Мамы – они такие мамы! Вот уж кто редко ошибается и остро чувствует момент, когда с любимым чадом непорядок. И ничем их не обманешь: в отличие от других людей, мамы видят тебя насквозь. И моя Муля – она же мама и Уля, получившая милое имя с подачи папы, – яркий тому пример. Она у меня ещё тот рентген! Не успела я вернуться с универа, как на меня направили осторожные лучи пристального внимания. Глупо звучит, конечно, но Муля так умела: вроде, присматривалась, но взглядом не ела, а как будто осторожно щупала. И ничего не спрашивала. А ведь мне, действительно, было плохо. На душе. И, конечно же, из-за любви. Этот Димка... этот олух и ревнивый свин, он… он меня достал! Мы снова поссорились, я еле отсидела «пары» и рванула домой. Но самое ужасное, что даже лёжа на кровати в обнимку с полным блюдом маминых пирожков, я заедала обиду и… пялилась на молчаливый телефон.
Муля раза три проплыла мимо, отвлекая меня рассказами о соседях и прочей милой ерунде, на которую я отвечала коротким «угу» – кстати и не очень. А потом речь зашла о бабушке Маше и… я невольно прислушалась, забыв о чёртовой мобиле.
– Болеет? Да ты что?! – очередной пирожок ловко встал поперёк горла.
Муля тут же поспешила ко мне и, постучав по спине, присела рядом. Взгляд грустный, а улыбка тёплая. Посмотрела на меня и ласково предложила проведать бабушку: мол, и развеюсь, и свежим воздухом подышу - места в Больших Дубцах красивые…
– Да ты и сама помнишь, - просияла она. - Маленькой весь посёлок обегала. А теперь там городок - школа есть, больница и связь. Но леса наши, слава богу, не тронули. Вот и погуляешь. Ну, что, Верунь?
Бросив косой взгляд на телефон, я дала ему последний шанс зазвенеть до того, как будет съеден ещё один пирожок. Не случилось. Ну и ладно. Муля сказала, что в Дубцах связь есть, вот и… короче, кому надо - найдёт.
- Поежу жаправлюсь и вешером в пушь, - кивнула я, закусив ещё один пирожок.
И вот, собравшись, что та Красная Шапочка, я рванула к захворавшей бабушке. Правда, было далеко не лето, как в милой сказке, а месяц март, но белоснежное царство за городской чертой и чудесные богатые леса безумно радовали глаз. Настроение повышалось с каждой оставленной позади верстой, и Димкин звонок его ничуть не снизил.
«Ар-мур-мур-мур! Вероника, солнышко! - соловьём залился он. - Я пришёл, тебя нема!», - и дальше в том же духе.
Ну, я слегка оттаяла, отложила разгромную речь «на потом» и сообщила, что еду к бабуле. Предложение приехать следом уже грело душу, но не успела я даже намекнуть, как Димка снова разозлился. Вспомнив о том, что в Дубцах полно моих приятелей детства, он заявил, что я специально еду к ним - назло ему. Ну, а бабуля – лишь удачный предлог для встречи. Нет, ну надо же! Мы снова начали ругаться, и… доругались!
На дорогу жутким лесным призраком вышел громадный лось. Увидев его, я резко свернула, заюзила по льду и скатилась с трассы. Дальше начался кошмар: не слушаясь тормозов, машина понеслась по склону, как угорелая, а когда в свете фар мелькнули первые широкие стволы, мне едва не стало дурно. Ну, пару из них мы удачно объехали, а перед третьим машину резко занесло и с маху приложило к дереву. Приехали! Подушка безопасности добавила «приятных» ощущений и, последнее, что я запомнила, теряя сознанье, был грохот чего-то тяжелого и жуткий скрежет.
Очнуться после аварии в тёплой светлой комнате, лежа под одеялом – это здорово. Туман перед глазами рассеялся, но прежде чем оглядеться, я вспомнила своё имя, место учёбы и домашний адрес. Потом проверила послушность пальцев рук и ног, и успокоилась. Бинты на голове и гипс на руке – это не страшно: с месяц полечусь, и буду жить дальше. Ну и, слава богу!
Медсестра рассказала, что меня нашёл местный егерь – «очень загадочный мужчина». Мол, обходил леса дозором, услышал протяжный сигнал и вышел к свету фар. Он и вызвал подмогу, а полицейским сказал, что за лосей боится - они часто выходят на дорогу. Ему приходится их провожать.
«И где ж он был, когда ко мне лосяша вышел?!», - обиделась я, но вслух ничего не сказала.
Ничего не поделаешь – всё уже случилось: я попала в больницу Больших Дубцов, ну а машину, согласно документам, отвезли на двор моей бабули Марьи Семёновны. Вскоре она и сама пришла вместе с добрым дедом Алексеем - старинным другом семьи. Зная с детства, он по-отцовски сердито пожурил меня за лихачество, а потом ласково добавил:
- Но всё обошлось. Наша голуба с нами, а остальное - поправится. Дух родимой земли тебе и сил прибавит и душу исцелит, а это… – дед улыбнулся и коснулся моей щеки, – исправят парни из ларца.
- Какие парни? – усмехнулась я.
- Волшебные. Ну, и девицы тоже. Я, видишь ли, толком не знаю, что там у вас хранится в косметичках, а твоя – ну прям ларец чудной. Вот и пришлось к слову. Он же хитрый – не открывается. Но я полюбовался – славная работа, под старину. Только ты это… не переживай.
Я взглянула в зеркало и приуныла: такая опухшая, синяки, царапины, а слева за пластырем скрывались швы глубокого пореза. Точно шрам останется, и никакие «парни из ларца» не помогут. И потом… у меня никогда не было такой внушительной косметички, так что, какой там ларец?! Откуда?
Однако бабМаша одёрнула деда, быстро сменила тему и полила на меня ручьи бодрости и любви. Вопросы уплыли вместе с унынием, и я заметно взбодрилась. Тем более, любимая бабуля, в отличие от меня, выглядела вполне здоровой, а это уже плюс.
Потом из города сорвалась и Муля, подхватив эстафету бабушки на всю неделю. Да и Димка отчаянно желал приехать, но я запретила: не хотелось, чтоб он увидел меня такой «красавицей». С тех пор ревнивец звонил чуть не каждое утро. В общем, скучать мне не давали. А к выходным разрешили прогулки, и я впервые после аварии вышла в «свет».
В больничном саду, да и в округе уже вступала в силу славная весна, озаряя всё светом солнца и первой капелью. Над гордыми кронами деревьев вместе со стайкой голубей важно кружили серо-чёрные вороны, и самые смелые из них подходили ближе к лавке и косили на меня чёрные бусины глаз. Одну из них я даже научилась узнавать. Впрочем, она меня тоже. Как только я садилась на лавку и звонила Димке или папе, ворона тут же мостилась на ближайшей ветке и словно слушала. А потом у неё появился приятель. То, что это именно ворон, я как-то сразу догадалась: огромный, чёрный от клюва до кончика хвоста, молчаливый и важный. Мне показалось, что он прилетал в тот момент, когда я выходила в сад, садился рядом с серо-чёрной подругой и… вот уж, воистину, пялился. На меня.
Ну, это птицы. Люди в здешней больнице удивляли ничуть не меньше. С первых же дней они вдруг прониклись ко мне таким вниманием, словно знали всю жизнь, и при каждой встрече называли «нашей ласточкой». А ещё мне желали скорее поправиться и вернуться домой. И не в город, а к бабушке Маше. Сама же бабуля на мой вопрос пожала плечиком: мол, люди в Больших Дубцах сердечные, дедушку Ивана любят и помнят – отсюда и мне почёт. Ну, я постаралась отвечать им тем же, но сдержаться, порой, было очень трудно.
А вот потом в больнице появился странный тип – любитель чёрного цвета. В первый раз мы столкнулись с ним на лестнице, когда он торопливо сбегал по ступенькам и, не глядя, толкнул мой жутко неудобный гипс. Вскрикнув, я отшатнулась к перилам и зажмурилась от боли.
- Ой, - выдохнул растерянный голос, - простите! Я не хотел.
Открыв глаза, я тут же забыла обо всём: передо мной стоял высокий черноволосый парень лет двадцати пяти, черноглазый, благородно бледный и… красивый. До умо-помра-чения! Шаблон так и просился сам собой, поскольку густые волосы цвета воронова крыла лёгкими волнами падали ему на плечи, а чёлка игриво вилась над изогнутой левой бровью. Уф, я таких только в кино и на картинах видела. Он снова пробормотал извинение, и тонкие пальцы скользнули вдоль гипса, остановившись в районе моей ключицы. Так близко к шее, что невольно захотелось коснуться его пальцев щекой. Не знаю, что меня остановило: наверно, трезвый разум сумел пробиться сквозь пелену чарующего взгляда.
И снова полился бархатистый голос:
- Вам больно?
- Немного, - пробормотала я.
- Позвольте вам помочь?
С помощью его рук моё тело приняло вертикальное положение. Тонкие пальцы ещё раз скользнули по гипсу - на сей раз сверху вниз. Он спросил, что случилось, и я рассказала, как избегала столкновенья с лосем и врезалась в дерево.
- А-а, так это ваш «немец» сплющил свой зад о старый дуб?
- Да, мой «Мерседес». А я его ещё не видела.
- Увидите, но вот поехать на нём уже вряд ли получится.
«Выходит, он осмотрел мою машину?», - подумала я, но спросить ничего не успела: парень вдруг отступил на шаг и чуть склонил голову.
- Афанасий Кокаларис, - представился он, вскинув горящий взгляд.
Блин, я бессовестно не сдержалась и хрюкнула от смеха.
- А что такого? – усмехнулся он. – В переводе с греческого Бессмертный Тощий.
Нет, он явно издевался. Тощий да ещё бессмертный! А сколько гордости во взгляде!
- Очень мило, - улыбнулась я. – Как видно, перевод вас не смущает.
- Нисколько.
- А я - Вероника Царевич.
- Ух ты! А дедушка – Иван?
- Да. Вы были знакомы?
Афанасий загадочно вздёрнул брови.
- Встречались, - улыбнулся он, – однажды. А здесь, в больнице, лежит моя тётка Ядвига. Она, по сути, Баба Яга. Здорово, да? Э-эм, Вероника, а вы после ужина гуляете? Предлагаю увидеться.
Это было неожиданно, но я согласилась. Как только Афанасий скрылся из виду, с меня как будто слетела невидимая пелена его чертовского обаяния. Нет, он не перестал мне нравиться, а даже наоборот заинтриговал. Это же надо: такой красивый и галантный, и в такой дыре! Заботливый племянник Бабы Яги! Хе, наверно, ему наследство светит – избушка на курьих ножках и ступа с метлой. А что, можно вместе с домом путешествовать или бесплатно слетать в Афины. Надо бы узнать, что он за птица. Правда, я не знала, что мне это даст и к чему приведёт, но… будь что будет. И вот после ужина я поспешила в больничный сад.
Загадочный господин Кокаларис был не один: рядом с ним в кресле-каталке важно восседала сухая престарелая дама, вся какая-то серо-чёрная, как ворона. Ни лёгкий макияж, ни кружевные митенки и даже плед на коленях не выбивались из общей гаммы. А как только Афанасий подвёл меня ближе и представил, я приметила на лице Ядвиги ещё и парочку волосатых бородавок – тоже серых.
«Ну, точно Баба Яга», - подумала я, и невольно вздрогнула от хриплого, неприятного кашля.
Достав из складок пальто серый кружевной платок, тётка важно промокнула губы и, одарив меня холодным взглядом, повернулась к племяннику.
– Как говорит современная молодёжь, – прохрипела Ядвига, потянув Афанасия за рукав, – это тебе как два пальца… ну, ты понял. Она чиста, так что действуй. Отдаст. Но. Не увлекайся, милый. Ивана нет, а Алешка старый, но вспыльчивый. Он её обожает.
Кокаларис, не теряя фирменной усмешки, досадно поморщился.
– Тётя Ига, я всё понимаю, – заметил он.
– Афоня, я тебя предупредила. А теперь отстань, я сама поеду.
Парень беспрекословно подчинился, позволив даме управлять каталкой. И, несмотря на свою болезненность и сухость, тётка Ядвига довольно шустро укатила к больничному крыльцу и отдалась в руки ловким медбратьям. А мы остались вдвоём с Афоней и… молчали. Но не дольше пары минут: обдумав их диалог с Ядвигой, я не преминула спросить о его сути. Ведь как ни крути, а он касался меня. Афанасий ничуть не смутился.
- Вы правы. Наше знакомство не случайно, - таинственно заметил он, - но… дорогая Вероника, не гоните коней.
- Я вам не дорогая! – огрызнулась я.
- В данном случае, вы мне очень дороги. Ведь ничего не бывает без причины, правда? И я не стану скрывать - мне от вас кое-что нужно. Нечто очень ценное. Для меня.
- И что же? - насторожилась я.
Кокаларис задумчиво рассмотрел прилипший к ботинкам снег, улыбнулся своим мыслям и, прервав недолгую, но томительную паузу, мягко заметил:
- Не спешите, Вероника. Кто меньше знает, лучше спит.
И стоило так театрально держать интригу?! А я-то уж напряглась и развесила уши, да вот и обломилась. Досада тут же сменилась едкой злостью. Фыркнув, я уловила любопытный взгляд Афони и дерзко подвела итог: мол, как здорово, что мне предлагают спокойно спать, пребывая в загадочном неведенье. А некто в это время будет действовать, причём, за моей спиной.
- Ну почему же? – удивился Кокаларис. – Вы всё увидите – я прятаться не буду.
– И что вы задумали? – вновь насторожилась я, сердито шагнув к Афоне. А он улыбнулся и, подхватив меня под локоток, ловко развернул к аллее. Мы потопали к больничному крыльцу, а по пути господин Кокаларис с иронией пояснил, что мучить и терзать меня не станет, но ожиданьем потомит – иначе никак нельзя.
- А конкретней? – нахмурилась я, небрежно стряхнув его холодную руку.
- Буду мозолить вам глаза. И поверьте, Вероника, итог моих действий вам понравится.
Признаться, я оторопела. В голове уже крутилась решительная мысль, что наша встреча будет последней, и весь этот фарс, похожий на новый вид обольщения, закончится провалом. Но господин Кокаларис, как видно, был опытным игроком и снова поднял шкалу интриги к пику. Да так, что я, позабыв о злости, загорелась желанием узнать этот чёртов итог. Ну и, конечно, главную цель Афони – нечто ценное для него. Ага, от меня. Да что же это?
- Значит, мы увидимся… - начала я, поднявшись на крыльцо и развернувшись, чтоб видеть довольное лицо Кокалариса.
- Завтра, - подхватил он.
- А дядя Лёша вас не пугает?
Афанасий замер с открытым ртом, быстро что-то смекнул и, рассмеявшись, выдал:
- Не-а. А вы хотите держать его в засаде?
- Просто буду иметь в виду, - парировала я. – Словам вашей тётки как-то больше верится.
Кокаларис состроил мне рожицу, а потом коротко поклонился.
- Ну что ж, до свиданья, Вероника. И не волнуйтесь, всё будет хорошо, - улыбнувшись, он развернулся и быстро потопал через аллею к выходу. А я стояла, как дура, и не могла отвести взгляда от высокой фигуры в длинном чёрном пальто. Скрипнули железные ворота и… я словно очнулась.
«Да что с тобой творится?» - сердито воскликнул во мне голос разума.
А чёрт его знает. Этот Бессмертный как будто очаровательный гипнотизёр. И я клюнула на его приманку, вопреки здравому смыслу. Вот как теперь уснуть, когда голова забита вопросами и виденьями?! У-у-у, чёртов Тощий!
***
Следующие два дня господин Кокаларис, как и обещал, активно «мозолил» мне глаза. Причём в полном смысле слова: то бишь не просто подходил, болтал, и после, простившись, исчезал, а через пару-тройку часов являлся снова. И мы ни разу не коснулись темы нашей сделки, хотя я пыталась. Однако Афанасий ловко увиливал, повторяя своё «вскоре узнаете», и занимал меня последними новостями мира или касался прошлого. В первый же день своей активности Кокаларис с загадочным видом сообщил, что скоро наступит новый год. Я растерялась, но после пары подсказок вспомнила, что в языческие времена день весеннего равноденствия считался Новолетием. И вот тут мы с Афоней словно в одно озеро нырнули. И откуда он узнал, что мне интересны славянские мифы и былины?! Вот ещё одно доказательство того, что они с тёткой Ядвигой знали обо мне слишком много. А вот я о них…
Впрочем, на второй день занавес тайны слегка приоткрылся. И помогла мне бабМаша, застав нас с Афоней в коридоре больницы во время бурной беседы – даже скорее спора. А заметив, с каким непринуждённым видом Кокаларис «играл» пальцами на моём гипсе, словно умелый пианист, а я – позволяла, бабуля, наверно, едва не уронила челюсть. Подплыв к нашей парочке, она громко кашлянула. Афанасий тут же спрятал руки за спину и слегка поклонился.
- Здравствуйте, Марья Семёновна!
БабМаша хмуро сдвинула брови.
- И тебе не кашлять, Афанасий! – фыркнула она, тут же ласково отвечая на мои объятия. – Как случилось, сразу заявился, да? А столько лет избегал родных земель. Вот теперь ответишь за свои упырские замашки.
Кокаларис моментом стал серьёзным, зло прищурился и кивнул, словно соглашался с обвинением. А я удивлённо переводила взгляд с него на бабулю и надеялась получить хоть какое-то объяснение. Но, увы, мне его не дали: Афанасий сухо простился и быстро ушёл, а мы с бабМашей потопали в сад. Но и там мне сообщили лишь то, что Кокаларис родился в Больших Дубцах, а потом вместе с матерью уехал заграницу. И что интересно, оба семейства – моё и Афони - враждовали с давних пор, поссорившись даже раньше, чем на свет появился дед Иван. Ну, точно театральная история.
- А про «упырские замашки»? – осторожно спросила я.
- Помнишь, как говорится: ласковое теля две матки сосет, а гордому да строптивому и одна не позволит. А этот исхитрился. Веруша, ласточка, будь осторожней и не подпускай его слишком близко.
От такого предупреждения мне, честное слово, стало смешно. Ну, в самом деле: встречаться разрешили, а подпускать – ни-ни. Да и «слишком близко» - это как?
Конечно, последний вопрос я утаила, расставшись с бабушкой слегка осведомлённой, но, увы, по-прежнему без подсказок. Ну что можно выудить, когда такого обаятельного парня назвали упырём. Ну не вампир же он?! Это уж совсем кино какое-то. Но, блин, что же тогда Кокаларису надо?
Решив поискать его или хотя бы тётку Ядвигу, я попусту обыскала больницу, а потом направилась в сад. И на крыльце неожиданно столкнулась с… Димкой. Мы встали, как вкопанные, и уставились друг на друга: я – медленно сознавая, что у меня ужасный вид, а он – бледнея по тому же поводу. Опомнившись, я быстро натянула ворот свитера до глаз и отступила к колонне.
- Я же просила не приезжать, - обиженно укорила я. – Ну почему ты никогда не слушаешь?!
Димка быстро сменил выраженье и завёл своё знакомое «мур-мур», осыпая меня комплиментами. Да только я не успокоилась, а ещё больше разозлилась, в итоге толкнув ненаглядного на садовую аллею.
У моей любимой лавки, укрытой пышным веером кустов, важно гуляла уже знакомая ворона. Презрительно скосившись, она хрипло каркнула и важно протопала мимо. Кого-то мне эта птичка явно напоминала. Да-а, тётку Ядвигу! Такая же важная и серо-чёрная. От таких мыслей рот невольно растянулся в улыбке, заставив рану под пластырем ощутимо дёрнуться. Не сдержавшись, я ойкнула от боли и грустно всхлипнула. Димка тут же встревожился, потянулся обнять и, получив разрешение, ласково прижал к себе. А утешив, открыл моё лицо и принялся осыпать поцелуями. Конечно, было приятно, я расслабилась и, томно сомкнув очи, позволила Димке коснуться губ.
И дёрнул же меня чёрт неожиданно открыть глаза!
Высокая фигура в чёрном пальто медленно проплыла по соседней аллее. Голова не покрыта, волосы слегка припорошены снегом. Поравнявшись с нами, Афанасий не остановился, но успел бросить короткий взгляд в мою сторону. Кривая холодная усмешка скользнула по губам. Кажется, он даже что-то буркнул – тоже коротко, как будто выругался.
Смутившись, я отступила к лавке и села, а Димка уловил мою растерянность и попытался – осторожно, правда, - выяснить причину. Я смутилась ещё больше и, отведя взгляд, сослалась на усталость – мол, плохо спала, голова кружится и всё такое. Слава богу, меня поняли и, ласково простившись, отпустили, заверив, что в любой момент «прилетят, поддержат и прочая».
Но как только Димка скрылся за воротами больницы, я бессовестно кинулась искать Кокалариса, обегала сад и все наши места бесед, но, увы, не нашла. Увидились мы лишь вечером. Как раз заканчивалось время посещений, и я кинулась в приёмный холл, расспрашивая о пациентке по имени Ядвига. Медсестра указала на вход, и я увидела, как Афанасий важно закатывал кресло с довольной тёткой. Заметив меня, он снова криво усмехнулся.
«Ну, с богом!» – подумала я и направилась к ним.
– Надо поговорить, – моё заявление было столь решительным, что Афанасий на миг оторопел.
– Хорошо, – ответил он и кивнул на тётку: мол, сейчас доставлю её куда надо и – весь к вашим услугам.
– Я здесь подожду.
И снова кивок и усмешка. Ей богу, мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я его возненавижу за эту чарующую наглость. И это случилось, когда такой неторопливый господин Бессмертный заставил прождать его в холле минут двадцать, если не больше. И ведь его не выгнали, позволив задержаться со мной «на некоторое время».
– Что тебе надо? – зашипела я, сердито надвинувшись на Афоню и загнав в угол. – Что ты от меня хочешь? Ходишь, улыбаешься и зубы заговариваешь. Зачем?
- Понятно, что не просто так, - вздёрнул брови Кокаларис. – Я говорил, но… как видно, после беседы с вашей бабушкой, нужно кое-что прояснить. Итак, я точно не упырь.
- А кто ты?
– Ну-у… судя по вашим словам, для вас я друг. Ведь так? А мне позволите перейти на «ты»?
Я опешила и потерянно кивнула, собирая разлетевшиеся мысли. А вот Кокаларис был явно доволен и выглядел ну точь-в-точь как очаровательный демон из фильма. Уцепившись за эту глупую фантазию, я сдуру взяла и выдала:
– Так тебе нужна душа?
Лицо Афанасия стало серым, а взгляд – холодным. Похоже, он не ожидал прямого вопроса.
– Чья? – прошептал он, странно глядя в мои глаза.
– Ну, не твоя же! – усмехнулась я. - Тебе нужна моя душа!
Благородная бледность сменила серость, и Афанасий с облегченьем выдохнул. Потеплевший взгляд скользнул по моему лицу, а холодные пальцы коснулись щеки – слева, где был налеплен некрасивый пластырь.
– Как раз наоборот, – прошептал Бессмертный. – Мне нужно спасти своё сердце. И ты мне поможешь. Но прежде…
Сквозь приоткрытые веки я, пребывая в чарующем тумане, видела лица любопытных медсестёр, наблюдавших за тем, как меня осторожно целуют. И даже не в губы, а в чёртов пластырь. А хотелось иначе. Но как только я подала намёк, что не прочь коснуться его мягких губ, Афанасий хитро улыбнулся и молча отстранился. Тонкие пальцы легли на загипсованную руку и совершили неторопливый подъём к плечу.
- К новому году ты будешь дома, - довольно сообщил Афоня. – И вот тогда я приеду в гости. За своим сердцем.
***
До Новолетия оставалось три дня, и за это время таинственный господин Кокаларис ни разу не появился. Видимо, его миссия под кодовым названием «мозолим глаза Веронике Царевич» себя исчерпала, предполагая обещанную встречу уже вне больницы. Ага, у бабМаши дома. Вот если меня выпишут, то да – вполне возможно.
Но, как ни странно, за эти дни мне сначала сняли гипс, а потом и чёртов пластырь. Добрый доктор заверил, что мне чудесно повезло и шрама не осталось. А если применить чудные женские хитрости, то личико снова будет нежным и гладким.
- И вот что, - добавил он с улыбкой, - думаю, что после обеда родные смогут вас забрать.
Радости моей не было придела. Быстро собравшись, я решила ещё раз прогуляться по саду, сгорая тайным желанием встретить Кокалариса. Ведь он совсем недавно говорил, что я скоро буду дома. Вот чёртов пророк! Нет, он точно демон.
«Вот бы увидеть его перед отъездом», - мечтала я, ускользнув в залитый солнцем сад.
Но Кокалариса там не оказалось. Тётка Ядвига сидела одна и, надев большие наушники, угрюмо взирала на ветвистый куст. Чтобы привлечь её внимание, мне пришлось загородить его.
- Ну, что тебе? – проворчала Ядвига, нехотя отключая плеер.
- Сегодня я еду домой.
- Поздравляю. Привет Алёшке – он знает.
Что именно, я спрашивать не стала. Помявшись, заметила, как тётка снова включила плеер и уставилась, словно сквозь меня. Неприятное чувство. Моя радость как-то враз улетучилась, и к моменту, когда за мной приехали родные и Димка, я стала весьма раздражительной. Ух, каких трудов мне стоило не срываться по всяким пустякам! Однако вид милого бабушкиного дома, любовно украшенного чудесной сказочной резьбой, мгновенно смёл моё странное раздраженье. В широкий двор я вошла уже спокойной и восхищённой. И даже мой бедный разбитый «немец», брошенный у больших ворот, нисколько не изменил приятный душевный настрой. Единственно, я подошла к машине и, взглянув на смятый зад и рваную крышу, невольно поморщилась.
- Досталось коньку, - вздохнул деда Леша и обнял меня за плечо. – Главное, что ты жива, а остальное…
- А где мои сумки? – вдруг вспомнила я.
- Да в доме. Марья покажет.
Рюкзак с одеждой и мелкая сумка с ремешком ожидали меня в одной из комнат на кровати. Когда-то я жила тут, совсем маленькой, однако воспоминанья были нещадно отброшены на потом, когда я увидела то, что дед Алексей называл «косметичкой». Это был симпатичный металлический ларец с резной отделкой по углам и на крышке. Две подвесные скобы держали вдетые в петлю замочки без современных секретных премудростей. Ничего не стоило сбить их молотком или вскрыть, поковырявшись в скважине, как умелый воришка. Но мне почему-то не хотелось привлекать к вскрытию кого-то левого. Ну, разве что, Димку - он и поднять поможет, и отнесёт в укромное место, где нас никто не увидит. Оставался один вопрос: как загадочный ларец оказался в моей машине? Афанасий говорил про дуб, а значит… хе, ларец, получается, с дуба рухнул, да сразу в салон. Но как? Такая прелестная штучка ни за что не пробьет крышу машины – веса не хватит. Да, но я же слышала грохот. И толчок. Так и что это было?
От количества новых вопросов желание поскорее вскрыть находку возросло вдвойне. Но я не успела: бабМаша подключила нас с Мулей к подготовке праздничного стола. Как оказалась, взглянуть на «внучу» славного Ивана захотело чуть ли не полгородка.
«А-то они в больнице не насмотрелись!» - сердито подумала я, но послушно пристроилась помогать Муле.
А вечером меня вновь окружили обильным вниманием, и даже Димке досталось: узнав о том, что он будущий военный, народ тут же сравнил нашу пару с бабМашей и дедом Иваном. Нас уже почти что поженили, желая счастья и всех благ, а мы сидели пунцовые, как варёные раки. Спасибо хоть дед Алёша вспомнил любимые всеми истории о бравых похождениях с Иваном, и про нас быстро забыли. Уловив момент, я выскользнула из-за стола и тихонько потопала в свою комнату – конечно же, к ларцу.
Невысокий кудлатый мужчина так резко вывернул из-за угла, что я невольно вскрикнула. Разговоры за спиной тут же стихли, но незнакомец просто махнул рукой, и все снова радостно загудели, поминая дурацкие шуточки «Лешака».
- Шуточки?! – рассердилась я, надвигаясь на дядьку.
- Девонька, милая, - затараторил он, - каюсь, я балую. Молодецкая привычка. Я ж ещё и с дедом твоим игрался, тропки-дорожки ему путал. Пойдёт он, бывало, с Марьюшкой да сыном Пашкой, батюшкой твоим, по лесу, а я их грибами да спелой ягодкой к себе маню. Вроде как разлучить хочу с Иваном. Но не тут-то было: он всегда мои хитрости угадывал. С его-то слов все и стали меня Лешим кликать, но я как был, так и остался егерем. Леса наши дозором обхожу.
В памяти сразу всплыл разговор с медсестрой.
- Так это вы меня нашли! - ахнула я, и мужичок радостно кивнул:
- Я, девонька, я.
- А-а-а… ларец, случайно, не ваш подарок?
- Нет, что ты, милая, - хихикнул егерь. - Он же прежде сундуком был железным - тяжёлым да неподъёмным. А как в машину твою упал, мог стать приметным. Для некоторых. Вот мне и наказали, чтоб я его в ларчик превратил. И вот случилось.
- Сундук в ларец? – оторопела я.
- Ну, да, но только как превратил - не спрашивай – не расскажу. Я ведь только упредить пришёл, что завтра всё случится, а тут на тебя, ягодка, глянул и растерялся. Ах, красна девица! А глаза-то как у Ивана - голубые.
- Дядя егерь, - нахмурилась я, - не надо мне зубы заговаривать. Лучше скажите, что будет завтра? Афоня придёт?
- Афоня?! – повторил дядя и хихикнул. - Ой, смотри-ка, ужо пришёл!
Ахнув, мужичок радостно тыкнул пальцем в сторону гостиной. Я оглянулась, но новых лиц не увидела, а вот странный кудлатый егерь чудесным образом улизнул. И пока я растерянно озиралась, ему на смену явился Димка.
- Ты-то мне и нужен! – обрадовалась я и потянула парня в комнату, чтоб показать таинственный ларец.
Ну, он посмотрел на него, подивился, но желанье поискать ответы и вскрыть мягко отложил на завтра.
- А если будет поздно? – встрепенулась я, но Димка привлёк меня к себе и ласково успокоил поцелуями. Ну… мы договорились.
***
Громкий сердитый голос деда Лёши разогнал мой сон. Потягиваясь, я сонно прислушалась и поняла, что дед ругается – грозно так, словно великий воевода. Скользнув с постели к окну, я едва не уронила челюсть на подоконник: Алексей стоял у открытых ворот с охотничьим ружьём и велел кому-то убираться.
Охнув, я быстро нырнула в халат, неуклюже прыгая, надела носки и кинулась в прихожую. Сапожки и куртка оказали услугу и не капризничали, позволив, наконец, выбежать к воротам. Дед Алёша быстро оглянулся и вскинул руку.
- А ты куда выскочила? А ну-ка, в дом!
Но я не слушалась и нырнула за его спину. Отсюда мне было прекрасно видно высокую фигуру в длинном чёрном пальто, вальяжно гулявшую возле чёрной машины. Подняв руки в знак того, что он безоружен, Афанасий вздыхал и возводил очи долу.
- Попович, ну не дури, - сказал он, «нагулявшись». – Я же с добром пришёл.
- А я тебе не верю! – фыркнул дед. - Думаешь, я на старости забыл, чей ты сын?
- Ну и что? Да мы с батюшкой – небо и земля.
Заметив меня за спиной Алексея, Афоня кивнул, приветливо махнул рукой и смело направился к воротам. И вдруг – бабах! От выстрела у меня зазвенело в ушах. Обхватив себя за голову, я присела и пришла в неописуемый ужас, увидев как Афанасий медленно оседает на снег.
- Деда, ты что? – вскрикнула я, не слыша сама себя. – Ты зачем?
Алексей тревожно оглянулся, покачал головой и присел рядом.
- Да ты не бойся, милая, - ласково, но с сожалением заметил он. – Ничего ему не сделается.
- У тебя вместо патронов соль? – сообразила я.
- Нет, боевые, но паршивец встанет. Он же бессмертный.
Да он что, издевается? Однако дед Алёша поднял меня, обхватил рукой и повернул к воротам - мол, смотри сама. От вида лежавшей на снегу чёрной фигуры у меня ёкнуло сердце, а на глаза навернулись слёзы. Но каково же было моё удивление, когда через миг фигура вдруг зашевелилась, а знакомый сердитый голос простонал убористое ругательство. Опёршись на руки, Афанасий встал на колени и по-собачьи тряхнул головой.
- Ну, Попович, я тебе припомню, - выдохнул он и тут же улыбнулся – мне. – Доброе утро, Вероника! И с новым годом! Обещал, что приду в гости, и вот, пожалуйста!
Дед Алексей удивлённо заглянул в моё лицо.
- Ты его знаешь?
Я слабо кивнула. В голове у меня всё ещё шумело от выстрела, но представшая картина воскрешенья, похоже, лишила и дара речи. Дед посмотрел на меня круглыми глазами, охнул и тут же решил познакомить меня с ужасной биографией нашего гостя. Мол, да это ж Афонька, Кощеев сын, злой чародей и холодный бессердечный мерзавец. Убить его невозможно - ни стрелой, ни мечом, ни пулей, поскольку сердце его заколдовано и надёжно спрятано.
- Твой дед Иван Царевич, спасая и Марью, и родимую землицу нашу от Кощея – папаши его - нашёл иглу с поганым сердцем, раздавил и сам погиб, - сокрушался Алексей. – А ты жалеешь этого…
- Хватит! – рявкнув, перебил его Афоня и поднялся.
Я невольно вздрогнула. Звон в ушах, на удивленье, прекратился, да и речь, похоже, вернулась.
- Дед, а где все? – пробормотала я. – Ты же так грохнул.
Алексей печально вздохнул.
- Спят они, лапушка, сном волшебным охвачены. Этот хитрец вчера к нам кого-то заслал, а тот возьми и ослабь защиту. Подозреваю, что Лешак. А Афонька приехал и наслал свои чары поганые - все уснули.
- А тебя не достало?
- Он, видно, на тех, кто в доме, колдовал, а я во дворе был, в погребке. Огурчики достал да соленья гостям. Мне Марья ещё вчера велела.
- А я?
- Ну, Вероника?! – засмеялся Афоня. – Я же к кому приехал? Зачем мне тебя усыплять? Ты же помнишь наш разговор?
- Сын Кощея, - растерянно пробормотала я, и тут мне вспомнилась сказка: игла – в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце, заяц – в сундуке железном, а сам сундук на цепях подвешен к ветвям крепкого дуба. Мама дорогая! Да я же врезалась в него, и сундук навернулся в салон машины. Потом Лешак превратил его в ларчик, и в нём… ой, мама!
- Тс-с-с, - зашипел Афанасий, приложив палец к губам и хитро улыбаясь. – Секреты долго не живут, но всё же… Вероника, пожалуйста, попроси дедулю дать нам пару минут на разговор. Ну, если он захочет, может стоять за углом и целиться в мою голову – думаю, это доставит ему удовольствие. А если пальнёт, рискует испортить красивой девушке не только аппетит, но и психику. Его патроны разнесут мне череп.
- А-а-а… ты не можешь его усыпить, как всех? – предложила я, осторожно освобождаясь от руки деда.
- Увы, на нём защита, - вздохнул Афоня. – Так мы поговорим, Алёш? Будь ласков.
Дед слушал-слушал и что-то своё кумекал. Не долго, правда, но вот лицо его при этом медленно менялось, как будто в голову приходили нужные мысли и верные ответы. Опустив ружьё, он погладил меня по плечу и кивнул – мол, поговорите, а сам неторопливо пошёл к дому. Ну а я подбежала к Афанасию.
- Представляю, что ты думаешь, - усмехнулся он. - Однако всё так и есть на самом деле.
- Кощей Бессмертный – твой отец? – нахмурилась я, чувствуя скрытое волненье.
- А я и сам такой же, представляешь?
- Господи, - ахнула я, округлив глаза, - и сколько ж тебе лет?
Кокаларис игриво подмигнул.
- Гожусь тебе в отцы. Но, давай не будем ходить вокруг да около – отдай моё сердце. Пожа-алуйста!
- Это игла?
- Да ну, зачем нечто ценное и дорогое делать таким хрупким?! Я превратил его в камень. Он в яйце.
И тут в доме раздался грохот выстрела.
- Ларец! – ахнула я и рванула к дому. Афанасий бросился следом, а потом вдруг ка-ак гаркнет:
- Стой! – я аж присела. Смотрю, стоит Кощеев сын у ворот и от злости едва не дымится.
- Что ты встал? – рассердилась я.
- Проведи меня! – зашипел Афанасий. - Тут защита – я не могу.
О, как всё сложно! Подбежав, я схватила его за руку и буквально вдёрнула во двор, ощутив невидимую, но весьма упрямую преграду. Миновав её, мы дружно ринулись в дом, вздрогнув от второго выстрела. Значит, дед сбил на ларце все замки! И что будет?
Дверь моей комнаты была закрыта, но сквозь неё до нас отчётливо донеслось испуганное верещание какого-то зверька. Похоже, это был заяц, хотя я никогда не слышала, как они кричат. Мне стало больно и обидно. Кинувшись к дверям, я изо всех сил заколотила в них, умоляя деда никого не трогать. Но голосок зверька оборвался. За спиной что-то шкрябнуло и, обернувшись, я увидела серое лицо Афанасия с помутневшим взглядом. Тяжело дыша, он упирался в стену, пытаясь устоять на ногах.
- Отойди… от двери, - прохрипел Кокаларис, и я послушалась.
С трудом сделав шаг, он рухнул на колени и, взглянув в потолок, шипящим голосом забормотал какие-то молитвы. Хотя нет, скорее всего, это были заклинанья. Я тоже взмолилась и вздрогнула, когда за дверью крякнула утка.
И тут случилось что-то невероятное: петли двери жалобно скрипнули, потянулись вверх и… деревянное полотно с грохотом рухнуло у ног бессмертного. Шатаясь, он поднялся и с рычаньем ввалился в комнату. Там завязалась потасовка, но я пересилила свой страх, подкралась ближе и заглянула внутрь. Сын Кощея и дед Алёша дрались, как обычные сердитые мужики: били друг друга в челюсть, в ухо, под дыхло. Но смотреть на их крутой мордобой у меня не было никакого желания - я искала утку и… нашла её придушенный трупик. А вот у ножки стола, в опасной близости от ног драчунов, лежало симпатичное, словно раскрашенное к пасхе, яйцо. Радостно ахнув, я схватила его и бросилась прочь из комнаты. Однако мысль о том, что в отличие от Афони дед Лёша всё-таки смертен, заставила меня остановиться на полпути и громко крикнуть:
- Афанасий, оно у меня!
Шум драки тут же стих, но, судя по тому, как охнул сын Кощея, а потом раздался грохот, дед всё же оставил последнее «слово» за собой. А через миг до меня долетел шорох шагов. Нырнув под крыльцо, я затаилась и дождалась момента, когда драчуны выбрались из дома.
- Ну, ты и скотина, Попович, - обиженно выдохнул Кокаларис. – Чуть не убил. А ведь я тебе ничего не сделал.
Дед Лёша сплюнул.
- Не люблю я ваш род. Поганые вы. Ивана жалко. А ты ещё к его внучке привязался.
- У меня не было выбора.
- Выбор есть всегда.
- Подскажи какой? – съязвил Афанасий. – Прийти сюда лично и попросить мой ларец? У Марьи? Или ещё лучше - у тебя? Да ты бы, как узнал, сразу бы меня угробил.
- И не моргнул бы.
- А я хотел по-хорошему – помощь за помощь.
- О чём ты?
- Ну, Вероника могла ещё две недели провести в больнице и её лицо… на мой взгляд, шрамы украшают лишь мужчин.
- Твоё колдовство?! – вскипел дед. - Ах ты, скотина!
Мужчины, походу, снова сцепились.
- Тише-тише, - усмехнулся Афанасий, - это навсегда, клянусь. И потом, как только заберу своё, она меня больше не увидит.
- Вот и вали отсюда куда подальше.
- Вообще-то, Большие Дубцы и моя родина.
Дед сердито крякнул и не ответил.
- Что ж, - бодро заявил Афанасий, - я сниму с хозяев и гостей свои чары, и найду Веронику. А ты…
- Не командуй! Девочку я сам сыщу. Тебе же лучше снять чары и катить отсюда. Тошно уже смотреть на твою довольную рожу.
Дед пошаркал в дом, а сын Кощея бодро спустился с лестницы, и не успела я охнуть, как он заглянул под крыльцо и помахал рукой.
- Привет!
- Ты знал, что я тут?
- Конечно, я же колдун. Ну, давай яйцо и разойдёмся.
Я разжала ладонь, и раздавленная скорлупа посыпалась наземь. В руках остался небольшой тёмно-красный камень.
- Ух ты! – усмехнулся Афанасий, присаживаясь рядом. – Это от нервов. Ничего страшного. Я возьму?
Я быстро сжала кулак и спрятала за спину. Лицо Афанасия удивлённо вытянулось.
- Не понял. Что за капризы?
А я, честно говоря, и сама себя не понимала. Что за чувство овладело мной? Обида? Злость? На что? Ведь Афанасий не сделал мне ничего плохого, даже наоборот, позаботился о моей красоте и скорейшем выздоровлении. И сделка, можно сказать, прошла успешно: не вмешайся дед, мы бы мирно разошлись по своим делам, став друг для друга лишь воспоминаньем. Так и должно быть, но то ли я оказалась слабой дурой, то ли чёртовы чары сильней – даже не знаю. Мне не хотелось его отпускать.
- Вся в раздумьях, - хмыкнул Афанасий. – Тебе идёт, но ты уж роди что-нибудь или отдай мой камень.
- А если не отдам? – решилась я, отодвигаясь ближе к стенке.
Кокаларис болезненно сморщился.
– Мне придётся быть грубым, и все старания уйдут псу под хвост, понимаешь? Ты просто сыграй свою роль и вручи мне потерю, а там посмотрим. У меня нет времени объяснять.
- Торопишься?
- Не представляешь как! Очень хочется узнать результат. Как-никак новый год – перемены и всё такое. Волнуюсь. Ну, красавица царевна! Уж коли молодец приглянулся, ты его не мучай, а.
Я открыла рот и, оскорблённо фыркнув, сунула камень в ладонь Кокалариса и шустро поползла из-под крыльца.
- Вот и умница, - усмехнулся за спиной Афоня и потащился следом.
Как он выбрался, я не видела, наткнувшись во дворе на довольную бабМашу. Проворно скользнув ей за спину, я ласково обвила родные плечи и сердито уставилась на Кокалариса – мол, теперь я под защитой – не достанешь. А Афанасий, как видно, и не собирался: спрятав камень, он деловито поравнялся с нами, остановился на миг и, одарив бабМашу «ласковым» взглядом, усмехнулся:
- Ух ты! А снайпер меня не ждёт? Значит, я правильно сделал?
БабМаша гордо фыркнула.
- Там видно будет! Уходи! – сказала она строго. - И очень скоро всё забудется.
- Непременно, - подхватил Кокаларис и, махнув мне рукой, вальяжно двинулся к воротам. - Так и задумано.
А вскоре с улицы донёсся мерный вдох автомотора, приоткрылась дверца в салон и... Яркий солнечный свет внезапно скрылся за наплывшей тучей, а по лицу и рукам скользнул резкий холодный ветер.
- Ну, вот и началось, - торжественно произнесла бабМаша. – Да будет воля твоя!
Отступив от бабули, я хмуро глянула в небо, а потом на ворота.
- Чья воля? – насторожилась я. – Вы, что… его - того?
БабМаша промолчала, а через миг до слуха отчётливо долетел гневный рык.
- Тво-ою ма-ать! – проревел Кокаларис и сердито застонал.
Испугавшись, я рванула за ворота и увидела, что он стоял у открытой дверцы и, опустив голову, тяжело упирался в кузов. Ветер высоко вскидывал полы его чёрного пальто, а полетевшие с неба хлопья снега украшали волосы нетающей сединой. Я смотрела на Афоню и растерянно топталась на месте, не зная, смогу ли помочь. Ну а вдруг?! Кровь Ивана-царевича и всё такое. Но как только решилась и сделала шаг, ко мне вдруг подскочила бабуля и, схватив за руку, потянула назад.
- Да вы что?! – завопила я. – Не надо!
БабМаша молча толкнула меня в объятия ещё сонного Димки и, кликнув удивлённого Алексея, побежала с ним закрывать ворота. Они так торопились, как будто с той стороны на наш дом пёр гигантский дракон, Ну, судя по звукам, было вполне похоже. Однако, как только ворота закрыли, рычанье стало медленно угасать и вскоре вовсе стихло. Дед Лёша понуро огляделся и выдохнул:
- Туды ему, поганцу, и дорога. Однако… что ж вы всё утаили, Марьюшка? Почему я не знал?
- Так нужно было, Алёшенька, - вздохнула бабМаша. - Не сдержался бы ты, ведь сам же знаешь, и раньше бы всё решил, до девочки. А сердце его чёрное должно в руках у неё побывать – так матушка хотела. И вот случилось. Некому будет силушку тянуть из славной землицы нашей.
Дед Алексей обиженно прошёлся взглядом по выползавшим из дома гостям.
- Все знали, кроме меня. Эх, Марьюшка! - горестно выдохнув, он двинулся к крыльцу.
А бабМаша на миг заломила руки, печально провожая деда взглядом, а потом решительно повернулась к гостям и засияла:
- Свершилось! Вот и пришла…
Договорить бабуля не успела: за воротами взревел мотор, заскрипели шины, и к небу взвилось облако снежной пыли. БабМаша и гости растерянно переглянулись, а мне наоборот стало легче – холодящий душу ужас отступил. И словно в тон моему настроению в небе снова показалось солнце, а ветер унёс свой пронзительный шлейф, а с ним и снежную тучу. Я быстро выпуталась из Димкиных рук и сердито двинулась к бабуле.
- И почему у меня такое ощущение, что всё это… какая-то подстава? – спросила я, пытаясь уловить её взгляд.
- О чём ты? – удивилась бабМаша.
- И даже авария... да?
– Не понимаю.
- Вы только что радовались, что наказали Кокалариса, - напомнила я.
БабМаша и гости удивлённо переглянулись и пожали плечами.
- Вы что, - изумилась я, - в натуре всё забыли?
- В натуре! – усмехнулась бабуля. – Ну и словечко! Пойдём домой, ласточка, а то ведь не месяц май.
Её с удовольствием поддержали, а Димка жестами намекнул, что через пару минут мы всех догоним – мол, он только меня успокоит и…
Я же и в самом деле спокойно замерла, с торжеством ожидая воплей по поводу разнесённой двери моей комнаты и прочего бардака, включая трупики животных. Но спустя пару минут, из дома по-прежнему раздавался весёлый говор, а из приоткрытой двери потянуло запахом пирога. Не выдержав, я влетела внутрь и… поразилась идеальному порядку. Как будто ничего и не было. А позже мне стало ясно, что в памяти близких сохранился лишь случай с аварией и моё время в больнице. Про Афоню и тем более про его родословную, увы, никто ничего не знал. Зато мой ревнивец, как только услышал имя другого мужчины, тут же нервно засопел и спросил: «это кто?».
- Конь в пальто! - огрызнулась я и взглянула на руку, в которой недавно держала каменное сердце господина Кокалариса. Удивительно, но на ладони остались чуть подсохшие красные пятна. А что, если именно они не позволили мне всё забыть? Возможно. Ох! И что теперь? Ну и зачем мне эта память?!
***
Дело было вечером, всем делать было нечего. Ведь героиня дня – а то бишь я - тихо злилась в своей комнате и не спешила выходить, зачем-то разбирая и снова собирая сумки. Благо, дверь была на месте и закрыта на ключ, так что попытки толкнуть её с той стороны не увенчались успехом. Мне не хотелось их видеть: ни Мулю, ни Димку, никого. Они-то поиграли в сказку и забыли, а мне за что такое «счастье»?! Я не стремилась узнать о своих «корнях» настолько глубоко, и шутки папы про то, что наш дедушка - Иван-царевич, воспринимала с юмором. А как иначе?! И уж тем более не думала, что новый очаровательный знакомый вдруг окажется бессмертным Кощеем, мечтавшим безопасно забрать своё сердце. А мою душу какого чёрта зацепил?! Ведь говорила ему Ядвига - «не увлекайся», так нет же, все чары в ход пустил. Хотя… я же тоже развесила уши. И со стороны реальной жизни знакомство с Кокаларисом спокойно можно озаглавить «Мой больничный роман». А вот его продолженье вне больницы – погруженье в чудо. И как я ни ворчала, всё же… одно с другим сливалось в такой волшебный водоворот, что голова кружилась. И я, в конце концов, отбросила ненужные сомнения и села разобраться, что к чему – так сказать, собрать всё пазлы. И вышло, что некая сила – земля или богиня – кому как нравится - решила перед Новолетием извести Кощея. Ага, очистить свои просторы от «поганого». И вот моей бабуле и доброй половине городка открылась истина, что гад падёт, если его сердечко окажется в руках потомка Ивана-царевича. Мол, это его ослабит. И бабМаша ласково приманила меня, чтоб дать геройски исполнить долг перед отечеством. М-да.
«И у меня получилось», - смекнула я, взглянув на пятна на ладони.
Однако моё лечение разумно засчитали – как Кокаларис и мечтал, да только просто уйти не дали. Но что произошло?
Прекрасно понимая, что не получу ответа, я тихо выбралась из «укрытия» и, подхватив куртку, вышла на освещённый двор. Недалеко от ворот мрачно выступал силуэт моего разбитого «немца». Осмотрев его, я с удивленьем обнаружила жуткую дырень на крыше кузова и вмятины на сиденье. От сундука?
- Да как же так? – усмехнулась я, погладив холодный металл. – Неужели на «мерса» не хватило колдовства? Всё ушло на Кощея, забвенье и порядок?
Небо над головой подмигнуло огоньками звёзд, а по лицу скользнул прохладный ветерок – как будто погладил.
- И всё? – усмехнулась я небесам. – И вам не совестно? А я… представляете, я хочу продолженья банкета. Уж если вы явили чудо и оставили мне память, сделайте что-нибудь ещё. Хорошее.
За воротами раздался шум подъехавшей машины. Обомлев, я застыла столбом и уставилась на калитку. Сердце тревожно пропустило удар. Железная щеколда взметнулась, и… во двор решительно вошёл крепкий мужчина. Заметив меня, он пригляделся и вдруг окликнул.
- Папа! – ахнула я, узнав родной голос, и восторженно повисла на шее довольного молодца с рыжевато-седой шевелюрой.
- А кого ждала моя царевна? – улыбнулся Пал Иваныч. – Добра молодца, небось?
- Нет, тебя, - всхлипнула я. – Ты меня спасёшь?
- Конечно. А от кого?
- От Кощея Бессмертного.
- Разберёмся, - рассмеялся папа.
И меня действительно спасли: рядом с папой все мысли о Кокаларисе заныкались куда подальше – до поры до времени. Но главное, забылась глупая обида на родных, хотя… кой на кого я в тайне всё же дулась. А когда спустя два дня мы дружно вернулись в город, случилось очевидное - я рассталась с Димкой. И обаятельный Кощей был не причём: просто не удалось смириться с народной истиной, что «коль ревнует – значит, любит». Ну, не хотелось мне такой любви!
Пятна с ладони всё же смылись, но я ничего не забыла. И вспоминая наши встречи с Кокаларисом, злилась то на него, то на себя. Бессмертный Тощий, мать его! Вот только надолго моей злости не хватило: нужно было учиться и нагонять упущенное, вливаясь в привычный загруженный ритм. Послевкусие от встречи с чудом знатно помогало. Я ощущала себя хранительницей некой тайны, известной мне одной. Даже подруга заметила, что я как-то странно изменилась после аварии, и часто шутила насчёт моей «бедной головы». Мол, надо бы и ей стукнуться об дуб, чтобы понять, что знанье – сила. А я в ответ напомнила ей о грядущей сессии и заметила, что дуб тут не поможет – сколько не стучись.
Ну да, к середине мая у нас началась подготовка к экзаменам. И самое смешное, что в текстах по славянской мифологии довольно часто встречалось имя Кащея, вызывая улыбку и интерес. Он же, как-никак, считался младшим сыном Чернобога – великого Змея Тьмы*. И получалось, что его потомок не так уж далеко ушёл от предка: тот ещё хитрец и чаровник. Перед глазами так и возникал образ господина Кокалариса с его фирменной улыбкой.
А потом нам пообещали лекции от парочки крутых профессоров, прекрасно знающих не только мифологию, но даже старославянский. Типа: «гой еси…» и всё такое. Ну, естественно я устремилась впитывать «мёд знаний», и на первого лектора взглянула лишь мельком, тут же старательно уткнувшись в тетрадь. А что, профессор как профессор: кругленький дядя с залысиной и бородкой, при галстуке и в пиджаке.
Второй оказался намного стройнее, как иссушенный наукой теоретик. Зато чисто выбрит, высок, и с густыми седыми волосами до плеч. На нас, ещё болтающих студентов, господин профессор смотрел через едва заметные очки в дорогой оправе.
«К.К. Афанасьев», - прочитала я в расписании и приготовилась слушать и писать.
А лектор неторопливо поднял руку, объявляя начало и, заслужив тишину, представился. Ага, Константин Константинович – и не вышепчешь – с такой-то лекцией. Записав половину названия, я невольно замерла и вслушалась в профессорский голос: чуть с хрипотцой и приятно мягкий, даже бархатистый. Он сразу привлекал к себе внимание и словно обволакивал, увлекая в тот мир, что выплетался из слов. Застыв над тетрадью, я почему-то боялась взглянуть на профессора ещё раз. Чёрт знает почему! И слушала-слушала. Лёгкая ирония и шутки господина Афанасьева оживляли аудиторию, снимая напряжение и вызывая смех. Он поддерживал тех, кому хотелось вставить в лекцию свой пример, и часто соглашался. А я… я ничего не понимала и слушала только голос. Оглянувшись на строчащую подругу, решила, что потом спишу, а как только профессор отвернулся к доске, шустро метнулась на место поближе к кафедре. Блин, тихо не получилось, и лектор быстро оглянулся, застал меня на месте «преступления» и… спокойно вернулся к записям. А когда вернулся к столу, то первое, на что наткнулся, был мой изумлённый взгляд. Кашлянув, Константин Константинович продолжил лекцию, а я рассмотрела его от и до. Ну, на вид лет пятьдесят, глаза тёмные, а за стёклами очков мутно-чёрные, симпатичный и… в общем, кого-то жутко напоминавший дядя. Я еле дождалась окончания лекции, а потом скромненько так подтрусила к профессору и преградила путь.
- Здравствуйте! Вероника Царевич, - привычно, как на экзаменах, выдала я.
Он глянул поверх очков и кивнул.
- У меня есть просьба. Я хочу написать работу о происхождении и значении фамилий. Ну, знаете, нечто похожее на известную книгу о славянских именах, но только лучше.
– Желаю удачи! – кивнул профессор. - Я чем-то могу помочь?
- Спасибо и… да, - осмелела я. - Может, вам известны редкие источники, которые не дают простого перевода, а более полно поясняют происхождение фамилий. Вот как у вас: Афанасьев – Бессмертный, а хотелось бы знать, почему.
- А вы не знаете? – вздёрнул брови профессор.
- Это банальный отсыл, - парировала я. – Точно так же можно сказать, что я - Царевич, потому что…
И запнулась, уловив скользнувшую по губам лектора усмешку.
- И почему же? – спросил он с видом Чеширского кота.
А я посмотрела на его довольную физию, расхрабрилась и выдала:
- А что если мой род пошёл от Ивана-царевича?
- От вы загнули! – усмехнулся лектор. – А вам известно, что этот образ перебрался в сказки из легенд, где схожие подвиги вершил сам Дажьбог**?
- Известно! Бессмертие тоже не просто так даётся – оно либо проклятие, либо божественная суть. Так было с Кощеем.
- А почему именно он, а не вампиры или демоны? – удивился профессор.
- А он мне нравится, - брякнула я. – Точнее, славянская мифология.
- Похвально, - кивнул Афанасьев, собрав со стола свои бумаги. – Мне тоже. Пожалуй, я подскажу вам некоторые работы, но… - он взглянул на часы – позднее. Вы будете свободны к четырём? Тогда встретимся на крыльце.
- До встречи! – просияла я, и чуть не ляпнула «господин Кокаларис».
* Кощей (правильный вариант – Кащей) – культовый персонаж славянской мифологии, чей народно-фольклорный образ крайне далек от изначального. Кощей Чернобогвич был младшим сыном Чернобога, великого Змея Тьмы. Его старшие братья – Горын и Вий. Кощей владел самым глубоким и мрачным царством Нави – Кощеевым царством, в котором, вероятно, располагался Лунный Чертог, обитель Чернобога, управителя Дасуней. (взято с сайта Радогост – славянские мифы).
** Даждьбог (Дажьбог) – солярный бог древних славян, покровитель летнего солнца и плодородия. По легенде он освободил Кощея от плена Мары (богиня жатвы, плодородия и смерти, покровительница колдовства и справедливости). В сказке – Марьи Моревны.