Вагон из прошлых лет. Картины воспоминаний. Гл. 19

Михаил Гавлин
                Скромная студентка
В группе некоторое время, до перехода на дневное отделение, была и еще одна девушка, внешне скромная и прилежная, но у которой если приглядеться чертики так и прыгали в глазах, Л-я, ставшая позднее моей женой. Она, числилась в любимых ученицах профессора П.А. Зайончковского, очень надеявшегося, кажется, что студентка целиком посвятит себя научной и преподавательской карьере. Видимо он прочил ее в аспирантуру, с тем, чтобы она разрабатывала научную тему под его руководством. Впоследствии он был сильно разочарован, узнав, что мы поженились. Меня он считал уже сложившимся, сформировавшимся человеком, которого трудно как-либо переделать. Это было уже на втором курсе и, раздавая свои книги студентам группы, он не без ехидства заметил: ну а вам можно подарить одну книгу на двоих. С этими словами он протянул ей небольшую монографию о Кирилло-Мефодиевском братстве со своей дарственной надписью. Л-я действительно производила тогда впечатление очень целеустремленной, трудолюбивой студентки, казалось, целиком занятой только мыслями об учебе и научной карьере. На деле это, конечно, было не совсем так. Внутри нее таилась целая буря желаний. За скромной внешностью скрывалась очень живая, энергичная и главное, очень честолюбивая натура, что и проявилось очень ярко впоследствии. Она, несомненно, мечтала о славе, об успехе, о головокружительной карьере, но не меньше о красивых нарядах, поездках за границу, бурной и яркой жизни. Но сейчас, скромно одетая, худая, бледная, с повадками юной ученой дамы она казалась тепличным цветком, выросшим в помещении, где явно не хватало свежего воздуха. Вначале она не произвела на меня большого впечатления, но вместе с тем, в ней чувствовался какой-то стержень, нестандартность и цельность натуры, что притягивало. Впрочем, я был очень стеснительным по своей природе, не уверенным в себе, юношей и вряд ли сумел бы теснее сойтись с ней, если бы нашему сближению не помогло стечение обстоятельств. И, прежде всего, то, что мы оба ездили домой по одной ветке метро – по Калужской линии. Я жил в Новых Черемушках, она – в Беляево. Конечная станция метро, Калужская, тогда находилась в здании депо, и оттуда нужно было пару остановок ехать на автобусе, или добираться по обочине пустынного шоссе, еле освещаемого редкими фонарями, до нового жилого района, где она жила. Время, когда мы возвращались с занятий, было уже позднее и как-то само собой получилось, что я стал ее провожать до дома. Мы предпочитали идти пешком. Иногда шел дождь.  Остро пахло ранними травами, обычно в апреле – мае. Особенно хорошо и свежо было на московской окраине, каковой тогда была местность Коньково-Деревлево, Теплый стан и т.д. в мокрую влажную погоду, с цветением кустов и деревьев, первыми грозами, дождевиками и зонтами, с ранними, скромными, влажными цветами.

                Город под теплым дождем 
                Зонтиками укрылся.
                Древним литым колесом
                Гром тяжело прокатился,
               
                Воздух окраин живой.
                Мокнут цветущие вишни,
                Пахнет травой дождевой.
                Ты под дождем третий лишний.   

                Ломится в окна листва,
                Прет во все дыры и щели.
                Видно природа права,
                Если закрыты ей двери.

                Время охапок цветов,
                Время базаров сирени,
                Рыночный рай городов.
                Запах жасмина весенний.

Вдоль шоссе, слабо освещенного, росли тогда цветущие кустарники, и мы иногда позволяли себе целоваться в темноте, но это уже было позднее. Первый наш поцелуй, который я запомнил навсегда, случился раньше в Парке им. Горького, когда мы катались на большом Чертовом колесе. В болтающейся кабинке, на самой высокой точке Колеса, когда внизу под нами с птичьего полета расстилалась за рекой вечерняя Москва, а вокруг и вверху не было никого, только небо, она в испуге чуть качнулась и прижалась ко мне и я, наконец, решился поцеловать ее и обнять, пользуясь ее беззащитностью. Отпора не последовало, и я вздохнул с облегчением. Осмелев, мы, покинув колесо, стали целоваться и внизу на скамейках парка. С этого момента чувствовавшаяся раньше между нами некоторая напряженность и скованность исчезли, и нам стало вдвоем легко и хорошо. И хотя Л-я вскоре перешла, сдав блестяще английский язык, бывший для меня всегда камнем преткновения, на дневное отделение университета, мы продолжали часто встречаться, много ходили вдвоем в кино, на выставки и в театры, ездили по Подмосковью.