Дотошные историки подсчитали: третий имам Дагестана и
Чечни Шамиль сражался во главе воинственных горцев 24 года 11
месяцев и 7 дней. За это время на Кавказе сменилось шесть
главнокомандующих русскими войсками (в разные времена эта
должность называлось по-разному). И каждый из них, как можно
предположить, верил в то, что именно ему удастся сломить
сопротивление мятежных народов, пленить или уничтожить их
вождя и наконец-то поставить победную точку в «бесконечной
войне».
Судьбе было угодно, чтобы эта честь выпала на долю князя
Александра Ивановича Барятинского. И тут трудно не заметить
иронии Фортуны, сделавшей столь странный выбор. Ибо в то
время, когда Шамиль, как общепризнанный лидер горцев, был
избран имамом вместо убитого заговорщиками Гамзат-Бека,
молодой князь только-только окончил юнкерскую школу, где все
годы учебы показывал весьма «слабые успехи в науках». Зато в
дополнение к скромным эполетам корнета вынес из альма-матер
громкую славу проказника, о чьих похождениях на все лады
судачили в столичных салонах.
ПЕРВЫЙ ЖЕНИХ СТОЛИЦЫ
Будучи сыном оставившего службу тайного советника Ивана Ивановича Барятинского, Александр рос в обстановке невиданной роскоши. Дворец в родовом имении Ивановское Курской губернии, где он появился на свет, состоял из 180 (!) комнат. Они были заполнены скульптурами и картинами старинных мастеров, изысканными образцами мебели, доставленными из лучших магазинов европейских стран. Кроме нескольких имений и 35 тысяч крепостных душ, Барятинским принадлежали обширные земельные наделы.
Среди знакомых князь Иван слыл либералом, любителем искусств и талантливым музыкантом. И еще: он сам и его дорогая супруга-княгинюшка Мария Федоровна славились редкостной красотой. А когда и все семеро детей унаследовали от родителей эту божью избранность, за семьей вельможи в свете закрепилась репутация «красивых Барятинских». С этим и рос Александр, с этим рано шагнул во взрослую жизнь, когда после неожиданной смерти отца, едва достигнув совершеннолетия, по праву старшего сына вступил в наследство немереных богатств. Стоит ли удивляться, что высшая знать отвела ему роль первого жениха столицы, когда в возрасте 17 лет он приехал в Петербург и поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров?!
Дисциплинарная книга Лейб-кирасирского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка, куда был назначен новоиспечённый корнет, быстро пополнялась взысканиями за всевозможные шалости, на которые был горазд молодой князь. Однако это его ничуть не смущало. Он не относил себя к числу тех, кто стремился первенствовать в военной службе. Достаточно было первенства на балах и в великосветских гостиных. Ему не было равных в организации шумных кутежей и громких похождений. Одно из похождений князя воспел в стихотворении «Гошпиталь» его однокашник по юнкерской школе М. Ю. Лермонтов. Написанное в стиле а-ля Барков, это произведение представляло бравого корнета в смешной и неблаговидной роли. Этого гордый и независимый князь не смог простить поэту всю жизнь.
Широко разносилась молва и о многочисленных победах Александра на любовном фронте. Эта молва рождала множество самых невероятных легенд. Одна из них связана с именем великой княжны Ольги Николаевны (по другим сведениям – старшей дочери Николая I Марии Николаевны). Будто не устояло сердце любимой дочери Николая Павловича перед очарованием красавца-кирасира, и встревоженному императору ничего не оставалось, как в срочном порядке отправить салонного донжуана на Кавказ.
ИСПЫТАНИЕ ВОЙНОЙ
Двадцатилетний корнет с репутацией повесы не дрогнул, не растерялся. В первых же боях в составе Кабардинского егерского полка показал себя толковым офицером. Его храбрость командиры называли «замечательною». После одного из ранений князь вынужден был возвратиться в Петербург. Он прибыл поручиком, награждённым почётным для каждого офицера оружием - золотой саблей с надписью «За храбрость». После курса лечения получил неожиданное назначение - состоять при наследнике цесаревиче. Вскоре вместе с ним отправился в трёхлетнее путешествие по Европе, во время которого будущий император Александр II и Барятинский стали близкими друзьями. Настолько близкими, что, случалось, даже пускались в совместные амурные похождения.
Одной из дам, ставшей героиней романа молодых донжуанов, злые языки называли фрейлину дочери императора Марии Николаевны княжну Марию Трубецкую, родную сестру будущего секунданта на дуэли Лермонтова и Мартынова Сергея Трубецкого. Бурная любовь наследника престола и Барятинского оказалась скоротечной. Первым амурное поле покинул князь. И не то, чтобы он совсем уж разочаровался в княжне – Мария Васильевна была барышней редкой красоты; наскучила придворная жизнь, она с каждым днем становилась все более пресной и убогой. Александр Иванович запросился снова на Кавказ. Просьба была удовлетворена и тридцатилетний полковник вскоре снова оказывается среди привычного и, как оказалось, такого близкого всей его внутренней сути военного люда.
Князь принял под своё командование батальон, затем тот самый Егерский полк, в котором начинал службу. И с головой окунулся в нелегкие командирские заботы. Боевые экспедиции, штурм высокогорных крепостей, отражение налетов воинственных горцев… Изо дня в день, из месяца в месяц. И везде старался быть в первых рядах. Награды не заставляли себя ждать, но и пули не всегда обходили стороной. Старожилы-ветераны утверждали, что «живот князя Барятинского, как решето». Но он не только воюет. Его начинают интересовать нравы и обычаи местных народов, он изучает боевой опыт прошлых выдающихся «кавказцев» А.П.Ермолова и М.С.Воронцова, мучительно пытается найти ответ на вопрос: какую политику должно вести России, чтобы утихомирить горцев и добиться мира?
ПРОТИВ ВОЛИ ИМПЕРАТОРА
Между тем вести о боевых успехах Барятинского все чаще достигают столицы. В 1848 году ему присваивают генеральское звание с зачислением в свиту Его Императорского Величества. Но, видимо, этой милости царю показалось недостаточно и он решил женить князя на лично им выбранной невесте – на той самой красавице-фрейлине, любовь которую в свое время они дружески делили с наследником престола. Теперь, правда, она была уже не Трубецкой. Вначале стала Столыпиной, ибо в скорости после отъезда Барятинского на Кавказ была обвенчана с представителем этого славного рода Алексеем Григорьевичем Столыпиным – двоюродным дядей Лермонтова. Увы, долгой семейной жизни не получилось. В 1847 году Столыпин умер.
Остается неясными причины, по которой император начал настойчиво опекать неутешную вдову, а через некоторое время решил и «осчастливить» Барятинского женитьбой на княгине Марии Васильевне. Как видно и сама вдова этому не противилась. И Николай Павлович распорядился отозвать новоиспеченного генерала в столицу, не делая особого секрета для какой именно надобности это все затевается.
По пути в Петербург ничего не подозревающего Александра Ивановича в Туле перехватывает брат Владимир, чтобы сообщить о царском решении. И тут князь показал норов: под предлогом внезапно открывшейся болезни он на какое-то время остался в Туле, а затем стремглав понёсся к месту службы на Кавказ. Но не таков был царь, чтобы отказаться от задуманного. При первом же получении известия о случившемся, вдогонку был послан фельдъегерь, который и настиг ослушника в Ставропольской губернии.
Князю ничего не оставалось, как ехать в столицу. В своём роскошном дворце он появился аккурат под новый 1850 год. Два дня его никто не видел, потом на санях, нагружённых дорогими подарками, стал объезжать родных и знакомых с новогодними подношениями. Всем угодил, никого не забыл. А брату Владимиру небрежным жестом восточного сатрапа вручил толстый конверт, в котором были бумаги на право владения всем недвижимым и движимым имуществом, в том числе родовым дворцом с его бесценными сокровищами.
Себе князь оговорил лишь «100 тысяч рублей, уплату долгов в 136 тысяч, да ежегодную ренту в 7 000 рублей». Богатейший человек России в одно мгновение превратился в служивого среднего достатка, живущего на казённое жалование. Зато свадьба расстроилась сама собой.
ПЛЕНЕНИЕ ИМАМА
После смерти Николая I и восшествия на престол Александра II Барятинский был поставлен во главе Отдельного кавказского корпуса, а затем и наместником Кавказа с производством в генералы от инфантерии. Этот неожиданный служебный взлет любимца нового монарха озадачил многих офицеров и генералов, особенно из числа «кавказцев». Да и в гражданских кругах он не у всех находил одобрение.
«Кавказские войска … имели отличную способность весьма метко определять качество новичков из начальства, указывать все притворное, напускное, подвергая их осуждению, насмешкам: почти никто из новых, приезжих «из России» не избег такой критики. Не избег ее и князь Барятинский, как только стал относиться к офицерам с холодно-надменной педантичностью, применяя разные строгости и взыскания в не особенно важных случаях». Это слова военного историка Кавказа и мемуариста А.Л. Зиссермана, одного из биографов Барятинского, содержащихся ... на средства князя.
Приведем еще одно мнение, принадлежащее отпрыску древнейшего дворянского рода князю Петру Долгорукову – историку и публицисту, составителю «Российской родословной книги» и крупнейшему специалисту по русской генеалогии. Но прежде обратим внимание на личность и характер этого человека. Долгоруков разделял критические взгляды П.Я.Чаадаева на русскую историю и русскую действительность, сотрудничал с «Колоколом» А.И.Герцена. Себя самого «князь-революционер» аттестовал как «привилегированного холопа в стране холопства всеобщего». Язвительный, иногда злоязычный, нередко в полемике переходящий дозволенные грани приличия и не всегда объективный. Это будем иметь в виду, читая его характеристику героя нашего повествования.
По мнению Долгорукова, князь Александр Иванович Барятинскй - есть человеке, «являющий разительный пример того, какую блистательную карьеру может совершить в России бездарный пустозвон, сочетающий в себе хитрость и ловкость с безграничной самонадеянностью…
С самим цесаревичем Барятинскому сойтись было не трудно: Александр Николаевич во всю жизнь боялся и терпеть не мог людей умных, литераторов и ученых; ему чрезвычайно под руки пришлась в Барятинском ограниченность ума и отсутствие познаний, соединенные с наружным лоском и элегантностью, которая на некоторое время может служить прикрытием бездарности и внутренней пустоты… Никто не умеет лучше Барятинского являться вкрадчивым, искательным, льстить и угождать при сохранении наружного вида всей величавости, надобной кандидату в вельможи. Мы говорим «кандидату», потому что в стране самодержавия, в стране произвола и бесправия истинных вельможей быть не может… а существует лишь «холопия», рабы сиятельные, превосходительные, рабы в звездах и лентах, но все-таки рабы».
Что же, примем к сведению и это мнение. Но все-таки… На войне важнейший критерий способностей военачальника – победа. И не просто победа, а главная, самая результативная, решающая победа. Из этого, прежде всего из этого и надо исходить. Так вот. Летом 1856 года Барятинский стал главнокомандующим войсками Отдельного Кавказского корпуса, а через три года Шамиль сдался в плен. Никому другому из военачальников добиться подобного не удалось. Именно под руководством Барятинского за эти три года в войсках было сделано максимум возможного, чтобы победный день наконец наступил.
Сразу после вступления в должность главнокомандующего Александр Иванович решительно взялся за осуществление программы усмирения горцев, которую вынашивал на протяжении нескольких лет. В результате постепенно сужались районы, подконтрольные Шамилю. К началу 1859 года мятежные отряды были полностью вытеснены из Чечни в Дагестан. Шамиль с семьёй, охраной и остатками верных мюридов укрылся в высокогорном ауле Гуниб, ставшем его последним оплотом. И хотя имам, его сын Кази-Мухаммед, сотенные начальники и наибы поклялись сражаться с русскими до конца, для широкомасштабной борьбы уже не оставалось сил. При отступлении в Гуниб из Ведено часть горцев покинула своего предводителя и ограбила его обоз с драгоценностями и казной. Оставшийся у Шамиля отряд насчитывал всего немногим более 400 человек, но этот отряд был готов продолжать «священную войну».
За короткий срок природная горная крепость Гуниб (в переводе с аварского – «стог сена») был укреплен по всем правилам военного искусства. Все, кто мог держать оружие, включая женщин, взяли его в руки. Но и русские не теряли времени даром. Тысячи солдатских штыков все плотнее окружали крепость, медленно, но непрестанно сжимая кольцо. А потом методично начала бить артиллерия. Горцы защищались отчаянно. Но четыре их сотни не могли долго противостоять десяткам русских орудий и тысячам штыков.
После долгих раздумий Шамиль согласился на предложенные переговоры. Ему было обещано сохранение жизни и ходатайство перед императором о разрешении выехать в Мекку. 25 августа 1859 года около четырех часов пополудни Шамиль появился перед русскими войсками в плотном кольце вооруженных мюридов, готовых в любой момент открыть огонь. Нависла тяжелая тревожная тишина. И вдруг горы вздрогнули от громкого дружного «Ура!». Так русские солдаты приветствовали знаменитого вождя горцев.
Имама и его близких под усиленной охраной, но торжественно отправили в столицу, а Барятинский подписал долгожданный приказ войскам, завершавшийся словами: «Шамиль взят - поздравляю Кавказскую армию!».
«ПРЕЗРЕВ ПРИЛИЧИЯ...»
Слава о покорителе Кавказа пошла гулять по миру. Так бы ее волнам и плескаться десятилетия, обрастая все новыми подробностями и легендами, да только вздумалось Фортуне вписать в биографию князя еще одну страницу. И какую страницу! Ни с того ни с сего, влюбился боевой генерал-фельдмаршал (этим высшим военным чином Барятинский был удостоен за пленение Шамиля), словно юный корнет. Влюбился в жену собственного адъютанта полковника Давыдова княгиню Екатерину Орбелиани. Дело закончилось тем, что Александр Иванович попросту умыкнул чужую жену, предварительно истребовав разрешение на «лечение за границей».
Подоплека «лечения» вскоре раскрылась. На карьере можно было ставить крест, ибо в глазах света он становился человеком, который, «презрев приличия», совершил непозволительный в дворянской среде проступок. Положение усугубила еще одна ситуация – оскорбленный муж прибыл требовать сатисфакции. И пришлось-таки Александру Ивановичу постоять под дулом пистолета. Можно себе представить, настолько затейливо выглядела эта картина – фельдмаршал и полковник у барьера с дуэльными пистолетами. Подобного зрелища, пожалуй, больше не было явлено в целом мире. К сожалению, подробностей о той дуэли почти не сохранилось. Не известно даже, удалось ли противникам обменяться выстрелами или все закончилось, как иногда бывало, только демонстрацией намерений. Известно единственное – «результат дуэли был довольно постыдный не для Барятинского, а для Давыдова». Бог весть, что сие означает. Граф С.Ю.Витте, государственный деятель времен Александра III и Николая II, автор «Воспоминаний» (т. 1-3), ряд страниц которых отданы описанию последней амурной истории Барятинского, рассказ о дуэли ограничил только упомянутой выше интригующей фразой. Другой, более подробной, информации о дуэли разыскать не удалось.
Александр Иванович прожил с Екатериной Дмитриевной 20 лет. Не прощённый царём, отвергнутый знатью и преданный соратниками, он умер в Женеве. О смерти фельдмаршала нашли нужным сообщить какие-то две (по другим сведениям три) газеты. Самым верным товарищем оказался только Шамиль: до конца дней своих он слал тёплые письма Барятинскому, которого нарек «звездой князей».
ПОСЛЕСЛОВИЕ. В 1905-1909 гг. по инициативе и под руководством
великого князя Николая Михайловича Романова (старшего
сына брата императора Николая I Михаила) было выпущено
уникальное пятитомное издание «Знаменитые россияне
(XVIII-XIX веков). Биографии и портреты» (в 1996 году
труд был переиздан в одном фундаментальном томе). Издание
содержит около 500 биографий и портретов самых известных
исторических личностей нашего Отечества.
Князь Александр Иванович Барятинский, покоритель
Кавказа, генерал-фельдмаршал, кавалер двадцати четырех
российских и иностранных орденов, в том числе высшей
награды империи ордена Святого Андрея Первозванного,
высшего военного ордена Святого Георгия (4-й, 3-й и 2-й
степени), упомянут в издании (кроме именного указателя)
единственный раз – среди сыновей и дочерей
М.Ф.Барятинской: «Александра (1815-1879), фельдмаршала».