Крытая повозка с маху наскочила колесом на тополь, неведомо как завалившийся поперёк дороги. Было б светло, Возница увидел бы помеху и успел бы объехать. А так…
Причудливый свет той, чьё второе имя Танит, не помогал совсем. Напротив, только искажал, путал, вносил чужеродные акценты. Коверкал накатанное полотно дороги световыми полосами и зигзагами, среди которых светло-серебристый ствол тополя выглядел только ясным лучом, не более того…
Зачем ей это? Чего добивалась?
Кто знает?
Возница только успел соскочить с сиденья и ножиком чиркнуть по ремням, чтобы освободить свою главную ценность – лошадь. Спасти кибитку и седоков и думать было нечего!
Зато, проследив взглядом смутное мелькание в кромешной тьме, заметил, как кубарем высыпались из повозки чужеземец-перегрин и его жена. Закрутились, скатываясь в балку вперемежку со своими узлами и коробами. Даже вскрикнуть не успели, спали, видимо, бедняги.
Охая и стеная, он, конечно, заглянул туда, вниз,
…куда, любопытствуя, заглянула и Танит…
…Увидел в её неверном свете изломанные фигуры своих седоков. Но спускаться не стал. А зачем? Они, явно, убились насмерть – а ну-ка с такой высоты слететь вперемежку с кибиткой!
Цена жизни чужеземцев была невелика – здесь и свои-то недорого ценились! А вот кибитку надо было бы достать – жалко добра! Но это придётся делать, как рассветёт – не видно ж ничего! Да и сам он слишком худ и немощен, придётся лошадок добавить, чтоб вытянуть. Досадуя о случившемся, Возница потёр ушибы.
Тут его горестные размышления прервали какие-то звуки, доносящиеся из глубины оврага. Звуки, которым там, явно, было не место: внизу выводил жалостные рулады ребёнок! Новорождённый ребёнок! Этот голос невозможно было спутать ни с чем – уж ему-то он слишком хорошо знаком!
Ага, значит, красотка-жена этого молчаливого грека была не просто толстушка, она была беременна! Не нашла лучшего времени, чтоб родить!
Что ж теперь с этим делать?
Возница фыркнул с отвращением при одной мысли: заботиться о ребёнке – ну, уж нет! Собственных дармоедов дома полно! Как раз чужого не хватало! Надо уходить, лучше утром вернуться. А ситуацию отпустить на волю всемилостивых богов…
Он решительно запахнул прямоспинный тулуп, выглядевший на его тощей фигуре ещё более уродливо, чем обыкновенно, запоясался и, схватившись за гриву, запрыгнул на лошадь.
Ещё более поторопиться его вынудило близкое хорканье и сдерживаемый топот чужих коней. Кто-то таился в ближних кусточках, за белыми тополями, окружающими балку. И вряд ли с добрыми намерениями.
Возница, нахлёстывая лошадку, торопливо убрался в спасительную темноту. За ним и не гнались.