Труженикам села - хлеборобам, посвящаю...
Уборка урожая – это особый период в жизни деревни. Это период, от которого отсчитывают и до которого считают. Это период ожидания сытого года или приспосабливания к тому, что есть в ларях. Уборка – это венец крестьянского труда. Эту пору ещё называют поэтически – страда. Но мне милее – уборка. Страда - унылое слово, а уборка произносится сильно. Поистине от этого слова и пришла поговорка – «День год кормит». Что уберёшь, то и съешь. А от страданий толку мало. Хлеб убирают, а не страдают о нём. Хорошо потрудился – хороший хлеб будет, дурака повалял – пострадаешь на славу от зависти к другим.
Уборка начиналась всегда неожиданно. Её вроде ждут, и всё равно первая машина с хлебом приезжает в деревню неожиданно. Деревня на какое-то время замирала со своими делами, давая приоритет уборке войти в ритм работы. Это время можно выразить так:
Хлебом пахнут поля,
Запах хлебный в деревню заносит.
И рокочет комбайн, мякиной пыля,
Пшеницу он первую косит.
Механизаторы были на особом положении. Уборочная техника ремонтировалась всё лето. Упаси Бог, если у кого не готово. На весь год позора хватит.
Сразу после войны, где-то года 2-3 ещё вручную убирали. На коровах возили обмолоченную пшеницу на ток, где её лопатами целыми днями перебрасывали с места на место – сушили. Этот процесс так и назывался – «лопатить». Лошадей мало было, а на элеватор, который от деревни находился за 47 км. возили на конях. Кормили коней хорошо и мало задействовали на других работах. Нагрузят на телеги по 3-4 центнера пшеницы в мешках, и в путь.
Потом в колхозы начнут поступать комбайны. Они назывались «Сталинец». Выпуск их начался ещё до войны, но массового производства этих машин налажено не было. Однако большая часть работ на этом комбайне всё равно требовала человеческих рук. Валок переворачивать, солому копнить, за пшеницей в бункере доглядывать, мешки с мостика подавать комбайн не мог. Эти работы выполняли всегда женщины. Я так и не смог понять смысла использования женщин на этом каторжном труде. Толи после войны мужиков мало было, но ведь и до войны также было. Это же какой силой надо было обладать, чтобы весь день на копнителе с вилами отмахать?
Мне рассказывала тетя, как они работали прицепщиками во время пахоты. Время работы равнялось 11-12 часам. Прицепщик всё это время сидел на специальном железном сидении, прикреплённом к корпусу плуга, и следил во время пахоты за глубиной вспашки. Ветер, пыль, снег, холод или жара в расчёт совершенно не принимались. На мой вопрос тети о том, что мылись ли они после работы, она отвечала, что мылись в субботу в бане. Когда говорят, что после войны русские женщины стали похожи на мужиков в физическом плане я этому верю. Потому что сам жил среди этих великих тружениц. И тем более обидно, что женщине-крестьянке нигде в нашей стране нет памятника.
Лет через 8-10 после войны матерей своих на тракторах да комбайнах сменят их дети. Они подрастут и станут мужиками. А женщин не освободят от уборки. Они по-прежнему будут играть одну из главных ролей. На току, куда свозили хлеб, они плицами да лопатами ежедневно будут ворошить его, не давая «загореть». «Подсушенный хлеб» на конных бричках свозили под ригу на хранение. Какую-то часть урожая грузили на полуторки, которые теперь вывозили хлеб на элеватор в Овчинниково. Потом появятся самопогрузчики, но и в этом случае без женских рук не обошлись. К погрузчику надо было с боков транспортира подгребать пшеницу, которая оставалась не захваченная лентой.
Если бы в тот период времени армия не оказывала помощь селу, не видать бы нам хлеба. Своими силами она никогда бы не справилась. Тогда разумно поступало правительство СССР, направляя военнослужащих с автомобилями на уборку урожая. Очень хорошо помню это время. У нас размещался, примерно, взвод солдат с 20-25 машинами. Дислоцировались они за деревней. Место, как правило, возвышенное и сухое. Окапывали канавой участок и внутри него устанавливали палатки.
В 2012 году я нашёл это место. Там до сих пор осталась канава. Мы ходили к солдатам, приносили им молоко, сало, семечки, яйца. Всё это делалось ради одного, чтобы они нас катали на машинах, когда возят пшеницу от комбайнов. Их ругали за это командиры, но они возили нас. Видимо, это происходило потому, что у них у самих остались на родине дети. Дело в том, что солдаты были не срочной службы, а призванные из запаса. Это были мужики лет по 30-35.
Отсутствие мощной техники не позволяло убирать урожай быстро. У нас в селе только в 1963 году появился первый самоходный комбайн СК-3. Работать на нём поручили Лебедеву Владимиру, как лучшему механизатору. Отец у него погиб на войне.
Со средины 60-х годов на технику сели наши деревенские ребята. Я анализировал их жизненный путь и пришёл к выводу, что судьба у них у всех одинакова похожа. У Харламова Ивана отец погиб на фронте. Шестеро ребятишек на руках у матери осталось. У Зюсько Александра отец в 1941 г. был репрессирован на 10 лет, да тае и сгинул в лагерях. Некрасов Анатолий потерял отца в 1937 г. Расстреляли его под Новосибирском. У Матюхина Григория отец по навету по этапу пошёл. 5 лет на поселении под Томском пробыл. В конце войны пришёл к семье, пожил немного и умер от простуд. Голубев Иван с детским домом был эвакуирован в нашу местность из Белоруссии. Здесь женился и остался навсегда. Так что рано пришлось ребятам стать мужиками.
В 70-х годах появилась мощная техника. И в первую очередь это трактор «Кировец» или К-700. Задуманный как тягач для ракетных установок, он не прошёл государственных испытаний и был отдан в сельское хозяйство. Этому трактору не было равных на вспашке полей, расчистку дорог от снега, транспортировке сена, соломы с полей в зимний период, на заготовке леса этот трактор был наипервейший. Одно плохо: трактор много потреблял топлива. Однако кто в то время на это обращал внимания. По расходу топлива и электроэнергии у нас в стране судили о результатах работы. Так что жгли, не жалели.
Но моё повествование не о трудностях уборки, а о самом, казалось бы, не героическом участке этого периода. Я много искал в литературе описаний о том, как и где люди проводили отдых, питались, слушали радио, читали газеты во время уборки. Работа работой, но был же и отдых. Едва зацепился в «Поднятой целине» у М. Шолохова, но там – эпизод. Теперь-то уже навсегда вышло из лексикона слово «кульстан». Полное его произношение – культурный стан. И пришло оно из далёких времён после гражданской войны. Так обозначались места, где проводились мероприятия, связанные с понятием привития культуры населению страны в период ликвидации неграмотности. Ещё были «культурный аймак», «культурная изба». Это потом, позднее они будут называться клубами, избами читальнями.
На долгое время слово «Кульстан» задержалось в обиходе сельских жителей. И означало оно одно - место, где был центр событий по уборке урожая.
Место это выглядело так. Ровная, хорошо утрамбованная, расчищенная от травы и других посторонних предметов площадка. Размерами она могла быть 80x80 м. Но особых мерок не было. Обязательным условием была возвышенность.
Всеми делами управлял заведующий, но не кульстаном, а током. Поэтому, Кульстан – это всё, что входило в территорию, а ток – это производственная часть Кульстана. В состав Кульстана входи:
-мехток, где происходили все манипуляции с зерном при подготовке её к засыпке на хранение или к перевозке на элеваторы;
-вагончики, где механизаторы и другие работники отдыхали. Для мужчин и женщин они были разные;
-столовая, где готовилась пища, и где кормили механизаторов и всех рабочих;
-место стоянки техники;
-радио – висело или стояло под навесом в столовой;
-общий умывальник.
Можно сказать и так, что Кульстан – это культурно-производственное место села в период уборки урожая. В середине 60-х годов сюда стали привозить кинофильмы, также сюда приезжали местные «артисты» - клубная художественная самодеятельность.
Кормили механизаторов очень хорошо и бесплатно. Мясо, мёд, сметана, творог, молоко – всё это в изобилии отпускалось в столовую со склада колхоза. Особенно радовались такой еде студенты, которых всегда много приезжало на уборку урожая.
Потом из Кульстана убрали вагончики и вместо них построили дом. С этого времени слово кульстан стало выпадать из лексикона деревенских жителей. Вместо него стали говорить «дом». Там всё сохранилось по-прежнему, но без слова «кульстаны». По привычке ещё какое-то время ещё будут говорить, но забудут. Деревенская молодёжь так и будет говорить: «Айдате в Дом на танцы». И за три километра с гармошкой идут.
Однако в середине 70-х годов прошлого века кульстаны повсеместно стали убирать. Вызвано это было тем, что производственную площадку начнут оснащать мощной очистительной техникой, а для хранения зерна построят кирпичные склады. На старые кульстаны шла однофазная электролиния, а теперь нужно было подключаться к трёхфазной. В деревне подводка трёхфазного тока была.
Рядом с током построили столовую, провели в неё воду. Для командированных рабочих построили баню. И теперь уже не надо было механизаторам месяц жить вдали от дома. Более производительная техника позволила организовать работу по световому дню. Та изнурительная, тяжелейшая работа канула. Теперь на новом току можно было увидеть только одну женщину – весовщицу. Зерно отвозили большегрузные КамАЗы. И тогда казалось, что вот он момент удачи русского крестьянина – заменила его техника на уборке урожая!
Но нет. 90-е года всё это уничтожили. А мне вдруг захотелось назло этим лиходеям вернуть то время. И не хвалиться я хочу, а гордиться, что стал свидетелем того прекрасного времени.
За последние 25 лет не появилось ни одного стихотворения, где бы был славен труд хлебороба. А я вот вспомнил поэта Геннадия Панова, который писал о моём земляке, Герое Социалистического Труда, механизатору совхоза «Чумышский» Кытмановского района Алтайского края Михаиле Голикове:
Московский Кремль. Георгиевский зал.
Сюда страна по праву приглашает
Творцов плотин, ракет и урожаев –
Кого народ достойными назвал.
А потому я не тоскую о том, что это было, а благодарю и славлю тех, кто был, вспоминая слова поэта.