ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ИХ НАУЧИЛИ НЕ ВЕРИТЬ
Беспокойный найдёныш тоже забылся чутким сном. Но не прошло и часа, – она вздрогнула и проснулась. Очаг погас, даже угли уже не тлели, но в избушке было тепло. Некоторое время она напряжённо вслушивалась в ровное, глубокое дыхание, доносившееся из темноты, потом тихонько вздохнула, поёрзала, устраиваясь поудобнее. Короткий сон странным образом подействовал на неё: ей стало легче, спокойнее и чувствовала она себя гораздо лучше прежнего.
Вчера ей было совсем худо – голова горела, жестокий кашель выматывал, отнимал последние силы. От него болела грудь, даже дышать было больно, как будто она вдыхала не воздух, а песок и он больно царапал горло. А ещё этот дождь. Она почему-то никак не могла отыскать избушку и промокла до нитки. Совсем плохо стало, когда она вползла в хижину... Всё помнится какими-то обрывками – грохот врывается в сознание, и она обнаруживает, что всё ещё лежит на полу. Чудовищный грохот болью разрывает голову, зажав уши, она ползёт в поисках какого-нибудь убежища, где нет этого грохота, ползёт, пока не утыкается в угол... Потом неожиданно возникает огромный, тёмный кто-то. Он заполняет собой всё, он везде... Вдруг перед глазами полыхнуло красным – должно быть он встряхнул плащ – а ей будто кровью плеснуло, и снова ударил в уши крик матери: "Беги, дочка!" И всё утонуло в волне ненависти и ужаса.
Потом из темноты появилось лицо юкки, и она решила: "Сейчас он сделает ещё шаг, и я вцеплюсь ему в горло ногтями, зубами..." И она готовилась к этому последнему в своей короткой жизни поступку... Он не подошёл.
Девушка прерывисто вздохнула.
Оконце светлеет. Страшная, бесконечная ночь подходит к концу. И ненастье утихло, утро будет солнечным и ясным.
Она обмерла – показалось, что спящий пошевелился, просыпаясь. Нет, только руку передвинул. Ох, что это у него на руке? Красота какая!
Обруч ТИССа, который Андрей носил на левой руке выше локтя и впрямь был изумительно хорош: он мягко светился изнутри и казалось, что браслет мерцает оттого, что по его поверхности время от времени неуловимо проскакивали маленькие холодные молнии.
"Под рубахой прячет, от своих же, за такую красоту прирезать могут. Свои. Такие же негодяи, как он сам". Адоня переводит глаза на лицо юкки – темнота уже рассеялась настолько, что его хорошо видно. Лицо наёмника не должно быть таким. Они должны быть звероподобными, лица тех, кто погряз в насилии, жестокости, в крови невинных жертв. Наверно, он такой, потому что спит, а потом зло и зверства обезобразят его. Как хотела бы она убить его сейчас, тогда кто-то остался бы жить, не замученный им. Рядом, в углу лежит его оружие, но она не уверена, что сможет хотя бы просто взять его метательный нож, она не сможет сделать это бесшумно и разбудит его... "О, Боже!" – Она не помнила, как оказалась стоящей посреди избушки. Показалось, что обжигающая волна, окатившая её с головы до ног, подхватила и выбросила из тёплой постели. Почему она ещё здесь!? Чего ждёт!? Стоит ей кашлянуть, и он проснётся, как это было ночью.
Едва она подумала об этом, как в горле нестерпимо запершило, и она почувствовала подступивший комок удушья. В отчаянии девушка зажала себе рот, удержалась, не закашляла. Она медленно, замирая при каждом шорохе, на цыпочках прокралась к стене, где висело её платье; потом, так же замирая от стука собственного сердца, добралась до двери, затаив дыхание приоткрыла, страстно моля не скрипнуть, и протиснулась в щель. Уже за дверью она торопливо, путаясь в рукавах, переоделась и бросилась в полумрак джайвы.
Андрей проснулся, как приказывал себе, через два часа. Обнаружив, что девушка исчезла, выругался. Примятая трава под курткой ещё хранила тепло. Андрей поспешно выбрался наружу – нет, конечно, она уже далеко. Он ударил кулаком по стене. "Да что же, связывать её было?" – с горечью подумал он.
– Дурочка, пропадёт! – он помотал головой.
Андрей смог бы отыскать её по энергоследу, это совсем не сложно. Но время... Ему необходимо быть в другом месте. Он нехотя пошёл в избушку, в дверях обернулся, окинул взглядом заросли. Андрей колебался, очень хотелось пойти за ней, потому что одна она обречена. Выбор определили слова старика Юниса, всплывшие в памяти – нельзя спасать пальцы, когда рубят голову. Он прав, хоть пальцы тоже жалко... Андрей хмуро собрал в узел снаряжение наёмника, только сапоги оставил, да рубаху. Его собственная очень уж выделялась необычностью. Узел запихнул под стреху, помедлив, туда же отправил перевязь с мечом и кинжалами. За голенище опустил нож Лиенты.
"Не поверила. Их научили быть недоверчивыми, и слишком кровавой была та наука, слишком жестоким способом исправляли их ошибки".
* * *
За несколько лет до Интервенции в стране стали появляться чужестранцы. Они предлагали дивные, невиданные товары, всем интересовались, восторгались умельцами Эрита, красотой женщин, силой мужчин, много слушали, мало говорили. Одни незаметно исчезали, другие оставались надолго, открывали мастерские, лавки, привлекали в них иноземными диковинами, со всеми были непременно ласковыми, услужливыми, приветливыми...
А потом на благословенные земли Эрита хлынули ядовитые чёрно-алые ручьи, заполонили тропинки и проселочные дороги, сливались в реки, в мощные потоки. Они щетинились металлом, несли на отточенных остриях зло, неволю, смерть. Ни одна дозорная застава не забила тревогу – некому было, отравлены лежали дозорные. И укрыло скорбное солнце лик свой в дыму пожарищ, и от их кровавого багрянца чёрные ночи становились красными... А тех ласковых чужеземцев увидели во главе отрядов наёмников – проводниками. И не было от них секретов ни о тайных ходах в осаждённые крепости, ни о тропах к племенным сокровищницам. Они указывали, кого хватать прежде других: лучших оружейников, кузнецов, прочих умелых ремесленников и уважаемых народом людей.
Тогда и пришла горькая пора сожаления о доброте и доверчивости. Пришло время ожесточения сердец ненавистью.
"Но сегодня я должен пробиться сквозь стену недоверия. Лиента должен поверить. И не просто поверить – поставить в залог жизнь племени. Теперь он крайне встревожен, обеспокоен, готов к самому худшему. Но он не может не вспомнить: "Я уйду и вернусь". Он ждёт".
В какой-то момент Андрей почувствовал чужое присутствие – появилось ощущение внутреннего дискомфорта, то чутье и интуиция Разведчика подавали сигнал. Андрей подобрался, теперь он был, как туго сжатая пружина – в любой момент готовый к молниеносному действию.
ТИСС назвал невидимок. Это были воины Лиенты, часть группы преследования. Наверняка они держали под наблюдением реку всё это время. Оказывается, он должен благодарить ночное ненастье, лишь по этой причине лугары упустили цель, когда потоки воды заливали глаза, секли лицо так, что глаз вообще нельзя было открыть. Если бы Андрей вышел на них вчера – выдохшийся, едва держась на ногах, вчера у них может и был шанс схватить его, а сегодня от того шанса уже ничего не осталось.
Воины колебались. Лиента приказал решение принять самим, в зависимости от того, какой оборот примут события. И теперь они решали – захватить обнаруженного врага или прикончить без лишних хлопот.
"Извините ребята, некогда мне за вами приглядывать. До скорого".
Так бегать по джайве они не умели. В полную силу, проскальзывать в первозданном хаосе, когда мозг ещё не среагировал на препятствие, а тренированное тело уже преодолело его, такое могли только они, Разведчики.
ТИСС рассказал, как ошеломлённые его стремительным отрывом, на секунды замешкались лугары, но тотчас спохватились, ринулись за ним. Теперь им было не до скрытности: хрустели ветки, трещал валежник, скрипели и лопались лианы. Они с отчаянием видели, как бесшумно и стремительно, бестелесным призраком исчезает их враг. Едва глаз перестал ловить его стремительное движение, джайва надёжно укрыла беглеца. Спрятаться в этих дебрях было проще простого – преследователь мог даже задеть рукой затаившегося человека, при этом его не увидеть. Можно было перейти на второй ярус и передвигаться по толстым веткам, как по тропам, так было даже проще. Умелые воины, у кого не кружилась голова от одной мысли о высоте, часто предпочитали этот путь. Но чужестранец им не воспользовался, они убедились, когда отыскали его след. И отыскали подтверждение своей тревоге – он знал направление, шёл в глубь джайвы, к стойбищу.
Ещё около получаса Андрей поддерживал высокий темп, потом перешёл на шаг – для преследователей он теперь был вне досягаемости.
Возвращение к лугарам. Чревовещание - http://www.proza.ru/2015/04/23/947