Осенью 2009 я купила курс испанского языка в университете Complutense, сняла комнату в центре Мадрида, собрала чемодан и покинула Москву. Дневник того времени — это серия заметок о повседневной Испании, мои личные впечатления о людях и месте.
5 октября 2009 года.
Все началось вчера в четыре утра, когда прозвенел будильник. Я вскочила, не понимая, что происходит. Через минуту пришло осознание: пора ехать. До Шереметьево домчалась за полчаса. Аэропорт не спал. Он был умиротворен. Благожелательные служащие, неспешные попутчики, автомат без комиссии, бесплатный вайфай, взлет как по часам, улыбчивая стюардесса. На подлете увидела знакомый пейзаж — коричневые, выжженные солнцем поля. Вспомнила, что Испания — моя первая настоящая заграница. Тогда мне было страшно, жарко и одиноко. Сейчас город встретил меня как родную.
Все здесь было знакомо: и бесконечные переходы Барахаса, и голубое метро, и даже запах улиц. А потом я познакомилась с Мануэлой, хозяйкой квартиры. У нее — небольшой горб, молодой голос и квартира с огромной террасой, на которой я провожу большую часть домашнего времени: валяюсь в шезлонге, как сейчас, или завтракаю, смотря в небо. И еще у нее есть пес Санчо, который носится по квартире за мячом со скоростью света. Он добр и лает только на быков и Мадонну, если видит их в телевизоре.
В тот первый день мы с Мануэлой потягивали пиво, гуляли по городу и сидели в баре. Я узнала, что она полжизни провела в Австралии и что в этой квартире, в одной из бесчисленных ваз, бережно хранятся кости ее любимой собаки. Я живу посреди персидских ковров, диванных подушек и собачьей шерсти. Днем воздух прогревается до тридцати тепла, и раскаленный город удерживает тепло до рассвета.
6 октября 2009 года
Сегодня я узнала, что испанским владею хорошо супериор альто у меня. А боялась очень, что тест плохо написала. Он действительно был сложным, много сомневалась и последней отдала работу, когда ее уже вырывали из рук. Помимо теста там были задания на понимание и небольшое сочинение. Так что результаты скорее всего объективны, замечу без ложной скромности. Конечно, я позабыла много слов, сегодня перепутала дверь со стеной, вместо «дезаюнар» («завтракать»), сказала «аюнар» («поститься»). Фразы вырываются сами и довольно бесстыдно. Они поднимаются из глубокого подсознания мутным потоком звуков.
8 октября 2009 года.
С утра лили дождь и терраса вся вымокла. Завтракала в зале с распахнутой дверью на балкон. Мануэла рассказывала забавные истории из жизни своей бабки, в чьих руках было сосредоточено все кинопроизводство на Кубе. Когда к власти пришел Фидель Кастро, женщина потеряла все, но продолжила любить диктатора, покоренная его харизмой. Тогда же я увидела настоящие кубинские деньги той эпохи — они такие маленькие, в четверть нынешних купюр.
Новый учитель испанского, Франциско, оказался очаровательным мужчиной: он нервно передвигался по классу, то и дело доставал веер и забирался на стол с ногами. После занятий мы с британкой Элеонорой оказались вв книжном секонд-хэнде. Я купила 7 книг, карманных, но все — испанская классика: Асорин, Валье Инклан, песня о моем Сиде, Лопе де Вега… В баре к нам присоединился элеонорин приятель — кудрявый блондин с крючковатым носом на мясистом лице.
Возвращалась домой, улыбаясь во все зубы так, что прохожие с удивлением смотрели на меня, а некоторые даже пытались заговорить. «Ола» — восклицали они, а я в ответ и умела только пискнуть «ола», боясь расхохотаться им в лицо.
11 октября 209 года.
По следам Боабдила мне пройти почти не удалось, иначе сейчас я была бы где-нибудь в Марокко. Потому что он, Боабдил, добровольно сдал последний оплот испанского ислама Королям — Католикам Фердинанду и Изабелле, а сам вместе с войском отправился в Африку. Было это в середине 15 века. А вчера…вчера я просто прожила огромную жизнь, заключенную в маленьком слове — «Гранада».
Автобус подъехал к станции в половине седьмого утра. Мы с Элеонорой, моей новой английской подругой, сразу же отправились завтракать. В привокзальной кафешке толпилось много людей, был полумрак, играло фламенко. Бармен звучно выплескивал содержимое бутылок, с силой швырял стаканы и бокалы, а на нас, рубиас, — трагичные взгляды бравого торреро. Движения его были преисполнены достоинства, голова гордо вскинута. Последнее его и подвело: наш герой промахнулся мимо чашки, и выплеснул подогретое молоко прямиком себе на грудь.
Когда мы вышли на улицу, начало светать. Элеонора отчего-то по-испански спросила у земляка, как добраться до центра, и тот, не распознав землячку, объяснился жестами. Потом мы минут двадцать шли до фонтана и Площади триумфа, а у арки, как в сказке, застыли на развилке: налево пойдешь- в Альбайсин попадешь, направо — в исторический центр, прямо — в Альгамбру. Из сугубо практических соображений — поиска жилья и карты Гранады — мы выбрали второй вариант.
Город блистал в рассветном великолепии, фонари и месяц подсвечивали небо. Мы шли от хостела к хостелу, от отеля к отелю, но все места были заняты. За утро мы обошли парк Ф.Г.Лорки, Гранадский университет, добрались до спально-индустриальных районов и в итоге забронировали две кровати в соседнем городке Villanueva. Как оказалось, приехали мы не вовремя: испанцы со всей страны съехались на юг, чтобы отпраздновать День конституции.
Наконец мы отправились в Альбайсин — самую древнюю часть города, где камни мостовой и стены домов хранят следы мавританской эпохи. В этом таинственном лабиринте узких улиц сплелось множество времен и историй, и их голоса то затихают, оглушенные смехом туристов и криками торговцев на площади, то пробуждаются и от их мимолетного звучания счастьем замирает сердце. Мы пообедали в приветливой домашней таверне вкусным мясом и лимонадом. А потом дошли до Альгамбры, и узнали, что все билеты на день раскуплены.
Спустившись в историческую часть города, мы залили грусть сангрией и погрузились в раздумья. Что делать? Элеонора осталась на площади читать El pais, а потом прилегла поспать в соседнем парке. Я же отправилась в места неизведанные и манящие. Сначала спустилась к маленькой, похожей на патио, площади со статуей Марьяны Пинеды в центре. Вспомнив лорковское:
О, как грустен твой день, Гранада,
даже камни твои в слезах!
Марьянита взошла на плаху,
ничего не сказала она,
присела на скамейку. Какой-то старик, проходя мимо, сказал мне «Hola» и положил руку на мое колено. Я же двинулась дальше по улице Королей-Католиков к главному собору, который оказался музеем с выставкой картин Алонсо Кано. По улице бегали колдуньи-цыганки, раздавали веточки неведомого растения, а потом хватали за руку и предлагали погадать.
Главное правило любого путешественника — если тебе грустно и одиноко, съешь что-нибудь вкусненькое. От мороженого мы с Элеонорой повеселели и решили променять последний автобус до Вильянуэвы на ночную Альгамбру. Два часа в очереди за билетами, и я уже ничего не ждала от таинственной цитадели, обители халифов и королей древности, на пути к которой оказалось такое множество преград. И Альгамбра стала для меня сказкой, ожившей под покровом ночи. Я смотрела в бесконечное звездное небо, стоя в центре дворца Карла Пятого и чувствовала себя властелином мира. Во дворце халифов подошла к резному окну и всмотрелась мерцающий огнями город. Может быть так же, но много лет назад, здесь стоял великий Боабдил и навеки прощался с городом.
12 октября 2012 года
Сегодня после завтрака пошли с Мануэлой смотреть главный военный парад в Испании. Действо проходило на длиннющем Пасео де Кастеяна недалеко от нашего дома. Народу вышло немерянно, многие — с флагами и детьми. Все хотели увидеть военных и короля.
Сначала проехала техника. Там были танки и лодки, причем на последних стояли парни в парадных гидрокостюмах. Потом прошли пешие войска, состоявшие из мужчин и женщин — лыжники, медики и иностранный легион. Легионеры устроили настоящее шоу: кто-то из них прыгал вокруг себя, другие — стучали в барабаны и пели залихвацкие песни.
В небе проносились истребители и вертолеты. Последняя группа выплеснула в воздух газ цвета испанского флага. Потом показались всадники в парадной королевской форме и цветными венчиками на голове. Затем выехала машина с королевской семьей, окруженная той же гвардией, но уже в блестящих доспехах. Народ встретил короля дружными «Вива, оле!». Когда показались автомобили премьера и правительства, раздался громкий свист и крики «фуэра Сапатера!» (проваливай, сапожник!).
Вечером все с той же Мануэлой отправилась в дальний уголок Мадрида, заполненный шале и частными домами. Ее отец — бывший юрист, а ныне — 96-летний старик — оказался бодрым мужчиной. Правда, он не смог сам принять нас, так как приболел и лежал в кровати. Зато я увидела дом, прекрасный старый дом, я бы даже назвала его небольшим особняком, ведь в нем было все, что нужно — и гигантская зала с высоченными потолками и длиннющим обеденным столом, и картины, и свечи, и позолота, и старые книги на пыльных полках, и полумрак, и заброшенный после смерти жены сад со скамейками.
Вечером я вышла на террасу. Дул свежий ветер, но в майке было тепло. Мануэла сказала, что такая погода — большая редкость. Что климат меняется. Что обещали лето до конца ноября. И если не будет дождей -это катастрофа для Юга. А я вот очень рада, что потепление совпало с моим приездом. И даже если похолодает чуть раньше — не беда. Потому что есть сейчас, когда я стою на теплой террасе. А ничего больше и не надо.
16 октября 2009 года
Вот он, красавец, Падший Ангел. Единственный в мире, облаченный в камень и вознесенный на постамент. Стоит себе в центре мадридского парка Ретиро, на месте взорванной французами фарфоровой фабрики, и ничто не в силе отвлечь его от одной и той же мысли. А думает ангел о … солнце. На рассвете оно ослепляет беднягу, а вечером жжет ему спину. Он устал, но камень не дает ему вырваться из неподвижности. Или хотя бы выпрямить спину, чтобы достойно встретить новое движение дня. 666 метров над уровнем моря. Остроумная шутка безвестного мастера.
19 октября 2009 года
Алькала де Энарес — полосатый город. Полосат он точь-в-точь, как потолок его знаменитого университета. Коричневая краска — тишина, наполняющая улицы. Тишина таит древность и вздыхает о былом величии. Белая — звук машин и гомон толпы, современность, устремленная в будущее. Белое атакует металлическим блеском памятников, надземным переходом, гигантским транспарантом «Алькала — город Сервантеса, Всемирное Наследие». Коричневое трудно найти на Гран Виа, разве что в домике отца и детства Сервантеса, где в нескольких комнатах среди старинной мебели, музыки, кукольного театра и полумрака таится оно, прошлое. В поисках коричневого нужно уйти в переулки, затеряться в мудехарском орнаменте закрытых после утренней мессы церквей, в пышном барокко и memento mori монастырей, в строгой осанке католических королей, с высоты своего величия взирающих на своих же детей. Нужно также заглянуть в окно богадельни, стены которой хранят память о Лойоле, и которая, в память об иезуите, хранит верность своему предназначению.
20 октября 2009 года
У нас начались дожди. Мадридки только рады — наконец смогут обуться в цветастые сапожки, обмотать себя шарфами и облачиться в шерстяные кофты до колен. А то все лето, лето… летом много красивых вещей не наденешь — жарко…Преподаватель Хосе, войдя в класс, воскликнул: «Наконец-то осень! Да будет так, оjala!»
23 октября 2009 года. Мадрид
Вчера был отличный класс. Франциско вбежал и взволнованно крикнул, что ему нужно 6 добровольцев. Я конечно же вызвалась. В коридоре он объяснил, что хочет поиграть в полицию и подозреваемых, раздал нам роли и озвучил легенду: в понедельник вечером была убита богатая старуха сеньора Буэнавертуна. Потенциальных убийц — 6: личный врач — пластический хирург, племянник, секретарша, имевшая связь с этим племянником, служанка, адвокат и ее любимая собачка Росита. Я взяла роль последней. Франциско дал нам алиби. Моё — была в гостиной, смотрела любимый сериал Аморес Перрос (Сука любовь) и пила текиллу. У двух героев алиби противоречило, это и должна была заметить полиция (то бишь все остальные в классе) в ходе допроса. Когда началась игра, мы, не нарушая правил, пустились в безумную импровизацию, выгораживали друг друга и создавали впечатление, что у каждого был мотив. Я объясняла, почему, как познакомилась с хозяйкой в Мексике, что очень умна, а потому говорю по-испански, но не понимаю все из-за мексиканского диалекта, что обожаю есть ножом и вилкой, что собаки моей породы (чихуахуа) предпочитают текиллу водке и рычала «где моя бутылка!»
25 октября 2009 года
Побывала в Сеговии с подругой — китаянкой Санди. От моего дома в Улан-Удэ до ее в Пекине меньше расстояния, чем до Москвы. Все-таки я азиатка, с Санди мне общаться легче и веселее, чем с европейками или американками. Это был мой второй визит в Сеговию за последние 4 года. Но казалось, я впервые в этом городе. куда все уходит из памяти? Осмотрели все, что можно. Из главного — акведук, Собор, Алькасар. Насладились пространством и ветром. Вечером был набитый испанцами ирландский паб. А утром — солнце, дымка и запах паленых листьев. Осенний такой. Сладкий и грустный.
26 октября 2009 года
Вчера мир перешел на зимнее время. Мануэла перевела часы в доме. А я все-таки умудрилась придти на занятия на час раньше. Взяла в столовой вино с газировкой -тинто де верано — и вышла на террасу. Было около 25 тепла, солнечно и хорошо.
29 октября 2009 года.
Мне конечно нравится, когда ребята, высовываясь из проезжающих навстречу машин, кричат мне комплименты. Здесь все-таки не юг и чрезмерное внимание не принято, но они все-таки испанцы и изредка позволяют себе это удовольствие, и потому автомобили быстро проносятся мимо, унося с собой раскатистое «Гуапаааааааа…» (красотка), иногда «пута» (шлюха), но это уже другая история. Но сегодня я подпрыгнула от ужаса, когда гудок автомобиля прямо в ухо вывел меня из задумчивости. «Гуапа!!!» — гаркнул паренек и умчался вдаль по зеленому сигналу светофора. А я осталась стоять, наблюдая как дрожащее сердце медленно выползает из правой пятки на свое дежурное место.
-Вы, должно быть, Ирина?
Да, — пролепетала я. Мне бы пора бы уже привыкнуть к особенности местных преподавателей не оправдывать ожиданий. В хорошем смысле этого слова. Сейчас вот я предвкушала встречу с солидным пожилым испанцем, плотным и может быть усатым брюнетом. Вместо него из-за угла вынырнул хрупкий седовласый старичок, одетый в клетчатый костюм с бабочкой. Постаревший булгаковский Бегемот. В его голубых глазах резвились огоньки, а в кабинете ароматно пахло табаком или чем-то другим (я и не поняла, какой травой он набивает свои трубки). Мы поговорили о его статье, которая, как выяснилось, была «археологией» его личного ощущения смерти. Потом перешли на испанскую ментальность. Затем — на моих любимых героев — Бунюэля, Унамуно и Лорку. Я рассказала, что Лорка любил играть в то, «что произойдет с его трупом в могиле». На что професор ответил, что это его любимая игра. Затем он скинул мне несколько статей прямо из гугла, поцеловал в обе щеки и мы распрощались.
А теперь вечер. Я бы хотела лечь, но некуда. Шезлонг на другой стороне террасы. А еще его нужно покрыть особым матрасом, который разворачивать ну совсем не хочется. Так что сижу здесь, закинув ноги на стул. Тепло, звезды подмигивают, часы отбивают: один, два, три … девять. Обожаю четверг. Это чувство родилось недавно, а точнее, сегодня и здесь. Четверг — это середина недели. В пятницу уже обидно, что неделя так быстро пробежала. А еще мучает обязанность куда-то выйти, как-то потусить. В выходные желание проявить себя социально обретает плоть. В выходные особо жалко терять время. А так как оно все равно уходит, как песок сквозь пальцы и прочие щели, то выходные я люблю не так сильно. Понедельник по привычке кажется днем трудным. Он — как начало большого спектакля под названием «рабочая неделя». Серьезный такой день. Темно-синий. Вторник и среда, задавленные авторитетом понедельника, обычно пробегают незаметно, неосмысленно и суматошно. А в четверг время переходит на шаг. И тогда я сажусь на террасе, с наслаждением вытягиваю ноги на соседний стул, слушаю шум города и смотрю на звезды. И я бы конечно хотела лечь, но некуда…
2 ноября 2009 года
Опять отдала последний кусок сыра Санчо. Сыр мы всегда кушаем вдвоем, потому что я не могу переносить, когда мне смотрят в рот. А еще потому, что он вечно голодный. Нет, сухой корм всегда лежит в пёсьей миске, это закон. Но вот другая еда, та, что с человечьей тарелки, перепадает ему редко. Чтоб не толстел и не болел, — говорит Мануэла. И в общем-то, она права. И бегает Санчо без пансы (брюха), и даже без пансито. Бегает и от радости кульбиты через голову выполняет, и прочие трюки, когда я открываю холодильник или шуршу шоколадкой. А Мануэла удивляется, почему он меня так любит. А он любит всех, и радость искрится в его глазах всякий раз, когда он видит человека. И тогда он хватает свой любимый синий мячик и бежит на террасу. Играть, играть! — выстукивает Санчо мячиком об пол. — Играть, играть, иначе зачем жить-то вообще?!
3 ноября 2009 года
Расскажу вам сейчас про мой Хэлуин. Было все так. Накануне купила я в кондитерской уэсос де лос сантос (кости мертвых) — традиционного испанского лакомства ко Дню всех святых. Купила немножко, потому что было дорого. Всего — 4 кости и 3 черепа. Утром выложила натюрморт на красной скатерти и сфотографировала. Потом надкусила кусочек, пожевала и запила приторную сладость горьким кофе. Желудок сжался от отвращения, не справившись с игрой воображения, разыгравшего против воли сценку «завтрак каннибала».
В то утро я планировала поехать в Толедо. Но так как в квартире никого не было, утренняя тишина и распахнутая дверь на террасу выманили лень погреться на солнышке. Я быстро обсудила ситуацию с совестью и мы договорились поехать в Толедо на следующий день, в воскресенье. Забегая вперед, скажу, что в воскресенье общаться с похмельной совестью оказалось еще проще. Она пришла в себя только в понедельник, поныла но, наученная горьким опытом, быстро успокоилась. Так вот, мы решили вместо Толедо почитать книжки к диссеру и пройтись по мадридским музеям. В Арте Ренна Софии — детище Прадо, посвященном современному искусству — я провела все три часа до закрытия. С удовольствием прогулялась по грандиозной выставке Родченко и Поповой, засмотрелась на свое отражение в глазах Маяковского, посмеялась над текстами первой советской рекламы, типа «от старого мира — только папиросы Ира», передохнула на сеансе Бунюэля, и немного — Дзиги Вертова, разглядела праздную толпу на подходе к Гернике, испугалась мистических инсталляций в залах современного испанского искусства, выбежала оттуда и заблудилась в бесконечных переходах… Где-то там меня и застал звонок Мэтью с приглашением пойти на вечеринку.
До встречи на Plaza del Sol оставалось два часа. Я решила не тратить время на дорогу домой и посмотреть, что творится в центре. Было тепло, темно и людно. В районе метро Антон Мартин появился первый признак хэлуина — стайка щебечущих американок в сексуальных ведьмовских платьицах, перебегающая дорогу. Видение повторялось вновь и вновь вплоть до Пласа Майор, и я уж стала думать, что гуляют только американцы. Ан нет, оказалось, что почти все испанцы, а точнее, вся испанская нечисть, собралась на главной площади города. Кого здесь только не было! И страшилки всякие разные, и зомби, и мертвые невесты… Преобладали же силы демонические с искрящимися красными и голубыми рогами. И даже был там один годовалый демонёнок на руках у папы-смерти. Кто-то из них не гнушался подработать. Толпу обирали три отрубленные говорящие головы и труп, шевелящийся в гробу. А еще — жонглер-огнепоклонник. Я наблюдала за ними, потягивая вино на террасе одной из многих кафешек. И даже делала фотографии.
Вскоре прибежал Мэтью. Он вымазал свое лицо и футболку кровавой краской, на голову повязал платок, а в руки взял гитару. Его подруга Алисья оделась учительницей. Я решила, что буду темным духом, так как была вся в черном. Потом мне еще пририсовали рану на шее, и я стала кровавым духом. Всю дорогу Алисья повторяла, что очень боится хэлуина. Она в ужасе отпрыгивала от проносящихся навстречу призраков, и этот ужас до сиз пор живет в ее глазах, что заметно даже на парах в университете. Вечеринку устраивал француз португальского происхождения в костюме дворника по имени Томас. Народу было много, сначала преобладали французы, потом подтянулись американцы, а под утро остались только испанцы. Я упивалась общением, танцами, сангрией. Сначала говорила по-испански и по-английски, а потом перешла на французский и итальянский, которыми не владею. А под утро мы отправились в единственную открытую в 5 утра кафешку есть пончики чуррос с горячим шоколадом. На подступах к кафе столпилась вся, уже потрепанная и уставшая, но все еще веселая нечисть. Она же наполнила вагоны утреннего метро.
5 ноября 2009 года
У нас резко похолодало. А еще на улицах появились первые елки, а в магазинах — новогодние сувениры. и все как-то внезапно, в один день. И сразу захотелось снега и немного дождя. Сегодня я увидела двух нищих. Нищие и попрошайки в этом городе не редкость. Но эти были особенными. Первый сидел на скамейке посреди бульвара. Рядом лежала его постель — картонка и одеяло. Раннее утро. С обеих сторон проносились машины и люди. Он же сидел очень спокойно, величественно направив красивый профиль к солнцу. Потом обернулся, я увидела ясные, пронзительно синие глаза и поспешила мимо. Другой нищий расположился в нише моего дома. Солнце давно ушло спать. А он не спал. Он лежал спиной на картоне, положив руки поверх одеяла и уперев взгляд в потолок. Так привычно, так, как это делает большинство людей в своих кроватях.
9 ноября 2009 года
На выходных съездила в Кордову и Севилью, правда не самостоятельно, а в компании 50 сокурсников под предводительством учительницы Леонор. Опыт был интересный, но повторять его не хочется. Нет, в Андалусию я влюбилась окончательно и бесповоротно. Речь идет о коллективном заезде и его организации: инертная масса товарищей слишком медленно ходила, долго спала, терялась и теряла время. Я бесилась и бесила Леонору рекомендациями типа «давай не будем всех ждать». Нам не нужно было думать, где спасть, как доехать, что делать. И от безделья мозг просчитывал другие варианты (выехать ночью и не тратить 7 часов дня в автобусе, выехать сначала в Кордову, а потом в Севилью, а потом махнуть в Кадис), и находил их в тысячу раз лучше, и понимал, что масса равнодушных ленивцев изрубила бы их на корню.
11 ноября
Этот город сегодня сыграл со мной шутку, спрятав магазин с присмотренными накануне сапожками. Все утро я кружила вокруг Соль, обежала все улицы и переулки, а потом голодная и злая поехала на учебу. Там поесть не успела из-за большой очереди в кафе, благо занятия с Хосе отвлекли от кулинарных мыслей: мы читали стихи современных испанских поэтов, и я пыталась сбить всех с толку, но больших успехов не добилась. Потом я выпила тинто в столовке, и еще два в баре, куда мы поехали с Яной и Наташей, забив на янины занятия. Так вот, после трех бокалов вина магазин появился, в том самом месте, на углу Соль, где я несколько раз пробегала утром, и пробегала, видимо, очень быстро. Я поскреблась о стекло витрины, помахала рукой продавщице, а она отмахнулась: «закрыто!». Попытаюсь попасть туда завтра, ведь известно же, что настойчивость — прабабка успеха.
15 ноября 2009 года
Цвета Кордовы:
…белый — фасады домов и церквей, облака, памятники
золотой — мечеть, алькасар, ночные улицы и святые
зеленый — цветочная улочка и апельсиновые деревья
синий — небо…
Я подошла к ней и обняла теплые камни. Мечеть ждала меня семь лет, с тех пор, как я впервые увидела ее в альбоме и захотела вернуться. Семь лет — ведь это почти ничего. Я закрыла глаза и прислушалась. Звуки ночного города заглушил глубокий шепот переживаний. Мечеть вспоминала. Она говорила о своем рождении и о былом великолепии. Опьяненная ветром, она бредила именами давно ушедших владык и смеялась тому, как Карл Пятый превратил ее в католический храм: «А ведь совсем не похоже получилось, завтра увидишь». Она мерцала золотистым сияньем, огромная и неприступная. А утром распахнула радостно двери в бесконечность и величие колонного зала.
18 ноября 2009 года
Проснулась в 9, а не в 7. Полночи снились кошмары, так что пришлось досыпать с включенным светом. Вышла на террасу — тепло. Похоже сегодня опять плюс двадцать. Мне остался месяц в Испании. И я уже очень хочу вернуться, потому что соскучилась по родным и близким, потому что соскучилась по своей маленькой комнатке в ГЗ, потому что жизнь в Мадриде плавно перешла в монотонность. Последнее нормально. Я бы хотела быть кочевнком и постоянно менять декорации, а с другой стороны — постоянная смена декораций — это та же монотонность. И как иногда хочется уютный дом, чтоб всегда туда возвращаться. И я уже тут очевидно расслабилась, торчу в интернете почем зря, на испанский забиваю. Сегодня весь день буду думать, что мне еще осталось сделать здесь из важного, а потом составлю список. И пойду попунктно исполнять его, и выпью витаминку с женьшенем, и не потрачу ни одной минуты напрасно. Потому что месяц — это так мало, но и безумно много, для того, чтоб успеть сделать еще что-то важное.
19 ноября 2009 года
Лежа в детсадовской кроватке, в сончас, когда делать было нечего, я часто пыталась остановить время. Не получалось. Тогда я пыталась ухватить грамульку времени, чтоб было только сейчас, чтоб без шелухи будущего и прошлого, но тоже не получалось. Вот думаю это мгновение — настоящее. А гляжу - и прошло уже, и то, что я проговорила — уже прошлое.
21 ноября 2009 года
Сегодня во время прогулки возле дворца юстиции увидела замечательную картину. Отец семейства в строгом сером пиджаке рассекал пространство на скейтборде, а перед ним мчались его дети: мальчишка лет восьми, тоже на скейте; шестилетняя девочка на самокате, а впереди всех — двухлетняя малютка с синей соской на таком же синем самокатике. Дорога от Сибелис до Аточи, включая бульвар Прадо была перекрыта для транспорта из-за демонстрации. Еле выбралась из толпы, и, благополучно купив на вокзале билет до Толедо, поспешила скрыться в районе Лавапьес. Там чуть не умерла со смеху, увидев крошечную шавку, орошающую асфальт мочой, задрав обе задние лапы. Интересно, кто это был — мачо или эмбра, кобель или сука? И вскоре забрела далеко на юг, к Пирамидес. Вдали всё мерещилась река. Оказалось — строят развязку.
24 ноября 2009 года
В сердце главного мадридского вокзала — Аточи — находится гигантская оранжерея. А так как растения требуют определенных влажности и температуры, главный холл заполнен нежной водяной дымкой. Эта дымка заметна на любительских фотографиях. А вживую совсем не чувствуется. Вдыхаешь — и погружаешься в тропическую вечность. А у ног копошатся черепашки и рыба мечется меж ряски. У поездов пахнет по-другому — аэропортом, странствиями, бегом времени. Поезда отходят ровно по расписанию, и при задержке более 10 минут возвращают стоимость билета. Поезда остроносы, как ракеты. Служащие сканируют багаж, все серьезно. В зоне встречи пассажиров высится скульптура — гигантская голова спящего младенца. К ней уже все привыкли, хотя наверно, сначала удивлялись.
28 ноября 2009 года
Мадрид атаковали тучи с севера и сразу похолодало. Если раньше 11 градусов тепла на уличных экранах означало тепло, то сейчас — холод. Все дело в солнце. Даже при 11 градусах воздуха солнце накаливало мостовые так, что хотелось раздеться до кофты. Сейчас оно пытается прорвать облачную баррикаду, но пока безуспешно. Довольные горожане облачились в шубы и уги.
Русских в Мадриде много и они все чаще неотличимы от местных. Мы объевропеились и на вид уже вполне элегантны в массе своей. С манерами и вежливостью пока, конечно, туговато (видела компанию толстосумов на Гран Виа с жестикуляцией и гонором мордоворотов), но, думаю, и с этой традиционной русской чертой среда сделает свое дело.
Вчера город включил праздничную иллюминацию. Я возвращалась из центра пешком, зачарованная. Особенно порадовал вид действующего фонтана на фоне новогодних огней.
4 декабря 2009 года
— А где у вас зимняя обувь?
— Все, что видите — зимнее.
— Видимо у нас разное представление о зиме…
— ???
Я не спешу выводить продавщицу из культурного шока.
По дороге в универ встречались сплошь девочки-подростки с чупа-чупсами во рту. Вспомнила фразу из «Эммануэли»:
— Ты думаешь, мне нравится сосать эти леденцы? Я делаю это, чтобы привлекать внимание мужчин…
В десять двадцать вечера в квартиру врывается Мануэла.
— Ирина, пойдем, пропустим по рюмочке.
— Далеко?
— Да нет, здесь внизу.
Вихрем проносится по комнатам, я тоже собираюсь. Заходим в бар на соседней улице и встаем у стойки. Пиво, тапас. Несмотря на довольно бедное оформление, заведение постепенно наполняется до отказа. Выходят два гитариста и затягивают фламенко. Официант раздает свечи и тексты. В одиннадцать гаснет свет. Хозяин бара делает объявление о том, чтобы мы обнажили сердца и зажгли огонь. Певцы затягивают бравую «Сальве Росьера», им эхом вторит весь зал. Заканчивают молитву-песню множеством «оле» и бурными аплодисментами. Севильских таверн в городе три. В них каждую пятницу прославляют покровительницу Андалусии — Деву Марию из Росио, — объясняет Мануэла.
5 декабря 2009 года
Говорят, что иногда можно встретить друга. А можно пройти мимо него. Он может быть братом, любовницей, кошкой и даже твоим убийцей. Вы можете быть разъединены или связаны тысячью обстоятельств… Но вне этой жизни, где-то там, в безвременьи и безпространственности, там, где обитает истина, вы — настоящие друзья.
13 декабря 2009 года
Как-то недавно видела, как мужчина, оплатив парковку, засунул квитанцию в рот и так и шел до машины, метров 30, стиснув зубы и размахивая свободными руками.
А еще, выходя из университетского лифта и держа в руках кофе (аккуратно, чтоб не разлилось), я сказала оставшейся в нем девушке: «Слушай, ты прости меня. У тебя там пятно на пальто, сзади, это мой кофе». Увидеть ее реакцию не успела, двери закрылись.
14 декабря 2009 года
Весь день носилась по центру в поисках подарков, и к вечеру вернулась обессиленная и почти с пустыми руками. Потом мы с Мануэлой решили прогуляться. Было холодно, почти 0 градусов. Мы зашли в таверну Лас Кавас неподалеку от главной площади. Мест не было, но я с удовольствием потягивала тинто за тесной стойкой бара. Таверна находилась в подвалах старинного дома 16 века. Официант в облике корсара предложил нам столик.
Вдруг мы услышали музыку. Мануэла сообщила, что это должно быть туна — группа испанских студентов, за деньги развлекавшая публику. По традиции каждый университет и даже факультет организовывал собственную музыкальную команду в духе Средневековья. Но если раньше школяры пели под окнами девушек, и главным образом за еду, спускаемую им из окон возлюбленных, то сегодня студенты обходили бары и рестораны, собирая неплохой денежный улов.
Мы разговорились с ребятами, а потом отправились послушать их в соседний бар. Узнав, что я русская, школярский лидер мгновенно запел под гитару «Расцветали яблони и груши..», но его заглушил подошедший к компании друг: «Очи черные, очи страстные!…». Потом они посоветовались, выбрали старинный испанский романс и исполнили его, водрузив меня на постамент из ступеней.
15 декабря 2009 года
Утром вставать совсем не хотелось. И хотя голова уже выспалась, тело продолжало лежать, свернувшись клубком под одеялом и замирая в ужасе от самой идеи подъема. По квартире гулял ледяной ветер. Он с воем проникал в комнаты, сквозь шторы и открытую дверь на террасу. Ночью выпал первый снег и тут же растаял. Я заставила себя вскочить и направилась в душ оттаивать. Потом долго согревалась кофе, в темной кухне, пока не появилось солнце.
Франциско провел ревизию имущества — два бубна, резная непочатая буталка португальской водки, моя кубинская марака (одолженная накануне у Мануэлы) и гитара Мэтью.
— Кто-нибудь занимался в хоре, музыкальной школе, у кого-нибудь есть слух?
Все скромно потупили взоры.
— Эта бутылка, — Франциско указал на португальскую водку, — будет звучать лучше наполовину початая.
И он быстро отхлебнул глоток и попытался поджечь воздух на выдохе. Не получилось.
— Кто-нибудь хочет?
Бутылка пошла по кругу. Мэтью взял первые аккорды «Los peces en el rio» и Франциско пропел мелодию. Мы потянули за ним. Потом без гитары. Потом с гитарой. Потом без Франциско. Отработали припев в два голоса, затем — куплеты. Никто не ожидал, что в нашей группе столько замечательных голосов. Наш хор звучал ангельски, но профессор настаивал на цыганщине, с ее надрывным напевом. Получилось. Тогда мы затянули "Noche de paz". Ангелы вновь прорвались на сцену, завлекая восторженных зевак из коридора. В восторге был и Франциско, он снимал представление на мобильник («показать маме»), а потом предложил совершить турне по соседним классам. Мы поддержали с условием предварительно съесть шоколадный торт, испеченный китаянкой Чинсией. Милая маленькая Чинсия достала гигантский разделочный нож из дамской сумочки и встала на раздаче.
— Хочется пить, — пожаловалась я. Музыкальную бутылку мы давно опустошили.
— Может вина? — промолвил Франциско и через некоторое время появился с двумя бутылками и 14 стаканами. По пути он изменил план, пригласив руководство и других студентов к нам в класс. Мы спели со сцены, сорвав бурные аплодисменты. Потом еще раз спели и счастливые стали прощаться. Когда подошла моя очередь обнять любимого преподавателя, он сказал мне: «Ты, главное, оставайся такой же».
Я думала, что прощаться будет грустно. Оказалось, легко. Завтра мы расстанемся с Хосе, послезавтра напишем экзамен и разъедемся по миру. Люди, как снежинки, подхваченные ветром времени, сначала сплетаются красивые узоры, а потом разлетаются, важные, не зная, что со временем превратятся в воду, стекут в океан и снова будут вместе.