Никогда в жизни я не любил зиму так, как в этом году. Впервые я не хочу весны, не хочу лета; не хочу солнца; не хочу проснувшихся от долгого сна запахов, будоражащих воображение, несущих в себе сладостное предвкушение чуда и любви; не хочу зноя и жары; не хочу бессонного города с до утра заполненными кофейнями. Сейчас мне всё это чуждо.Сейчас мне всё это кажется искусственным. Этой зимой мне было хорошо болеть в этой захламлённой квартире в окружении книг и бесчисленных записей с заснеженной церковкой за окном и неприятным, неуютным, ледяным ветром, отдающим чем-то морским, будто бы не московским, а зимне-ялтинским. Почти сухая, злая, оскалившаяся зима и болезнь, от которой болит голова и лицо, от которой заложило уши и слезятся глаза, и я сплю в одежде и под тремя одеялами, чтобы хоть как-то перебить озноб и согреть простуженное тело. Никогда в жизни мне не было так приятно болеть. Меня знобило, но под покрытой мурашками кожей я ощущал тепло, тепло безопасности и сладостной беспомощности. Я не мог выйти на улицу, но я знал, что в этом не было никакой необходимости - на улице ветер, холод и ледяное опустошение. В такое время нужно прикладывать все усилия для того, чтобы НЕ выбираться из дома, тогда как весной и летом сидеть дома - стыдно. Дома летом ты чувствуешь себя дезертиром, а зимой - пленным. И сейчас роль пленного мне подходит как нельзя лучше.
Если бы это было возможно, я бы перепрыгнул это лето, и сразу же окунулся в осень. Осенью я даже вышел бы на улицу. Осенью нет лицемерного летнего счастья, когда все как будто обязаны смеяться и веселиться. Осенью вполне уместно быть грустным. И город заполнен только теми людьми, которые его действительно любят, но которые разбегутся по домам, как только придут холода.
И с такими людьми приятно сидеть в одном кафе и читать, вечером наблюдая за тем, как вернувшиеся с отпусков клерки идут на работу, а утром жалеть детишек, которые, заспанные и ничего не понимающие, унылым строем идут в школу, в то время как полные надежд и вдохновенных стремлений студенты несутся в аудитории, в которых никогда ни о чём не говорится, в которых никогда ничего не происходит. Осенью жизнь предстаёт во всей её рутинной монументальности, которую не способно расплавить летнее солнце и загорелый энтузиазм. В этой монументальности я вижу отражение мечтаний о вечной жизни. И никакие философские труды не способны доказать вечную жизнь так, как её доказывает неизменный сентябрь.