюсь выслушивать оценки своего перевода на известных сайтах от неизвестных людей.

Если будет время и настроение, доперевожу до конца и эту ВХ. Надесь увидеть свой перевод только здесь и на своем форуме.