середина лета 1898 года

Маргарита Школьниксон-Смишко
Вернувшись в Берлин, Роза, как обычно, сразу же написала Лео, поделилась последними новостями, но поскольку этого ей было мало, она пишет и своему сердечному старшему другу Роберту Зайдель в Швейцарию.

                Берлин, 23 июня 1898 года
Дорогой друг!
Какое несчастье! У меня потребность с Вами поговорить, но нет почтовой бумаги. Прийдётся Вам смириться с этой.
Поздний вечер, я сижу в кресле качалке перед письменным столом, на нём  лампа под большим красным абажуром, сооружённом мною, и читаю Бёрне. Передо мной открытая балконная дверь, из него поддувает свежий ветер, время от времен всё освещают яркие вспышки приближающейся грозы. (Бог, прости мне эту плохую поэтическую прозу!...) Какое благо порой одиночество!.. Представьте себе, в большом городе Берлине с двумя с половиной миллионами жителей ни одного друга. В этот момент мне так чудесно от этой мысли, что я  покойно улыбаюсь. Не знаю, может быть я сделана из плохого материала, который легко поглощает окружающую атмосферу, но я и дня не могу провести в человеческой толкучке, без того чтобы не спуститься на ступеньку ниже моего духовного уровня. И не так важно с кем конкретно я контактирую, сам контакт с внешним миром стирает острые углы и рёбра моего Я и приводит в замешательство, естественно, толко на момент.
Одного дня одиночество мне достаточно, чтобы вновь найти себя, но при этом остаётся горький привкус раскаяния, как-будто бы я потеряла частицу себя, как-будто бы я себя унизила. В такие моменты у меня желание абсолютно отгородиться щитами от внешнего мира.
Как раз сейчас парень идёт по улице и насвистывает модную песенку —  один этот пронзительный тон, с такой навязчивой силой проникающий в мои уши и нарушающий мою тишину, оскорбляет меня.
Конечно, Вы удивляетесь, что я читаю старого Бёрне, мне вообще ещё не попадался ни раз немец, который бы стал его читать. На меня же он всегда очень сильно действует и всегда вызывает свежие мысли и живые ощущения. Знаете ли, что мне сейчас не даёт покоя?  Я не довольна тем, как партия пишет большинство её статей. Всё настолько затасканно, так деревянно, так шаблонно. Слово Бёрне звучит на этом фоне, как из другого  мира. Я понимаю, мир изменился, и новые времена требуют новых песен. Но именно «песен», наша же писанина  в большинстве своём не песня, а  бесцветное монотонное жужжание, как звук машинного колеса. Я думаю, причина в том, что люди при письме часто забывают, поглубже заглянуть в себя, чтобы почувствовать  всю важность и правду написанного. Я думаю, что каждый раз, каждый день, в каждой статье нужно вещь вновь проживать, тогда и  для известных вещей найдутся свежие, идущие от сердца к сердцу слова.
Я хочу при письме никогда не забывать восхищаться тем, о чём буду писать и прислушиваться к моему внутреннему голосу. Как раз поэтому  время от времени я читаю Бёрне, но мне напоминает оставаться верной моей  клятве..
Сердечное рукопожатие.
                Ваша Руша


В Берлине тем летом друзей у Розы не нашлось, но мужским вниманием она была не обделена.
Множество нитей из прошлого связывало Розу с Лео. В тот момент это в первую очередь касалось их политической работы, и кроме того издания Розиной диссертации. Гармонии же в личных отношениях,  как Роза не пыталась, не получалось.

Например,4-го или 5-го июля Роза решила вместе со своим письмом отправить Лео только что полученные письма её новых друзей. В нём она в частности сообщает:

«Ш(оенланку) я уже ответила, прикладываю копию. Хочу, чтобы ты имел представление о наших отношениях.
Я непринуждённо, всегда с шуткой отвечаю на его серьёзные обращения, а как только он начинает шутить, отвечаю серьёзно. Это между прочим лучший метод держать его на привязи, потому что он  таким образом не понимает, что он для меня значит.  Что касается Б(рунса), своими закрученными фразами и своей сентиментальностью он меня немного цепляет, но он очень порядочный экземпляр, и я постараюсь ответить ему дружески, что значит, серьёзно, но не реагируя на его личные места." И добавляет:" Сразу же верни мне оба письма«

Лео получает это письмо в день своего рождения и приходит в ярость. Ему бы хотелось обычных поздравительных слов, а не такого «подарка».
В раздражённом состоянии он пишет Розе открытку и отправляет письма новых друзей не прочитанными. Ещё добавляет, что у него нет времени читать такие длинные письма.

В свою очередь это оскорбляет Розу. Она пытается объяснить, почему хотела, чтобы Лео прочёл их письма:

"Ты , кажется,  посчитал, что этим сделал хороший жест. А я тебе хочу объяснить, что это было по отношению ко мне грубостью, потому что если я хотела с тобой об этих письмах поговорить, если я , например, хотела иметь возможность с тобой позже лично об этих людях говорить, сообщить мои впечатления, ты бы не должен был отвечать как "благородный супруг" из романа, который  великодушно возвращает своей жене непрочитанными письма её воздыхателей, чтобы показать, насколько он выше понятий хорошо и плохо, а по-нашему честно и просто  сунуть нос в письма, внимательно их прочитать, поразмыслять и сообщить мне свои впечатления."

Всё бы хорошо, но этим её письмо не заканчивается, и новым абзацем она опять невольно подливает пищи в огонь ревности:

"Мне всё это пришло в голову, потому что я от них, особенно от Ш, каждый второй день получаю грандиозные письма, которые  во многих отношениях интересны. Но мне не с кем поделиться своими мыслями.
 Я только хочу тебе написать, каков этот немец. Б(рунс) написал мне сегодня, что он из-за своей жены завял, а если бы он находился под моим влиянием, из него что-нибудь бы да вышло. Это пишет почти сороколетний мужчина! Это же совсем другой тип, чем мы. А Ш в высшей степени духовен и образован, наша переписка протекает на таком уровне, который я установила: научно-салонной; мы пишем о Канте ( и других вещах, которые мы не читали, как ты, бандит, там заметил.)..."

Потом ещё добавляет,  что
"С Парвусом я наладила отношения лучшим образом: пишу для него заметки о Польше, Франции и Бельгии. От них за квартал у меня будет 30 марок, естественно, кроме гонорара... Парвус счастлив, он мне уже предлагает повесить на шею "кстати уж и Англию, и Италию, а также Турцию"".

Мало того, что редакторы в интеллектуальном отношении явно ближе Розе по уровню развития, чем Лео, но кроме того она становится независимой от него и в экономическом отношении. Как тут не загрустить? А Роза понимать это отказывается.