Шум

Филин Совычев
      Я проснулся среди ночи. Резко и неожиданно. Несмотря на то, что я уже не спал, продолжал лежать с закрытыми глазами, ощущая обрушившуюся на тело слабость. Слипшиеся веки, потерявшие чувствительность руки вдоль тела, медленно вздымающаяся грудь и странное состояние беспамятства. Я не могу вспомнить место, не могу определить время, не могу пошевелиться.
      Я не существую.
      Это тело, в которое заключено нечто, что большинство из нас называет душой, не принадлежит мне. Оно существует отдельно, все физические явления протекают без моего участия.
      И без согласия.
      Чернота сгущается, когда мои глаза приоткрываются. Шум настигает уши, не имея источника. Он возник из неоткуда, пронесся несокрушимой стеной по пространству и теперь ожидает - пробьюсь ли я через него или нет. Он, подчиним себе первым делом слух, играет с моим телом, забавляется, проверяя на прочность и податливость. Он убежден, что я - легкая нажива, и поэтому задерживается, чтобы получить массу удовольствия от столь легкой победы. Одержав ее, он хочет большего.
      Как и все мы.
      Я не способен ему противостоять, пока не существую. А он, в свою очередь, пользуется этим, заходит уже на сотый круг, чтобы развлечься и убить время. Ему нравятся беззащитные жертвы, он обожает их.
      Мои глаза полностью открыты. Чувствуется легкое покалывание - это невозможно! - и кажется, что они засыпаны песком, очень мелким песком. Он заполняет влажные края глаз, подбирается к их основанию. И несмотря на то, что я так легко сдал позиции и пришел к выводу, что не существую, ощущаю, как песок пробирается внутрь, в глазницы. Вскоре примется выталкивать их изнутри. Это часть плана Шума. В конечном счете, я потеряю то, что мне дорого.
      Ну уж нет, так не пойдет.
      Пальцы правой руки шевельнулись. Эти эластичные образования из костей, сухожилий и кожи первыми подчинились мне. Но тело все еще захвачено Шумом, потакает его капризам. Так может это хитрая попытка обмануть меня? Что если это способ дать мне надежду, а затем быстро отобрать ее, как ветер отбирает осенние листья? Эта мысль останавливает меня, выворачивает наизнанку и заражает ядовитыми сомнениями.
Хм, может оставить это тело?
      Но уж нет! Я так легко не сдамся. Я продолжу наступление и следующим делом подчиню лицо, искривленное Шумом в самодовольной усмешке. Как, однако, хорошо, что я не вижу его в темноте. Кто знает, может быть я принялся бы осматривать, как человек осматривает утюг в магазине?
Нет, у меня нет возможности выбирать. Это - или ничего.
      Сухие губы, покрывшиеся тонкой корочкой по краям неуверенно двигаются. Они вытягиваются вперед, искривляются, описывают полукруг и собираются в тонкую полоску. Им бы немного влаги, ничтожную капельку, чтобы вернуть прежнюю силу. А для этого нужно подчинить себе язык. Шум злится, рык клокочет в его бесплотной глотке и вырывается наружу. Он злится еще сильнее, видя, что это меня не напугало. Он видит, как я основательно готовлюсь овладеть языком. Его слюнявая пасть шипит, образуя пузыри.
      Эта тварь так просто не сдастся. Она продолжает осаждать подсознание и контролировать значительную часть тела.
      И сомневается в своей власти.
      Мой влажный язык ловко проскальзывает в образовавшуюся щель рта и слева направо проводит по верхней губе, останавливается, возвращается по нижней и так же быстро, как и появился, прячется за зубы. Губы расползаются в насмешливой улыбке, а затем двигаются, подчиняясь распоряжениям языка.
      – Ты проиграл, – шепчу я во тьму. – Проваливай!
      Я сгибаю руку в локте, приподнимаю ногу и опускаю ее на другую. Делаю глубокий вдох. Свободно выдыхаю. Слышу, как бьется пылкий мотор в моей груди. Я начинаю вспоминать все, что было до сна. Я знаю, где нахожусь, я знаю, что Шум отступил, потерпев сокрушительное поражение.
      Я знаю, что существую.