Детектив
(По мотивам картины «Сад земных наслаждений»)
Посвящается Наполеону Б.
Когда все в Поднебесной узнают,
что прекрасное — это прекрасное,
тогда и возникает безобразное.
Лао-Цзы.
Пер. А. Кувшинова.
Тогда безобразное не возникает,
когда все в Поднебесной не знают,
что прекрасное — это прекрасное.
Пер. В. Сидорова.
Действующие лица:
Буонапарте – лилипут, на 29 см. ниже Наполеона. Был бы воителем, завоевал бы весь мир.
Арго – «женщина-кровь» с лицом и телом интенсивного красного цвета. Загадочная.
Небоженский – горбун с огромными ушами и ртом. «Бастард из польского графского рода». Да…
Псов – «человек-собака» с очень обволошенным лицом. По натуре – философ неоциник.
Фёкла и Пёкла – «сиамские близнецы», характер вздорный, не замужем, но хотят.
Конклевицкая – высокая женщина анорексического сложения с гигантским угреватым носом. Примадонна. Заносчивая.
Пифогоров – главный в труппе «Театр иска-ний», имеет связь с Конклевицкой и Небоженским. Умеет поворачивать голову на 180 градусов. В половом «триединстве» может целоваться с любовником и любовницей почти одновременно. Лысый.
Немезидов – начитанный пролетарий, осветитель, в театре недавно и не надолго.
«Источник стонов» – «мужское достоинство» Орудьева. Впечатляет, но на сцене не появляется.
Гонова – сестра Орудьева. А, может, и не сестра, черт ее знает. На сцене не появляется, в пьесе больше не упоминается. Выглядит вульгарно, не бреет ноги.
Порфирий Петрович – следователь, «сокровенник» и садист.
Иные лица.
Глоссарий:
Иска-ния – искажения (уроды).
Впыж – половой акт, секс.
Слипа – «груповуха».
«Изюмочка» - название популярной 33-градусной водки.
Попёрх – «травка».
Натё – Народный анатомический театр (ёптель), где для развлечения публики режут трупы под философские мелодекламации и лазерные шоу.
Беловодька – нечто мистическое, сокровенное, бесконечно влекущее.
Санкция – экзистенциальная изоляция индивидуума (сиречь, «русская тоска»).
Прочие черные буковки.
АКТ 0
«Альтернативная» Россия. Наши дни.
В комнате за сценой стоит медицинский стол на колесиках, на нем выпивка и закуска. За ним сидит Немезидов. Перед ним дерутся Буонапарте и Небоженский. Неподалеку сидит Арго. Она подпиливает ногти, время от времени поднимает ладони, разглядывая результаты процедуры и дерущихся артистов.
Немезидов: Ку-ку-ку.
Буонапарте захватывает ногу Небоженского, повисает всем телом. Небоженский валится на пол. Буонапарте быстро ползет по нему и наносит удар в кадык.
Немезидов: Ку-ку-ку.
Небоженский контратакует. И вновь продолжается бой.
Входит Пифогоров.
Пифогоров (К Арго): Что тут?
Немезидов: Из-за Наполеона схватились. Буонапарте заметил, что «антихрист» в захваченных странах уничтожал рабство и отпускал крепостных. Так что неизвестно, выиграла ли Россия или, наоборот, проиграла.
Пифогоров: Ну, допустим…
Немезидов: Тогда Небоженский сказал, что это кощунство – пересматривать итоги Отечественной войны. Это посягательство на миропорядок, установленный богом и императором. Оказывается, Небоженский состоит в «Обществе архангела Гавриила».
Пифогоров: Ну, допустим… А дерутся почему?
Немезидов: Напились.
Пифогоров: Понятно. (Пытается разнять бойцов). Господа, что же вы, в самом деле?! Вы что же, забыли, что находитесь в храме богини Мельпомены?! (Расталкивает дерущихся).
Буонапарте (вытирая рукавом разбитый нос): Ага, богини! Мы в натё находимся! Здесь человеческие тела на потеху режут!
Пифогоров: Вы же знаете, дорогой Буонапарте, здесь и радость наша великая и боль. Уже 200 лет не воюет наше богоспасаемое Отечество. Ни революций, ни мора, ни войны…
Буонапарте: А как же выступление на Украине в прошлом году?
Пифогоров: Возьмите мой платок… Да, какое там выступление! Это полячишки да жиды смуту хотят посеять и чужими руками жар загрести. Потому как попасть в третье жандармское отделение желающих нет… И вот у нас два века покоя и неги. Народ скучает. Народ томится без разрядки. Как там у классика? «А он, мятежный, ищет бури, как будто в буре есть покой»! Да-с.
Буонапарте громко сморкается и протягивает платок Пифогорову. Тот отшатывается.
Пифогоров (шутливо): Оставь себе, святая Дездемона! Оставь платок и помолись скорей!
Буонапарте: Про нашу звериную жестокость мне хорошо известно. Я ведь в тире начинал. Кеглей. В меня баскетбольными мячами кидали…
Пифогоров: Вот видите. Таков наш удел в культурном обществе.
Немезидов: Ку-ку-ку.
Пифогоров (шутливо): Что вы кукуете, принц?
Немезидов: Долгие лета… Знаешь, Буонапарте, как бы вы не собачились, вы друг друга не поубиваете.
Буонапарте: А ты бы посмотрел…
Немезидов: А я бы посмотрел.
Забытый всеми Небоженский бросается к Буонапарте.
Небоженский: Я убью тебя, урод!
Общее оживление. Пифогоров перехватывает мстителя.
Пифогоров: Господа лицедеи, держите себя в руках!
Буонапарте: Это я тебя убью, урод! Миропорядок он охраняет! Конечно, он же из дворянского рода, хоть и вы****ок! А ты у Арго спроси, каково это, жить крепостной девчонкой!
Арго (меланхолично): Барин мой, Филарет Лукич, чуть ли не дочкой меня считал. И пользовал не часто, по праздникам. Ну, там, на Вербное воскресенье или на день мученицы Аграфены. Перед смертью, мне тогда уже 15 лет стукнуло, «вольную» дал. Мне и кузнецу нашему, Тимошке. Он себе нечаянно пальцы отрубил на правой… (смотрит на свои ладони)… да, на правой руке.
Немезидов (как бы прочувствованно): Золотой же человек был!
Вбегает Псов.
Пифагоров: Закончили уже? Антракт?
Псов: Орудьева убили!
Немая сцена.
Псов трясущимися руками наливает водку и залпом выпивает.
Псов: Мы с Конклевицкой в гримёрку заходим: там он лежит! Лежит, как рыболовная сеть – одни дырки! Конклевицкая сразу в обморок ушла, а я к вам! Перенести ее надо!
Пифагоров: Черт, как некстати! Господа, прошу вас!
Выходит, за ним идут другие артисты, кроме Арго и Буонапарте.
Буонапарте: Нет, каков поворот! Кто же его, Арго? Хотя откуда тебе знать!
Арго: Может быть, и знаю…
Буонапарте: Не расскажешь?
Арго: Может быть, и расскажу. В свое время…
Появляются артисты, несущие Конклевицкую. Пифогоров одним движением сметает снедь и выпивку на пол, актрису кладут на стол.
Буонапарте (бормочет): Где стол был яств…
Арго (к Немезидову): И что там Орудьев?
Немезидов: Подземельный ужас. «Этюд в багровых тонах».
Арго: Ясно.
Пифогоров: Арго, где у нас нашатырь?
Псов: Я знаю.
Достает из кармана пузырек и сует под нос Конклевицкой под нос. Та дергается, стонет, кашляет и вдруг начинает говорить.
Конклевицкая (как бы глубоко страдая): Боже мой! Боже мой! Что происходит?! Что произошло?! Я на этом свете или уже на том?!
Псов (досадливо): Кончай, Лариса, с театральщиной…
Конклевицкая: Подите, Псов! Я же говорила, что от вас пахнет собачатиной!
Псов: Это нашатырь! (Отходит, обиженный).
Пифогоров: Господа комедианты! Господь послал нам испытание, поэтому мы должны собраться! Я понимаю, что мы должны вызвать полицию…
Небоженский (с удивлением): А как же иначе, Гавриил Яковлевич?
Пифагоров: … и мы ее вызовем. Но позже. Иначе нам придется вернуть деньги за билеты и выплатить неустойку.
Буонапарте: Опять зубы на полку…
Пауза.
Небоженский: Но Орудьев занят, был занят в постановке. Кто же за него?
Псов: Ну да, нам нужен, как говорится, «быстрый ввод».
Пифогоров: Немезидов, вы не заняты этим вечером?
Немезидов: Гавриил Яковлевич, я никогда не посмею ступить на святую землю сцены!
Все актеры смеются.
Псов: Если бы ты знал, сколько всякого в этой земле зарыто!
Конклевицкая: Не паясничай, Псов! Юноша смущен великой миссией! Я тоже когда-то дрожала…
Небоженский: Да не похож он на Орудьева. Орудьев, он ух, и все дамы его.
Буонапарте: Это да.
Пифогоров: Давайте успокоимся, господа! Нам придется импровизировать, впервые ли? Помнится, в Омске госпоже Арго придумалось убежать с уланом. Или Иркутск… Помните, Иркутск?
Буонапарте: Помним, помним.
Немезидов: А что там в Иркутске?
Пифогоров: Вам обязательно расскажут.
Небоженский: Там святая земля была поругана и осквернена.
Арго: Мы все перепутали, где закулиса, а где сцена.
Немезидов: И что зрители?
Пифогоров: Я скажу только одно слово. И это слово «оторопь».
Немезидов: Тогда понятно. Что я должен делать?
Пифогоров: Мы замотаем вам лицо бинтами, засунем в брюки огурец. И вы в игре.
Буонапарте: Огурцы у нас только малосольные.
Немезидов: Это имеет значение?
Конклевицкая: Нет. Только размер.
Псов: Лариса…
Пифогоров: У Орудьева по роли было мало слов. Их скажет Буонапарте. Он у нас чревовещатель, кроме всего прочего.
Буонапарте: А то!
Пифогоров: Мы вступаем в свой Стикс, чтобы снова всплыть преображенными.
Немезидов: Бросайте в меня финал, господа!
АКТ 1
Все герои возле стола с водкой и закусью. Перед столом видна горка букетов. Поодаль стоит Порфирий Петрович.
Небоженский: Феноменальный, оргиастический успех! Буонапарте, ты гений!
Буонапарте (улыбаясь): Кто бы говорил!
Конклевицкая: Но как блистал Немезидов! Он все время путался в своих ногах. То хромал на правую ногу, как лорд Байрон, то на левую, как при жизни Орудьев. Это не просто творческая находка! Это новаторское, небывалое прочтение образа. Заложницы страсти были убиты и покорены. Я и сама…
Псов: Лариса…
Конклевицкая: Да-да, мой верный Псов! Смолкаю я…
Порфирий: Не хочется прерывать веселье, но напомню, что убит ваш собрат по цеху. Я не следователь, однако в мои обязанности входит проведение предварительного опроса.
Немезидов: А чем он отличается от допроса?
Порфирий: Сейчас вы можете лгать или не договаривать, это не поставят вам в вину. Опрос проводится без протокола. Но когда ложь откроется, вы навлечете на себя подозрения. Посему думайте, что вы говорите. Госпожа Конклевицкая?
Конклевицкая: Что вы такое говорите, Порфирий Петрович?! Я живу искусством, а не театром! И потом! Хрупкая женщина, актриса наносит 13 ударов ножом…
Порфирий: А откуда вы узнали про 13 ударов?
Конклевицкая: Как? Вы же допрежь сами сказали!
Пауза.
Буонапарте (как бы трагично): 13 роковых ударов!
Арго: Мне есть, что рассказать.
Все смотрят на актрису.
Арго: Я видела, как во время второго действия из гримерки вышел автор.
Порфирий: Какой автор?
Арго: Автор нашей пьесы – господин Сидоров.
Псов: Зачем ты, Арго?
Арго: А вот пусть знает. Он, видите ли, выше любви. Да, как такое вообще возможно? Кто ему разрешил?
Порфирий: Вы можете ошибаться?
Арго: Я видела его как вас. А он меня не заметил. Дверь в гримерку осталась приоткрытой. Я заметила мужское тело на полу. Мне сделалось страшно. Я подумала, может быть, это дело как-нибудь благополучно разрешится, что не раз случалось у нас в театре. И просто прошла мимо.
Порфирий: Рядом с телом была кровь?
Арго (колеблется, но потом решается): Да.
Пауза.
Пифогоров: Как все разрешилось, однако!
Порфирий: Погодите. А почему господин Сидоров следует за вашей труппой?
Пифогоров: Здесь все просто. Я заказал Валентину Михайловичу литературно-музыкальный монтаж к тезоименитству государя императора. Драматург пишет, мы репетируем готовые куски.
Порфирий: Понятно. Но каковы мотивы? У вас есть предположения?
Пифогоров: Нууу… Валентин Михайлович – скрытный человек…
Небоженский: Ах, оставьте! Он просто завидовал. Орудьев – известный жуир по части «клубнички». Мы в городе всего-то две недели, а о нем судачит все женское население. От гимназисток, до дам преклонных лет.
Буонапарте: Даже если Орудьев где-то перебежал дорогу господину Сидорову, за такое не убивают.
Небоженский: Газеты пишут, что подчас убивают и за меньшее.
Порфирий (остальным членам труппы): А вы что думаете?
Немезидов: Мы шапочно знакомы.
Псов пожимает плечами.
Конклевицкая: Это странно. Автора меж нас нет, а я как будто слышу его голос у себя в голове.
Порфирий: Вы еще и медиум? Или индийский йог?
Псов: Я тоже, кажется, слышу.
Пифагоров: И я.
Порфирий (с иронией): И что же он говорит?
Конклевицкая: Он говорит, что не убивал Орудьева, хотя присутствовал при кончине. Все произошло на его глазах. Это было самоубийство. Господин Сидоров готов свидетельствовать.
Пауза.
Порфирий: Шутить изволите, господа? Не ожидал, однако, что смерть вашего собрата по цеху может стать темой для розыгрыша и недостойных забав!
Пифогоров (прижимая руки к сердцу): Что вы, что вы, достойнейший Порфирий Петрович! Разве мы посмели бы?! Ведь мы могли бы и промолчать!
Сверху слышатся равномерные удары. Входит нижний чин полиции, что-то шепчет на ухо Порфирию. Тот удивленно смотрит на полицейского. Полицейский кивает и уходит.
Порфирий: Гхе-гхе. Случилось странное, господа. Мне доложили, что в городе идет рыбный дождь. Натурально, с неба вместе с водой падают селедки, тунцы, окуни. Есть человеческие жертвы, господа. Так же убито несколько лошадей на улицах и кенгуру в зоопарке. Не работает мобильная и городская связь. Объяснения напасти нет.
Арго (нервически): Это он, это он…
Пифагоров (растерянно): Что за невозможная египетская казнь?
Небоженский: Быть может, Орудьев стал жертвой бесовского обряда?
Псов: Что?!
Небоженский (взрываясь): Сам пошел!.. Сам ты урод!.. (Обводит присутствующих мутным взглядом). Извините, господа! Это я не вам!
Пауза.
Порфирий: Получается так, что я и нижние чины вынуждены у вас задержаться. (Усмехаясь). Мне совсем не улыбается получить живой селедкой по голове.
Немезидов: Мы можем снабдить вас кусками декораций. Их можно держать над головой.
Пифогоров (качая головой): Максим, Максим! Декорации! Фанера и холст! Фи, это же моветон! Конечно, мы рады вашему задержанию, Порфирий Петрович! Задерживайтесь сколь угодно долго! Открою вам маленькую тайну. Я на правах субаренды сдал подвал театра под продовольственный склад купца Привалова. Хозяин театра, понятно, не в курсе. Но как кстати оказались мои маленькие плутни! Потому как все мы сможем выдержать не одну рыбную осаду!
Порфирий: Это предусмотрительно. А на счет Привалова не беспокойтесь. Свои люди, сочтемся!
Порфирий пристально смотрит на Небоженского.
Порфирий: Скажите, господин Небоженский, господин Сидоров и в правду урод?
Псов: Простите, Порфирий Петрович, но мы не говорим то слово, которое вы сейчас сказали. Разве что, в запальчивости. Мы говорим слово «иска-ния», особое сокращение слова «искажения». Является ли Валентин Михайлович иска-нием? По-моему, да, хотя выглядит он обычно, банально, тривиально. Впрочем, я его плохо знаю.
Конклевицкая: Наш автор мысленно аплодирует натурфилософу Псову и ждет новых прозрений.
Порфирий: Госпожа Конклевицкая, могли бы вы задать господину Сидорову вопрос?
Конклевицкая: Какой?
Порфирий: Что ему известно о причинах, гхе, самоубийства господина Орудьева?
Буденная (входя): Кажется, я могу пролить свет!
Порфирий: А вы, простите, кто?
Буденный (входя): Позвольте отрекомендоваться, господа. Буденные, коннозаводчики.
Буденная: Мы здесь из-за этого невозможного дождя…
Порфирий: И вы хорошо знали Орудьева?
Буденный: Едва знакомы.
Буденная: Но с неделю назад Орудьев вдруг разговорился и говорил с большой горячностью.
Буденный: Павла Алексеевича очень волновала приблизительность всякой нормальности. И душевной, и телесной.
Буденная: А еще он сказал, мне понравилось: «Для меня показывание своего уродства – это путь к себе. К тому истинному «я», которое еще не искажено».
Буденный: Да-да, дорогая! Или такая максима «Смерть как шанс что-то понять». Все это может подтвердить господин Небоженский. Он присутствовал при нашем разговоре…
Пауза.
Порфирий: Я не понимаю вас. Вы хотите сказать, Орудьев был обуреваем суицидальными мыслями?
Конклевицкая: Господин Сидоров говорит вам, Порфирий Петрович, что эта ваша догадка может быть той путеводной нитью, которая приведет вас к разгадке драмы Орудьева.
Порфирий: Ничуть не сомневаюсь, что именно это господин автор и говорит. Но пусть он соблаговолит объяснить мне, как человек может нанести себе 13 смертельных ударов?!
Буонапарте: Помилуйте, господин полицейский, иногда человек показывает невероятное присутствие духа и изощренную ловкость. Вспомните тех же монахов из Шаолиня!
Немезидов: Или взять, к примеру, поклонников капитана Дырко!.. Вы не знаете, кто это? Капитан Дырко – герой самого популярного в России комикса. Он наш разведчик за границей. Неописуемым усилием воли капитан может превращаться в черную дыру на полу, в которой исчезает то, что он должен был украсть… то есть добыть. Иногда даже прокатные станы помещаются! А потом дыра исчезает. Нашему национальному герою противостоит американский агент мистер Скотч… И вот однажды…
Порфирий (болезненно морщась): Что вы такое говорите?
Немезидов (заторопившись): Я к тому, что у капитана множество подражателей среди гимназистов и студиозов. Недавно в «Ютубе» выложили фильм, где…
Арго: А вы не понимаете, господин полицейский? Наш автор хочет отвести от себя справедливые подозрения, поэтому и возникают монахи с черными дырами!
Пауза.
Сверху слышится грохот, вопль, затем на сцене появляется мужчина в полном водолазном снаряжении.
Мужчина: Добрый вечер, дамы и господа! Позвольте представиться, золотопромышленник Идиадов.
АКТ 2
Те же там же.
Арго (улыбнувшись): Мы рады вам, господин Идиадов. Какими судьбами?
Идиадов: В мою историю почти невозможно поверить! Еще до дождя я плавал в озере, подводная охота – моя страсть, как вдруг появился пожарный самолет. Он зачерпнул воду вместе со мной и полетел к городу. Вероятно, объявили тревогу, но огнеборцы не поняли, что происходит. Потом они увидели, что воды в городе как раз хватит, и решили облегчить аэроплан. Мне повезло, я упал на крышу вашего, как я понимаю, театра. Потом мне повезло еще раз, я скользил, скользил по крыше и вот я тут.
Арго: Ваше везение войдет в учебники.
Буонапарте: А я даже не удивляюсь. Налили воду, слили воду… Слышат звон да не знают где он… Расея…
Арго: Вы знаете, господин Идиадов, во мне разгорается ураганное чувство узнавания. Как будто я знаю вас тысячу лет! И только отъехала, скажем, галантерейную лавку, вернулась и опять все, как прежде!
Идиадов: Странно и небывало, но у меня такое же ураганное чувство!
Арго и Идиадов уединяются в глубине сцены и о чем-то негромко беседуют.
Порфирий: Однако господин автор так и не сказал, что ему было известно о намерениях Орудьева.
Конклевицкая: Не сказал.
Небоженский: Может и не сказать.
Конклевицкая: Может.
Небоженский: Он как говорит? Мы, чистая публика, должны себе позволять хоть какие-то прихоти, проказы и красивые жесты. И заведет, допустим, разговор о литературе. И скажет, мол де, «Онегин, Печорин, Невский и другие прочие с пресноводными фамилиями. В учебнике по литературе о них писали, мол, «лишние» люди России. И, конечно же, наш современник, благороднейший Гундяев».
Пифогоров: Гундяев? Не слыхал…
Конклевицкая: Я тоже.
Небоженский: Так в этом-то и дело! Потому, что нет благороднейшего Гундяева. Просто автор забыл, про кого он хотел сказать, и тут же выдумал благороднейшего Гундяева.
Порфирий: Но зачем?
Небоженский: Прежде всего, для связанности речи. Чтобы в витийстве не было лакун. Он ведь полагает, что наша жизнь – это такой текст и самое главное в нем не какая-нибудь там духовность, а исключительно непрерывность. Отсюда и гундяевщина.
Пауза.
Порфирий (растерянно): Так он, что же, любое выдумать может? И истину от врак не отличишь?
Небоженский: Вообще-то, он этим пропитание зарабатывает. Все у него гладко да сладко, а на поверку - бессмыленница, зуболыбие и правда с начесом.
Порфирий: Да разве можно так? Или он не русский? Или не православный?
Конклевицкая: На этот счет автор поясняет: «Я из кривичей».
Порфирий: Да что же ему надо?
Буонапарте : Наверное, хочет жить в нашей Уродии. А у него не выходит. Вот и с женщинами - иска-ниями тоже…
Конклевицкая: Подтверждаю. Как женщина говорю, как мать.
Освещение меняется. Порфирий, Пифогоров, Арго и Идиадов надевают белые маски.
Порфирий: Здравствуйте.
Арго и Идиадов кивают в ответ.
Пифогоров: Позвольте представить вам, Игорь, моих близких. Зинаида Сергеевна, жена. Наталья, дочь. Сейчас позовут сына Леонида. А с Ольгой Мильсон вы уже знакомы.
Входит Орудьев. Порфирий кивает ему.
Пифогоров: Итак, все в сборе. Представлю нашего гостя. Игорь Ссадин, генеалогический историк, консультант.
Идиадов: Как это, гинекологический историк? Историк заболеваний, что ли?
Порфирий: Нет, я историк-генеалог. По заказам я ищу информацию о предках клиентов, рисую генеалогические древа, если удается. В основном, работа в архивах…
Арго: Как интересно! И этим можно прокормиться?
Пифогоров: Бизнес в большой моде…
Орудьев: Сейчас модно получать княжеские титулы от Джуны…
Идиадов: То есть, ты решил начать раскопки родословной?
Пифогоров: Да. Вы знаете, что мой отец воспитывался в детском доме. Он попал туда мальком и единственным наследством его стали имя и фамилия. Леонид Кувшинников.
Орудьев: А почему ты думаешь, что дед из княжеского рода?
Пифогоров: Я ничего не думаю, я просто не знаю. И хочу узнать. Разве тебе неинтересно?
Орудьев пожимает плечами.
Порфирий: Ваш дедушка вполне может оказаться дворянином. Тогда шли непрерывные репрессии…
Пифогоров: Собственно, попытка нарисовать генеалогическое дерево – это часть работы. Оно войдет в мои мемуары.
Идиадов: Что? Ты собрался писать мемуары? Как пенсионер?
Пифогоров: Время красных пиджаков проходит, Зина. Чувствую, что власть в стране захватят силовики. Это их почти вековая мечта.
Орудьев: И ты подаришь свои пиджаки шоферу?
Идиадов: Не ерничай!
Пифогоров: Ну, может, не столь радикально… Игорь любезно согласился помочь мне и в этом начинании…
Арго: А вы еще и писатель?
Порфирий: Мемуары – это скорее исторический, чем литературный жанр. Важно установить истинную подоплеку событий.
Арго: Можно, подробнее? На примере?
Порфирий: Нууу… Допустим, у меня есть приятель. В молодости он запойно пил и отправлялся автостопом все равно куда. Его сносило… Не только крышу, но и туловище…А потом, окончательно придя в рассудок, он обнаруживал себя в больнице какого-нибудь райцентра с пятью сломанными ребрами. Бывали и менее драматичные приключения романтического организма… Но счастливые концы не наблюдались. В своих мемуарах, наверное, он написал бы, что в те времена упивался безграничной свободой и жаждал странствий. За далью даль, так сказать, сядешь и просто нажимаешь на педаль, если цитировать классиков. На самом же деле, он попросту сломался, когда понял, что творец из него никакой…
Арго: И искал смерти?
Орудьев: Вы о себе рассказали?
Идиадов: Леонид!
Пифогоров: Действительно, Леонид! Что ты позволяешь себе?
Порфирий: Вы угадали, Леонид…
Идиадов: Я надеюсь, все в прошлом?
Порфирий: В нём.
Пауза.
Арго: Про подоплеку я поняла. Не поняла, зачем она автору? Совершенно очевидно, что почти все мемуары пишутся для того, чтобы выставить себя в ложном, то есть в самом выгодном свете. Исповедь доверяют лишь церковникам и следователям. Правда, каковы исповедники, таковы и исповеди.
Порфирий: Вы забываете о психотерапевтическом эффекте. Мемуаристы испытывают умиротворение.
Пауза.
Пифогоров: Ну, довольно споров. Концепция Игоря мне по нраву, решение принято. В конце концов, я сам буду решать, что попадет в книжку. Так что, не беспокойтесь… Итак, все представлены и даже немного попробованы на зуб. С Игорем мы будем работать в моем кабинете у нас дома. Мне так удобнее. Поэтому привыкайте друг к другу. Игорь, я покажу вам кабинет.
Мужчины выходят.
Идиадов: Что скажешь?
Арго: Папенька что-то задумал…
Орудьев: То же, мне, геном Ньютона! Вариантов немного: титул или диссертация… Только все знают, чем пахнет липа. Это вроде наших ролевых игр для «больших кошельков». А здесь – воспоминания, да еще с традицией и почвой… Беспроигрышная ставка. Ну и пиар, конечно.
Идиадов: Я спрашивала не тебя!.. Хотя, может, ты в чем-то прав… А как вам этот Игорь?
Он показался мне немного экстравагантным…
Арго: Ты о его прошлом? Многие из моих знакомых могут рассказать истории похлеще. Виски, наркотики, одноразовые связи. СПИД.
Идиадов: Меня беспокоит твой круг общения.
Арго: Не надо завуалировано говорить, что я дура. Я все прекрасно понимаю. Просто от всего этого не куда уйти. Это везде, мама. У нас каждый второй - Годзилла. И что? Надо привыкать.
Идиадов: Нет, спасибо. Если что-то такое проникнет в наш дом…
Орудьев: А мне он понравился. Не «ломака»…
Арго: Он показался каким-то закрытым. Далеко не дурак.
Идиадов: Ты думаешь, он может оказать влияние на отца?
Арго и Орудьев смеются.
Арго: На папу?! Ну, ты скажешь! Хотя я не до конца поняла про пресловутую подоплеку. Ты что скажешь, Леня?
Орудьев: Отец собрался в политику!
Пауза.
Идиадов: Нет, он так и сказал бы нам.
Орудьев: Мы были не одни.
Арго: Путь в политику заканчивается мемуарами. А в начале пути нарабатываются полезные связи, и укрепляется менеджмент собственного бизнеса. Таких шагов я не заметила.
Идиадов: Мы отвлеклись. Что с этим Игорем? Мне немножко тревожно.
Арго: Он выглядит разумным человеком. Не очень ловко, но вполне благоразумно ввернул компромат на себя об этих своих «сносах». Правильно сделал. Узнай ты об этом от третьих лиц…
Идиадов: Ты, как будто, защищаешь его?
Арго: Его? От тебя?! А смысл?.. Я думаю, здесь дело в другом. Мы живем замкнуто, ты этот обычай завела. Последний человек, который был вхож, это несчастный Алегуев…
Орудьев: Я скучаю по дяде Леше…
Арго: Мы все скучаем и сожалеем, хотя он и подставил всех нас… У тебя остался осадочек, мама… Это, как раз, понятно… Мы все сделались как бы не в себе. А ты, как хранительница очага, в большой тревоге. Но так нельзя, мама! От этого невозможно защититься! Это везде! И надо нападать, а не защищаться. Надо жить, то есть быть постоянно в состоянии агрессии.
Орудьев: Круто. Сегодня вечером запишу в свой дневничок.
Пауза.
Идиадов: Ну, ты поучи мать…
Входят Пифогоров и Порфирий.
Пифогоров: Значит, завтра вечером и начнем, Игорь. Если будет нужда, можете пользоваться средствами связи и оргтехникой в моем кабинете. Вам предоставить компьютер?
Порфирий: Спасибо. У меня есть. Разрешите, откланяться?
Идиадов: Не разрешаем. Вы должны выпить с нами чаю. Рекомендую вишневое варенье. Изумительное лакомство…
Порфирий: Благодарю вас, Зинаида Сергеевна. (Садится за стол, ему наливают чай).
Орудьев: Расскажите что-нибудь, Игорь…
Порфирий: Извольте. У профессиональных составителей родословной чёрные визитные карточки. Сей реквизит якобы восходит к традициям сицилийской мафии. Намек на то, что семейные секреты, вроде наследственных болезней, фамильных уродств и прочее, останутся в тайне.
Орудьев: Теперь я спокоен.
Порфирий: Разумная предосторожность никогда не бывает лишней. Вы слышали о генеалогическом параллелизме?
Пифогоров: Нет. А что это?
Порфирий: Нечто почти мистическое. Парень встречает девушку на отдыхе где-нибудь в Анталии, потом они женятся. Казалось бы, игра случая. Исследуем его генеалогию, ее генеалогию и выясняется, что их предки как-то пересекались, встречались в прошлом, а, может, когда-то даже жили рядом. Причем, отношения их могли быть не самыми дружелюбными. В моей практике такое обнаруживалось раза три-четыре.
Пауза.
Входит Ольга.
Ольга: По радио передали, что в городе бродят амурские тигры.
Порфирий: Любимые зверюги президента?
Ольга: Точно. И убивать их нельзя. Сразу получишь пожизненное.
Идиадов: Дурдом какой-то. Что же нам их собой кормить, что ли?
Ольга: Вы выгляните в окно. На улице ни души. (Выходит).
Все идут к окнам. Порфирий и Арго оказываются рядом.
Арго (тихо): Это похоже на преследование. Как ты меня нашел? Я даже «симку» выбросила.
Порфирий: Я – ученый-архивист, помнишь?
Арго: Ну-ну… Поди Антон сказал? И что тебе надо от взбалмошной школьницы?
Порфирий: Хочешь меня «спалить»?
Арго: Да нет. Мне почему-то сделалось интересно… Ты перестал являться мне во снах.
Порфирий: Потому что забыл, что надо принимать таблетки.
Арго: Смешно…
Входит Антон.
Антон: Как говорили старорежимные коверные, а вот и я!
Пифогоров: О, господин вечный студент! Игорь, познакомьтесь, это Антон, наш, так сказать, первенец.
Антон: Мы знакомы… Привет семья! Слышали о тиграх? Как в пьесе «Носороги» Эжена Ионеско. Сейчас ехал в трамвае по центру, там кипишь и движуха.
Идиадов (садясь за стол): Так ты встречался раньше с Игорем?
Антон: Типа того.
Пифогоров: Звонил ваш ректор… Сначала поговорили на предмет благотворительных акций… А потом… Что вы опять учудили? Представляете, пьяные студенты-медики сперли в городском саду статую пионерки с горном и затащили на девятый этаж общежития. А в ней весу пудов десять…
Освещение снова меняется. Актеры снимают маски.
Буонапарте: Что это было?
Конклевицкая: Говоря по-театральному – обморок.
Ольга и Антон беспомощно озираются. Выходят.
АКТ 3
Небоженский (меланхолично): Мемуары, как способ сатисфакции.
Конклевицкая: Оглянись вокруг, брат! Орудьев снова с нами!
Голос свыше 1: Детектив мог остаться незавершенным в силу смерти автора. Кто и зачем его убил – не понятно.
Голос свыше 2: Отсюда и далее детектив дописывает другой Валентин Сидоров, которого предыдущий Валентин Сидоров называл мой Alter ego.
Голос свыше 3: На самом деле, он называл меня «альтер-эго-регис». Мое «второе королевское я».
Небоженский: Орудьев, да что же с тобой приключилось, бродяга? Где ты был?
Орудьев: Сидел в гаражах с корешами и пил незамерзайку.
Конклевицкая (в ужасе): Я ничего не понимаю! Что он говорит?
Буденная: Это особый трансцендентальный язык. Как у Блаватской.
Буонапарте: Ну, теперь-то все понятно! Ты, вот что, брат, расскажи-ка все с самого начала…
Орудьев: Извольте. Как-то наш мертвый автор вычитал в солдатском наставлении для сверхсрочников, что смерть есть переход. И существует энергия перехода. Когда все стремления, все силы в одну сторону, в одну точку. Здесь есть миг, когда даже с ангелом-хранителем приключается что-то.
Буденная: Блаватская! Чистая Блаватская!
Немезидов: Да погодите вы! Орудьев, братец, пощади! С нами можно говорить попроще!
Арго: Если вы не хотите слышать гневные рулады Буонапарте.
Буонапарте: Именно!
Орудьев: Я был в другой, параллельной нашей России.
Пауза.
Орудьев: Понимаете, в момент смерти пустотелый шар нашей призрачной сущности покидает физическое тело. Так написано в трудах святострадальца Нектария.
Немезидов (кивая): Читал.
Орудьев: Мой шар попал в тело другого Орудьева в другой России. При этом выбил его шар. Он в свою очередь попал в тело другого Орудьева в другой России с тем же результатом. И так – бессчетное количество раз, пока крайний шар не ударился о преграду. От преграды шар отразился, и процесс пошел вспять. Поэтому я снова здесь.
Пифогоров: Фантомный боулинг… Позволь, но разве Россий-матушек множество?
Орудьев: Бессчетно. В сопряженных пространствах, временах и измерениях. Бескрайние, населяемые многочисленными народами отечества наши образуют немыслимую, в половину вселенной Уродию.
Порфирий: Думайте, что говорите, молодой человек!
Орудьев: Мне выгодно лгать?
Идиадов: И какая же она, эта параллельная Россия?
Орудьев: Там случилось почти все, что только может случиться. За последний век в непрерывных войнах уничтожены десятки миллионов русских. Сейчас готовятся к третьей мировой войне. Уже снова завоевывают Украину.
Буонапарте: И там Украина!
Пауза.
Конклевицкая: От чего же такое несчастие?
Орудьев: Сто лет на троне правят людоеды. Существа не далекие и не знающие добра, поэтому ошеломляюще легко прибегающие к архинасилию. Народ живет в постоянном страхе перед прозябанием, репрессиями, грядущим. И поэтому сопротивления людоедам оказать не может.
Немезидов: А что такое незамерзайка?
Порфирий: Вот вы про шары рассказывали. И одно забыли упомянуть. Как же это у вас получилось-то?
Орудьев: Без понятия. Что-то там во снах.
Порфирий: У вас платье в крови. Полицейский эксперт установил вашу смерть. Так кто вас убил?
Орудьев (как бы удивляясь): Вы не догадались, Порфирий Петрович? Почивший автор, конечно.
Буонапарте: Как все сошлось! И концы в воду…
Порфирий: Зачем господин Сидоров вас убил?
Орудьев: Бог весть. Валентин был скрытным человеком.
Пифогоров: От треволнений хочется курить, господа. Может, на крылечко под козырек? Посмотрим на жуткий наш дождь, не заканчивается ли?
Порфирий: Я, пожалуй, с вами.
Он и артисты выходят.
На сцене остаются Арго и Орудьев.
Арго: Значит, тебе удалось, Валентин…
Орудьев (ошеломленно): Вот это да! Когда же ты догадалась?
Арго: Когда ты полицейского по имени назвал, хотя вы не представлены друг другу. И Орудьев никогда не называл тебя просто Валентином.
Орудьев: Я олимпийский чемпион по «палеву»… Ну, здравствуй, рыжая! Кстати, почему ты сказала, что видела меня у гримерки, если я невидим для вас. И что это за фраза: «Кто ему разрешил?» из лексикона девчонки из дворни?
Арго: А ты догадайся! Я надеялась, что ты пробиваешься ко мне и как могла помогала, провоцировала, подталкивала… Но как же тебе удалось воплотиться в Орудьева тогда, в первый раз?
Орудьев: Ну, понимаешь, есть мастерская уродского творчества, есть бесстрашная эстетика безобразного...
Арго (тихо смеется): Понимаю… Ревность…
Орудьев: Тебе не говорили, что ты умная?
Арго: Нет. Такого дурачка не нашлось… Но зачем тебе?..
Орудьев: Это все равно, что спросить, зачем тебе сладкие грезы?..
Арго: Ааааа. Так ты просто человек?
Орудьев: Это кто у нас человек?
Арго: Ты.
Орудьев: Я по понедельникам человек. Иногда по средам, с трех часов пополудни.
Арго: Больной юмор.
Орудьев: А ты жопастая.
Арго: Я примирилась.
Пауза.
Орудьев: Я помню, как закрыв глаза, ты руками щупала мое лицо и слепо улыбалась. Твой взгляд без глаз… Как в песне, красавица…
Арго: Я этого не помню. И многого не понимаю. Как это все началось?
Орудьев: Когда ты поступила в труппу, Пифогоров, он подлец, конечно, но по своему, добрый человек, беспокоился за тебя. Еще попадешь под влияние какого-нибудь монструма. Ты была юна…
Арго: Под твое влияние?
Орудьев: Под мое и твое. Вместе мы и есть тот страшный монструм.
Арго: Я поняла… Оценила.
Орудьев: В наставники он выбрал тебе Орудьева…
Арго: Дальше я помню. Но почему ты исчез?
Орудьев: Я тогда много пил. Когда все неожиданно получилось… Я испугался, что попросту схожу с ума…
Арго: Белочка-летяга?.. А обо мне ты подумал? Я точно чуть не тронулась. Пытаюсь заговаривать с Орудьевым, а тот таращится на меня в полном беспамятстве и замешательстве, и рефлекторно, раз за разом подкручивает свои фатовские усы… Сбрей их!
Орудьев: Легко!
Пауза.
Арго: Расскажи еще что-нибудь… О нас.
Орудьев: Рыжая… Когда ты проснулась, я сказал, что ночью нарисовал тебе три дополнительные веснушки. На попе. «Мне идет?» - спросила ты. «Законченность и утонченность», - заверил я. «Тебе, конечно, видней», - сказала ты. И еще что-то сказала. Что?
Арго: Ты меня проверяешь?!
Орудьев: Ну, не тебе же одной!
Арго (усмехаясь): Я сказала: «Нарекаю это новое созвездие твоим именем». Хотя тогда и не знала его… А потом ты решил вернуться, чтобы сказать его…
Орудьев: Я всего лишь слабый человек…
Арго: По понедельникам… А где Орудьев?
Орудьев: Видишь ли, у этой вселенной никакой преграды нет и крайнему шару не отчего отразиться. Наверное, эта вселенная изначально была нежеланным ребенком. Всем чуждым. Жертвой навсегда.
Пауза.
Орудьев: Мне надо умыться и переодеться. Дождись меня, цветочек аленький.
Выходит.
Входят Буонапарте, Пифогоров, Конклевицкая.
Буонапарте: Мы снова насладились зрячим образом жизни.
Пифогоров: Ты плохой малек. Задиристый.
Конклевицкая: Вы заметили? Обыватели ставят под дождь продырявленные ведра, и ждут, когда они наполнятся рыбой. Я впервые на рыбалке… В ней действительно сокрыта некая меланхолия и философичность… Взгрустнулось, Арго?
Арго: Я вспомнила свои ясли иска-ний. Ложная память, конечно, барин купил меня, еще трех лет не было. Но всё равно я мысленно убегала в ясли, когда…
Пифогоров: Зато мы рождаемся с профессией! Генная инженерия, мать ее растак!
Буонапарте: Зато мы рождаемся с судьбой, Пифогоров…
Вбегает Буденный.
Буденный: Господина Орудьева убили!
Арго вскрикивает и падает без чувств. Буонапарте и Конклевицкая начинают хлопотать над ней.
Пифогоров: Да что же творится?! Гладиаторские бои какие-то!
Буденная (входя): Над театром сгустился рок!
Буденный: Господину Орудьеву размозжили голову. Молоток лежит рядом. И еще. Убийца засунул ему в рот окровавленный платок. Сначала мы подумали, что это оторванный кусок кожи с лица. Но нет. Платок… А зачем убийца сбрил господину Орудьеву усы и вовсе загадка… Господа полицейские чины оцепили место преступления. Порфирий Петрович начал следственные действия.
Идиадов (входя): Что с Арго?
Конлевицкая: Она в обмороке. В спасительном небытии.
Буденная: Сгустился рок!
АКТ 4
Входит Небоженский в белой маске.
Небоженский: Ну-ну! Дальше, дальше. Дальше!
Освещение меняется.
Буденный (надевая маску): Ну, сидим мы с ней в гаражах. Пьем «незамерзайку».
Небоженский: Ты опять в ней?
Буденный: Нет.
Небоженский: Но рука-то между ног, во влажненьком?
Буденный: Около. Что я тебе носорог, вообще?
Небоженский: Слушай, я давно не говорил тебе. Ты не носорог, вообще. Ну, дальше-то, дальше?!
Буденный: И она начинает выдавать военные тайны.
Небоженский: Я сейчас уписаюсь от умиления. Сколько штыков в полку? Или кто из поварих дает, когда об этом не просят и чураются даже?
Буденный: Нет, говорит она, что под их военной частью подземелья не мерянные. Мы, когда весь мир хотели завоевать, почему-то подземелья охотно строили. Наверное, обходной удар такой… Такие небоскребы и дворцы наоборот.
Небоженский: Ишь ты! Ты уже два раза не носорог! И чего?
Буденный: Ты разливай, разливай!
Небоженский: А ты не останавливайся, главное! И сделаешься трижды не носорогом. Станешь вторым после Брежнева. Почти вровень лежать будешь.
Буденный: Господи, что за говно мы пьем?
Небоженский: 18-летний коньяк.
Буденный: Трофей? Ты откуда теперь?
Небоженский: Из Дрездена.
Буденный: А чего мы в темноте сидим?
Небоженский: Ищут.
Буденный: Полоний-210?
Небоженский: (смеясь): Ага, старикан Полоний! Папинг непорочной, как овца Долли, купальщицы Офелии.
Буденный: Не надоело?
Небоженский: Платят… Так что там с твоей жопастой гномшей и ее заповедными, прости господи, пещерами?
Буденный: Давай, включим свет?
Небоженский: Боишься промахнуться в меня?
Буденный («взрываясь»): Сука, падла! Ну, почему всегда так? (Достает пистолет).
Небоженский: Не меньжуйся. Не целка… Хотя, знаешь что? Дорасскажи мне свой адюльтер. Позабавь.
Буденный: Я такой же исполнитель, как и ты.
Небоженский: Мда… Лаконичный финал... Бедная мелюзга… А с подземельями что же?
Буденный: С подземельями? Я подземелья не исполняю.
Небоженский: В забугорье «проклюнулся» интерес. Некоторые такие иностранцы хотят взять их в долгосрочную аренду. Посредникам прилично отслюнявят.
Буденный: А им на кой?
Небоженский: Тебе реально интересно? Можем заинтересовать кого-нибудь в управлении. Генерала Синцова, к примеру. И Зинаиду Васильевну, например. Она еще спит с самим?
Буденный: Скорее да, чем…
Небоженский: Ну-ну. Организуем эдакое квадро, как в порнофильмах.
Буденный: Четверка отважных? Неуловимые месители?
Небоженский: А у дороги…
Буденный: Мертвые с косами…
Небоженский: Стоят…
Буденный: И тишина…
Мужчины обнимаются. Слышится сухой щелчок поцелуя.
Освещение меняется. Мужчины снимают маски.
Входит Порфирий.
Небоженский: Позвольте догадаться… Немезидов?! Захотел все роли Орудьева?
Порфирий: Не доказано… Я видел конец вашей сценки. Ничего не понял. Сегодня вы давали пьесу «Фауст-роман», до этого – «Лолита, убийство президента». Я, разумеется, не знаток, но просветите, для чего вы ставите совершенно бессмысленные произведения господина Сидорова?
Пифогоров: А вы предпочли бы «Вишневый сад» господина Чехова?
Порфирий: Хотя бы.
Пифогоров: Так смеяться будут. Мы же иска-нии!
Порфирий: Но есть неожиданные режиссерские прочтения…
Пифогоров: Ну да… Ключ к драме «Вишневый сад»: инопланетяне, укравшие сына помещицы и обезволившие всю семью… Говорю же, зрители смеяться будут.
Буонапарте: А наш автор любит комбинировать буквы так, чтобы это напоминало нечто глубокомысленное. На деле, смысла никакого. И это его гражданская позиция. Автор убежден, что всё на свете, пардон, говно, кроме мочи. Хотя и моча, если думать последовательно, тоже говно, только жидкое.
Небоженский: Кругом нежить нечистот.
Конклевицкая: Единственное, что не утратило значения, это создание псевдосмыслов, вызывающих парадоксальное веселье. Надмирный смех.
Входят митрополит Тихон и протоиерей Пергалий (Шниперсон).
Пергалий: Ваш спич - дичь и кич. Скрепы нужны, чадушко, на крайний случай, скрепки, а не издевательский смех.
Буденный: Владыка, вы как здесь?
Арго (очнувшись): Предполагаю, что святой отец видел наше представление, но не хотел, что бы видели его. В вертепе.
Пауза.
Тихон: Вы правы, чадушко, меня заинтересовал «Фауст-роман» господина Сидорова. Как и другие его пьесы.
Арго: Чем же, владыка Тихон?
Пергалий: Вселенский враг он. Он отражение лукавого в черных, глубинных водах.
Конклевицкая: О чем это вы, отец Пергалий?
Тихон: А вы знаете, под каким именем знают Валентина Сидорова в конгрегации комиков-интеллектуалов? Герцог Валентинуа. Такой незамысловатый намек на Чезаре Борджиа, Макиавелли с его образцовым «Государем».
Буонапарте: И в чем состав преступления?
Пергалий (доставая диктофон): Сами сейчас все услышите… (включает гаджет).
Свет на сцене гаснет. Освещается партер. В кресле первого ряда сидит поникший Орудьев, над ним стоит монах в рясе с капюшоном.
Монах: Вы утверждаете, что начинается глобальная война в великой Уродии? Вы утверждаете, что Российская Федерация начала вторжение в нашу Российскую Империю?
Орудьев: Как не странно, это будет опять отечественная война. Причем, с обеих сторон.
Монах: А ваши бессмысленные пьесы – это элемент гибридной войны?
Орудьев: Одна из наступательных психотехник. Разрушение внутренней тишины.
Монах: Так вы на его императорское величество хотите посягнуть?
Орудьев: В Екатеринбурге. У них есть, так называемые, террор-группы. Сикарии сранные. Но Романовы - второстепенная цель. Ваши враги из РФ отменят крепостное право и введут другое рабство. Как в Египте, во времена строительства пирамид. Будете строить новую пирамиду власти.
Луч гаснет, освещается сцена. Иска-ния водят хоровод вокруг попов, поют:
Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли, люли, стояла.
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли, заломати.
Как пойду я в лес, погуляю,
Белую березу заломаю,
Люли, люли, заломаю.
Буденная: Наш православный зикр!..
На передний план выходит Небоженский, пафосно декламирует:
Ехал на ярмарку
Ванька-холуй
За три копейки
Показывать ху... дожник, художник,
Художник молодой,
Нарисуй мне девушку
С разорванной пи... ликала гармошка,
Играл аккордеон,
А маленький Тимошка
Натягивал га... гара — северная птица,
Морозов не боится
И может на лету
Почесать свою пи... раты, пираты,
Вёслами гребли.
Капитан с помощником
Боцмана е... Ехал на ярмарку
Ванька-холуй…
Тихон: Позвольте, господа! Разве это слова господина Сидорова? Это действительно ваш мелодекламационный монтаж к тезоименитству?
Пифогоров: Автор говорил, когда демиургу нечего сказать, надо переходить на язык народа. Во всяком случае, ничего незаконного. Как советовал Мишка де Гельдерод: работай мордой шут. Лижи, соси, присутствуй. Потом тебя покормят.
Буонапарте: Можно вопрос? Зачем Рудольфу усы сбрили.
Пергалий: Орудьев был брит.
Конклевицкая: Бритт? Рудольф был британцем, что ли?
Порфирий: Господа первоотечественники, вы задержаны по подозрению в убийстве Орудьева. Когда полицейские обыскивали театр, вас видели в женском туалете курящими.
Небоженский: Поперх?
Тихон: Оближи удила, полицай! Вы думаете, мы не знаем, что вы «сокровенник»? Что у вас странноприимная «хаза»? И в подвале сейчас сидят беглые крепостные, ищущие дорогу в Беловодьку? Так знайте, вы следите за поданными, а мы за вами!
Входит Орудьев с забинтованной головой.
Арго: Ты жив!
Орудьев: Кажется, Нил Гейман первым задался вселенским вопросом: что трупу пара ножевых ранений? Дождь кончился, господа! Пошли на хер!
Все, кроме Арго, выходят.
Арго: Что это было?
Орудьев: Антимираж. Разум зыбок, он охотно мутнеет.
Арго: Но как ты смог?
Орудьев: Я умелый. На меня указала Ванга.
Арго: Кто?
Орудьев: Никто, в общем. Забудь.
Арго: А про войну зачем наврал?
Орудьев: Так одни уроды кругом.
Арго: Иска-ния…
Орудьев: Да, какие иска-ния. Просто уроды. Уродус вульгарис. Вот и пусть попотеют.
Пауза.
Арго: Мой.
Орудьев: Твой… Моя…
Арго: Твоя.
Орудьев: Давай возьмем эти слова в качестве оперативных позывных. Центр, центр, четвертый ректор заглушен. Конец сообщения. Твой.
Арго: Твоя.
Орудьев: Моя твоя не понимай.
Арго: Ты защекочешь меня шутками до смерти.
Орудьев: Это кусочек модного садомазо в наших отношениях. Перчинка. Частица черта в нас заключена подчас. Ты так улыбаешься, как будто соблазнила меня в 12 лет от беспросветности, любопытства и жажды жизни. В свои 12 лет.
Арго: Мы прячем в вымыслах свои фантомные боли.
Орудьев: Послушай, красавица, я могу тебе помочь. Реально. Я могу пересотворить тебя. И ничего плохого в твоей жизни не будет. И не было никогда.
Арго: Нет, не делай этого! Теперь я боюсь что-то менять! Ведь мы единое целое… Мы монструм, забыл? Не делай ничего! Иначе я стану нерадивой надзирательницей в концлагере твоих пассий.
Орудьев: Я вообще-то тоже ревнив!
Арго: Да ты душитель, мавр!
Орудьев: А то! Робей в углу, Мавритания!
Арго: Где твой платок?
Входит Немезидов с платком в руке.
Арго: О, новая моя весна…
Немезидов (маша платком): А ты готова к испытаниям? Сегодня началась война!
Орудьев: О, родина муть!
Свет гаснет.
Голос свыше: … И Российская империя, опираясь на мощь союзников, нанесла смертельный удар по Российской федерации. Внутри людоедии РФ что-то ****ерякнуло, проскрипело что-то и наружу выскочила гигантская часовая пружина. Чеченцы тоже «накрылись» – это был финальный, утешительный аккорд. Ну, все… Спи, моя маленькая. Спи, хорошая моя. Страшная сказка закончилась…
КОНЕЦ.