– Да, как в жизни бывает, – начал Николай Петрович, удобно устроившись за рабочим столом в лаборатории. – Всё идёт по плану, хорошо вроде, а потом раз – и наоборот повернуло. Полоса такая. Ничего не получается, всё плохо, неудачи одни.
Напротив него сидел Александр Иванович, молодой ассистент, принятый на кафедру вместе с Николаем Петровичем год назад.
– У меня вот сейчас такая полоса второй месяц тянется, – продолжал Николай Петрович, – одни неприятности. Каждый день что-то случается. На работу страшно идти и домой возвращаться не хочется. Видишь, опять часы на руке? Нашёл их сегодня утром. Снег у калитки растаял, они в луже валялись. Идут нормально. Думал, сняли их у меня, украли где-то. Целый месяц из-за этого с будильником ходил, здоровым, во внутреннем кармане пиджака носил, к сердцу поближе. Других часов не было, а при чтении лекции время надо точно знать, чтобы раньше не кончить, несмотря на то, что иногда сделать это очень хочется. Вот и пришлось его таскать.
Часы эти я потерял, когда мы с Мишкой, который сейчас в больнице лежит, в конце января в ресторан ходили, окончание сессии отмечали. Погода холодная была, ветер, мороз – градусов тридцать... Покушать решили, и выпить малость, чтоб согреться. От него как раз вторая жена к профессору нашему ушла, это тоже отметить надо было. Посидели, ребята знакомые рядом гуляли, с четвёртого курса, бутылку нам поставили, выпить пришлось, потом ещё взяли... А когда закрывалось уже всё, с собой коньячок прихватили. Вышли – холодно. В парке, недалеко, присели и коньяк этот тоже раздавили. Я домой засобирался, а Мишка сказал, что там спать остаётся. Я его звал, звал, но уходить он не захотел, говорит, жены уже у него нет, дома делать нечего. Разделся, туфли аккуратно на снежок поставил, пальто, костюм и всё остальное рядом положил, а сам на скамейку, в чём мать родила, лёг, не укрылся даже ничем. Я ему советовал хоть одежду под голову положить, украдут ведь, да он не слушал:
– Уходи, – кричал, – спать хочу, не мешай мне...
Так на морозе и заснул. Ну, я ушёл, домой направился. Перед калиткой ещё на часы посмотрел, около трёх ночи было. А потом всё провалилось куда-то. Ничего не помню. Как в дом вошёл, как разделся и спать лёг – всё отшибло. Утром матушка разбудила, на работу, говорит, пора, одевайся, опоздать можешь. Вскочил, оделся, туда-сюда смотрю – часов нет. Решил, что спёр кто-то их в ресторане, там же студенты были... Взял будильник свой, ереванский, большой такой, круглый, да ты его видел, когда у меня был. Прихожу на кафедру, а мне рассказывают, что Мишку в реанимацию забрали. Нашли его под утро замёрзшим совсем. Еле оживили. Пальцы на руках, на ногах и ещё вроде кое-что отрезать пришлось. Отморозил всё. Теперь жена ему никакая больше не потребуется. Хорошо, хоть живой остался. А у него ещё машина есть, «Волга» горбатая. Как он ездить-то на ней будет? Да, не повезло ему.
Тогда все интересовались, с какой сволочью он напился так. Но ничего, не выдал, может тоже забыл всё, память отключилась. Скоро уже выпишут его, сам тогда расскажет. Я к нему пытался несколько раз в больницу бутылку передать. Меня пустили, а бутылку отобрали, пока вроде нельзя. Врачам пришлось оставить, чтобы лечили лучше. А сегодня утром часы свои в луже нашёл. С руки тогда свалились, возле калитки, в сугроб прямо...
Не везёт мне. Вчера лекцию читал в девятой группе, ты её знаешь, девушек там много и даже красивые есть. Положил конспект свой на стол, я его на отдельных белых листах пишу, окно открыл, чтобы воздух свежий в аудитории был, и начал. Прошло немного времени, и мне захотелось узнать точно, сколько до конца осталось. В карман пиджака за будильником полез, достал незаметно, посмотрел. Вроде минут двадцать ещё было, можно спокойно продолжать. И как я его только не в карман, а между пиджаком и рубашкой сунул, до сих пор понять не могу. Он круглый такой, вниз проскользнул, о пол шмякнулся боком, зазвенел и покатился. Всё зашумели, звонок, кричат, звонок, хватит уже, перерыв у нас. А он катится под стол, первую скамейку, ещё куда-то, и звенит всё время, зараза. Видно, утром я завёл его слишком сильно. Делать нечего, чтобы остановить это, пришлось за ним тоже нырнуть под стол, под скамейку и дальше ползти.
За первым столом три подружки сидели, скромные такие, приятные. Но мне из-под стола не видно, кто где находится, я же на пол смотрю, будильник схватить пытаюсь. И вот случайно между ног у одной из них протискиваться стал. Только этого я не знал сначала, ног-то под столом много, где чьи, разве поймёшь! Чувствую, одна нога справа, около уха моего, другая слева, и ползу, всё шире их раздвигаю. А на ней юбка узкая оказалась. Она тоже старается, чтобы я проскользнул скорее. Хочет ноги вверх поднять, а стол мешает, в стороны развести – юбка не позволяет. Я не понимаю, в чем дело, думаю, что ноги-то эти разные. Придавил чуть, вверху что-то трещать стало, звуки какие-то непонятные раздаются, а вокруг хохочут все. Ну, ничего, пробился всё-таки через неё, дальше все уже с перепугу поубегали, так что легче было.
Схватил будильник, звонок отключил, в карман спрятал и тем же путём назад вернулся. Встал, пыль отряхнул. Вокруг все притихшие такие, на меня удивлённо смотрят, девушка эта красная сидит, вроде как плакать собирается. Стал я её утешать:
– Не бойся, – говорю, – ничего же плохого с тобой не произошло, так уж получилось. Будильник виноват, – добавляю, ну и ещё что-то там.
В это время какая-то скотина из лаборатории, рядом, дверь приоткрыла, шумно им у нас показалось. Да. А окно открыто было. И тут такой порыв ветра, как дунет, все мои конспекты в воздух поднялись и через окно на улицу вылетели. Подбегаю к окну, поймать их хочу, да куда там... Вижу, только внизу на крышу пристройки несколько листков упало. Как лекцию дальше читать? Я уж забыл-то, с чего начал, а дальше что говорить, без конспекта разве вспомнишь? Вот так стою, думаю, что же делать. И тут мне припомнилось, как наш новый ректор лекции в октябре читал, читал, а оказалось, что он в самом начале в формуле ошибся, ничего не выходит у него, это студенты мне потом рассказывали. Он извинился и через месяц всё снова начал объяснять, а в тех лекциях, что он по памяти пытался рассказать, всё не так, говорит, вы их забудьте. Вот и я решился. Дай, думаю, сочиню что-нибудь, они же ничего не понимают, потом извинюсь и всё исправлю, осталось-то немного, да ещё минут на пять раньше окончу. И пошло... Что наплёл там, вспоминать страшно. Теперь вот у одного конспект забрал, разобраться пытаюсь, куда это приткнуть можно. Они ничего, довольны остались, особенно когда раньше кончил. Видишь, как не везёт мне. И девушку ту жалко, подумает ещё, что я нарочно это. Взбредёт ей в голову чего, а мне оно ни к чему...