1.
В тот день над Вормсом ярко сияло солнце.
Гунтеру, королю Бургундии, было неспокойно. Только что во двор вормсского замка въехали тринадцать человек. Они были богато одеты и вооружены так, как может позволить себе лишь королевская свита, а возглавлял их могучего вида юноша с изображением дракона на щите. Но кто они, никто при дворе не мог сказать. Гунтер досадовал и раздражённо думал, где этот одноглазый чёрт, Хаген фон Тронег - за ним послали в надежде, что он узнает прибывших. Про него говорили, что ему известны все на свете земли и все короли, хотя сам он всегда это отрицал...
- Чем могу быть полезен, мой король? - раздался низкий голос Хагена.
- К нам пожаловали некие знатные воины, - сказал Гунтер. - Посмотри на них и скажи, кто это может быть.
Хаген подошёл к окну, и пока он разглядывал незваных гостей, в зале висела напряжённая тишина.
- Мой король, - произнёс, развернувшись, Хаген, - я никогда не встречался с Зигфридом Ксантенским, но полагаю, что это он.
- Кто такой Зигфрид Ксантенский?
- Сын короля Зигмунда, - пояснил Хаген, - и новый король Ксантена.
По залу пронёсся сдавленный смешок. Когда во время оно Зигмунд объявил свой занюханный удел королевством, то была новость из разряда «курам на смех», и хотя с тех пор к этой претензии несколько привыкли, выражение «король Ксантена» всё равно звучало для бургундского уха почти как «король Гадюкиндорфа».
- Не слышал, чтобы у Зигмунда был сын, - заметил Гернот, младший брат Гунтера.
- Однако он объявился, - голос Хагена стал резче, - и провозглашён королём. Долог же оказался его путь до Ксантена…
На лицо Хагена, и без того мрачное, набежала тень.
- Там, где я слышал о Зигфриде, - сказал он задумчиво, слегка поглаживая короткую чёрную бороду, - его воспевают как великого героя. Говорят, что он убил дракона, искупался в его крови и с тех пор стал неуязвимым для любого оружия.
На Хагена обратилось немало удивлённых взоров - он не стал бы рассказывать сказок. Но если всё правда…
- Это не про него ли ходит слух, - подал голос Ортвин фон Мец, считающийся племянником Хагена, - что он завладел сокровищами альбов?
- О нём говорят многое, но не время сейчас рассказывать об этом, - ответил Хаген. – Мы и так уже задержали его, а он, думаю, не по пустому делу сюда приехал.
- Хаген прав. Наш гость выглядит как настоящий герой. Мы должны немедленно спуститься и встретить его, - изрёк Гунтер своё королевское слово.
- И желательно полюбезнее, мой король, - негромко добавил Хаген.
- Ты достаточно уверен в том, что сказал? - переспросил Гунтер уже в коридоре.
- В драконах я не разбираюсь, - ответил Хаген, следуя за ним. - Я повторил то, чем объясняют его неуязвимость, а то, что он неуязвим - это проверено.
- Выходит, мы сподобились увидеть живого сказочного героя? - Гунтер едва не остановился.
- Я не представляю, чего можно ожидать от такого человека, - отозвался Хаген самым прозаическим тоном. - Могу лишь сказать, что для того, кто слывёт героем, мне кажется очень странным намеренно обзаводиться чудесной защитой от ран и гибели в бою.
- Что-что?... Будь добр, не запутывай меня. Надеюсь, наш благородный гость не прогневается, что мы не слишком спешили его встретить…
Зигфрид, а это был действительно он, вряд ли даже заметил, что его задержали, увлечённый рассматриванием ворот и стен вормсского замка, будто ничего подобного в жизни не видел – так оно, вероятно, и было. Слово «король» не слишком вязалось с обликом юного правителя Ксантена; лучше было бы назвать его богатырём – грудь колесом, косая сажень в плечах. Женщины наверняка сказали бы - красавец. Волосы, спадающие ему на плечи, были такого светло-золотистого оттенка, что самые прекрасные дамы бы обзавидовались. Его широкое лицо с детски округлыми щеками, коротким носом и небольшим подбородком казалось бы совсем мальчишеским, даже женоподобным, если бы не глаза: очень светлые, почти бесцветные, с чрезмерно узкими зрачками. Их взгляд способен был навеять тихую жуть, отчего и пелось в песнях, прославляющих Зигфрида, что у него змеиные глаза.
Позади ксантенского короля располагалось двенадцать здоровенных детин, одетых, как и он, в белоснежные одежды, только что без золотого шитья. Все были верхом - Зигфрид не позволил бургундам забрать у них коней, сказав, что долго здесь не задержится. Кони стояли не шелохнувшись, всадники сидели как замершие, и их лица, казавшиеся абсолютно одинаковыми, не выражали ничего. Только сам Зигфрид гордо гарцевал на своём белом жеребце и поворачивал туда-сюда голову, будто желая одарить всё вокруг своим ясным взором.
Когда весь бургундский двор, возглавляемый Гунтером, вышел навстречу Зигфриду, последний приосанился в седле и улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой.
- Добро пожаловать, король Зигфрид, - произнёс Гунтер, и Зигфрид слегка поклонился ему, не переставая улыбаться. – Мы очень рады видеть вас в Вормсе и сочтём за честь принять вас у себя. Позвольте узнать, что привело вас к нам в Бургундию?
- Охотно отвечу, король Гунтер, - звонким юношеским голосом произнёс Зигфрид. - Я много слышал о том, как сильно ваше королевство и какие храбрые воины вам служат. Мне захотелось посмотреть, заслужена ли ваша слава и гордость, и испытать на деле, чего вы стОите. Вас считают достойными уважения, но я тоже король и ничем вас не хуже, а даже лучше и докажу это, - в его голосе послышался вызов. - Слушайте же меня: хотите вы того или нет, я вступлю с вами в бой и завладею всеми вашими землями!
По толпе придворных пронёсся сдержанный гул.
- Это объявление войны? - спросил Гунтер, слегка побледнев.
Зигфрид весело рассмеялся.
- Какая война! Мне не нужно таскать за собой целое войско, чтобы доказать свою силу и храбрость. Я один сражусь с тобой и покорю Бургундию!
- Этого не будет, - возразил Гунтер. – Я законный король Бургундии и по праву владею этой землёй, доставшейся мне от отца...
- А это мы сейчас посмотрим, кто имеет больше прав на твою державу, - не дал ему договорить Зигфрид. – Давай же, сразись со мной! Если я одержу верх, то сяду на твой трон. Или же ты получишь мой, если будешь в силах со мной справиться, - улыбка его сделалась ещё более обаятельной.
Гунтер почувствовал, что земля уплывает у него из-под ног. Он бросил отчаянный взгляд на Хагена, но тот молчал, хотя лицом сделался мрачен как смерть.
- Оставим это, король Зигфрид, - сказал Гернот. – У нас нет никаких причин для вражды, зачем же затевать её на пустом месте? Наша земля принадлежит нам по праву, и мы никому её не уступим, но и на вашу не претендуем. Пусть каждый владеет отцовским наследием и не задирает других безо всякого на то основания!
- Вы что же, струсили? – задорно выпалил Зигфрид.
Бургунды зашумели.
- Это наша страна… - начал было Гернот.
- Была ваша - станет наша, - весело ответил Зигфрид. - Пусть правит тот, кто сильнее!
- Да что же это такое, чёрт возьми! – взорвался вдруг Ортвин фон Мец. – Какой-то чужак является к нам с вызовом и грозится отобрать наши земли, а мы стоим как истуканы, вместо того, чтобы проучить этого наглеца!
Зигфрид мгновенно перестал улыбаться и стал красным от гнева:
- Не такой мелочи, как ты, тягаться со мной. Ты всего лишь подданный, а я – король и могу двенадцать таких, как ты, уложить одним махом.
Ортвин выхватил меч.
- Убрать оружие! – приказал ему Гернот. – Всем молчать и ни с места! – обратился он ко всему двору, так как не один бургунд уже держался за рукоять. Затем он повернулся к Хагену, стоящему рядом, но тот только тихо произнёс: «неуязвим для любого оружия.»
С усилием натянув на лицо учтивое выражение, Гернот вновь обратился к Зигфриду:
- Давайте поладим по-доброму…
- То есть, вы уступите мне без боя? – заулыбался Зигфрид.
- Нет, нет! – выпалили одновременно Гунтер и Гернот, забыв обо всех приличиях. Гунтер опять бросил отчаянный взгляд на Хагена, но тот молчал и даже не держался за меч, как другие. Под ногами Гунтера разверзалась бездна.
- Что делать? – тихо спросил у Хагена Гернот.
- Не знаю, - так же тихо ответил Хаген, и Герноту захотелось провалиться сквозь землю.
- Ну? Что же вы поутихли? – Зигфрид, выпрямившись в седле, гордо гарцевал перед бургундами. – Боитесь силы могучей, да?
Ответом было тяжёлое молчание.
- Или вы признаёте, что я сильнее, и сдаётесь?
- Дьявольщина какая-то, - вклинился, вопреки приказу Гернота, Данкварт, брат Хагена, - здесь что, впрямь некому защитить Бургундию?
- О, ещё какая-то мелкота нарывается! И кто это такой смелый? – Зигфрид, улыбаясь, развернулся к нему.
- Я Данкварт, шталмейстер короля Бургундии, - произнёс Данкварт, вынув меч. Хаген тут же схватил его за руку.
- Конюх! – почему-то это показалось Зигфриду очень смешным. – И ты думаешь сразиться со мною? Эгегей, какой смельчак, ха-ха!
Двенадцать ксантенцев за спиной Зигфрида прервали своё безмолвие и дружно издали суровое «ха-ха».
- Смейтесь, король хвастунов, - сказал со злостью Данкварт, - но посмотрим, кто будет смеяться последним… Да отпусти ты меня! – заорал он уже на Хагена, державшего его руку мёртвой хваткой. – Какого чёрта ты мне мешаешь? Ты вообще должен был первым встать на нашу защиту, Хаген, а вместо этого…
- Он неуязвим, – произнёс Хаген, наклонившись почти к самому уху Данкварта.
- Хаген? Хаген фон Тронег, не так ли? – Зигфрид разом потерял интерес к Данкварту и с любопытством оглядел Хагена, которого до сих пор будто не замечал.
Меж тем не заметить Хагена было трудно - он сильно выделялся среди прочих бургундов как чёрной повязкой на глазу, так и общей чужеродностью облика. У него было удлинённое лицо с высокими скулами и слегка выдвинутым вперёд подбородком, смуглое и при этом без единой кровинки; длинный тонкий нос с горбинкой и слегка загнутым кончиком; вьющиеся волосы, отливающие густой чернотой. Единственный чёрный глаз блестел столь сильно, что в этом можно было найти нечто устрашающее. Впрочем, и весь вид Хагена многие находили жутковатым, и было отчего. Правого глаза он давно лишился в битве; повязка скрывала пустую глазницу, но не весь шрам, что шёл от рассечённой брови через всю щеку и скрывался в короткой бороде. Хотя Хаген был высок ростом и широк в плечах, в целом он был скорее строен, чем могуч, так что даже сейчас, когда ему было под сорок лет, рядом с Зигфридом он мог показаться едва ли не изящным.
- Я кое-что слышал о тебе, - сказал Зигфрид. – Говорят, ты первый советник короля… и к тому же храбрый воин, - он глянул на Хагена с вызовом, но тот остался невозмутим. – Говорят, ты один стОишь целой дружины. Меня даже предупреждали, что придётся иметь дело с тобой, если честь бургундского трона будет задета! - Зигфрид залился беспечным смехом. - Только что-то не похож ты на чудо-богатыря - скорее на нечистого альба!
Тут уже взоры всего двора обратились на Хагена. Тот переменился в лице, но остался недвижим, даже к оружию не потянулся.
- Так долго мы будем медлить? - Зигфрид окинул бургундов победным взглядом. - Где ваша храбрость? Исчезла вся? - он снова засмеялся.
Молчание.
- Король Зигфрид ясно показал нам, что приехал с недобрым умыслом, - раздался в тишине голос Хагена, звучащий ниже и глуше, чем обычно, – хотя мы не причинили ему никакого зла.
Зигфрид внезапно сделался полностью серьёзным, узкие зрачки, казалось, сузились ещё больше:
- Если тебе так не понравились мои слова, Хаген, то сегодня же ты увидишь, как я силой овладею Бургундией.
Гунтера заметно качнуло. Ни Данкварт, ни Ортвин уже не брались за меч, как и остальные – слова «неуязвим для любого оружия» заставили всех застыть в бессильном гневе.
Гернот ещё раз попытался спасти положение.
- Помилуйте, Зигфрид, к чему нам враждовать? – произнёс он не вполне твёрдым голосом. – Между нашими странами никогда не было раздоров, и сейчас я не вижу никаких причин... губить цвет наших королевств… зазря.., - он переглянулся с Хагеном, сглотнул и продолжил уже увереннее: - Чем затевать ненужную распрю, лучше будьте нашим гостем! Мы будем только рады оказать вам достойный приём.
- Гостем?! – в голосе Зигфрида звучало удивление и разочарование. - Что это вы придумали? А как же подвиг?
- Да, гостем, - повторил Гернот. – Так будет лучше и для вас, и для нас. Мы будем готовы услужить вам, как нашему гостю, и если чего попросите добром, то вам ни в чём не будет у нас отказа…
- Да, просите добром, - произнёс Гунтер, немного ощутивший почву под ногами. - Не надо ссор… Сделайте одолжение… Будьте у нас в гостях… как дома… мы разделим с вами имущество… если надо… жизни не пожалеем… - Гунтер стал мямлить, и тут уже Хаген бросил на него предостерегающий взгляд. – Словом… вы наш дорогой гость, король Ксантена!
Зигфрид пребывал не то в задумчивости, не то в ошалении.
- Эх… Что с вами такими делать… Я-то думал… Ну раз вы такие добрячки…, - протянул он в сомнении. - Ладно уж… Будь по-вашему, - он спрыгнул с коня и вмиг оказался рядом с Гунтером. – Будь здоров, король Гунтер!
- Д-добро пожаловать, - проговорил Гунтер, пока Зигфрид тряс его руку, а Гернот, переведя дух, почти набросился на придворных:
- Румольт – на кухню, быстро! Синдольт – чтобы лучшие вина на стол! Ортвин, проследишь за приготовлениями! Чтобы всё было лучшим образом! Хунольт – покои для наших гостей! Да! Хунольт, стой! Украсить замок флагами! Данкварт! Где Данкварт? Коня Зигфрида в стойло и лучшего сена! Быстро, быстро!
Вскоре весь замок засуетился так, как и в праздники не всегда бывало.
- Господин Гернот, - сказал Хаген уже в главном зале, где вечером должен был состояться пир, - вы сегодня спасли Бургундию.
Гернот утёр пот со лба и покачал головой.
- Не знаю, Хаген, я ли спас или Господь Бог, пославший Зигфриду перемену настроения. Впору заказать мессу за то, что мы остались целы.
- Лучше закажите потом, - сказал Хаген замогильным голосом, - когда заодно исчезнет нужда ублажать его за то, что он милостиво соизволил нас не поубивать…
- Не будь так мрачен, Хаген. Ведь всё разрешилось благополучно.
Хаген подавил вздох.
- Я очень на это надеюсь, господин.
***
На пиру Зигфрид сиял как солнце. Он постоянно улыбался, даже когда ел, а когда не ел, то рассказывал о себе, и его бодрый голос звенел на весь зал, перекрывая и общий гул, и пытающихся изобразить музыкальное сопровождение шпильманов, которые в этот раз были явно лишними. Гунтер, сидящий на своём троне, тоже иногда улыбался, но его рассеянный взгляд говорил о том, что он ещё не вполне пришёл в себя, в отличие от сидящего рядом спокойного и уверенного Гернота. Присутствовал и самый младший из королевских братьев - Гизельхер, мальчик-подросток, ещё не носящий меч, и он оказался едва ли не самым благодарным слушателем Зигфрида. Ясноглазый отрок был так увлечён рассказом гостя, что даже не притрагивался к еде, хотя стол ломился от яств.
Зигфрид поведал, что растил его один кузнец и его жена, у которых не было детей, а Зигфрида они нашли в лесу; и что он, Зигфрид, всегда знал, что на самом деле он не может быть сыном простого мастеровщины - да и попробовал бы тот заставить его работать! Однажды, правда, попытался заставить - так Зигфрид ему всю наковальню в землю вогнал одним ударом! А ученики и подмастерья того кузнеца так и вовсе тряслись перед Зигфридом от страха. Так что он не удивился, узнав, что на самом деле он королевский сын, но прежде чем приехал он в Ксантен, у него были разные приключения и подвиги, и первый из них - это победа над драконом….
- Хаген, от твоего вида даже мухи вокруг дохнут, - сказал, жуя, Данкварт. Бравый шталмейстер сидел в вальяжной позе, метал в себя еду и вообще выглядел довольным жизнью, что трудно было сказать о его брате. - Как можно сидеть на пиру с таким лицом?
- Да вот думаю - как далеко может заходить умиротворение агрессора? - ответил Хаген.
- Умиротворение…. кого? Да брось, - Данкварт залпом осушил кубок и широким жестом вытер губы, - по-моему, он просто трепло. Притом очень обаятельное. Слышь, про дракона рассказывает.
- Быстро же ты забыл, из-за чего хватался за меч.
- Да он и сам наверняка об этом уже забыл.
- Тогда скрести пальцы за то, чтобы через мгновение он не забыл своё теперешнее благодушие.
- Да ну тебя, - с досадой произнёс Данкварт, - вечно ты всё видишь в мрачном свете.
- Я был бы рад оказаться неправ.
Данкварт хмыкнул и погрузился в расправу с большим куском мяса, Хаген же, казалось, ушёл в свои мысли.
Между ними не было кровного родства – братьями они были только сводными, что не мешало их взаимной привязанности. Данкварт через свою мать состоял в дальнем родстве с королевской семьёй и внешне чем-то даже смахивал на Гернота, разве что был меньше ростом, грубее сложен и лицом попроще. Хаген же не был похож ни на кого при дворе, но он и был чужаком - даже если его отец и служил при прежнем короле, даже если он сам служил Гунтеру уже пятнадцатый год, даже если было у него поместье Тронег… О том, что он в Бургундии человек пришлый, не забывалось, пусть с некоторых пор говорить об этом вслух было не принято.
… Это случилось в один прекрасный день четырнадцать лет назад, когда свежекоронованный король Гунтер отправился на охоту, и несколько человек из его свиты, немного оторвавшись от всех, случайно обнаружили лежащего под деревом молодого воина. По одежде его можно было принять за гунна, но лицом он был явно не гунн, а непонятно кто. Он казался не то измождённым, не то вообще мёртвым, и самый молодой и глупый из бургундов попытался забрать его меч; от этого «мертвец» тотчас ожил, опрокинул бургунда наземь и сам выхватил свой клинок. Люди Гунтера обступили чужака, похватав то оружие, что было при них, а он, удерживая их на расстоянии вытянутого меча, на каком-то жутком ломаном наречии, смысл которого скорее угадывался, чем был понятен, требовал, чтобы его отвели к королю. Дело пахло дракой, но тут, по счастью, появился Гунтер. Чужак сразу понял, кто перед ним, отбросил меч и опустился на колени, чем всех удивил. Из его слов, насколько их можно было понять, следовало, что он – бургундский заложник, бежавший из страны гуннов; он бежал оттуда, едва узнал, что Гунтер перестал платить гуннам дань, и теперь он хочет служить Гунтеру… Гунтер же, тогда ещё совсем юнец, только-только занявший отцовский трон, в ответ молчал и оглядывался по сторонам, в надежде, что хоть кто-нибудь объяснит ему, что тут происходит. Помощь пришла от воинов постарше, заявивших, что это, пожалуй, и впрямь заложник, тот самый, которого прежний король, Гибих, отдал гуннам вместо своего сына. Да-да, это точно он, уж очень похож на своего отца, Хагатие – тот был такой же чернявый, смуглый и странный. Услышав имя Хагатие, чужак встрепенулся и спросил, жив ли он ещё; ему сказали, что нет. Заложник разом сник и помрачнел. Король велел ему подняться, что тот не сразу понял; на вопрос, как его имя, он ответил что-то неясное - не то «Хагана», не то «Хагуно», не то что-то похожее - словом, легче было сказать просто Хаген. В Вормс Гунтер возвращался, взяв его с собой, а бургундские воины по пути вспоминали старые времена – как некогда Гибих из страха перед гуннскими полчищами согласился стать данником Этцеля, вождя гуннов, но не мог отдать ему в заложники сына, ибо Гунтер был ещё младенцем, а младших сыновей так вообще ещё на свете не было; и какие шли тогда разговоры о том, будет ли сын Хагатие достаточной заменой королевскому сыну, ибо тот Хагатие хотя и породнился с бургундским домом и сам был из очень древнего рода, если не врал, но всё-таки… непонятно кто он такой, и есть слух, что он… того… вообще не человеческого рода… В итоге, однако, все сомневающиеся сошлись на том, что в глазах гуннов сын Хагатие всё равно королевский родич и знатного происхождения, а если на самом деле он всё-таки нечистая тварь – тогда, по крайней мере, не жалко.
Так бургунды говорили меж собой, вспоминая былое, и всё же им было слегка не по себе. Бросая взгляды на Хагена, который с мрачным видом шёл среди челяди, воины невольно впадали в сомнение: «чёрт его знает, то ли наш, то ли не наш». Конечно, он вылитый свой папаша, да только папаша тот был очень подозрительный тип, явился непонятно откуда; говорили, будто из Галлии, но сам он был не галл и не франк и даже не римлянин. И неизвестно, что он такого сказал королю Гибиху, что тот его приблизил к себе, отдал ему в жёны свою дальнюю родственницу и даже называл благом для Бургундии, что этот человек пришёл искать у него покровительства… Что-то тут было нечисто… Да и откуда слухи такие, что этот человек - и не человек вовсе?
И только когда Хаген предстал перед королевским двором, и королева-мать, едва ей сказали о заложнике, сразу всё поняла, прослезилась, обняла его и расцеловала, у бургундов немного отлегло от сердца, а уж когда юный Данкварт с первого взгляда признал в нём сводного брата и по-простецки облапил его – «Хаген, чертяка, да ты ж вернулся» - все успокоились: «слава Богу, всё-таки наш».
Это не помешало тому, что по всей Бургундии расползлись тёмные слухи. Была ли причиной ожившая память о его странном отце, или то, что Хаген быстро возвысился, даже слишком быстро - но немало прошло времени, прежде чем происхождение Хагена сделалось при дворе запретной темой. В народе же говорили открыто, что Хаген либо чёрт, либо сын чёрта, либо, по крайней мере, с чёртом снюхался. Однако то, что он служит Бургундии, предосудительным не находили, ибо подчинить и поставить к себе на службу чёрта считалось делом немалым. Когда же Хаген в бою лишился глаза, то в воинской среде это только добавило к нему почтения. Кто-то и мог пробурчать, что-де Бог шельму метит, да только воинов не обманешь: конечно, его отметил Водан, Отец Битв. И пусть каждый в Бургундии знал теперь, что Водан никакой не бог, а чёрт – никто пока ещё не боялся нечистой силы больше, чем неприятеля, и когда Хаген вёл войско в битву, его боевой клич – возглас на никому не известном языке – все повторяли за ним, не понимая значения, но выучив наизусть в полной уверенности, что это заклинание, помогающее одолеть врага. И ведь оно, судя по всему, действовало…
… Хаген сидел, погрузившись в раздумья и крутя в руке обглоданную кость. Его маслянисто блестящий глаз смотрел будто мимо всего и всех, лицо было напряжено и непроницаемо. Зигфрид тем временем в своём рассказе разделался как с драконом, так и с кузнецом, который, по его словам, и напустил на него дракона.
- А как вы узнали, что это кузнец злоумышлял против вас? – спросил юный Гизельхер.
- Птичка напела, - бодро ответил Зигфрид.
Хаген вдруг скривился и раздражённо швырнул кость под стол.
- Данкварт, а где скрипач?
- Кто?
- Тот шпильман, что был на прошлом пиру. Мне понравилось, как он играл на скрипке. И песня его была хороша. Почему его нет сегодня?
- А-а… Небось в канаве дрыхнет.
- Почему в канаве?
- А я почём знаю, отчего шпильманы любят спать в канавах.
- Дурное это дело, - медленно произнёс Хаген, - спать в канаве, когда мы, можно сказать, празднуем чудесное избавление… Ты не запомнил, как его имя?
- Нет. Попадётся он мне - дам ему чертей.
- И не вздумай. Хороший музыкант - это гораздо бОльшая редкость, чем хороший воин, Данкварт… Я был бы не прочь снова его послушать.
- Тебе так понравилось? - удивился Данкварт.
- Да, - ответил Хаген, и его тон не позволял усомниться в его полной серьёзности. - Он и сейчас был бы не лишним, а то у меня уже в голове звенит…
Зигфрид рассказывал про свой следующий подвиг - победу над альбами. Про то, как встретились ему два альба, что никак не могли поделить своё золото, и он им поделил, но они остались недовольны. Тогда он их обоих убил, и тут налетело на него целых семьсот гномов-колдунов - и он всех одолел, и тогда альбы сами стали умолять его, чтобы он правил ими…
- Это тогда вы завладели золотом альбов? - с милой непосредственностью спросил Гизельхер.
Зигфрид засмеялся.
- Завладел? Да они мне сами всё со страху отдали!
- Вот заливает, - произнёс скептически Данкварт. - Кто и когда видел эти сокровища?
- А кто и когда видел полчища гномов? - отрезал Хаген.
- Так и драконов никто не видел. Слушай, Хаген…. может, враки это всё? Про неуязвимость?
- Не враки. Я знаю от надёжных людей.
- Брось, с каких это пор ты в сказки веришь. Драконья кровь… да я скорее в какую-нибудь колдовскую мазь поверю… Или в заклятие…
- А что это меняет?
- Ну… ничего…
Рассказ про альбов, похоже, и самому Зигфриду успел надоесть, так что он быстро его свернул и затем лишь коротко остановился на том, как прибыл в Ксантен и как его там сразу признали законным наследником, едва он продемонстрировал свою силу.
- Да, Зигфрид, история ваша поистине удивительна, - сказал Гунтер. - Я вдвойне горд тем, что принимаю у себя такого человека.
Улыбка Зигфрида сделалась ещё шире.
- Вы мне тоже понравились. Меня нигде так хорошо не принимали! Славные вы малые, только вот зря отказались со мной сразиться.
Данкварт поперхнулся. Гул в зале заметно стих.
- Но… благородный Зигфрид…, - замялся Гунтер.
- Вы же теперь наш гость, - проговорил за него Гернот. - И если вам так хочется показать нам свою силу, то для этого есть ристалище.
- Но это же не всерьёз, - протянул Зигфрид. - Хотя… А ведь неплохая идея! Значит, будут состязания и поединки?
- Завтра же, дорогой Зигфрид.
Драконоборец так и воссиял, и напряжение снова спало.
- Какие ж поединки с неуязвимым, - буркнул Данкварт.
Хаген хлопнул его по плечу и негромко произнёс:
- Вот и пощупаем завтра, что с ним сделала драконья кровь.
2.
Весть о необыкновенном госте быстро разнеслась по всему Вормсу, и на следующий день не было такого угла, где не говорили бы о том, что прибыл богатырь, победивший дракона. Женская половина вормсского замка обсуждала то же самое, только более взбудоражено - всем не терпелось самим увидеть великого героя, про которого к тому же прошёл слух, что он молод и красив.
Только принцессу Кримхильду это, казалось, никак не интересовало. Положив пяльцы на колени - вышивка что-то не давалась ей сегодня, и она уже несколько раз попадала иглой по пальцам - она рассказывала королеве-матери Уте о своём сне. Ей приснился сокол, которого разорвали два орла, и это её очень смутило и напугало.
- Сокол означает суженого, - сказала Ута. - Придётся тебе помолиться за него.
- А почему сокол? - спросила Кримхильда рассеянно, не глядя на мать. - Разве орёл не благороднее? Он - король птиц.
- Зато сокола легко приручить, - ответила королева. - Скоро свой сокол появится и у тебя, и помолись, чтобы рядом с ним не оказалось царственных орлов.
- Не хочу я никакого сокола, - тихо произнесла принцесса.
- Тебе всё равно выходить замуж, Кримхильда. Надеюсь, твой сон к скорому появлению жениха.
- Я не хочу замуж.
- Перестань, - сказала Ута с лёгким раздражением. Насколько Кримхильде докучали вечные разговоры о том, что надо замуж, настолько же Уте надоело непонятное отвращение Кримхильды к замужеству. И откуда только взялось? Была обычная маленькая принцесса, умилявшая всех убеждённостью в том, что её возьмёт в жёны самый прекрасный принц, а как стала превращаться в девушку, так будто что-то на неё нашло. Поначалу ещё можно было улыбнуться над девическим страхом перед взрослой жизнью, но теперь-то, когда уже следовало бояться совсем другого…
Кримхильда была голубоглаза, как и её братья, с мягкими чертами лица, в котором оставалось что-то детское. На маленьком округлом подбородке красовалась небольшая ямочка, рот был небольшой, но пухленький, аккуратный прямой нос не слишком выдавался, светлые брови были старательно выщипаны в тонкие дуги. Особенной гордостью Кримхильды были белокурые волосы, заплетённые в две длинные толстые косы. Почти затворническая жизнь делала её бледной, но сероватый оттенок кожи вынуждал принцессу ещё и пользоваться белилами.
Она была уже зрелой девушкой, но вряд ли кто дал бы ей больше пятнадцати лет. Может быть, виной тому было девичество - Гунтер всё не находил для сестры подходящей партии, что было поводом для постоянных его столкновений с матерью. Последняя то и дело попрекала его тем, что он так затягивает с замужеством Кримхильды, Гунтер же заявлял, что за какую-нибудь мелочь он сестру отдавать не станет. Разговоры эти всегда оканчивались ничем - королева-мать ворчала, что чем дальше, тем труднее будет найти покупателя на залежалый товар, Гунтер же твердил, что такой товар, как принцесса бургундская, залежалым не бывает, - а Кримхильда тем временем продолжала сидеть в девицах, да ещё и заявляла, что замуж совсем не хочет.
- Мужья вечно уходят на войну, а бедные жёны должны сидеть и бояться за них - вдруг с ними что-нибудь случится, вдруг их ранят… вдруг изувечат на всю жизнь.., - рассуждала вслух Кримхильда. - А если убьют…
- Ты говоришь как дитя, - сказала сурово Ута. - Глупо сетовать на то, как устроен мир. Так заведено, что мужчины ходят на войну, а женщины их ждут. Да и вовсе не обязательно на войне что-то случится. Твой отец, мир его праху, сколько раз ходил в бой, а умер в своей постели.
- Вот видишь, всё-таки умер!
- Так мы всё умрём, - Ута посмотрела на дочь с удивлением и досадой. - Что же, из-за этого отказываться жить?
Взгляд Кримхильды затуманился. Королева смягчилась:
- Не думай только о плохом. Подумай лучше, что муж будет тебя любить, и ты его…
- Не хочу я никого любить. От любви одно горе.
- Опять детские глупости. То, что ты ещё не замужем - вот настоящее горе. Женщине нельзя без мужа. Чего хорошего, если она никому не нужна?
- И пусть я буду никому не нужной, - тихо сказала Кримхильда. Её рот немного ушёл вбок, глаза сделались будто смотрящими в разные стороны. Ута недовольно отвернулась от неё: всякий раз, когда на лице Кримхильды появлялось такое странное выражение, было совершенно невозможно понять, что она думает на самом деле.
- Ты уже не маленькая девочка и должна понимать…, - снова завела речь королева, и снова о том же - что замуж надо. Неизвестно, слушала ли её дочь, рассеянно теребящая в руках пяльцы. Всё это Кримхильда уже слышала несчётное количество раз.
- … и женщине, которая остаётся одна… Ой! - королева Ута побледнела и выронила шитьё, присутствующие дамы взвизгнули: почти под окнами рухнуло что-то тяжёлое, так что земля содрогнулась. - Что это такое?
Снаружи раздавался невнятный шум и чей-то звонкий голос, звучащий бодро и победительно.
- Что происходит? - Ута подошла к окну. - Неужто это… Ой! - почти шарахнулась она от окна, когда что-то тяжёлое опять рухнуло неподалёку. - Господи Иисусе!
- Что там? - Кримхильда неуверенно подошла к ней.
Тут до них донесся различимый возглас:
- Эгегей! Кто сильнее меня?
- Они кидают большие камни, - произнесла Ута срывающимся голосом. - Что это за развлечение, прости Господи! Я думала, начался конец света!
Дамы, преодолев страх, прильнули к окнам.
- Сегодня игры! - с Кримхильды разом слетела её рассеянность. - Почему нам не сказали?
Дам ещё не допускали присутствовать на воинских состязаниях, которые устраивались больше для тренировки и собственной потехи, чем для представления, но ристалище не случайно располагалось так, чтобы женщины замка могли его видеть.
Кримхильда заметила среди молодых воинов одного, чей белый плащ и золотые волосы, казалось, отражали солнце. Он взял большой булыжник и метнул его так, что едва не попал в стену замка. Дамы ахнули.
- Какой сильный! - сказала принцесса. - Не это ли наш гость, что приехал вчера?
- Устроили бы поединки, как обычно, - отрывисто произнесла Ута, не заметив слов дочери. - Что за нелепая затея! Был бы жив твой покойный отец…
Теперь Кримхильда точно её не слушала.
День обещал оказаться не таким скучным, как обычно.
Зигфриду сказали, что ристалище находится под взглядами обитательниц замка, и это подняло его и без того солнечное настроение. Чётких правил для игр ещё не было, каждый раз всё обговаривалось отдельно, что и дало Зигфриду возможность предложить состязания в метании булыжников, а Гунтеру - необдуманно на это согласиться. Никто из бургундов, вызвавшихся потягаться с ксантенским королем, даже близко не мог с ним сравниться, и Зигфрид вышел абсолютным победителем. Гунтер утешился тем, что в Бургундии подобная забава просто была не в ходу, и подумал, что надо бы её ввести.
Удостоверившись в своём превосходстве, Зигфрид обратил взор на окна замка; он улыбался широчайшей улыбкой, и каждой из смотрящих дам показалось, что эта улыбка адресована именно ей.
- Он сильнее всех, - тихо сказала Кримхильда. - И красивее…
Ута не слышала этих слов: она вернулась на своё место и снова взялась за шитьё. Игр она не любила и лишь скрепя сердце терпела то, что на них то и дело глазеет Кримхильда - с её-то пугливостью! Принцесса не выносила вида ран и крови, ухаживать за раненым, даже если это был её родной брат, было выше её сил; но в потешных боях - так она объясняла свой интерес к ним - всё делалось не так страшно, особенно на расстоянии.
Молодые бургундские воины, разделившись на две группы, устроили бой на копьях. Обычно такие сшибки служили прелюдией к основным состязаниям, но Зигфрид просто не смог остаться в стороне, присоединился к одной из групп и взялся так лихо раскидывать соперников по песку, что бой завершился быстрее обычного, а сам герой вновь оказался в центре внимания как победитель.
На лице Кримхильды проступил румянец.
- Оставь мужчинам их грубые забавы, - обратилась к ней мать. - Лучше вернись к своему рукоделию.
- Мама, но я хочу посмотреть до конца! Сейчас начнётся самое главное!
- Это всё от безделья и скуки, - проворчала Ута. - Вот я в твои годы…
Самое главное действительно только начиналось. Было решено устроить не групповую схватку, а поединки, Зигфрид горячо это поддержал, сказав, что в общей куче сила и храбрость отдельных бойцов не так заметна. В поединках должны были участвовать те двенадцать верзил, что прибыли с Зигфридом, и соответственно было отобрано двенадцать бургундских воинов из числа наиболее знатных и близких ко двору. В их число должен был войти и Хаген, но он попросил у Гунтера позволить ему сразиться с Зигфридом. Гунтер посомневался - сначала из-за того, достаточно ли Хаген знатный соперник для короля, хоть и ксантенского, потом из-за того, что как бы чего не вышло, но в конце концов позволил, представив, что иначе ему придётся выйти против Зигфрида самому.
Поединки были делом достаточно долгим, и юный ксантенский герой весь извёлся, ожидая, когда настанет его черёд, хотя поначалу наблюдал с интересом, как бьются другие. Маркграф Эккеварт оказался побеждён своим соперником, зато Ортвин фон Мец так отделал вышедшего против него малоповоротливого дуболома, что последнего пришлось унести. Данкварт тоже вышел победителем, но получил при этом дурацкую, по его же мнению, рану в палец. Потом удача надолго отвернулась от вормсцев, пока маркграф Гере, шенк Синдольт и двое других знатных бургундов не выправили положение, так что в итоге число побед оказалось равным для обеих сторон.
Тогда на ристалище вновь появился Зигфрид, верхом на белом коне, улыбающийся и преисполненный боевого задора. Когда навстречу ему выехал Хаген, раздался недоумённый шум: на нём не было никакого защитного вооружения.
Зигфрид оглядел его с весёлым удивлением.
- Если ты решился бросить мне вызов, то хоть бы шлем надел, Хаген.
- Обойдусь на этот раз, - ответил Хаген. - Я слышал, король Зигфрид, что у вас есть такая броня, при которой не нужна никакая защита.
- И что же, ты решил, что доспехи ненужная вещь?
- Зачем таскать на себе лишний груз, король Зигфрид? - холодно произнёс Хаген.
Зигфрид взглянул в единственный глаз Хагена, и улыбка медленно сошла с лица драконоборца.
- Ты на что намекаешь?
Хаген не ответил. Зигфрид зарделся от благородного гнева.
- Ты сам напросился, Хаген. Испробуешь мою силу как она есть - пожалеешь о своей дерзости.
Зигфрид спрыгнул с коня, сбросил плащ и принялся освобождаться от своих доспехов. Хаген тоже спешился.
- Что они делают? - недоумённо произнёс Гунтер.
Гернот промолчал, не зная, стОит ли вмешиваться.
- О Господи, он будет драться с Хагеном! - стоящая у окна Кримхильда побледнела.
- Только я хочу, чтобы всё было честно! - воскликнул Зигфрид, снова надевая свой белый с золотым шитьём плащ и жестом велев увести коня. - На тебе тоже не должно быть никакой брони.
- Вы видите, что я ничем не защищён.
- Альбы хитры. Вдруг у тебя кольчуга под рубахой?
- Прикажете мне раздеться? - отрезал Хаген.
Светлые глаза Зигфрида сузились.
- Есть способ проверить твои слова, - произнёс он с вызовом.
Меч засвистел в воздухе. Щит Хагена встретил его удар.
Гунтер с тревогой смотрел на начавшийся бой.
- Неужели они намерены биться всерьёз?
- Подождём пока, а дальше видно будет, - сказал Гернот.
Хаген начал битву достаточно осторожно, немного отступил под натиском Зигфрида, но не пропустил ни одного его удара. Зато, уличив момент, сам смог нанести ксантенцу сильный удар в бок. Зрители даже ахнули - казалось, гость сейчас рухнет, истекая кровью, но ничего подобного не случилось.
- Он убьёт его, - пробормотала Кримхильда, вся сошедшая с лица.
- Отойди лучше от окна, дочка.
Но Кримхильда не отошла.
Поединок принимал всё более яростный характер. Удары Зигфрида сыпались один за другим, но Хаген успевал отражать их.
- Будем биться до конца? - тихо произнёс Хаген, когда меч ксантенца вновь налетел на его щит и Зигфрид попытался оттолкнуть его, давя со всей силы. Натиск был мощным, но Хаген смог устоять и резким рывком отбросил его.
Драконоборец тоже удержался на ногах, лицо его вспыхнуло от гнева. Глаза сделались почти белыми, зрачки превратились в точки. Он отшвырнул щит - Хаген тотчас сделал то же самое - и с яростным рыком налетел на Хагена, после чего поединок сделался совершенно бешеным. Клинки так и выбивали искры. За мечом Зигфрида невозможно было уследить, так быстро он мелькал в воздухе. Хаген позволял себе отступать то в одну, то в другую сторону, так что противники передвигались по ристалищу, не отходя к его краю. При этом Хаген осмелел настолько, что его меч успел попасть уже и по шее, и по голове Зигфрида, а по бокам так гулял постоянно, но гостю было хоть бы что. От такого зрелища делалось не по себе даже бывалым бойцам, и наблюдающие глухо шумели, чувствуя повисающую над ристалищем скользкую жуть.
- Их надо остановить, - произнёс Гунтер. - Прекратить поединок! Ради всего святого…
Протрубил рог, но сражающиеся будто не слышали его.
- Король велит прекратить поединок!
Хаген краем глаза заметил Гунтера, вставшего со своего места с совершенно побелевшим лицом, и на мгновение ослабил силу встречного удара - это мгновение и решило всё. Зигфрид сильно наподдал, Хаген потерял равновесие и оказался на песке. Ксантенец занёс меч.
- Победа короля Зигфрида!
Этот возглас, казалось, отрезвил героя. Он опустил меч, тяжело переводя дух, и огляделся вокруг бессмысленным, будто пьяным взглядом. Хаген, тоже тяжело дышавший, поднялся.
- Поздравляю вас, король.
Зигфрид попытался улыбнуться, но улыбка на этот раз вышла не слишком лучезарной.
- Он победил Хагена! - воскликнула Кримхильда.
- Кто?
- Наш гость! Король Зигфрид!
Она снова разрумянилась, взгляд не отрывался от героя-победителя.
- Ты цел? - бросились к Хагену Ортвин и Данкварт, едва он оставил ристалище.
- Ни царапины, - мрачно ответил Хаген.
- Да… не то что я, - Данкварт поднял руку с перевязанным пальцем. - И правая рука, как назло… Но нагнали вы оба жути, скажу я тебе!
- Данкварт, не задерживай меня, - не глядя на него, бросил Хаген. Чёрный глаз, казалось, готов был кого-нибудь испепелить. - Мне нужно к королю.
Игры были окончены, победитель объявлен, выкуп за побеждённых назначен, и можно было расходиться в ожидании пира. Едва Гунтер успел сойти со своего места, как поблизости оказался Хаген.
- Мой король, зачем вы остановили поединок?
- Это была моя воля, - Гунтер гневно посмотрел на него. - Ты что тут устроил, Хаген? В своём ли ты уме вообще? Во что ты превратил потешный бой?
- Я ещё был в силах сражаться, мой король, - произнёс Хаген.
- Да ты бы сражался хоть до скончания века и всё равно бы не победил, - резко сказал Гернот.
- Лучше быть на самом деле побеждённым, чем играть в поддавки.
- Вот ты и побеждён. А своей дерзостью и упрямством ты только проявил неучтивость к нашему гостю, - сказал сурово Гунтер. - Я долго терпел, но ты переходишь все границы.
Хаген будто хотел что-то сказать, но промолчал. Его грудь всё ещё тяжело вздымалась. Гунтер был рассержен, и от пережитой тревоги рассержен тем более.
- Я больше не допущу тебя до игр, Хаген, раз ты путаешь их с войной.
- Пусть будет так, - ответил Хаген, и в его голосе прозвучала усталость и покорность. - Но я прошу, чтобы вы сегодня ещё выслушали меня, господа мои, прежде чем мы отправимся на пир.
Ристалище опустело.
- Непобедим…, - тихо сказала себе Кримхильда, - и неуязвим…
Принцесса слегка прикусила губу, будто обдумывая что-то, и прикрыла заблестевшие глаза.
***
- Говори, - повелительно сказал Гунтер.
Он находился в своём кабинете вместе с Гернотом. Хаген стоял перед ними, уже совершенно спокойный.
- Прошу прощения за то, что я позволил себе лишнее во время игр. Я хотел испытать Зигфрида, каков он боец, если о нём рассказывают столько чудесных историй.
- Это испытание нужно было согласовать со мной, - заявил Гунтер сурово, в то же время жестом позволив Хагену сесть. - И что ты можешь нам сообщить?
- Ничего хорошего, к сожалению. Не знаю, как он бился с драконом, но на бой с людьми ему лучше было бы не выходить, не обзаведясь сперва непробиваемой кожей.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что будь он человеком, таким же, как все адамовы потомки, то остался бы там на песке, изрубленный так, что свои бы не узнали, - произнёс Хаген холодно, тогда как его глаз загорелся гневом. - Я пощупал ему сначала руки, потом туловище, потом шею и голову. Его счастье, что оружие его не берёт.
- Мы видели, как он пропустил несколько ударов, - сказал Гернот.
- Столько, что хватило бы не на одну смерть.
- Да…, - протянул Гернот задумчиво. - Но как же ты не пропустил ни одного удара? Он так яростно нападал…
- А толку? - возразил Хаген. - Он слишком много махал мечом впустую. Когда же пришёл в ярость, то и вовсе стал молотить воздух точно сумасшедшая мельница. Мне стало только легче хорошо пройтись мечом по его телу.
- Не хочешь ли ты сказать, - произнёс Гунтер, - что он плохой воин?
- Он такой же воин, как медведь плясун, мой король.
- Но ты не станешь отрицать, что он очень силён.
- Верно, силы у него много. Но это сила необузданная, он едва умеет ей управлять.
- Тем не менее, он победил.
- Конечно, победил, даже пропустив столько ударов, - заявил Хаген, свирепо сверкая глазом. - Победы ему обеспечены, хотя и не тем, что он искусный боец.
- Чем бы ни было достигнуто превосходство, оно всё равно превосходство, - заметил Гунтер. - Я вижу, ты уязвлён тем, что потерпел поражение.
- Я уязвлён, как был бы уязвлён любой человек, не совсем лишённый гордости, ибо это не то поражение, которое терпишь от достойного противника. Но это сейчас не самое главное, мой король. Главное то, что за человек приехал в Бургундию.
- Да, нам явлено нечто необыкновенное, - произнёс Гунтер, поглаживая край своего плаща, - настоящее чудо…
- Можно назвать это и чудом, мой король, но лучше бы нам не являлись такие чудеса. Какой-нибудь непобедимый великан тоже чудо невиданное, но были бы вы рады его приходу?
- Зигфрид всё же не великан, а человек, - сказал Гернот. - К тому же он наш гость, и мы не можем не быть ему рады. А раз он непобедим, то тем более с ним лучше быть в хороших отношениях, верно?
- Верно, - сумрачно ответил Хаген. - Никому не пожелаешь такого врага. Но и друг такой хорош только где-нибудь подальше от нас. Я надеюсь, что он здесь надолго не задержится и уедет в Ксантен, после чего забудет сюда дорогу.
- Перестань, Хаген, в тебе говорит обида.
- Если бы дело было в моей обиде..., - начал было предостерегающе Хаген, но Гунтер его оборвал:
- А в чём же ещё? Смирись с тем, что он оказался сильнее. То, что ты рассказал, мы приняли во внимание.
- В таком случае, - Хаген поднялся, - не смею больше вас задерживать.
- Да-да. Можешь идти.
Хаген поклонился и вышел.
- А ведь Хаген сильно рисковал, - заметил Гернот.
- Рисковал… Но что это значит, Гернот! - Гунтер поднялся и беспокойно прошёлся туда-сюда. - Мир переменился. На наших глазах сказка делается былью. Непобедимый воин… что же ждёт впереди? - спросил сам себя Гунтер, и трудно было сказать, чего было больше в этом вопросе - страха или робкой надежды.
Когда настало время идти на пир, кто-то из слуг явился к Гунтеру и сказал, что благородный Зигфрид, к сожалению, прийти не может, причину же назвать не смог. Короля это сильно удивило и даже обеспокоило, и он вместе с Гернотом направился к Зигфриду. Из покоев гостя вынырнул один из ксантенских воинов, сказавший, что Зигфрид примет только их двоих, что удивило их ещё больше, но слуг пришлось-таки отослать.
Когда они вошли, стало ясно, отчего такая скрытность. Драконоборец лежал на кровати, полураздетый, и дворцовый лекарь прикладывал к его телу какие-то мокрые тряпки.
- Неужели вы нездоровы? - произнёс Гунтер с тревогой.
- Нездоров… а-а…, - пошевелился ксантенец. - Проклятый ваш Хаген! Все бока поотбивал.
Гунтер и Гернот переглянулись.
- Что-то серьёзное?
- Нет, просто ушибы, - ответил лекарь.
- Просто ушибы… Тебе б такие же, - скривился герой.
- Но всё цело и невредимо. Роговая кожа!
- Так под кожей-то мясо! - простонал Зигфрид. - И как же оно болит… Слушай, подложи-ка мне тряпочку ещё вот сюда… Ох.., - он повернулся и посмотрел прямо в глаза стоящему перед ним Гунтеру: - Я с этим вашим Хагеном больше никогда не буду биться. Он трусливо дерётся!
- Как это, извините… трусливо? - удивился Гернот.
- А так, - недовольно бросил Зигфрид. - Он защищается не меньше, чем нападает. Из-за этого не пропустил ни одного моего удара.
- Но позвольте… что же в этом трусливого?
- То, что смельчак так не дерётся, - упрямо заявил Зигфрид. - Только трусливые альбы… Поаккуратней ты! - прикрикнул он на лекаря, подпрыгнув на кровати. - Ох… Да, не очень-то учтиво меня здесь встретили, - пробормотал он, рухнув на подушку.
- Э… Но.., - растерялся Гунтер.
- Но, благородный Зигфрид, это же всего лишь игры! - нашёлся Гернот. - К тому же вы победили, и это видели все.
- Да… Победил, - произнёс Зигфрид, и на его лице появилась какая-никакая улыбка. - Ладно уж… Не зря вы так прославлены… А то вчера я уже подумал, что мне всё наврали про вас, будто вы сильны, - он вдруг засмеялся и протянул Гунтеру руку. - Будем друзьями!
- Будем… несомненно будем, - ответил Гунтер. - Но как же пир?
- Нет, сегодня не могу. Придумайте что-нибудь для отговорки. Только, - Зигфрид приподнялся, - не говорите никому, что вы здесь видели, ладно? Обещаете?
- Конечно, благородный Зигфрид.
- И ты тоже, - обратился он к лекарю.
- Вы мой пациент, я должен хранить вашу тайну.
- Вот и славно, - успокоился Зигфрид. - Вы только ничего постыдного не придумывайте про меня, хорошо? Скажите, что я на охоту поехал, что ли… Ох… Я тут полежу пока…
Оставив покои гостя, Гернот не удержался, чтобы фыркнуть от сдавленного смеха.
- Тебе смешно, брат? - сказал Гунтер с озабоченным видом. - Ты слышал - мы неучтиво его встретили…
- А слышал ли ты, что мы будем друзьями? - они медленно шли по коридору. - Я думаю, теперь нам точно нечего бояться его неудовольствия. Он уважает силу. При этом для всех он остаётся победителем… Ну Хаген! Вот чёртов сын! - Гернот разве что не присвистнул.
- Ох, Гернот, - вздохнул Гунтер. Слишком много волнений выпало ему на последние два дня, и трудно уже было разобраться, что было плохо и что не совсем плохо.
- Только как мы объясним отсутствие на пиру победителя игр? Ведь так не положено.
- Вот ещё задача, - произнёс с досадой Гунтер. - Если Хаген всё это устроил, то придумал бы заранее и отговорку для него. Тебе не кажется, Гернот, что Хаген стал слишком своевольничать?
- Не нахожу. Честно говоря, я был сегодня на него разгневан, но теперь вижу, что он был прав.
- Он забывает своё место.
- Он не сделал пока ничего, что заставило бы разочароваться в нём.
- За эти два дня он разочаровал меня уже дважды.
Гернот с удивлением посмотрел на брата.
- Не понимаю, почему тебя сейчас так занимает Хаген.
Легко же Герноту быть таким спокойным, подумал Гунтер, когда корона не на его голове… Король быстро отогнал эту мысль и сказал:
- Потому что из-за него… Зигфрида не будет на пиру. Впору напомнить Хагену, кто он такой, если он ещё раз позволит себе нечто подобное, а то..., - и тихо добавил сам себе: - … а то вот так приблизишь к себе чёрт знает кого, а он потом думает, что здесь его вотчина.
***
Было решено объяснить отсутствие Зигфрида на пиру тем, что он с Гернотом поехал осматривать окрестные владения. Для убедительности Герноту пришлось покинуть замок, но воинов это всё равно не удовлетворило и показалось странным, так что за столы рассаживались с недовольным ворчанием. Только после одной-другой чаши об этом предпочли забыть.
Зато на пиру оказался скрипач, высокий жилистый малый под тридцать лет, которого можно было бы принять за человека благородного происхождения, если бы не весьма скромная одежда явно с чужого плеча и взгляд шельмы. Избавленный от необходимости петь хвалу победителю игр, он при этом на славу постарался поднять дух пирующих, исполняя весёлые разухабистые песни, которых у него оказался неисчерпаемый запас. Очень скоро ему начали подпевать кто в лес, кто по дрова, и всё первоначальное недовольство будто испарилось.
Кримхильда, до опочивальни которой порой доносилось изрыгаемое дюжими глотками «heidi, heido, heida, аа-ха-ха-ха-ха-ха», была даже рада, что не различала голоса Зигфрида. Конечно, он не может так грубо горланить! Он совсем другой. Принцесса перебирала в памяти то, что случилось на играх, и то, что успел ей рассказать о Зигфриде Гизельхер, которого ей сегодня удалось к себе зазвать. То, что она видела и слышала, было так удивительно… Неужели такое бывает на самом деле?
Трудно было заснуть в эту ночь.
Шпильман нашёл время разнообразить веселье красивой печальной песней. Голос его стал мягче и в то же время будто насыщеннее, а скрипка подпевала ему.
- Aus der Heimat hinter den Blitzen rot
Da kommen die Wolken her,
Aber Vater und Mutter sind lange tot,
Es kennt mich dort keiner mehr…
Хаген, опершись локтем на стол, внимательно слушал. Когда шпильман закончил песню, то удостоился похвал, после чего от него потребовали опять чего-нибудь весёлого, и пошло сплошное «дайте пива, дайте пива». Вопреки худшим опасениям Гунтера, пир удался, и когда те, кто стоял на ногах, наконец разошлись, то не было никого, кто был бы в плохом настроении.
Тем не менее за остаток ночи Гунтеру так и не удалось заснуть.
Хагену, должно быть, тоже спать не хотелось - он вернулся в зал. Пройдясь вдоль стола, он остановился почти у его края и сказал, глядя вниз:
- Вылезай.
- Пошёл к чёрту, - раздалось из-под стола.
- Говорю тебе, вылезай, свинья!
- Свинья ты сам, свиньёй меня назвавший.
Хаген, выругавшись, нагнулся и вытащил кого-то оттуда за ноги.
- Эй, эй! Чёртов невежа! Отстань! Не то… Боже правый, - шпильман осёкся, увидев Хагена. - Простите, господин, я не знал, что это вы.
- Какого дьявола ты делаешь под столом?
- Я? Так я же напился. Как свинья, - с пафосом произнёс шпильман, уселся на скамью, убрал с лица спутавшиеся светлые волосы, вытащил из-под стола скрипку и поставил перед собой. - Вы позволите мне сидеть? А то меня, извините, ноги не держат.
Хаген поднял бровь - ту, что не была рассечена. От него не укрылось, что шпильман вовсе не так пьян, как хочет казаться.
- Кто ты и откуда? - Хаген сел на скамью на некотором расстоянии от него.
- Я? Самый никчёмный на свете человек, - ответил шпильман нахальным тоном. - Больше ничто уже не имеет значения. Был Фолькер из презнатной, владетельной семьи… Был, да вышел весь, а всё из-за неё. - Он обнял свою скрипку. - Я же люблю её, проклятую, больше самого себя, больше, чем Господа Бога, хоть и говорят, что это грех. Вот из-за неё у меня теперь дома мерзость запустения, а в кошеле паутина.
- Где ты живёшь?
- Везде, где меня принимают. Шпильман везде нужен, от грязного кабака до королевского двора. При дворах, конечно, сытнее, только надолго не задержишься - обязательно споёшь что-нибудь неподобающее и... снова в дорогу.
- Надеюсь, в Вормсе ты не собираешься петь ничего неподобающего, - вид Хагена всё ещё был суров. - Где ты был вчера, Фолькер?
- Вчера? Так в канаве спал… Решил сбежать отсюда, когда узнал, что король Ксантена приехал. А сегодня подумал - чего я струсил, Зигфрид меня и в глаза не видел и вряд ли обо мне знает…
Хаген, сидя на скамье, напряжённо выпрямился.
- Ты боишься Зигфрида?
- Да не боюсь я его, - сказал шпильман с досадой, глядя перед собой. - То есть, не его боюсь. Тут дело такое, господин, - он поскрёб щёку. - Я одно время при ксантенском дворе состоял. Не при Зигфриде, раньше ещё. И еле унёс оттуда ноги, - произнёс он трагическим тоном.
- Спел что-то неподобающее? - Хаген слегка прищурился.
- Разумеется! Да ещё какое неподобающее! - Фолькер, улыбаясь, ласково погладил свою скрипку.
- Чем же ты так провинился?
Шпильман призадумался.
- Видите ли… Ксантен, конечно, город святой и благодать на нём почивает… но надо же и честь знать, - Фолькер внимательно посмотрел на Хагена, будто решая, стОит ли ему рассказывать. Помолчав немного, он продолжил: - Не будь вы господин Хаген… вы же господин Хаген, верно? - я поостерёгся бы говорить…
- Говори же. Не думаю, что меня заденет то, что задело ксантенский двор.
Фолькер резко выдохнул.
- Ладно, крипту святого Виктора я видел своими глазами, хоть и не знаю, кто там лежит. Но когда стали уверять, что обрели копьё судьбы… то есть святое копьё… то самое, которым римлянин… как его, пса… пронзил Христа на кресте, то у меня душа не выдержала. Велика премудрость - откопать ржавое римское копьё и заявить, что оно и есть то самое!
Фолькер слегка настороженно покосился на Хагена и увидел, что тот улыбается. Шпильман осмелел.
- Вот я и спел песню про то, что Ксантен столь свят и богат реликвиями, что даже кол в деревенском заборе может оказаться обломком животворящего креста. Ну и вот…
- И как ты только цел остался, - произнёс Хаген.
Фолькер не мог не заметить, что взгляд Хагена сделался ещё благосклоннее, и развязно усмехнулся.
- Король Зигмунд по молодости был слишком скор на расправу, чем и себе навредил, так что на старости лет стал, наоборот, слишком милостив. До того, что даже не рубил головы тем, кто этого заслуживал, что уж говорить обо мне с моими богохульными песнями.
- Вот что, Фолькер, - сказал решительно Хаген. - Я хочу, чтобы ты остался при вормсском дворе. Богохульных песен у нас петь не надо, но мы и не претендуем на святость, чтоб над этим насмехаться. Будешь услаждать наш слух на пирах.
- Я бы только рад, - шпильман положил голову на скрипку. - А я ведь заметил, как вы меня слушали. Для шпильмана это лучшая награда - когда его слушают, а не просто жрут под его песни…
- Здесь ты можешь получить и более ощутимую награду. Ты во что одет?
Фолькер оглядел себя.
- Ну… Всё же лучше, чем фиговый листок.
- Где твой дом?
- В Альцае… был.
- Будь ты ещё и воин…
- Так я воин.
- Да ну, - ухмыльнулся Хаген.
Шпильман сделался серьёзным.
- Можете считать меня болтуном, господин, но я не хвастун. Я воин и был в боях.
- Где же твой меч?
- Меч? Увы… в кости проиграл, к позору своему.
- Да, герой, - покачал головой Хаген, - как ты только по большим дорогам шлялся без оружия?
- Я не без оружия, - Фолькер с гордым видом протянул Хагену смычок.
- Ничего себе, - произнёс Хаген. Смычок был широким и острым, как лезвие.
- Я им не только по струнам водить умею - могу и по шапке дать так, что мало не покажется, - довольно заявил шпильман. - Но и от настоящего меча я не отказался бы.
- Ты заработаешь и на приличную одежду, и на меч, и на коня. Если же ты в самом деле храбрый воин, то и владения свои вернёшь. Я же буду рад послушать не только твои песни, но и то, какие мелодии ты можешь сыграть на вражеских шлемах.
Глаза шпильмана засияли.
- Вы не будете разочарованы, господин.
- Это мы посмотрим. А теперь вон из зала.
- И куда? - Фолькер развёл руками, скрипка вывалилась, и он еле успел подхватить её.
- Пока к челяди. Потом найдём тебе место. Не вздумай только опять сбежать.
- Ну уж нет, - сказал шпильман, вставая, - похоже, тебе повезло на этот раз, Фолькер… Не будь дураком и не упусти удачу… Благодарю вас, господин Хаген, был очень рад с вами встретиться.
- Иди уже. До скорой встречи.
Фолькер неуклюже поклонился и ушёл, что-то напевая себе под нос. Хаген некоторое время ещё сидел, задумавшись, после чего удалился к себе, рухнул на постель и тотчас забылся тяжёлым сном.
_________________________________
"Aus der Heimat..." - из стихотворения Й. фон Эйхендорфа "На чужбине". Существует песня Р. Шумана на эти стихи.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/04/25/972