История эта была рассказана мне одним случайным знакомым - отдыхали в одном
санатории. Дядя Валера, мужчина лет под семьдесят, был вполне ещё бравым и подтянутым. Очень строгий к себе и к другим, органически не
переносивший неправды дядя Валера скептически относился к байкам про ведьм, ходячих покойников и т.д. Его сопровождала племянница, которую дядя Валера
ласково называл Галюня. Подружилась я с ними, иногда допоздна засиживалась в их номере за чаем, за партией в шахматы с дядей Валерой или просто за интересным разговором. Рассказчиком старик был редким! Я как-то его спросила, почему
рассказы о покойниках его раздражают. "Да потому и раздражают, что в
основном это всё враки. Разве сама не
видишь? Есть, конечно, случаи..." "Расскажи, дядя! Прошу, прошу
тебя... " - взмолилась-таки Галюня.
Старик, недоверчиво нахмурив
кустистые седые брови, взглянул на
неё. "Ну дядя! Рассказывай, не томи уже!"
- просит Галюня. "Не хотелось мне душу бередить... Да
что ж с тобой сделаешь... Слушай. Не
всегда я был древний такой, как
сейчас. Был и я молодым, интересным
парнем. Родился в войну, детство и
юность пришлись на послевоенные годы. Один у матери, без отца, рос
настоящим хулиганьём... Учиться не
хотел, работать - тем более. Работа
дураков любит, а я считал себя
умным. Мать, вытягиваясь в струнку,
содержала меня, великовозрастного олуха. Знал лишь по девкам шастать
да самогонку лопать. Бедная моя
мама... Она, выплакивая глаза,
надрывая уставшее сердце, ждала
меня каждым утром от очередной
любимки... Вразумлять меня было безполезно. Однажды прибыла к нам в деревню
геологическая партия, ну, те, что
камушки всякие ищут. Двое из них у
нас на квартире жили. Видя такое
наше положение, мамины
заплаканные глаза и моё отчаянное нежелание браться за ум, Степаныч -
главный у них - предложил маме
взять меня с собой. Мол, привыкнет
парень, оборкается, человеком будет.
Она, промокнув глаза уголком
платка, неожиданно для меня согласилась. Если честно, я и сам был
не прочь пойти с геологами - дочка
Степаныча, белокурая Зоя, была
поварихой в их экспедиции... Сонным безоблачным утром, когда
рассвет окрашивает небо в розовый
цвет, мама разбудила меня, и, пряча
распухшее от слёз лицо, проводила
до околицы с группой геологов. Она
долго стояла и смотрела нам вслед. Я шагал рядом с Зоей, радуясь новой
взрослой жизни и её близости... В ту
пору мне 25 годков стукнуло. С Зоей
у нас, как и следовало того ожидать,
приключилась любовь, да такая, что
она дышать без меня не могла. В группе догадывались о наших
отношениях, однако, Степаныч, её
отец, мне ничего не говорил. Правда,
иногда чувствовал я на себе его
мрачный, тяжёлый взгляд.
Признаюсь, не по себе мне тогда было... Однажды Зоя пришла на очередное
свидание заплаканной. На мою
попытку обнять её поспешно
отстранилась. Я, смеясь, попытался
привлечь девушку к себе, но Зоя
молча вывернулась, отведя мои руки. "Доигрались мы, хватит. Дитё у меня
будет" - сказала она и заплакала. "Крестить меня возьмёшь?" - глупо
пошутил я, пытаясь поцеловать её.
Она так на меня посмотрела... Еле
выдержал я её взгляд тогда... "Отец прибьёт меня, как узнает..." -
плачет Зоя. "Чем я могу помочь? Ты сама должна
была думать, милая. Ведь так?" -
растерянно бормочу я. "Пожениться надо нам. Твоё ж дитё..."
- продолжает Зоя. Женитьба в мои
планы никак не входила. Ну какой из
меня муж, тем более отец семейства...
Ничего не ответив ей, я рванул с
места и бегом - в палатку, оставив девчонку одну... Все дни, следующие за этим, я
старательно избегал Зою, её убитого,
несчастного взгляда, её попыток
встретиться со мной... Так, день ото
дня, девушка становилась всё
печальнее, и я уже всерьёз подумывал дать дёру домой... Однажды вечером мы у костра
допоздна засиделись. Август,
бархатный и на редкость тёплый,
наполнил мир ароматами цветов и
трав. Королева-ночь щедро
раскинула над нами чёрный шатёр небес, богато расшитый золотом...
Кто-то мучил гитару, кто-то пил
обжигающий, с дымком, чай из трав,
кто-то просто молчал, находясь в
сладкой полудрёме, с наслаждением
вытянув натруженные за день ноги... Я молча потягивал горячий
ароматный чай из кружки и старался
не смотреть на Зою. Она сидела по ту
сторону костра, как раз напротив
меня, уставившись на меня своими
несчастными, собачьими глазами. Я с отвращением замечал в ней внешние
перемены: осиной талии, когда-то
сводящей меня с ума, как не бывало.
Грудь её, и без того немаленькая,
обещала стать огромной, округлые
когда-то бёдра стали до безобразия толстыми. И эти серые глаза, в
которые я так любил смотреть,
превратились в глаза побитой
бродячей собаки... "Зачем я только связался с этой Зоей?
Зачем я вообще с этими геологами
связался? И что теперь будет? Её отец
дух из меня щелчком вышибет, коли
узнает обо всём... Догадывается ли
он, что она беременна? И кто причиной этому? Что же мне теперь,
жениться? Да я лучше умру, чем
свяжу свою жизнь с этой облезлой
курицей. Верёвку на шею - и конец
всему... Поминай, как звали..." -
отчаянно думал я, глядя на красные язычки пламени, и мысли путались в
моей голове. Ночной воздух был чист
и прозрачен. Где-то совсем рядом хрустнула ветка,
и я встрепенулся. Послышались
лёгкие шаги, и я вздогнул,
обернувшись на их таинственный
шорох. Костёр выхватил из тьмы
фигуру женщины, озарив красноватым светом её лицо... Она
стояла чуть поодаль, глядя на меня в
упор так, как будто пришла именно
ко мне. Какая она была? Не худая и
не полная, одета во что-то тёмное,
длинное. Лицо... Про её лицо я ничего вам сказать не могу. Помню лишь, что
оно было худым и неестественно
белым, ни кровинки просто... В глаза
я ей заглянуть не посмел почему-то...
Мне стало не по себе... Какой-то страх,
первобытный, животный страх, скользкой, отвратительной жабой
лёг на мою грудь и сдавил её. Она
стояла и смотрела мне прямо в глаза,
я это чувствовал, знал, хотя её глаз
не видел. "Откуда к нам такая красавица
пришла? Проходите к костру,
погрейтесь. Устали, видно, вон
бледная какая..." - изо всех сил
стремясь переломить страх,
предложил я той женщине... Она, усмехнувшись, медленно отвела
взгляд и ушла. Когда её тёмная
фигура растворилась в ночном
сумраке, один старый геолог,
Михалыч, подошёл ко мне и сел
рядом. "Зачем ты заговорил с ней, сынок? К
нам зачем пригласил? Это сама Смерть
была. Видно, кто-то думал о ней,
звал. Вот она и не заставила себя
ждать..." - Геологи обеспокоенно
примолкли после его слов и разошлись по палаткам. Было уже за полночь... Во сне ко мне
явилась Та женщина. Однако, я не
берусь с уверенностью утверждать,
сон ли это был... Она неслышно
вошла в палатку, и, взяв меня за
руку ледяною рукой, тянула к себе... Страх сковал моё тело, мышцы, язык
присох к нёбу, и я не мог закричать...
Я мог молиться мысленно, но - увы! -
не знал ни одной молитвы... Слёзы
тяжёлой волной подступили к горлу,
душили меня... Она же, вцепившись в мою левую руку, не ослабляла своей
жуткой хватки... Не знаю, сколько
времени это продолжалось, может
быть, считанные секунды, а может и
целую вечность... Казалось, время
замерло и рука моя онемела... "Что тебе от меня надо? Что надо?" -
мысленно возопил я ей.
Отвратительно- равнодушный голос
откликнулся где-то внутри меня: "Ты звал меня. Я пришла. Пустая я не
уйду". Её рот, неподвижный до этого, грязно
ухмыльнулся, обнажив жёлтые
зубы... И тут я впервые заглянул в её
глаза... Их не было вовсе... Пустые,
зияющие дыры вместо глаз... Мама!
Мама, милая мама, помоги мне! Спаси меня, мамочка, родная моя, спаси... Я
умираю... Превращаюсь в ничто,
мама... Господи, помоги, спаси меня,
Господи! Спаси и сохрани меня,
Господи! Помоги мне, ради моей
матери... Я смог приподнять правую руку, сложить трёхперстие и
перекрестился кое-как... "Валерка, вставай. Беда у нас
случилась. Михалыч ночью помер...
Эх, как же жаль старика! Вчера ведь
только у костра с нами
полуночничал, и ничего у него не
болело. Ты рядом с ним спал, не стонал он ночью, Валер? Вставай,
вынесем его на улицу. Оглох что ли?"
- один из ребят настойчиво тряс меня
за плечо... Михалыча мы схоронили под
высокой берёзою, одинокой, как и он
сам... А меня вот до сих пор не
покидает чувство вины перед ним...
На следующий день мы с Зоей
признались во всём её отцу, и я попросил её руки... Старик
прослезился даже... Говорит,
догадывался обо всём, переживал за
дочку и за неродившегося ещё внука
безмерно. Конечно, он дал согласие
на брак. Ей было тяжело уже совершать с нами столь дальние
переходы, и новоиспечённый тесть
отправил нас к моей маме... Там мы и
расписались, а мама настояла на
венчании... На Масленицу, в конце
февраля, жена родила мне сразу двух малышей - Алексея и Валерия...
Несмотря на тяжёлые роды, Зоя
расцвела. Я любовался её по-девичьи
лёгким и гибким станом, плавными
движениями, весёлым и звонким
смехом... Сыновья подрастали. Когда наши
мальчишки начинали ходить,
натыкаясь на всё вокруг, мама, с
улыбкой глядя на них, всплакнула. И
рассказала мне следующее. "Сынок, когда ты был в экспедиции, я
постоянно молилась за тебя,
переживала... В храм ездила, в район,
ставила свечи за твоё здоровье...
Однажды ночью спала я, сынок.
Вдруг кто-то толкнул меня, да так крепко, что я вскочила сразу. Глядь -
иконка Спасителя в углу светится вся
серебрянным каким-то светом, да так
ясно, что всю горницу нашу
освещает... Под сердце меня кто-то
толкнул, когда тебя в животе носила, ты точно так же толкал меня ножкой
или головкой, когда
переворачивался... Такой страх меня
взял... Бросилась я на колени, под
Святые образа, и молилась, молилась,
чтобы Господь наш помиловал тебя... Не знаю, сколько времени прошло, да
только успокоилась я, когда икона
перестала светиться, к утру. Утром в
храм поехала, Преображение, святой
праздник... Свечи поставила тебе,
сыночек..." "А потом? Дальше-то что было?" -
нетерпеливо спрашивает Галюня. "Дальше... Жили, как все...
Мальчишки выросли да разлетелись,
у обоих давно сыновей свои семьи...
На лето приезжают к нам с семьями.
Да и помогают нам: то крышу
подлатают, то фундамент каши просит - подправили. Жизнь есть
жизнь. На то она и жизнь, чтобы
жить..." До самого рассвета мы просидели в
ту ночь, слушая рассказы старика. Он
полностью прав: жизнь нам дана для
того, чтобы ЖИТЬ!