6.
На следующий день Кримхильда занялась организацией похорон Зигфрида, поразив всех своей расторопностью и деловитостью. Она заказала роскошный гроб, сделала огромное пожертвование собору, объявила, что раздаст имеющееся при ней золото Зигфрида за помин его души, и к ней полдня шли попы и монахи, обещавшие молиться за упокой и получавшие свою порцию золота. Собрав ксантенцев, Кримхильда со скорбным видом велела им не делать глупостей, а оплакивать Зигфрида вместе с ней. Она отстояла первую заупокойную мессу с поразительным самообладанием, только повисшие уголки губ и рассеянные, почти не мигающие, а порой вдруг начинающие бегать глаза выдавали её подавленное состояние. Священнослужители, щедро осыпанные дарами, пели прямо-таки с воодушевлением. Зигфрид лежал пока что в простом гробу, одетый в грубую полотняную рубаху.
Дождавшись конца богослужения, Кримхильда сказала, что останется в церкви на ночь, так как намерена три дня и три ночи, вплоть до похорон, бдить над телом Зигфрида, читая молитвы и обходясь без еды и питья. С ней должны были остаться лишь несколько монахов. Её благочестивое желание было одобрено, но что-то пошло не так, и под утро монахи буквально принесли Кримхильду в замок. Она бормотала что-то невнятное и бессмысленно вращала глазами. Гунтер перепугался.
- Бедняжка, она же с ума сойдёт от горя!
- Да мы сами чуть с ума не сошли, - по-простецки ухнул один из монахов и спешно перекрестился. - Там, великий государь, с покойником что-то не то.
Гунтер поспешил в собор. Едва войдя, он чуть не задохнулся - там столько накадили, что стоял туман.
- Не излишне ли ваше рвение, святые отцы? - он еле удерживался, чтоб не закашляться.
Из тумана возник сам архиепископ.
- Изгоняем силу нечистую, - произнёс он со слегка ошалевшим видом. - Сколько лет живу, а первый раз такое вижу, Господи Иисусе…
Гунтер приблизился к мёртвому Зигфриду и похолодел. Тление почти не бросалось в глаза, но роговая кожа героя будто обмякла и где сморщилась, где повисла складками, точно старая кожа змеи.
- Господи Боже, - пробормотал король.
- Что вы медлите? Несите святую воду! - покрикивал архиепископ на служителей.
- А до похорон ещё два дня! - ещё более ужаснулся Гунтер. - Делайте что угодно, но к погребению приведите его в человеческий вид.
Он осенил себя крестом, поспешно вернулся в замок, где в укромном месте поплевал через плечо, после чего отправился к Кримхильде. Она успокоилась и заснула, а мать и братья сидели рядом.
Гизельхер при виде Гунтера резко поднялся с гневным видом, Ута шикнула, чтоб не будили Кримхильду, и братья вышли вон.
- Знал бы я, что вы задумали…, - срывающимся голосом произнёс Гизельхер. - Вот для чего вы отговорили меня не ехать на охоту! Твердили, что я должен остаться охранять порядок и безопасность в замке, а я и поверил! Да я бы…
- Гизельхер, ты не с луны упал? - оборвал его Гернот. - Не знаешь, что в последнее время происходило в Вормсе?
- Но сестра!!
- Не кричи так.
- Я всё понимаю, - тише, но так же сердито произнёс Гизельхер. - Но она…. она же теперь страдает!
- Гизельхер, тебе сколько лет? - бросил Гернот. - Сядь сначала и подумай хорошенько, почему так случилось, прежде чем испускать безумные вопли.
Гизельхер яростно сверкнул глазами и вернулся в покои Кримхильды. Гунтер нашёл, что Гернот был к нему чересчур суров.
- Он так её любит, бедняжку. А мы…
- Не заводи опять эту песню, Гунтер. Так что там в церкви случилось?...
Весть о гибели Зигфрида разошлась по городу, вызвав немалый женский плач и стон; мужики восприняли новость более сдержанно, найдя что обсудить за кружкой пива. В замке плакало немало дам; сторонники Зигфрида выдавали себя обескураженным видом, но ничего предпринимать, похоже, не думали. Замковая охрана была усилена, но это казалось явно лишним. Ксантенские воины бродили как потерянные, что Хаген не мог не прокомментировать - «остались аки стадо без пастыря»; зигфридовы шпильманы порой сбивались в кучу и уныло, угасшими голосами заводили что-то о том, что «Зигфрид в тебе и во мне».
Кримхильда два дня не выходила из комнаты, попросив уйти даже мать и Гизельхера. Только в день похорон Зигфрида она наконец прекратила своё затворничество, собрала своих дам и ксантенцев и пошла к собору.
Туда же должен был отправиться и бургундский двор. Гунтер зашёл к Брюнхильде и сообщил, что им пора.
- Я не стану оказывать ему почестей, - спокойно заявила Брюнхильда.
- Послушай, никто не требует от тебя его оплакивать. Явись просто ради приличия.
- Ради приличия там собирается достаточно людей, - холодно сказала она. - Я же после того, что он мне сделал, не появлюсь на его погребении даже для виду.
Её тон был столь бесстрастно неумолим, что Гунтер больше не пытался её убедить.
Колокола звонили вовсю. Кримхильда шла босиком, в голос рыдая и громко призывая Зигфрида; она то и дело запрокидывала голову и хваталась за грудь. Синяк она замазала белилами, но слёзы всё смыли и только добавили разводов по лицу, отчего её вид стал ещё более несчастным. Пару раз она замирала и со стоном опускалась на руки своих дам; тогда процессия останавливалась, Кримхильду обрызгивали водой, и она, продолжая громко рыдать, шла дальше. Дамы невольно плакали вместе с ней, но и воины были поражены таким огромным горем и шли притихнув, будто чего-то натворили.
Бургунды двигались к собору отдельно. В свите находился Хаген. Он выглядел собранным и решительным и был едва ли не единственным, кто даже не смотрел в сторону Кримхильды.
Шпильман Фолькер, неучтиво проскользнув меж придворными, приблизился к нему.
- Хаген, друг мой, - взволнованно заговорил он. - Тебе нельзя здесь находиться. Это опасно.
- Моим людям ничего не угрожает.
- А тебе самому? Ты посмотри на неё, - он указал на Кримхильду. - Она же тут страдания богоматери решила разыграть! Поверь мне, Хаген, я знаю, чем такие вещи кончаются. Лучше уйди.
- Прятаться я не буду, - гордо и злобно ответил Хаген.
- Тебя же растерзают! - в голосе Фолькера прорезалось отчаяние.
- Кто? - грубо ответил Хаген и, не глядя на Фолькера, положил руку ему на плечо. - Хватит паниковать. Мы не в Ксантене.
- Да уж не знаю…, - уронил Фолькер, покосившись на Кримхильду.
- А если что, то двум смертям не бывать, - процедил Хаген, мрачно блеснув глазом.
Фолькер резко выдохнул.
- Я буду с тобой, Хаген, и разделю твою судьбу, какой бы она ни была, - твёрдо сказал он.
Хаген бросил на него быстрый взгляд, полный удивления, сменившегося на благодарность, и пожал ему руку.
Тем временем обе процессии входили в церковь. Хаген остался у входа, и его мрачное лицо смягчилось, когда он увидел, что Фолькер встал по другую сторону дверей. Шпильман заметил его взгляд и нахально улыбнулся.
Зигфрид лежал уже в золочёном гробу, накрытый дорогой тканью и заваленный со всех сторон цветами. Над его лицом, очевидно, хорошо поработали, расправив и нарумянив и так же плотно обложив цветами. Кримхильда при виде его первым делом громко закричала, схватившись одной рукой за сердце, другой за откинутый лоб, и снова упала на руки служанок. Её опять побрызгали и подвели поближе. Звучала неизвестно какая по счёту заупокойная месса. Кримхильда, мученически возведя глаза, держала ладони на груди и заливалась слезами. Как только стихло последнее «аминь», она опустила руки и вдруг громко произнесла, придав голосу неожиданную торжественность:
- Господа, вы знаете, что славный король Зигфрид был непобедим. Он никем не мог быть сражён в бою, потому что никто не был ему равен. Он был убит подло, ударом в спину, и коварный убийца величайшего из героев находится среди нас. Он не постыдился следовать за нами. Но я не вижу его сейчас здесь, под сводами храма. Не потому ли, что никогда ещё нога этого нечестивца не переступала порог церкви?
Воцарилась гробовая тишина. Кримхильда повысила голос, воззвав со всем мыслимым пафосом:
- Войди же, нехристь! Пусть убитый изобличит тебя или оправдает! Слышишь? Я обращаюсь к тебе, Хаген фон Тронег!
Хаген всё слышал. Подавив усмешку, он стал у порога церкви, но внутрь не вошёл.
- Войди же! - вскричала нетерпеливо Кримхильда. - Войди и приблизься к телу, чтобы все видели…, - в возбуждении она сама подбежала вплотную к гробу и вдруг побледнела, захватала ртом воздух, завопила и упала в обморок.
Из-под цветов, покрывавших покойника, показалась кровь.
- Что там? Что это? - испуганно заохали в толпе.
- Что это? - бормотала очнувшаяся Кримхильда, не в силах подняться с пола.
- Не пугайтесь, госпожа, - громко произнёс служка, возившийся возле тела. - Успокойтесь, это не чудо, а чей-то недобрый замысел! Кто-то подложил в гроб пузырь с кровью, - он поднял и показал всем кровавый ошмёток, извлечённый из-под цветов.
Кримхильда сглотнула, губы сжались в линию. Она поднялась, пыхтя, будто в гневе.
- Нет! Это было чудо! Чудо! - визгливо выпалила она. - СтОило только убийце появиться у порога, как рана открылась! Да!
- К чему вам такие ухищрения, королева? - раздался властный голос Хагена. - Да, это я его убил, - и не успела толпа ахнуть, как он добавил: - Есть ли здесь хоть один человек, который не знает, почему я это сделал? Я готов дать ответ.
Кримхильда оцепенела. Присутствующие молчали, пока Хаген с вызовом оглядывал их всех.
- Вижу, мои слова будут излишни, - произнёс Хаген и ушёл за двери.
Кримхильда беспомощно смотрела ему вслед и вдруг, всхлипнув, зашлась в истошном вопле:
- Убийцаубийцаубийцаубийца!!!!!!
Этот крик словно подстегнул ксантенских воинов; они потолклись прочь из церкви, похватав оставленное у входа оружие. Бургунды бросились вслед, и у порога собора мигом образовались две враждебные группы.
- Остановитесь! - выбежала Кримхильда. - Стойте!
Она развернулась к ксантенцам, воздев руки вверх и тяжело дыша.
- Вы разум потеряли? Посмотрите - сколько вормсцев и сколько вас! Опустите оружие! Слышите?
Ксантенцы недоумённо переминались.
- Но, госпожа…, - неуверенно произнёс один из них.
Кримхильда, похоже, сама была поражена собственным повелительным тоном. Замерев в той же позе, со смятением на лице, она произнесла дрожащим голосом:
- Я вам… запрещаю. Ради меня… во имя Зигфрида оставьте свои помыслы. Сложите оружие и не смейте браться за него.
Ксантенцы смотрели то на неё, то на выстроившихся бургундов: Хаген в центре, по одну сторону Фолькер, по другую Данкварт, и множество людей за ними, тесно стоявших, готовых, казалось, даже на смерть. Ксантенцы понурились и поплелись назад в церковь, с ними вошла Кримхильда. Хаген, приподняв бровь, наблюдал эту ретираду. Фолькер едва верил собственным глазам.
Бургунды тоже вернулись в собор. Пора было наконец захоронить покойника. Гроб закрыли, и пока несли его к месту погребения, Кримхильда ещё пару раз повисала на руках своих дам, продолжив лить слёзы. Когда гроб уже опускали в нишу, она вдруг застонала и попросила открыть крышку, чтобы последний раз взглянуть на своего любимого мужа. Её просьбе повиновались. Кримхильда подошла к гробу и приподняла голову Зигфрида, чтобы поцеловать его, но после этого вдруг охнула и неловко, без прежней живописности, свалилась без чувств.
Гроб поспешно заколотили и опустили. Кримхильду пришлось уже не обрызгивать, а отливать водой, но встать она уже не смогла, и её вынесли из церкви; за оградой её стошнило, и она слабым голосом попросила отнести её в замок, в её покои.
Все прочие стали расходиться. Хаген хлопнул Фолькера по спине:
- Вот и пережили эти страсти.
- Слава Богу, - вздохнул с облегчением Фолькер. - Ты всё-таки прав: здесь не Ксантен. Сколько сразу встало за тебя! «Там, где не зная страха, стоит за друга друг…»
- Что я тебе и говорил. Здесь никаких этих, как ты это назвал, страстей богоматери никто и не видел никогда, а бог-весть-какие-лучезарные герои из дикого леса - что они тут для кого?
Они обняли друг друга за плечи и медленно двинулись по улице.
- Ты, кстати, не заметил, - сказал Хаген, - что его людей как-то меньше стало?
- Заметил. И куда они делись?
- Вестей с границы я пока не получал. Конечно, рано ещё… Но подозреваю, друг Фолькер, что с предосторожностями я на этот раз слегка перестарался.
***
После похорон всё как-то быстро успокоилось. Женский плач в городе прекратился, похабные шуточки про короля и королеву сами собой сошли на нет, и Гунтер, без страха проезжая по улице и видя прежнее почтение, удивлялся, что ему самому для этого почти ничего не пришлось делать. Ксантенцев стало ещё меньше; они бродили по Вормсу как неприкаянные, пока не решили наконец вернуться домой и обратились к Кримхильде. Она отпустила их, но сама ехать отказалась.
- Я останусь здесь, где погребён мой Зигфрид. К тому же здесь вся моя родня, а в Ксантене я буду всем чужая. Дорогой маркграф, ты тоже оставайся, ведь здесь твоя родина, - обратилась она к маркграфу Эккеварту, приехавшему в Вормс вместе с ней.
Ксантенцы уговаривали её уехать, напоминали о сыне, но она не дала себя уломать, и они, тоскливо пообещав ей напоследок, что все увидят, как Зигфрид был всеми любим, отправились в путь без неё и даже стерпели присутствие Гернота, сопровождавшего их до границы.
Гернот не поленился разыскать людей Хагена и узнал от них, что до сих пор ни один ксантенский воин не пересекал границу со стороны Бургундии. Когда удивлённый Гернот рассказал об этом Хагену, тот усмехнулся и сказал, что Зигфрид, очевидно, своей смертью страшно разочаровал многих своих поклонников, привыкших смотреть на него как на высшее существо.
Решение Кримхильды остаться хоть и обрадовало, но и сильно удивило королеву Уту.
- Твой сын ещё мал, - говорила она, - ты правила бы от его имени!
- Знаю, - раздражённо отвечала Кримхильда. - Но не хочу. Зачем мне власть без моего Зигфрида?
- Но твой сын!
- О нём есть кому позаботиться.
- Но тебя он не волнует?! - поражалась Ута. - Ты сможешь жить постоянно вдали от него, не зная, как он растёт...?
Кримхильда тут же заливалась слезами.
- Никто мне без Зигфрида не нужен! Никто! Никто! Был бы милый рядом и всё! Зигфрид! Зигфрид!
Она поднимала крик и стон, и Ута ошеломлённо смолкала.
- Я перестала понимать собственную дочь, - пожаловалась королева-мать Гизельхеру. - Да, ей сейчас нелегко. Но что она порой начинает нести…
- У неё слишком великое горе, - сочувственно произнёс Гизельхер.
- Да мне, сынок, с самого её приезда кажется, что с ней что-то не то, - Ута утёрла случайную слезу. - Как будто это и не она больше. Господи, помилуй нас грешных!
Кримхильда поначалу высказала пожелание уйти в монастырь, но, видя множество жалеющих взглядов в свой адрес, передумала. Она распорядилась построить ей дом рядом с собором, чтобы жить отдельно со своей прислугой и маркграфом Эккевартом и при этом быть всегда рядом с местом погребения Зигфрида. Она любила выходить и смотреть, как строится дом; её замечали, и слёзы у неё начинали течь как по команде.
Кримхильду навещал Гизельхер, жалевший её больше других; когда он появлялся, с неизменно сострадательным лицом, Кримхильда невольно начинала плакать. Он всячески старался её утешить. Как-то они гуляли вместе в саду, и Гизельхер спросил, кто же будет регентом в Ксантене.
- Не знаю. Мне всё равно, - ответила она таким тоном, что сомневаться не приходилось - ей действительно всё равно.
- А твой сын?
- Тебе мать, что ли, вопросы передаёт? - недовольно произнесла Кримхильда и вздохнула: - Пойми, Гизельхер, нельзя мне в Ксантен. Даже если бы я вдруг захотела - всё равно нельзя.
- Но почему?
- Зигфрид там всё равно что бог, - сказала она потускневшим, словно постаревшим голосом. - Если я, уехав с ним, вернусь без него, мне не простят, что я не уберегла такого великого героя. Да ещё именно я тот скандал устроила… Нет, нельзя мне туда, - она вздохнула. - Не растерзают, конечно, но и жизни не дадут.
Гизельхер слушал её с удивлением.
- Я был уверен, что ты счастлива, Кримхильда.
- Я и была счастлива, - ответила она так же без энтузиазма. - Ведь меня взял в жёны такой человек, как Зигфрид. Столь возвышенный герой не стал бы жениться на никчёмной женщине, верно?
- Ты и так не никчёмна, сестра: знатна, красива…
- Ты всё мне льстишь, Гизельхер. То, о чём ты говоришь - чепуха. А вот быть женой светлейшего в мире героя - это другое дело. Это великая милость.
Гизельхер впал в недоумение. Кримхильда посмотрела на него и тихо засмеялась.
- Как мне было не остаться? Здесь мои родные… Здесь всё родное… Здесь меня есть кому пожалеть.
Она прильнула к плечу Гизельхера, заглядывая ему в глаза.
- Как странно… Когда-то ты был совсем малышом, а я качала твою колыбель и была так горда, будто была тебе мамой… А теперь ты сильный мужчина, а я… точно брошенная маленькая девочка, - она произнесла последние слова трогательно-беспомощным тоном и уткнулась брату в грудь. Он гладил её по голове и плечам и говорил что-то ласковое. Плакать на его груди было сладко, и Кримхильда не сразу смогла от него оторваться.
- Только одно тревожит меня, Гизельхер, - сказала она, позволив ему усадить её на скамью. - Если я ещё увижу Хагена, я умру от горя.
- Я не позволю ему даже попадаться на твоём пути, - заявил Гизельхер.
- Вот и хорошо, - Кримхильда обмахивалась рукой. - А когда мой дом будет готов, я вряд ли даже случайно смогу его встретить… Какой ты заботливый, Гизельхер, - она мило улыбнулась ему.
- С тобою Гернот хочет встретиться, - сказал Гизельхер будто невзначай, и Кримхильда перестала улыбаться.
- Гернот? Зачем бы вдруг?
- Ему тоже жаль тебя, сестра.
- Если бы меня здесь жалели…, - начала было она, но плакать ей уже надоело, и она сменила тон: - Гернот, говоришь? Из всех братьев он всегда был меньше всех мне близок. Но, может, всё переменилось…
Она задумалась. Гизельхер выжидал, пока она не сказала:
- Передай ему, что я буду рада его видеть.
Гернот навестил её в покоях. Столь сочувственного, как у Гизельхера, лица от него было не дождаться, но при входе он сказал:
- Очень жаль, что тебе пришлось вынести столь большое горе.
- Ах, Гернот, - Кримхильда упала ему на грудь.
Он обнял её и заговорил, что мертвеца не вернуть, и советовал вспомнить, что она королева. Плакать на его груди было не столь сладко, и Кримхильда быстро успокоилась.
- Зачем ты ко мне, Гернот? - печально спросила она. - Я предаюсь здесь скорби…
- Нельзя живым вечно плакать по мёртвым, - изрёк Гернот. - Я пришёл сказать, что Гунтер хочет примирения с тобой.
- Нет, никогда! - выпалила Кримхильда. - Это он всё допустил… Оставь, Гернот. Ты пришёл меня мучить!
- Раз ты предпочла остаться в Бургундии, Кримхильда, то тебе нет смысла питать к нему вражду. Иначе, я думаю, ты не пожелала бы жить с роднёй, да ещё ценой отказа от регентства.
Кримхильда уже жалела, что согласилась принять Гернота.
- Я осталась ради Зигфрида, над гробом которого хочу угаснуть, - простонала она. - Но не ради того, чтобы ты… мой родной брат… мучил бедную, несчастную вдову…
- Не лучшая идея - приносить себя в жертву мёртвому, - заявил Гернот. - Ты же теперь мало того что свободна, но ещё и совсем не бедна.
Кримхильда развернулась к нему с непонимающим взглядом.
- Я про золотой клад Зигфрида, - пояснил Гернот. - Разве не ты наследница?
- Я…, - пролепетала Кримхильда. - Но я даже не…
В волнении она поднялась и стала ходить по комнате.
- Это не простое золото. Взгляд Зигфрида на нём почивал. В нём сохранена часть его силы… Конечно, оно моё, Господи!
- Почему же оно до сих пор в Ксантене? - улыбнулся Гернот.
- Я и не думала… Ай, Гернот, какой ты умный! - она чуть снова не бросилась ему на грудь. - Я напишу письмо в Ксантен. С этим золотом ко мне вернётся часть моего Зигфрида…
- Ты уверена, что они легко расстанутся с ним?
- Я буду заклинать их именем Зигфрида, и они послушаются. Как же ты умеешь утешить, Гернот, - она прильнула к его плечу.
- А что мне сказать Гунтеру?
- Гунтеру? Да ладно… Всё равно мне жить здесь…, - она вздохнула. - Передай, что я сама к нему приду, и мы помиримся.
К встрече с Гунтером Кримхильда готовилась серьёзно, принимая перед зеркалом сурово-обвинительный вид до тех пор, пока ей не показалось, что лицо её сделалось достаточно грозным. Однако когда она вошла в зал, а Гунтер шагнул ей навстречу с таким выражением лица, будто она умирала от неизлечимой болезни, все её усилия пошли прахом: она заплакала и упала ему на грудь. Он гладил её, говорил какие-то глупые жалобные слова, целовал её и сам прослезился. Плакать на его груди было так сладко, что, оторвавшись от него, Кримхильда уже улыбалась блаженной улыбкой.
- Как я рада, что наконец мы все вместе, - произнесла растроганная Ута, которая тоже была здесь.
- А я-то как рада, - вырвалось у Кримхильды.
Все заулыбались, будто что-то давящее наконец покинуло эти стены. Кримхильда вдруг вздрогнула.
- А где твоя жена, Гунтер?
- Ей нездоровится сегодня.
- Её мучит совесть, - заявила Кримхильда.
- Совсем не похоже на то, - возразил Гунтер.
- Уж поверь мне, совесть её грызёт, - Кримхильда подняла голову. - Так её Бог наказывает за то, что из-за неё погиб такой лучезарный герой!
Всем снова стало неловко.
- А где Хаген? - Кримхильду как понесло.
- Я же обещал тебе, что он даже на пути твоём не встретится, чтобы не пришлось тебе умереть от горя, - сказал Гизельхер.
Кримхильда с досадой прикусила губу - как можно было понять её слова настолько буквально! По счастью, вмешалась Ута:
- Надеюсь, мы сегодня пообедаем все вместе?
- Я был бы очень рад, - произнёс Гунтер. - Как ты, сестра?
- А что, пообедаем, - протянула Кримхильда. - Соберёмся вместе. Я же дома… Дома!
Эта мысль, казалось, поразила её. Она ещё раз переобнималась со всеми, всех расцеловала, и обеденная трапеза прошла в такой лёгкой атмосфере, будто в Вормс на миг вернулось давнее, уже наполовину забытое прошлое - то, каким рисуется оно в счастливых воспоминаниях.
Ближе к вечеру Кримхильда надиктовала письмо в Ксантен, а потом, пораздумав, и записку для Хагена, которую послала ему со служанкой. Уже темнело, когда Кримхильда осторожно вышла в сад, держа руки под плащом. Хаген уже ждал её, стоя возле той скамьи, где она сидела с Гизельхером. Кримхильда вгляделась в его лицо и не заметила ни капли сожаления - один интерес: мол, зачем это я мог понадобиться?
Кримхильду тут же затрясло.
- Ты… Убийца моего Зигфрида…
- Мне это известно, королева.
- Ты это сделал не из-за меня, - выдавила она.
- Разумеется, нет.
Слёзы брызнули из глаз Кримхильды.
- Как только рука у тебя поднялась… На такого…. как ты мог, предатель….
- Простите, королева, - оборвал её Хаген. - Но обвинений в предательстве я не стерплю. Кто он мне, чтобы считать меня предателем? Друг? Родственник? Или он мой король и я присягал ему на верность?
- Какая разница! - отчаянно воскликнула Кримхильда. - Он светлейший в мире герой, уже за это надо быть ему преданным! Весь мир должен был склониться перед его светом! Только твоя адская гордыня…
- Если вы вызвали меня для пустых речей, королева, то вы зря теряете время, - устало сказал Хаген. - Позвольте откланяться.
Он двинулся прочь.
- Стой! - метнулась к нему Кримхильда. - Стой, я должна… кое-что тебе отдать.
Она вынула руки из-под плаща, и Хаген увидел, что она держит серебряный пояс и кольцо.
- Когда соберёшься пойти к ней… своей хозяйке, - с усилием произнесла Кримхильда. - Отдай это ей. Я не хочу больше, чтобы эти вещи находились у меня.
Хаген, чуть помедлив, протянул руку, чтобы забрать пояс и кольцо, но тут Кримхильда швырнула их оземь и бегом побежала прочь. Хаген поднял их, поближе рассмотрел пояс; его взгляд стал печален. Он погладил пальцем один из камней на поясе и медленно удалился.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/28/836