Александр Гусев трудился на предприятии
в должности художника-оформителя. Там ему выделили светлую студию и снабжали всем необходимым в соответствии с его заявками.
Непьющиий, в отличие от многих собратьев-творцов, неконфликтный Гусев пользовался всеобщим уважением и симпатией.
Дома у него тоже было все в порядке.
Он женился на однокласснице, они понимали друг друга не то, что с полуслова, а вообще без слов. Дочь-подросток папу обожала, училась нормально, нервы подростковыми проблемами и вывертами не трепала.
Кроме оформительской работы Гусев писал маслом пейзажи, портреты и натюрморты.
Жене, дочке и заводской общественности они нравилось. Его работы украшали столовую, красный уголок, медпункт и ведомственный детский садик.
Но на выставках, в которых Гусев
регулярно участвовал, его работы не
замечались. Критика молчала - о нем
даже не упоминали в публикуемых о
выставке материалах.
Гусев очень страдал. Страдал молча.
Жена, конечно, все видела и понимала,
дочка папиных состояний не замечала.
Работы его, и он это знал, были хороши, но безлики, стандартны... Они не цепляли публику чем-то особым, в них отсутствовал вызов, эпатаж, индивидуальность, заявка о себе - таком новом, оригинальном, небывалом, загадочном...
Блеклым прохладным воскресеньем в конце лета вся семья пила чай с кексом на кухне. Молчали. Гусев переживал по поводу недавней выставки. В окно пятого этажа смотрела усталая зелень листвы, уже завершающей свой годовой цикл, доносились привычные звуки со двора...
Гусев думал о своей серости и банальности.
Жена читала, как всегда, в его душе, сопереживала и, желая помочь,
неожиданно даже для себя сказала:
- Саша! Ты хороший художник, просто ты не выдерживаеь конкуренции ни с фотографией,
ни с коллегами, которые умеют себя подать
и раскрутить. Ну зачем ты рисуешь натюрморт
со свеклой...
- Таня! У свеклы такой богатый пурпурный
цвет, и в ботве эти пурпурные прожилки...
- Да кто бы спорил! Только на эту красоту кроме тебя так остро никто не реагирует. Или те же три березки на пригорке. Их уже триста тридцать три раза все писали, твоих только для полного комплекта нехватало...
- Но я хотел передать простор,
чувство свободы, радость...
- А почему бы тебе не изобразить
абстракцию, попытавшись передать
чувства свободы и радости?
Гусев сначала задумался, потом
решился, а потом и изобразил.
Ему самому понравилось.
Помогла его врожденная музыкальность, хорошее чувство ритма и та раскованность
и безответственнось, с которой он работал.
Гусев принес композицию
домой показать семье.
Таня, не готовая к такому повороту в творчестве мужа, пока молчала, а дочка пришла в восторг:
- Папка! Супер! Какие классные обои были бы!
- А что! И правда! -
согласилась с дочкой жена.
В их городе на заводе пластмасс делали моющиеся обои.
- Давай, отнеси, может им пригодится!
- Правда, папа, они тебе еще и денег заплатят!
Гусев не оскорбился и на домашних не обиделся: он так несерьезно отнесся к этой
своей работе, что смеялся вместе с ними.
А работу на комбинбат отнес.
Ее приняли, Гусев получил гонорар.
Узор запустили в производство. Обои с этим орнаментом раскупили вмиг. Комбинат теперь постоянно заказывал ему эскизы обоев. И все
его работы имели такой успех, что в рекламе
стали сообщать:
"Авторский дизайн художника А.Гусева".
Обои выпускались небольшими сериями и стоили дорого.
Материальное положение семьи настолько возрасло, что они купили иномарку и отпуск стали проводить в Турции.
- Не знаешь, где найдешь, где потеряешь! -
сказала Таня подружке, отвечая на вопрос, откуда такое благополучие свалилось.