1
Мутна глушина, муаровый сумрак
Сыпется пена на вязкую грязь
«Куда ты помчался? Куда ж ты, придурок!» —
Всадник на зверя вопит взбеленясь.
Конник тощий рвёт поводья, хочет усмирить коня —
Стройный жеребец чубарый вольной прыткости охочий
Волки и лисы в ямы и норы
Ещё до заката забились скуля.
Брызги бруслинные да мухоморы
Ударам копыт подставляет земля.
Ездок решает: надо вусмерть животину загонять
Шпорит люто — к самой ночи получается унять
Чернильные линии тьму исказили —
Бездельные тучи сквозит лунный свет.
Ветрины уснувшие мирно застыли,
Дремучая мгла обнажила скелет.
Дёрнул конь на отблеск дальний — зов гекатовых зеркал
Мертво замер пленный странник, волю зверю уступил
Вышел на светлых мальчишек поляну.
Странные вещи те дети творят:
Тысячи бусин на ниточки тянут,
Гостя не слышат, друг с другом молчат.
Кобылица рыже-чала жутко косит глаз сорочий
По чащобе рысью ходит, плисом сквозь туман лоснясь
«Бабу кобелёк учуял!» —
Вмиг повеселел седок. —
«Кто б мальцов сюда без сбруи
И повозки приволок?»
Детвора на нить низает бусинок росяный лёд
Ничего не отвечают, кобылица к ним идёт
«Что ты хочешь от малюток?» —
С ходу же гундит она.
«Ты давай, юнец, без шуток:
Дом далёк, а ночь поздна».
«Конь измотан, я неволен лес покинуть до зари
Следом за конём свихнулся... лютый хрен меня дери!»
«Слезь с животного немедля.» —
Цедит сдержанно кобыла, —
«Впредь седлай чего оседлей,
А не первое, что было».
Спесь ездок теряет быстро: беловзор обворожил
Чистый разум чар не чует — зычно жеребец заржал
«Привяжи его подале,
Рёбра вскрой и сердце вынь.
Долго дети голодали —
Ты им сладкое подкинь».
***
2
В сырой ночи, в глуши, точащей
Последний час луны своей,
Простился с духом конь пропащий
Под скрип ощеренных ветвей.
Его хозяин, обезумев, сжимает сердце пятернёй
А снизу, пасти разевая, за кровь дерётся ребятня
Ветра, проснувшись, тучи свищут
Нагнать предателя-луну.
Мальцы над распростёртой пищей
Схватились в тусклую копну.
«Борзая тварь — на откуп знанью. Ответь доступно, госпожа:
Бесцветных спиногрызов стая — пажи твои аль сторожа?»
Клеврет кромешной темноты
К утру домой не возвратится.
Держа ответов хомуты
Печально никнет кобылица.
Кто выпустил перед Самайном его кататься на коне?
А вдруг и правда он не ведал о ноябре и обо мне?
«Возьми перо с волос ребёнка
И нитку бисера длинней.
Вождём ты будешь, собачонка,
Подкидышей ночи моей».
Мальчишка, чуть пера лишённый, на землю падает ничком
А после вскакивает снова — паратым, жилистым щенком
Юноша перо за ухом
Криво-косо размещает.
Обретённым внемлет слухом,
Тайным разумом смекает.
Палимпсест на липы вяжет альмандиновую нить
Словно капли сердолика получившийся лучок
«Гляди, вожак: нагая кера
На чёрной кроне восседает.
Завидя кровь моей пещеры
Своих подружек созывает».
Стекает блик светила с веток — теперь они лишь тень утра
Белеют стопы дев крылатых, бела шальная детвора
Стая кер, повыгнув спины,
Нависает стрельной тучей
И, влекома лаем псинным,
Угождает в плен паучий.
Одна крылатая настырно груз тянет вверх, ловцов кляня
А сёстры рвутся в клочья псами, жестокой взяты западнёй
«Труби, рожок, о славной травле!
Не место дичи в детских снах!
Я милостью светил отправлю
Кошмары гинуть в пеленах!»
Неязвим ездок для когтя: рог поёт, а лес звенит
Вязкой гущей хлещут путы тяжкие крыла хтонит
Нагоняет всадник бледный
На парящей кобылице
Враз истлевшую бесследно
В заревном приливе птицу.
Замерев на миг просвета — мчится лошадь наутёк
Не успеть ей блеклым звёздам ориона воротить
В заре треща, искрясь и распадаясь,
И снова скапливаясь в раскалённый ком,
Дыханьем рыхлым распаляясь
Глядит богиня древним львом.
Теперь разбитый высотою — темничник львиного нутра
Широким зевом враз сокрытый от беспощадного утра