Мы разрабатывали социологический проект по заказу международного фонда. Руководить нами приехала его представительница, американка. Её звали Даян. Она хорошо говорила по-русски, различала нюансы. Шефиня говорила о сути исследования. Надо было собрать информацию о том, как в условиях бедности пытается выживать население. Тут кто-то из нашей группы выпалил пословицу: «Голь на выдумки хитра». Начальница сделала паузу, а потом ответила: «Точно, но звучит не демократично!».
Фонд выбрал подходящий момент и место для исследования. Это были 90-е годы, население Грузии бедствовало. Уже в первый день встречи мы забросали шефа примерами. Она исписала весь блокнот. Я, например, рассказал, как моя тёща заправляла хачапури мочёными подсоленными макаронами. В семье ели такие хачапури и не замечали подмены.
Даян была легка на подъём. Она могла заговорить с любым прохожим – её несколько виноватая улыбка обезоруживала. Я тут же подстраивался сбоку с физиономией, говорящей, мол, простите великодушно, иностранку любопытство одолевает. Однажды пришлось пройти через испытание. В кахетинской деревне Даян постучала в дверь случайного дома. Изнутри нас окликнул голос. Мы вошли. В бедной темноватой комнате на полу, на ковре полулежал юноша. Парень нас не видел, ибо был слеп. Несчастный, кажется, страдал от паралича. Малый ничего не понял из того, что я сказал об исследовании, просто предложил сесть и подождать родителей. Они долго не появлялись, лицо больного непрестанно было обращено в сторону входной двери. Даян заспешила. Перед тем, как уйти, она оставила на столе подарок – буклет фонда и гигиенические принадлежности в яркой обёртке (made in USA), которые причитались респондентам. Подавленные, мы долго молчали. Даже наш шофёр заметил это. Набрав скорость своего «Мерса», он спросил меня, чего мы такие напуганные.
Однажды я взял на себя инициативу, и сам завёл разговор. Случилось это во время нашей экскурсии по женскому монастырю. Мы прогуливались по аллее. Монашки собирали урожай яблок. Они взбирались по лестницам-стремянкам и осторожно срывали с веток плоды. Девушкам в их облачении было трудно лазить по деревьям. Это были энергичные деревенские девочки, грубоватые, пышущие здоровьем. Одна из них всё-таки уронила большое красное яблоко и громко ахнула. В её возгласе было не монашеское смирение, а ребяческая непосредственность.
Нас не замечали. Визитёры здесь не внове. Недалеко находятся святые места, и сюда часто приезжают паломники.
Мы подошли к штабелю ящиков. Своими крупными крестьянскими руками молодки сноровисто раскладывали красивые плоды. Только у одной из монашек они были другими – из длинных чёрных рукавов её рясы тянулись хрупкие запястья, почти прозрачная кисть. Овалы ногтей на тонких длинных пальцах ещё не утратили признаков прежней холи. Эти трепетные руки не были приспособлены к физическому труду. Пальцы судорожно удерживали плоды, запястья напряжены – так обычно бывает у детей, начинающих играть на пианино и не познавших пока технику исполнения. Я поднял глаза. Потёртый апостольник обвивал бледное лицо. Меня восхитил благородный профиль, бледность лица, правильный лоб, красивый свод бровей, переходящий в нос с малой горбинкой, четко вычерченные губы, лёгкий подбородок. Взор глубоких чёрных глаз был напряжён от усилий, а возможно от какой-то внутренней борьбы. В ней чувствовалась некая подавленность, взгляд силясь пробивался на волю.
- Какая красивая девушка! - сказала мне вполголоса Даян.
Я взял под руку американку и несколько выдвинул её вперёд, будто ей была охота пообщаться с монашкой. «Чем не респондент для интервью?» - шепнул я.
Девушка смутилась, когда осознала, что стала объектом интереса экскурсантов. Положив яблоко, она сделала паузу, не потянулась за следующим плодом. Мы узнали, что в монастыре её нарекли сестрой Меланией. Мирское имя она не назвала. В прошлом - студентка университета, девушка прошла этап послушания трудницы.
Интервьюер задавала вопросы на английском, я переводил. Когда последовал вопрос о том, почему девушка избрала духовную стезю, она вдруг ответил на английском:
- I took a deep believer! I have a passion to serve God! («Я - глубоко верующая. У меня страсть к служению богу!»)
Даян даже вздрогнула от неожиданности. Голос послушницы оставался тихим, а интонация смиренной. Постепенно её глаза светлели, еле заметная улыбка обозначилась на её губах, на щеках стал проступать румянец...
Пока мы беседовали, другие монашки затихли, смотрели на нас любопытством, и даже с девичьей ревностью. Некоторые из них таращились на нас сверху вниз, сидя на ветках яблони. Даян, следуя задаче исследования, собиралась выяснить, не бедность ли заставила респондента уйти в монастырь. Тут раздался зычный голос монахини, неожиданно появившейся из глубины сада, видимо старшей по сану и возрасту. Она призывала сестёр не отвлекаться от работы, напоминая, что урожай надо успеть отправить в Тбилиси в патриархию сегодня же.
Видно было, как потух взор Меланьи, улыбки совсем не стало. Она растерянно осмотрелась вокруг, перекрестилась и принялась раскладывать яблоки. Уже уходя, я ещё раз посмотрел в её сторону. Рясе не скрыть было её грациозность.
В машине мы обсуждали неожиданное интервью. Я предположил, что девушку в монастырь увлекла не бедность.
- Она из обеспеченной семьи, мне кажется, - сказал я, - причина кроется скорее во внутренних проблемах.
- А ты - проказник и манипулятор, - со смехом ответила Даян, - тебе приглянулась девушка, а беседовать с ней заставил меня.