Жизнь до войны.
Маша Пятачкова родилась 14 апреля 1926 года в деревне Михалково Калининской области в семье сапожника и крестьянки. Она была единственным ребенком Александра и Евдокии Пятачковых. Главы семейства не стало когда Маше исполнилось четыре месяца и все заботы по уходу, воспитанию и содержанию малышки легли на плечи матери.
– Мама так больше замуж и не вышла, - вспоминает Мария Александровна Вавилова (Пятачкова). Едва я научилась ходить, она стала брать меня в поле, а с шести лет, когда мама подалась работать в няньки, я часто оставалась одна. Это была настоящая школа жизни и мне пришлось рано познать ее уроки.
В четырнадцатилетнем возрасте Машу взяли в семью супруги Владимир и Зинаида Лурье. Крестьянская девушка присматривала за их пятилетней дочерью, Анечкой.
— Не смотря на то, что семья Лурье жила в стесненных бытовых условиях (их жилье состояло из двух маленьких комнатушек большого дома, разделенного на четыре хозяина), это были интеллигентные люди, — говорит моя собеседница.
Именно сельский доктор, хирург Владимир Лурье, дал Маше Пятачковой путевку в жизнь. В 1941 году, спустя год после поселения Марии в доме, он направил пестунью Анечки на курсы медсестер. Спустя три месяца Маша получила «корочку» и вернулась в дом своих благодетелей. Но пожить в радушном семействе больше не сложилось: в один из дней доктор вернулся раньше обычного и тревожным, поникшим голосом сообщил о начале войны. Вскоре Лурье забрали на фронт. Его супруга Зинаида собрала Анечку и перебралась к родным — подальше от линии фронта.
Война.
Когда в селе Ново-Ивановское, что стояло в полутора километрах от Михалково, разместили передвижной полевой госпиталь, Маша и ее односельчанка Элла присматривали за ранеными.
- Вот когда я впервые столкнулась с человеческой болью – это была не только физическая боль, но и душевная, - со слезами на глазах вспоминает Мария Александровна.
По ее словам солдаты рвались на фронт. Но не всем было суждено снова бить врага: кто-то из них не мог справиться с ранениями и умирал, кого-то комиссовали в тыл. Глядя на смерть, немощь искалеченных воинов Маша Пятачкова четко понимала - фронту нужна ее помощь.
Когда госпиталь расформировали по санчастям, Мария оказалась в эвакопункте 586 полевого госпиталя, который передвигался вслед за линией фронта. В январе 1942 он попал под массированную бомбежку, медперсонал был расформирован по дивизиям. Личные вещи и документы Марии Пятачковой сгорели. А потому, при их восстановлении, Маша «приписала» себе два года. Теперь перед ней открылась дорога на фронт. Так медсестра Пятачкова попала в санроту 150-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Василий Митрофанович Шатилов. В начале 1943-го юная Маша Пятачкова не подразумевала, что ей будет суждено вместе с бойцами 1-го батальона 756-го стрелкового полка прошагать до самых стен рейхстага. Лишь, однажды Мария покидала полк. Тогда, после контузии под Ржевом, она была вынуждена шесть месяцев провести в госпитале.
- На фронте ты не женщина, ты боец, - говорит Мария Александровна.
Все тяготы и лишения полевой жизни она переносила вместе с бойцами: спала в окопах, на ельнике, купалась в бане, которую один раз в десять дней топили по-черному. Длительные переходы, холод, зной, горесть поражений и радость побед, - все делили однополчане поровну.
- В обозе, как правило, места не было, - вспоминает Мария Александровна. - В первую очередь в телегах размещали раненых. Идешь ночью и от усталости засыпаешь на ходу. Чтобы было легче, я цеплялась за подводу полевой кухни. Бывало, заснешь, вереница остановится, и ты со всего маха - бум! головой о котел. У меня шишка не сходила, - улыбается моя собеседница, потирая лоб.
По-отечески заботился о Маше 70-летний ординарец Василия Шатилова - Ефим Соколенко. Чайник согреть, чтобы санинструктор могла умыться, кусочек сахара для нее припасти, добрым словом согреть – все это Ефим Иванович делал от души, словно для родной дочери.
Смотришь на фотографии военных лет и думаешь, как такая юная и хрупкая девушка справлялась с ранеными бойцами? На мое удивление Мария Александровна пожимает плечами: «Шустрая была, верткая. Подлезу под раненого, приговариваю: «Давай, давай миленький… ну, хватайся за меня…», а потом тяну, что есть мочи, пока солдаты не подхватят».
На вопрос страшно ли было под пулями, Вавилова отвечает: Война – это другая жизнь, другие ценности». А страшно ей было. Но не под пулями, когда спасала бойцов, а за жизнь раненых и еще… когда оставалась одна. – Я боялась оставаться одна. Боялась потеряться, - говорит Мария Александровна. Помню, когда в 1944 году брали высоту Приозерную, я замещала убитого фельдшера. Ночью у меня закончились медикаменты. Пришлось идти в госпиталь. Дорогу освещала луна. Все три километра я шла и пела… А что оставалось делать?..
Германия. Штурм рейхстага.
Дивизия, в которой служила Мария Пятачкова продвигалась вглубь вражеской земли. Бывало, за сутки полк продвигался на 50 километров – так стремителен был наступательный порыв.
Город Гюльцов решили брать с ходу. Успех наступления должны были обеспечить танки. Как только сумерки опустились на землю, тридцатьчетверки и головные роты 756 полка ворвались на улицы города.
— Прячась в густые тени домов, гитлеровцы отстреливались и постепенно отходили к западной окраине, — вспоминает события весны 45-го Мария Александровна. — Казалось, все шло по плану. И вдруг в центре города полыхнуло пламя – загорелось сразу несколько домов. Теперь нашим танкам стало опасно двигаться по узким горящим улицам. И тогда Шатилов решил лично выяснить обстановку. Здесь я впервые встретилась с прославленным генералом.
— Расскажите, как это было, обращаюсь к женщине, в чьей памяти мелькают картинки последних дней войны. Она улыбается и одобрительно кивает.
— Проходя мимо полыхающего дома, я услышала детский плач. Он доносился из окна. Кликнув проходящего мимо бойца, я попросила подсадить меня на подоконник и забралась в комнату. Малыш лежал в детской кроватке. Задыхаясь от дыма, я завернула его в одеяло и выпрыгнула в окно. Такой меня и увидел Шатилов. Незадолго до этого, его машина остановилась на центральной площади у того самого полыхающего дома. Танкисты кинулись ко мне и сбили огонь с горящего кителя. Помню, Василий Митрофанович спросил у меня, указывая на спасенного малыша: «Ну, что же вы будете с ним делать? Думаю, нужно постучать в соседние дома. Может быть и мать отыщется». Выполняя приказ, я козырнула и, собралась было бежать к соседнему дому, как заметила мечущуюся женщину. Это была мать ребенка. Я приблизилась к ней и показала малыша. Вначале она испугалась. Потом, видя, что кроха жив, а я не собираюсь причинить ему боль, заплакала. На ломанном русском языке она горячо благодарила меня, целовала мои обожженные руки. Эту женщину тоже звали Мария. На следующий день она отыскала меня и на память подарила свою фотографию. Вот она, — показывает Мария Александровна на фотокарточку, размещенную среди памятных фотографий военных лет.
В апреле 1945-го дивизия подошла к Берлину. Перед 756-м полком стояла задача форсировать реку Шпрее и овладеть рейхстагом.
Трёхметровые железобетонные берега исключали возможность переправы на подручных средствах. Единственный путь лежал через мост Мольтке, который при приближении советских частей был подорван немецкими сапёрами, но не обрушился, а лишь деформировался. С ходу захватить мост не удалось, так как все подходы к нему простреливались многослойным пулемётным и артиллерийским огнём. К утру 29 апреля батальон, которым командовал капитан Советской Армии Степан Андреевич Неустроев, переправился на противоположный берег Шпрее. Завязались бои. К рассвету 30 апреля, бойцы Красной Армии овладели «Домом Гимлера» (здание Министерства внутренних дел - прим. автора). Путь на Рейхстаг был открыт.
- Наш батальон первым переправился на южный берег Мольтке, - вспоминает Мария Александровна. Здание германского парламента было хорошо укреплёно и оборонялось отборными частями СС. Рейхстаг представлял собой настоящую крепость. Окна и двери здания были заложены красным кирпичом, а для ведения пулемётного огня в кладке были оставлены амбразуры. С севера на юг площадь Кёнигплац пересекал глубокий ров, заполненный водой. Между рвом и рейхстагом располагались два ряда траншей, соединённых между собой и зданием ходами сообщения. Перед фасадом Рейхстага на прямую наводку были поставлены четыре батареи орудий. Под прикрытием артподготовки мы перешли в атаку и, преодолев заполненный водой ров, завязали бой в траншеях и окопах перед рейхстагом. Лишь поздно вечером 30 апреля 1945 года нашим бойцам удалось овладеть основной частью здания. Мой пост был возле четвертой колонны, что стояла у входа в парламент. Но не раз мне приходилось входить в сам рейстаг. Кругом дым, дым, дым, - вспоминает Мария Вавилова. - Он колыхался в воздухе чёрными волнами, обволакивал непроницаемой пеленой залы, коридоры, комнаты. Лишь незначительная его часть выходила наружу. На людях тлела одежда, обгорали волосы, брови, от удушья у них спирало дыхание.
Бой в горящем здании продолжался до позднего вечера. После удачной атаки бойцам Неустроева удалось загнать гитлеровцев в подвальные помещения. Поняв бессмысленность дальнейшего сопротивления, командование гарнизона рейхстага предложило начать переговоры с условием, что с советской стороны в них должен принять участие офицер в звании не ниже полковника. Среди офицеров, находящихся в это время в рейхстаге, не было никого старше майора, а связь с полком не работала. Поэтому было принято решение направить на переговоры рослого и представительного лейтенанта Алексея Береста, предварительно переодев его в форму полковника. После недолгой подготовки на переговоры пошли Берест в качестве полковника, Неустроев как его адъютант и рядовой Иван Прыгунов в качестве переводчика. Переговоры начались с предложения Береста о капитуляции. В ответ немецкие парламентёры заявили о готовности гарнизона сложить оружие, но при условии, что советские солдаты покинут огневые позиции. Своё условие они объяснили опасением, что разгорячённые боем красноармейцы учинят самосуд над сдающимися. Советский «полковник» категорически отверг это предложение и потребовал безоговорочной капитуляции. После этого советская делегация покинула подвал.
- Бой в Рейхстаге шел за каждую комнату, каждый коридор, лестничные клетки и подвалы, - говорит Мария Александровна. – Каждый взятый рубеж отмечался красным флажком. Но наш штурмовой флаг, водруженный в 3 часа утра 1 мая разведчиками Мишей Егоровым и Мелитоном Кантария стал символом Победы. Ребят сопровождал лейтенант Берест. Их поддерживала рота автоматчиков под командованием Ильи Яковлевича Сьянова. Мало кто знает, что заалело знамя над рейхстагом не с первого раза. Дважды мне приходилось его штопать. В первый раз полотнище прошила пуля. Я достала из пилотки иголку, адъютант генерала Анатолий Курбатов протянул нитку, которой он подшивал воротничок. Так, под пристальным наблюдением ребят я быстро приладила клок. Справилась и во второй раз, когда бойцы зацепили полотно за карниз.
В 10 часов утра 1 мая немецкие войска предприняли согласованную контратаку снаружи и изнутри рейхстага. От Бранденбургских ворот позиции 674-го полка атаковали до 300 гитлеровцев при поддержке десятка танков. Одновременно в атаку перешли немецкие части, оставшиеся в рейхстаге. От разрывов фаустпатронов в нескольких местах здания вспыхнул пожар, который вскоре охватил весь первый этаж. Солдатам приходилось сражаться с противником и одновременно бороться с огнём. Только ранним утром 2 мая немецкий гарнизон капитулировал, а наша героиня и ее однополчане оставили свои автографы на закопченных, испещренных картечью стенах фашистской цитадели.
Так для юной Маши Пятачковой закончилась война. Но покинула она Берлин лишь в конце 46-го. В Берлине Мария познакомилась и вышла замуж за командира роты 449 полка - Николая Вавилова. Здесь же, в Берлине, оставила в сырой земле своего первенца – Коленьку.
Жизнь после войны.
По окончании службы семья Вавиловых предприняла попытку осесть на родине Николая – в городе Пенза. Вавилов долгое время не мог найти работу, а потому, молодая чета подалась в Сталинобад (ныне Душанбе – прим. автора). Мария, решившая больше не связывать свою жизнь с медициной, подалась на швейную фабрику, где долгие сорок лет шила рабочие костюмы.
В 1949 году у Вавиловых родилась дочь Римма. Но едва крохе исполнилось четыре месяца, отец ушел из семьи. В хатенке из двух комнат стала властвовать мать мужа, перебравшаяся с супругом и младшим сыном из Пензы. Марию притесняли. Чтобы прокормить себя и ребенка она была вынуждена выйти на работу. Преодолев два километра бездорожья, с малышкой на руках, она появилась на пороге фабрики. Начальник цеха пожалела девушку и поспособствовала внеочередному оформлению малютки в детский сад. Спустя некоторое время, швеи соберут сумму, достаточную для того, чтобы купить Маше и ее маленькой дочери Римме маленькую хатку. Позже, фабрика выделит Марии Вавиловой двухкомнатную квартиру.
Здесь, в Таджикистане, Мария выйдет замуж во второй раз. От второго брака у нее родились дочери Надежда, Ирина и сын Станислав. Супруг, по воспоминаниям Марии Александровны, был очень ревнив. В минуты агрессии он собирал медали, армейские фотографии, письма и нес выбрасывать в арык.
– Мы с детьми едва успевали вылавливать памятные моему сердцу вещи. Первым делом старались спасти самое ценное. Не все уцелело, - с сожалением говорит моя собеседница.
В 1976-м, в год 30-летия со Дня Победы, Мария Вавилова получила приглашение в Москву. Тридцать лет пролетели незаметно, но следы времени морщинами отпечатались на лицах однополчан.
— В 45-м я была юной девушкой, а на Красной Площади, в день нашей первой послевоенной встречи, предстала солидной женщиной и знаете, генерал Шатилов меня узнал, - он вспомнил тот памятный день, когда я выпрыгнула из горящего окна с ребенком на руках, - со слезами на глазах вспоминает Мария Александровна.
До 90-го года фронтовые товарищи 150-й стрелковой дивизии встречались еще семь раз. А в тот памятный год Мария Александровна скажет фразу, которая разнесется по центральным газетам. «Мир – это главное…», - скажет тогда журналистам Вавилова.
В 1991 году, когда в Таджикистане начался геноцид русского населения, Мария Александровна и ее близкие по приглашению друга семьи, Галины Комарь, перебрались в гостеприимный кубанский городок Курганинск. Окруженный пшеничными полями и курганами, он утопал в цвету плодовых деревьев и с первого взгляда приглянулся переселенцам. Мария Александровна поселилась на улице с символичным названием — Мира. У забора ее маленького домика по местной традиции растет калина, а еще, в мае душистыми факелами победы вспыхивает сирень.
14 апреля Мария Александровна Вавилова отмечает свой 89-й День рождения, а 9 мая, пристегнув к пиджаку фронтовые награды, придет на Площадь Победы, чтобы почтить память боевых товарищей.
Врезка: Мария Вавилова награждена орденом Отечественной войны 2-й степени, медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.», «Ветеран труда».