Телефон зазвонил неожиданно и резко. Склонившийся над шахматной доской капитан милиции Прохоров вздрогнул и удивлённо посмотрел на сидевшего напротив старшего сержанта Кулебякина, обдумывающего ответный ход.
– Ну вот, начинается, – обиженно сказал Прохоров, – ещё вечер не наступил, а уже звонят. Дальше играем, или отложим?
– Лучше отложить, – ответил Кулебякин, – вишь, как надрывается. Надо бы послушать.
Капитан подошёл к столу, снял трубку, нажал кнопку пульта и чётко произнёс:
– Дежурный по горотделу капитан милиции Прохоров слушает!
Из динамика на столе раздался испуганный женский голос:
– Срочно приезжайте! Убийство! Здесь, на кухне! Октябрьская, 90, квартира 58, на четвёртом этаже! Скорее, скорее!
– Кто сообщает, ваша фамилия, имя, отчество, номер телефона и адрес ещё раз! – произнёс спокойно Прохоров.
Но в ответ в динамике зашипело и стали раздаваться какие-то щелчки. Очевидно, на другом конце бросили трубку и она, покачиваясь на проводе, ударялась о стену. Капитан задумался.
– В журнал будем регистрировать или проверим что ли сначала? – спросил он Кулебякина.
– Дык как регистрировать-то, ить неизвестно, кто звонил. Анонимки сегодня не в почёте! Потом всё запишем, а может оно и обойдётся? – ответил старший сержант.
– Вот чёрт, – расстроился Прохоров, – опять анонимка. В скорую, что ли позвонить, проверить? В таких случаях они тоже знают. Ехать или подождать?
Он набрал номер скорой помощи. Услышав ответ диспетчера, сказал:
– Это из горотдела, дежурный. Вам никто не звонил о преступлении? Да здесь, совсем рядом, на Октябрьской! Ещё нет? Пожалуй, надо съездить, узнать. Вы машину тоже высылайте. Запишите адрес... Кто вызывал? Мы сами не знаем, всё на месте выясним. Как нет врачей? А где ж они? На обеде? Только фельдшер? Ну, давайте фельдшера, может, чем поможет. Я выезжаю. Там встретимся.
– Товарищ капитан, – раздался сзади тихий голос Кулебякина, – у нас тут один на пять суток посажен, свояк мой, дядька Вася.
– Ну и что? – удивился Прохоров. – Пусть сидит. Это хорошо.
– Оно это, конечно, хорошо, – продолжал Кулебякин, – но нехай он за пивом сбегает, рядом ведь, через дорогу. Я ж от телефона отойти не смогу, пока вас не будет, а там, гляди, закроют...
– Ну как за пивом, он же осужденный, вдруг напьётся снова, кому отвечать тогда? Рабочий день ещё не кончился, сейчас начальник будет домой собираться, увидит!
– Да он для нас, я ему чайник дам, никто ничего не заметит и знать не будет, это ж мигом! – продолжал просить Кулебякин.
Прохоров заколебался:
– Ну, ладно, сколько там надо, пусть на мою долю тоже возьмёт, – решился он, протягивая старшему сержанту смятую купюру.
– А ничего не надо, у него здесь подруга работает, она так даёт, ещё вам спасибо скажет, за свиданьице неочередное! – обрадовался Кулебякин.
– Ох, и подведёшь ты меня, – пригрозил Прохоров. – Случится что – я ничего не знаю, всё произошло в моё отсутствие. Сам затеял, сам и отвечай... Если у него там знакомая, пусть пирожок какой или колбаски положит, всё ж до утра сидеть, чтоб не скучно было.
– С ним? Скучно? Да что вы, товарищ капитан! – воскликнул Кулебякин. – Он, как выпьет, такой концерт закатит, пыль столбом стоять будет, я ж его знаю, наш человек! За это его в прошлый раз и взяли, шумел сильно.
– Чёрт, – расстроился капитан, выходя из комнаты, – у нас тоже все на обед ушли, придётся опять одному ехать.
За окном раздался звук запущенного двигателя патрульной машины, скрип шин, потом всё стихло.
К дому на Октябрьской Прохоров подъехал одновременно с «Москвичом», на дверце которого виднелась полузатёртая надпись «Медицинская». Из «Москвича» вышел лысеющий мужчина в белом халате, с небольшим чемоданчиком.
– Что известно? – спросил его Прохоров.
– Как что? Ничего! – ответил фельдшер.
Они направились в подъезд, над которым висела помятая металлическая табличка с цифрами «45 – 64». Лифта в доме не было. Поднявшись по довольно чистой лестнице на четвёртый этаж и подойдя к двери 58-й квартиры, Прохоров нажал кнопку звонка. За дверью сохранялась полная тишина. Он позвонил ещё несколько раз, а догнавший наконец-то его фельдшер стал стучать в дверь кулаком. Внутри что-то скрипнуло, послышались чьи-то нетвёрдые шаги. Затем щёлкнул замок, и дверь медленно открылась. На фоне полутёмного коридора появилась фигура молодого человека в майке и свисающих мешком спортивных брюках. Его спутанные волосы торчали непонятным образом во все стороны, он рассеяно моргал глазами, давая понять своим видом, что пришедшие прервали его глубокий сон.
– Доктора вызывали? – спросил фельдшер, помахивая чемоданчиком.
– И милицию, – добавил капитан.
Молодой человек удивлённо потёр глаза указательными пальцами обеих рук. В этот момент в глубине коридора приоткрылась дверь, и раздался взволнованный женский голос:
– Вызывали, вызывали! Это на кухне! Скорее!..
Отстранив молодого человека, капитан и фельдшер быстрыми шагами прошли на кухню. Кухня была небольшой, её зелёные стены покрытые, словно изморосью, мелкими каплями воды, казались матовыми. На газовой плите, напротив стола с посудой, стояла большая кастрюля, в ней что-то потрескивало. Из-под кастрюли время от времени вырывалось голубое пламя горелки.
– Здесь ничего нет, – удивлённо произнёс капитан.
– Да, никого, – рассеяно подтвердил фельдшер, оглядываясь вокруг.
– Уже никого? – обрадовано воскликнула миловидная женщина в коротеньком домашнем халатике, выходя из комнаты и решительно направляясь к кастрюле, стоявшей на плите. Она отчаянным движением приподняла крышку, вскрикнула, закачалась и медленно опустилась на пол, теряя сознание.
Капитан и фельдшер бросились к кастрюле. Прохоров приподнял крышку. В кастрюле лежало что-то серое. Фельдшер выключил горелку, потрескивание прекратилось. Присмотревшись внимательнее, капитан произнёс:
– М-да-а.
Фельдшер тоже заглянул в кастрюлю.
– Ничего особенного, просто обыкновенный череп, – сказал он, открыл чемоданчик, достал оттуда небольшой пузырёк, ватку, капнул на неё из пузырька и наклонился к лежащей на полу женщине. Осторожно приподнял ей веко одного глаза, пощупал пульс, затем поднёс ватку к её носу. Сделав два - три вдоха, женщина открыла глаза и зашевелилась. Фельдшер помог ей сесть на полу и попытался успокоить:
– Ну что вы, не бойтесь, там просто череп! – при этих словах глаза женщины снова закрылись и она, теряя сознание, стала медленно наклоняться на бок. Молодой человек, открывший входную дверь, стоял на пороге кухни, с удивлением наблюдая за происходящим.
– Это надо ж, какая хлипкая попалась, – сказал фельдшер разочаровано, снова поднося ватку к носу женщины. Вздрогнув, она опять зашевелилась. Фельдшер помог её встать: – Ну, зачем вы так расстраиваетесь, – продолжал он, держа ватку около её носа. – Там только кости, больше ничего, это же совсем не страшно!
– Как, уже кости нашли? – прошептала женщина. – Я так и знала! Это всё они, квартиранты мои, инженеры нищие, пустила их на свою голову...
Заметив молодого человека в майке, она добавила:
– Что, доигрался, кровопийца?
Фельдшер вывел женщину из кухни, осторожно поддерживая её, и они скрылись в комнате, прикрыв за собой дверь.
Капитан расчистил место на кухонном столе, положил перед собой бланк протокола, сел на табурет и указал молодому человеку на место напротив. Тот тоже сел.
– Ну, начнём, – сказал капитан. – Что это? – спросил он строго, показывая на кастрюлю.
– Как что? – удивился молодой человек. – Череп!
– А где остальное? – спросил капитан.
– Что остальное? – ответил вопросом молодой человек.
– Не догадываешься? – возмутился Прохоров. – Руки, ноги, и всё такое!
– А ничего не было, – прозвучало в ответ. – Он пустой был!
– То есть как пустой? – не понял Прохоров.
– Ну, без мозгов значит. А может это не человечий? Ископаемый! От древних обезьян! От предков значит!
– Ты меня не оскорбляй и намёков не делай! – рассердился Прохоров. – Отвечай точно, на предков своих не ссылайся! Где взял?
– В парке, – обиженно ответил молодой человек.
– У кого?
– Да ничейный он. Без мозгов. Я ж говорю – ископаемый. Там трубу недавно прокладывали, на том месте, где церковь когда-то стояла, и выкопали. Больше ничего не было. Честное слово!
–Трубу, говоришь? А зачем в парке труба?
– Я тоже так подумал. Вот и взял!
– Но ты не трубу же взял, а совсем другое, – заметил капитан Прохоров. – Зачем?
– Так трубу мне не утащить, она большая! А это бесплатно. Подарок хотел сделать Пашке, другу моему, у него жена скоро рожать будет. Теперь модно на книжный шкаф или на пианино ставить. А внутрь лампочку. Красиво будет. Или вместо абажура на ночник. Сверлить не надо, все дыры на месте!
– Ух ты! – сказал Прохоров. – А в кастрюлю зачем? Ведь хозяйку свою до смерти напугал, никак её не откачают.
– А чтоб беленький был, как в магазине, – ответил молодой человек. – Мне сказали, что для этого кипятить его надо подольше. Она сама виновата, нечего в чужую посуду заглядывать! Я ж к ней в тазик не лезу, он тоже целый день на печке варится!
Из-за двери напротив кухни слышался вкрадчивый голос фельдшера и нервные смешки хозяйки, прерываемые всхлипыванием.
– Что же мне с тобой делать? – спросил Прохоров. – Протокол составить, что ли?
В этот момент из комнаты напротив раздался неудержимый женский смех, затем в кухне появилась хозяйка, сопровождаемая фельдшером, хихикая и одновременно вытирая платочком слёзы, всё ещё появляющиеся в уголках её глаз.
– Ну как, вам лучше? – спросил участливо Прохоров. – Мне протокол надо составить, так вы уж расскажите, как было.
Виновато улыбнувшись, она начала:
– В обед захожу на кухню – всё в тумане, на печке кастрюля стоит, из неё дым, а вокруг – никого. Ну, я решила, может, забыли что квартиранты мои. Подошла, огонь меньше сделала, и не удержалась, бес попутал, заглянула-то в эту кастрюлю, – она посмотрела на фельдшера, подмигнула ему и тихонько хихикнула. – Перепугалась, вам вот позвонила. Сейчас-то, спасибо, доктор успокоил, рассказал кое-что, – она опять хихикнула и попыталась смущенно соединить полы халатика, которые всё время расходились в стороны. – Теперь не страшно, Извините уж вы меня... Да парнишка–то он ничего, скромный, даже на меня внимания не обращает, девочки к нему редко заходят. Это он от скуки, по молодости. Вы уж простите его.
– Ну, а ты-то, инженер ведь, институт недавно закончил, взрослый уже, почему сам за своими делами не следишь? – строго спросил Прохоров.
– Вчера засиделись мы, в карты играли. Я уж утром кастрюлю наполнил, поставил, прилёг и заснул. Вы вот пришли, разбудили. Я не буду больше. С этим закончу, Пашке подарю, и всё.
– Ладно, дело это мы закроем. Вы только мне ещё фамилии скажите, и кто где работает. Но если опять какие глупости – за всё ответить придётся, – заключил Прохоров. Он попрощался и вышел. За ним вышел фельдшер, которого нежно пыталась удержать за руку хозяйка квартиры.
Когда Прохоров вернулся в горотдел, рабочий день уже закончился. В комнате дежурного никого не было. Из коридора, ведущего к камерам задержанных, разносилась песня о ярмарке и ухаре-купце, исполняемая хорошо поставленным голосом, сопровождаемая каким-то металлическим звоном. Пройдя по коридору, Прохоров через раскрытую дверь увидел сидевшего на полу старшего сержанта Кулебякина. Он покачивался из стороны в сторону, с восторгом слушая пение дядьки Васи. У двери склонился заместитель начальника горотдела и бил руками по дну перевёрнутого чайника, крепко зажатого между его коленями. В воздухе стоял сильный запах пива и чего-то ещё, до боли знакомого.
– Ах, начальник, вот и мы! – прокричал Кулебякин, заметив его. – У нас полный порядок, никто не звонит. Прошу к нам! Очень рады! Там, на нарах, место ещё есть, даже пирожок остался. С ливером!
Прохоров недовольно поморщился. Неожиданно сзади послышался стук женских туфель на высоких каблуках. В коридор вошла продавщица винного отдела магазина, находившегося напротив милиции. Она удивлённо огляделась, положила хозяйственную сумку на стоявший у стены стул, выпрямилась и закричала:
– Люди добрые, помогите! Жениха спаивают! Что же вы, окаянные, делаете, он же у вас под охраной должен быть!
Повернувшись к ней, Прохоров произнёс:
– Вы тут, гражданка зря кричите, всё равно кроме нас в здании уже никого нет, да и на улице ничего не слышно отсюда. Лучше скажите, что за зелья вы им намешали.
– Ничего я им не намешала, он сказал, что это для вас! – ответила она, удивлённая тем, что капитан выглядел совершенно трезвым. – Ну, добавила немного перцовки в пиво, в чайник этот дурацкий, как лучше хотела, чтобы всем удовольствие доставить. А он сам видать вылакал всё, даже вам ничего не оставил!
– Да успокойся, – сказал вышедший из камеры Кулебякин, покачиваясь, – никуда он отседова не денется. Вернём его в полной сохранности. Ему ещё четверо суток осталось. Сейчас вот замок запру, и всё. Я здесь останусь, до утра его охранять буду. Магазин ты закрыла, значит, добавки не предвидится... А ты пой, Вася, пой, мы все послушаем. Так время быстрей пойдёт.
– Обо мне хоть бы подумал, артист несчастный, – причитала продавщица, – одной дома опять ночь коротать придётся, надоело! А может, отпустите? – зашептала она быстро. – На ночь только. Утром я его сама верну. Нет? Нельзя?
Она вздохнула, взяла свою сумку, в которой что-то булькнуло, и направилась к выходу, сопровождаемая заместителем начальника горотдела.
Прохоров вернулся в комнату дежурного, подошёл к столу с шахматами, сел на стул и глубоко задумался.