Раскаленный кровавый шар солнца надвигался на лес. Казалось, зловещий этот шар хотел смять всё на своем пути: покрытые инеем ели, снежную целину поля, невидимых зверушек, следы которых испещрили край оврага, и человека, завязшего по пояс в снегу на дне его. Тяжело дыша, сорвав с себя шапку, он откинулся спиной на снег, распластал руки и упрямо смотрел на солнце. Отдышавшись, человек начал карабкаться наверх. Там было поле. За ним деревня. Он уже потерял им счет, брошенным и холодным, до краев заваленным снегом. И снова ни одного дымка. Пробивая ледяной настил, проваливаясь по колено, человек, подталкиваемый надеждой, пробирался к деревне.
- Будь проклят тот день, когда я решил стать журналистом, - в сердцах думал он, - Кой черт меня дернул идти своим ходом, ведь мог ещё утром спокойно доехать на служебном автобусе. Где же оно Сумароково? Хоть бы затемно добраться.
Брюки его обледенели, ботиночки, казалось, сейчас лопнут от холода, то и дело приходилось отогревать руки. С утра он бороздил поля от деревни к деревне. Это поле совсем вымотало его, всё плыло перед глазами. Человек зашел в деревню. Пусто. А посредине стояло два огромных полуразрушенных креста.
- Господи! – взмолился он, - Что за проклятый край! Да тут ещё и хоронят прямо под окнами.
И повернувшись, он бросился прочь.
- Господи! - шептал он в отчаянье, - выведи меня отсюда, Господи. Пить брошу. Курить. Что ещё, у Люськи, у Люськи прощения попрошу, хотя она сама во всем виновата.
Долго ещё блуждал человек, пока вышел на едва заметную дорогу и увидел огонь свинарника. Во дворе его встретила свора собак с трусливыми озлобленными глазами. Истошно лая, они пытались наброситься на него сзади. И лишь человеческий взгляд останавливал их. Человек крутился как волчок. На лай вышел сторож, бритоголовый мужик с остановившимся волчьим взглядом, проводил пришельца в каптерку, напоил чаем. Молчаливый, он угрюмо осматривал гостя, слушая его рассказ.
- Э, парень, - сказал он, - да ты ведь в Сумароково был. Какие ж это кресты, деревня то брошенная, ворота это старые.
- Боже! – схватился за голову человек.
Согревшись, попив чаю, он попросил показать ему дорогу.
Мороз тем временем крепчал, а сумерки сгущались. Замерзший, смертельно усталый он добрался до Сумароково, зашел в домик с фонарем перед входом и увидел две бочки и девушку в телогрейке, набирающую воду. Её черные глаза округлились.
- Кто вы? - спросила она удивленно.
- Спецкор Игорь Тоцкий, выдавил он из себя и устало прислонился головой к косяку.
- Господи, - затараторила девушка, - да что ж вы из Костромы что ли? Каким же рейсом, все автобусы давно прошли, пойдемте, пойдемте.
Он зашел за ней в избу, пахнувшую дымом и только что внесенным с мороза бельем. На полу у печки развалилась русоволосая женщина с лицом мадонны.
- Вот, - сказала девушка, - корреспондент. Сумасшедший какой-то, пешком добирался, обморозился весь.
- Ольгу, Ольгу зови, - заволновалась русоволосая, торопливо вставая и также торопливо исчезла.
У Ольги был невероятно певучий и добрый голос. Пришедшего отпоили чаем, заставили одеть колючий свитер, и уложили спать рядом с горячей печкой. Уснул он сразу, будто в бездну провалился.
- Эй, корреспондент, вставай, весь день проспишь.
Игорь открыл один глаз и скорчив рожицу рассматривал черноглазую девушку. Была у него странная привычка переносить свое первое впечатление о человеке на музыку. В голове его вспыхнула грустная цыганская мелодия.
- Вот и одежду вам раздобыли, одевайтесь, - сказала она.
От ватных штанов Игорь категорически отказался, это уж было слишком, в телогрейке, в валенках и в шапке ушанке он и так стал похожим на ЛТПшника. О девчатах и говорить было нечего. Такого прикида он ещё не встречал. Они направились в кубовую, тот самый домик с фонарем перед входом.
Там девчата замешивали кашу в молочных флягах. Они наливали туда кипяток, засыпали овсяную муку крупного помола и мешали это варево палками под присмотром сердитой старой женщины Полины, старшего научного работника, как оказалось в последствии. Когда же она, дав ценные указания, вышла, девушки откинули палки, засучили рукава и начали месить кашу руками. Сделав дело, все отправились на делянку, 4 км пешком по наезженной тракторами дороге, полем, лесом, потом опять полем и снова лесом. Вчерашняя русоволосая, звали её Наталья, оказалась очень любезной и общительной, она не умолкала всю дорогу.
- А лоси у нас красивые, добрые. Вы животных любите? Вам понравятся. Летом они у нас на воле живут, только два раза в день на дойку приходят, а зимой на делянке их держим, корой осиновой кормим и кашей подкармливаем. Их у нас, дай Бог памяти, двадцать восемь, десять старух – моя группа, двенадцать молодых, Олюшка с Ленкой на них работают, Олюшка у нас сейчас в отпуске, но вы вчера её видели, и шесть Наташиных лосят, она, наверное, вперед ушла, а может отстала. Черноглазая Ленка шла молча. На полдороги их догнала энергичная женщина в очках, вероятно, Наташа, Игорю сразу послышался бравурный марш.
-Ну, девочки, ну я просто не могу, - начала она с ходу, - ну мужики, ну что за народ такой! Лёва! – говорю сегодня, - ты что, уже совсем свой зад приподнять не можешь, почему Ольга должна за тебя воду включать, почему вчера кормушки не сделал? И что вы думаете, - всплеснула она руками, - он мне в ответ. Да, Наташенька, да я уже старенький. А у самого глазенки так и шмыгают. Свинья такая! Да что это такое, в конце концов, загоны еле стоят, кормушки разваливаются, сделать никого не допросишься. Где они, мужики то? В теплушке сидят, задницы греют, сволочи!
- Ты потише, Натальюшка, к нам тут корреспондент приехал.
- Ничего. Вы уж меня простите, я женщина деревенская.
- Да врёт она всё. Москвичка она. МГУ, между прочим, окончила. Видите какие мы тут все нарядные и не подумаешь.
- МГУ окончили? - заинтересовался Игорь.
- Да не расстраивайся ты, Натальюшка, - успокаивала русоволосая.
- Да ну, я просто не могу, - истерично махнула рукой москвичка, и убежала вперед.
Перейдя второе поле, у входа в лес, девчата сели в продавленные в снег «сидения», соблюдая какой-то загадочный ритуал. Русоволосая с Игорем закурили, помявшись немного в нерешительности к ним присоединилась черноглазая. Покурив и поболтав о том, о сём, они отправились дальше.
Скоро Игорь увидел красный вагончик и загоны, отовсюду слышался звон колокольчиков. Навстречу им поднялась и пошла коричневая лупоглазая громадина.
- Ой, Лапка! – пискнула черноглазая, - Наталья, отвлекай её.
- Ла-а-апушка, Ла-а-апушка, - запела Наталья и пошла навстречу. Лапушка заложила назад уши, но, получив кусок хлеба, подняла их и зачавкала.
Черноглазая шмыгнула в теплушку. Игорь зашел за ней. Энергичная москвичка уже разжигала буржуйку.
- А почему вы её боитесь?
- Кого, Лапку-то? Да не любит она меня, гоняет по всей делянке. Лоси же тоже свои симпатии и антипатии имеют, кто-то им нравится, кого-то недолюбливают.
Наталью, тем временем, окружили три лосихи, и она поочередно впихивала в них хлеб.
В теплушке девчата взяли топоры, и пошли на делянку. Там уже трудилась сердитая Полина. Вокруг неё сгрудились лоси.
Девушки созвали своих любимиц и принялись за работу. Наклонившись над бревнами, ловко орудуя топорами, они начали отделять кору. Большие и маленькие куски коры летели в разные стороны. Лоси подбирали их с земли или ели из протянутых рук. Зрелище было грандиозным, маленькие человечки ползали под копытами лесных великанов. Тишина нарушалась стуком топоров. Воздух был чист, небо голубым и высоким, верхушки огромных елей покрыты снегом. Зимняя сказка, да и только. Поймав взгляд корреспондента, черноглазая усмехнулась:
- Счастливчик! Мы этого не замечаем. Каждый день в лесу и не видим. Одна кора, да бревна, да лосиные морды, даже ночью всё это снится.
Вскоре послышался шум трактора. Подкормка приехала. Девчата начали созывать своих подопечных и заводить их в загоны.
- Рыжули! Рыжуленьки! Скорей! Скорей! Скорей! Скорее-е-е-ей, ма-а-а-аленькие, скоре-е-ей!
Из трактора вылез Лёва и на полусогнутых ногах с топором наперевес пошаркал в теплушку. За ним выскочили два парня.
Одна из лосих разрезвилась, начала носиться по лесу. С треском ломались сучья, а она, вздыбив шерсть, молотила копытами по снегу и лягала воображаемого противника, но, набегавшись вдоволь, зашла в загон.
Девчата раскладывали по ведрам кашу, лосихи волновались, но скоро получили долгожданное угощение. Мужики, тем временем, пошли валить деревья. После подкормки в загонах начались тренировки. На лосиху надевали уздечку и водили за собой по кругу, поощряя хлебушком, а ещё выбирали лосиных кровососок, или вшей, как их называли по-простому. Русоволосая была главной вшивоманкой, она упивалась этим занятием. На делянке ревела бензопила и валились деревья. Полина вывела из загона двух самых старых лосих и пошла в сторону валки леса. Вдруг, оттуда раздался её крик, и, перепуганные девчонки бросились на делянку. Довольная Полина спокойно долбила кору и, ничего не поделаешь, девчата взялись за работу тоже.
- А не страшно при валке? – поинтересовался Игорь. Черноглазая бросила выразительный взгляд на Полину, сухо ответив:
- Вообще то, инструкция запрещает.
- Да не-е-е, не страшно, - пропела русоволосая, - ну бывает, конечно, когда уж совсем на тебя дерево валится, а вообще, мы привыкли.
- Ещё бы, ползимы без обеда работаем, - раздраженно добавила черноглазая. – Да, конечно же, страшно, у нас такой случай был. Устроили мы перекур, сидим, болтаем, а у мальчишек дерево не в ту сторону пошло. Девчонки спиной сидели, а я лицом. Увидела и онемела от страха.
- Ага, у неё такая рожа была! Глаза, как тарелки! Я больше твоей рожи испугалась, чем дерева.
- Да?! То-то ты на четвереньках бежала, а Наташка, к земле пригнувшись, как под обстрелом, да ещё споткнулась и кубарем полетела! А ещё бывает, лосиха под дерево пойдёт, так Полина кричит: «Отгоняйте, отгоняйте, прибьёт лосиху-то!» Лосиха-то что-о-о, лосиха убежит, а вот мы вряд ли. Ольгу чуть не пришибло, пошла с дуру Лещину отгонять, а дерево прямо на них. Хорошо, что застряло.
- Да ну тебя! Вот на меня, товарищ корреспондент, вообще дерево упало и ничего.
- Ну уж, и дерево. Хлыстами задело и всё.
- Зато как! С ног свалило, снегом засыпало. Ничего. Встала, отряхнулась, пошла.
Мужики раскряжевали сваленные осины, и пошли в теплушку.
- Девчата! Есть пошли, - крикнул востроглазый паренёк.
- Да ну, Вась, мы не пойдем, - ответила русоволосая.
- Пошли, пошли, я вам вкусненького привёз.
- Пошли, Наталья, - заныла черноглазая, - с голодухи живот подвело.
И они пошли обедать. В теплушке было жарко, как в Африке. Вася достал пироги, селедку под шубой, мясо, Серёга – тушенку.
- Угощайтесь, брат приехал, - пошутили они.
- У-у-у-у, - застонала теплушка.
- Васечка, откуда?
- День рождения у жены был.
- Васечка, - облизываясь, пищали девчата, - зачем ты нас балуешь? Смотри, приучишь, будем тебе как лоси уши строить, если пожрать привести забудешь.
После обеда выпустили лосей, и пошли на делянку. Корреспондент тоже выпросил топор, но «долбать» кору оказалось делом нелёгким. Ничего не получалось, кора у него крошилась, в то время, как у девчат куски отлетали крупные.
- Что, не выходит? – смеялись они, - здесь и сила нужна и сноровка.
Скоро он оставил эту затею. Да и страшновато было. Лоси были голодные и злые, требовали кору, отгоняя друг друга. Девчата работали не разгибаясь. Обдолбив одну сторону бревна, они вонзали в его край топор и, напрягаясь всем телом, переворачивали его.
- У, бляха-муха! – рявкнула русоволосая, переворачивая огромную кряжину.
Игорь рассмеялся и пропел:
- В такую шальную погоду нельзя доверяться волнам.
- Чего? – не поняла она.
- Да так, ничего, - смутился он.
- А парень то весёлый, - подмигнула она черноглазой.
Черноглазая состроила ему глазки и, вспрыснув от смеха, уткнулась в бревно, сосредоточенно принявшись за работу.
- Линза! Линза! Уйди! Пра-сти-тут-ка!!! Яхта! Яхта! Не уходи! – кричала Полина, отгоняя от Яхты, вставшую на дыбы и молотившую в воздухе копытами Линзу.
- Лямон! Лямо-он! Апяльсина-а! – чисто по-деревенски вопила москвичка, и к ней ковыляли маленькие лосята.
- Явушка, Явушка, не уходи, ты ещё не наелась. Ух, ты мой толстенький, - приговаривала русоволосая, засовывая кусок коры в рот самой толстой лосихе.
- Лучина! Лучина! Не трогай Неженку! Нежа! Нежа! Нежа! Нежа-а! – звала черноглазая, - Лучина! У, зараза!
- Апяльсин! Ты что, дурак? Ты чего щепки жрёшь? На, на, корину! Да на, тебе говорю! Придурок!
- Ай! Ленка! Убери Лещину, она за мной просто охотится, - вопила русоволосая.
- Лещина-а! Лещи-и-инка-а-а, - запела, приближаясь, черноглазая, и, обхватив за шею лосиху со вздыбленной шерстью, прижалась к ней. И та успокоилась.
В половине четвертого пришел автобус и нетерпеливо загудел. Люди отправились складывать топоры в теплушку, за ними потащились привязчивые лосята.
- Все? – спросил, похожий на ежа, водитель автобуса.
- Натальи нет, - ответили ему. И все ещё долго ждали русоволосую, сердились, кричали, что уезжают, а она никак не могла расстаться со своей толстой любимицей, выбирая из её шерсти кровососок.
В деревне мужчины засуетились, побежали переодеваться и прыгнули в автобус. Из-за угла конторы, укутавшись в пушистый серый платок, вышла Олюшка с невероятно большими и добрыми глазами. Автобус отъезжал, а она махала, махала ему в след и улыбалась. Игорю почудилось, что заиграла старая дворовая шарманка. Уезжал автобус, оставляя в полузаброшенной деревне четырех девчат и сердитую старую женщину Полину. И хриплый голос шарманки постепенно перерастал в тихий торжественный вальс.
Вернувшись домой, Игорь набросился на работу, он даже забыл о своей ненаглядной Люське, и напрасно она, рассерженная, пыталась до него дозвониться, телефон был отключен. Восторженный, окрыленный передавал он свои впечатления чистым листкам бумаги. Перечитывал и упивался написанным, так хорошо, так гладко всё получалось.
Раскаленный кровавый шар солнца надвигался на лес, и, казалось, зловещий этот шар хотел смять всё на своем пути…
Развернув газету, девчата наткнулись на статью.
- Тьфу, пропасть, я так и думала, всё переврал, - сказала русоволосая, - идиоток из нас сделал. Тоже мне, героини! Как теперь людям в глаза смотреть? Смеяться будут.
- Молодой он, восторженный, - улыбнулась Олюшка.
- А я думала, он нормально напишет, настырный такой, ведь целый день до нас добирался, всё на своей шкуре хотел испытать, - вздохнула черноглазая.
- Ай, девочки, чего вы хотите, корреспондент, одно слово, - покончила с разговором москвичка.
1988 г.