Возвращаться из отпуска всегда грустно. Особенно если едешь в Москву из предновогодней Австрии, где на главных площадях городов вовсю цветут рождественские рыночки, пахнущие корицей, глинтвейном, деревом, шерстью, копчеными колбасками, – да всем на свете, почти одинаково желанным для туристов, которые так легко поддаются очарованию заграницы.
На вокзал мы с мамой пришли сильно заранее и теперь переминались с ноги на ногу, ожидая нашего вечернего поезда. Вокзал был немноголюден и для вокзала крайне молчалив. Колорита добавляло старое кладбище, которое раскинулось параллельно железнодорожным путям и оптимизма не сулило. Чтобы развеять сплин, я выскребла из сумки оставшиеся монетки евро и решила пообщаться с автоматом по продаже снэков и напитков на предмет чего-нибудь вкусненького в дорогу. Среди привычных глазу шоколадных батончиков, которые продаются в Москве в каждом киоске, я выбрала совершенно незнакомую шоколадку – судя по надписям, определенно австрийскую. Многолетний запрет не есть после шести сдал позиции почти сразу, не устояв перед соблазном продлить ощущение заграничного отпуска, пусть даже посредством коварного – читай, калорийного – шоколада.
Мама от шоколадки стойко оказалась, я же меланхолично жевала прямоугольные дольки и думала о том, что ехать нам больше суток, а значит, одной шоколадкой дело не кончится…
Наконец, поезд прибыл на платформу – в нем оказалось, смешно сказать, всего два вагона. Однако несмотря на столь скромную длину, наш вагон – по сути, второй по счету, носил гордый номер 341. Неохотно оторвав колесики чемоданов от гостеприимной австрийской земли, мы с мамой зашли в поезд.
Дверь нашего купе была заперта – мелькнула счастливая мысль, что мы поедем в купе одни. Однако проходивший мимо по коридору проводник предусмотрительно в купе постучал, и кто-то ему изнутри открыл. «Это к вам!» – анонсировал проводник кому-то, кто, скорее всего, только что сладко дремал и не горел желанием делиться пространством.
Широко открывшаяся дверь (в заграничных поездах двери открываются наружу, как обычные, межкомнатные) сначала заставила нас с мамой вжаться в противоположную стену, а потом явила нашим глазам попутчика – мужчину лет тридцати пяти. Скорее всего, он действительно дремал, потому что выглядел заспанным и щурился от света. «Симпатичный», – молниеносно отметило мое сознание и заставило изобразить на лице смесь усталой вежливости и желания как можно скорее забраться на верхнюю полку и уединиться там с книгой. Однако если мое лицо могло позволить себе обман, то тело отреагировало по-своему: плечи сами собой расправились, живот (это не я, это шоколадки!) подтянулся, и вообще все движения приобрели особую пластику. Характерную пластику женщины, которая выдает ее интерес к мужчине почище всяких детекторов лжи. Еще один беглый взгляд на попутчика – и любопытство мое возросло: кольца на безымянном пальце правой руки мужчины не было…
Путаясь в чемоданах, пакетах с сувенирами и прочей «ручной клади», мы скомкано поздоровались и попытались как-то разместиться. Верхних полок для багажа в купе такой конфигурации не предусмотрено, поэтому оба чемодана пришлось запихивать под нижнюю – мамину – полку. Пытаясь утрамбовать чемоданы наиболее компактно, я подавила желание помочь себе ногами: на меня смотрел интересный мужчина, а значит, я должна была оставаться девочкой-девочкой и не демонстрировать манеры портового грузчика. Мужчина не пытался нам помогать, но и не мешал: он забрался на свою нижнюю полку с ногами (краем глаза я отметила довольно свежие носочки приятного оттенка) и покорно ждал, пока женщины угомонятся. Продолжая «инспекцию», я отметила, что читает моя «жертва» новый роман Умберто Эко, а его очки, оставленные на столе, и темно-бардовый кожаный футляр выглядят дорого и уверенно свидетельствуют о хорошем вкусе хозяина и таком же материальном положении. Еще я заметила, что на самом деле мужчина ехал не на нижней, а на верхней полке – там лежали основные его вещи – а внизу, очевидно, сидел просто потому, что полка была пока свободна и на нее еще никого не подселили.
Кажется, мы не перекинулись и парой слов. Конечно, без традиционных в таком случае «спасибо», «пожалуйста», «ой, аккуратно!» не обошлось, но этим мы и ограничились. Мы предвкушали дорожную «вакханалию»: романтический фильм на ноутбуке, бутылку сладкого австрийского вина, желтоватые веревочки свежего домашнего сыра, парой часов ранее купленного на рождественском рынке… Мы уже разложили на своей половине стола нашу аппетитную закуску и я даже успела откупорить вино и разлить его по стаканам, как вдруг с соседней полки донеслось вежливое: «Приятного аппетита!». «Спасибо!» – вежливо откликнулась я и тут же, без паузы, спросила маму: «Какой фильм ты хочешь посмотреть? У меня есть «Последнее танго в Париже» с Брандо, «Жизнь Адель» – но это тебе не понравится, «Ночной портье» – довольно жесткая вещь, чаплинские «Огни большого города» – это настоящий шедевр, я его раза три пересматривала, очень рекомендую…».
Еще у меня на жестком диске хранились засмотренная до дыр «Реальная любовь», романтический боевичок «Мистер и Миссис Смит», пьяная российская комедия «Горько» и весьма посредственная мелодрама «Любовь с акцентом». Но мне хотелось выглядеть в глазах нашего попутчика интеллектуалом, поэтому я озвучивала маме только «стратегически выгодные» киношедевры. «Огни большого города», например, пылились там очень давно и так ни разу и не были мною просмотрены…
Собственно, «Огни», как и еще десяток шедевров мирового кино, даже скачены были не мной, а моей лучшей подругой – кинокритиком, которая по стечению обстоятельств писала на моем ноутбуке одну из своих киноведческих статей… В общем, я бессовестно пускала нашему попутчику пыль в глаза – на что только не решишься ради потенциальной большой любви! Ну, или хотя бы интересного приключения…
В какой-то момент, через час или около того, я почувствовала, что наживку мой визави, видимо, проглотил: время от времени я ловила на себе его заинтересованные взгляды. Я старалась не особенно мельтешить, но и забывать о себе не давала. То забиралась к себе наверх, принимала позу аппетитной рембрандтовской Данаи и грациозно, одним пальцем, перелистывала страницы книги. То наведывалась к маме на чай и пила его аккуратными маленькими глотками, задумчиво и несколько растерянно глядя в окно. То спускалась вниз, накидывала на ноги захваченные из дома тапочки с розовыми помпонами и, легко пробежавшись пальцами по волосам, поправляя прическу, шла к проводнику за чем бы то ни было, попутно демонстрируя все стратегически важные округлости и распущенные длинные, струящиеся аж до самых ягодиц, волосы.
Стрелки часов стремились к полуночи, путешественники в большинстве купе притихли, многие наверняка уже задремали. Клевал носом и наш попутчик, имени которого мы с мамой до сих пор не знали. Ехать нам предстояло еще целую ночь и почти целый день, но мне уже не терпелось подстегнуть Фортуну и подобраться к мужчине на полшажка поближе. А то заснет еще, не дай бог, а начать осаду нужно было непременно сегодня, чтобы завтра к вечеру уже обменяться аккаунтами в социальных сетях, а лучше – номерами телефонов и обещаниями скоро увидеться…
Дождавшись, когда мужчина, захватив полотенце и зубную щетку, вышел в туалет, я мигом слетела со своего блокпоста вниз, с большим трудом извлекла из-под маминой полки свой чемодан и выудила оттуда длинную белоснежную ночную рубашку, отороченную по лифу французскими кружевами. В отпуске я не надела ее ни разу (в отеле я спала в любимой старой футболке с потрескавшимся от многочисленных стирок принтом), но взяла с собой именно на такой случай – если вдруг готовящуюся ко сну меня посчастливится застать кому-нибудь, кроме мамы. Одевшись, я затолкала чемодан под полку, забралась к себе наверх и полезла в сумочку, чтобы распылить на лицо и шею термальную воду – в купе было душно, кожа настойчиво просила влаги…
Убирая баллончик с водой обратно, я заметила во внутреннем кармашке сумки натуральное масло иланг-иланга: пузырек темного стекла из тех, что продаются в аптеках и рекомендуются в качестве масел для аромоламп и средств красоты домашнего приготовления. Аромат иланг-иланга нравился мне давно: густой, обволакивающий, тягучий как сливочная карамель. К тому же он слывет отличным афродизиаком и создает теплую ауру эротизма… Я решила, что это будет отличный полуночный аккорд в сюите соблазнения: накапала масла на пальцы, растерла его и щедро нанесла за уши, на ключицы и волосы. Говорят, венецианские куртизанки распыляли духи именно на волосы, которые отлично хранят аромат, – чтобы еще вернее кружить головы своим темноглазым возлюбленным… «Чем это ты там опять навоняла?» – подала снизу голос вредная мама, но, в конце-концов, что она понимает в вопросах соблазнения? Вжившись и, более того, внюхавшись в роль куртизанки, я легла на левый бок, натянула одеяло чуть выше бедер и приготовилась ждать.
Мужчина вернулся и тоже начал готовиться ко сну. Мы с мамой предложили освободить купе (особенно в этот момент была бы хороша я, «вся в белом»), однако он заверил нас, что нам совершенно не нужно себя утруждать. Подтянулся на руках , уселся на верхней полке, выключил дневной свет, стянул с себя футболку, лег и, отчетливо пожелав нам с мамой спокойной ночи – не мне лично, камерно, как сосед по «крыше», а так, в пространство – преспокойно отвернулся к стене…
Я была раздосадована. Расстроена. Возмущена! Вместо того, чтобы лежать практически лицом к лицу и вести неторопливую ночную беседу, этот сухарь сопел себе в стенку и думать обо мне забыл. Я бы еще поняла, если бы он сразу заснул: ну устал человек, дорога – это всегда утомительно. Так ведь нет! Я слышала, что мужчина не спал: его дыхание было не похоже на спокойное ровное дыхание спящего человека. К тому же он сопел, а потом еще и начал неприятно сухо покашливать. Чем сильнее я злилась на попутчика за черствость, тем громче он сопел и покашливал, потом начал чихать, а затем зашелся в приступе кашля и резко сел на своей полке. «Свет включить?» – хором переполошились мы с мамой. Не дожидаясь ответа, мама встала с постели и щелкнула выключателем.
Мужчина представлял собой печальное зрелище: его глаза покраснели и сильно слезились, а нос распух и требовал носового платка. Не переставая чихать и кашлять, мужчина прижал к лицу полотенце, подтянул к себе свою сумку, резко рванул молнию, запустил внутрь руку и извлек какие-то таблетки. Мама заботливо протянула ему снизу бутылку воды. Мужчина высыпал несколько таблеток себе на ладонь, закинул их в рот, сделал несколько глотков воды и продолжил чихать в полотенце. «Аллергия, – заметив наши напряженные лица, в перерывах между чихами объяснил мужчина. – Так бывает. Сейчас пройдет».
С этими словами он почти спрыгнул со своей полки и выскочил продышаться в коридор, все так же прижимая к лицу полотенце. «Доигралась?!» – прошипела снизу мама, которая, как и я, уже догадалась, что у нашего попутчика сильнейшая аллергия на иланг-иланг. Я, конечно, знала, что на натуральные масла может случиться такая реакция, но ни разу с этим не сталкивалась. А тут «о, боже, какой мужчина» – и на тебе!
Чихая и кашляя, бедолага стоял в коридоре и ждал, когда подействуют таблетки, и он сможет вернуться в купе. Он, разумеется, не догадывался, что злосчастным аллергеном, так некстати выбившим его из колеи, была я… Натуральные масла впитываются «намертво», особенно в волосы, а значит, спокойная ночь нам всем не светила…
«Я тебе говорила, кончай с этими «мазилками»!» – завела было привычную шарманку мама, но я ее не дослушала: как была, в ночнушке, скатилась с верхней полки и выбежала из купе.
…Так основательно и так долго я не мыла голову ни разу в жизни: чтобы прополоскать волосы в крошечной дорожной раковине, вода в которую подавалась «порционно», мне потребовалось минут пятнадцать… Жидкость для мытья рук мылилась отлично, пена смываться не спешила… Хорошо, что дело было ночью, и в туалет никто не ломился: зрелище я представляла собой то еще.
Пытаясь смыть пену, я представляла, как наш попутчик будет ошарашен моим широким жестом. Как он на всю жизнь запомнит, как незнакомая девушка помыла ради него голову в туалете поезда «Москва-Вена» и, жалкая, мокрая и продрогшая, полночи пыталась высушить свои длинные волосы, сидя в купе и стуча зубами. И как потом мы с ним, перебивая другу друга, будем рассказывать эту историю нашим внукам…
Когда я вернулась наконец в купе, приступ у мужчины почти прошел – к счастью, таблетки подействовали быстро. Мужчина и мама оживленно беседовали – было очевидно, что мама успела объяснить ему, с чего вдруг начался приступ, и теперь они обсуждали случившееся. Увидев меня – промокшую почти насквозь, обомлели оба. Мама тут же усадила меня на свою полку, укутала плечи одеялом и начала активно сушить мою гриву полотенцем. Мужчина же побежал за горячим чаем к проводнику.
Парой минут позже мы болтали уже втроем, шутливо чокались за знакомство стаканами в железных фирменных подстаканниках и делились впечатлениями от путешествия в Вену. Оказалось, Владимир (так звали нашего попутчика) ездил туда на футбольный матч.
«Неплохо, – грея руки о подстаканник, думала я, прикидывая нашу с Владимиром будущую семейную жизнь. – Если он может позволить себе смотаться из Москвы в Вену на матч, значит, зарабатывает хорошо. Жаль, я ничего не понимаю в футболе. Но ничего, разберусь. Интересно, как часто бывают эти матчи? В принципе, мы могли бы путешествовать вместе…».
«…Эта аллергия у меня лет семь назад появилась, внезапно, ни с того ни с сего, – тем временем сетовал Владимир на свой недуг. – Никогда не знаешь, на что еще она начнется. Например, я совершенно перестал переносить золото – даже обручальное кольцо пришлось снять. Жена обижалась первое время, но что делать, если кожа начинает чесаться так, что хоть на стену лезь?... Кстати, знаете анекдот про кольцо? Нет? Муж и жена уезжают на курорт, жена замечает, что муж больше не носит обручальное кольцо, и спрашивает, почему. А он ей говорит: «В такую жару?!».
Я подумала, что давно не слышала такого плоского анекдота. И рассмеялась…