Пишущие рассказ на веранде летом в основном делятся на две категории – те, которым не пишется, если муха кружит и мешает и, тогда вместо рассказа у них получается охота, а в апогее – полное удовлетворение от факта убийства мухи,
– другая категория, к которой по-видимому отношусь я, вместо удовлетворения имеется рассказ и уставшая от постоянного отмахивания правая рука, поскольку я пишу левой...
Дело в том, что на бумаге я ничего не писал уже много лет и с возрастом быстро забывается, что это такое, а сейчас приспичило, потому что рассказ созрел в голове, как мне казалось, а лаптоп оказался временно недоступен...
Муха появилась не сразу, а как только я сделал очередной глоток чая, чтобы разбавить сладость меда, что я проделывал одной правой, потому что левой продолжал писать рассказ и к моменту возникновения мухи, как раз намеривался открыть кавычки. Я их поставил, но не автоматически. Дело в том, что когда я печатаю на клавиатуре компьютера, чтобы вставить кавычки, мне приходится перейти на другой лайоут, для чего нажать соответствующую клавишу. Но, сейчас, передо мной лежал лишь блокнот и, когда я дошел до кавычек, я принялся обдумывать, как же я смогу нажать эту пресловутую клавишу, если мои пальцы даже не ощущают клавиатуры.
Когда пишешь прозу, погружаешься в новый выдуманный тобой мир, но сначала нужно выйти из реального, который тебе говорит – ты куда? – а ты не знаешь что ответить.
Но, поскольку основным занятием у меня был рассказ, я решил не отвлекаться и написать сперва без кавычек, а уже после подумать на тему где-же найти эту пресловутую соответствующую клавишу. Очевидно, я продолжал думать подкоркой и, окончательно додумался до истины лишь через две с половиной строчки. Меня это одновременно обрадовало и расстроило. Обрадовало тем что я решил задачу, а расстроило тем, что мне пришлось ее решать, чего прежде вроде не приходилось – прежде получалось автоматически, то есть через подкорку, сейчас тоже, но пришлось ее искать.
Лишь только моя подкорка выполнила свою функцию, в дело вступила, теперь уже моя корка и прямо с места вступления начисто отказалась продолжить рассказ и вместо этого принялась думать как бы уже наяву. Подумав наверное минут пять, корка выдала мне фразу из Шекспира – “Где ваш отец? Надо запирать за ним покрепче, чтобы он разыгрывал дурака только с домашними.” Это высказывание было очень обидным, поскольку я принял его на свой счет, а до этого всегда принимал на счет Полония и обидным оно не казалось. Человек вообще склонен к обману, если это касается самого себя. Но, в эту минуту я, похоже, избежал коррупции, а напрасно! – Горд собой я не был. Но, помучавшись насчет Полония, я все же продолжил рассказ.
Моя корка успокоилась. Но, все-же что-то продолжало угнетать и поэтому мое занятие раскручивалось как-то слишком уж замедлено. Сознание будто продолжало быть в плену ситуации более волнующей, чем рассказ...
Где-то через час-полтора непродуктивной работы я вдруг подумал: “А как же Шекспиру удалось поставить кавычки. Ведь тогда и вовсе не существовало соответствующей клавиши ”... Творчество, это особый процесс, где задействована и подкорка и корка и головная боль и еще непонятно что. Благодаря последнему я почувствовал, что у меня началось творчество. Но, творчество – это гармония всего, что задействовано. И хотя задействовано было все, – гармонии у меня как раз и не было. Однако, в какую-то минуту мне показалось, что вдруг, все творческие силы моего Я перестав противоречить друг другу, сделались единодушными настолько, что могли сбить меня с толку, а это уже было опасно и мне захотелось обдумать альтернативную точку зрения.
В поисках этой точки, я стал бродить по дому, пока не наткнулся на человеческое лицо. Оно глядело на меня но я долго не мог вспомнить, где я его видел пока понял, что оно все-же не альтернативное потому что глядит на меня из зеркала, которое находится в ванной комнате. Зато, в эту минуту я окончательно убедился, что способен делать однозначные логические выводы что меня обрадовало само по себе. Уверенность в себе, которая уже начала теряться, вернулась с новой несокрушимом силой, которую они после моей эмиграции из страны стали называть магнитудой, про которую я никогда не знал, будучи в России, но недавно прочитал о ней в газете ру.
Все-же, неприятные ощущения меня не оставляли и, поскольку рядом с моим же лицом лежала зубные паста и щетка, я решил почистить зубы в надежде что одновременно пройдут сами ощущения и, нанеся пасту на зубы, глубоко задумался на тему, что как раз глотать этого не следует и принялся изучать упаковку тюбика и чем больше вглядывался, тем более возрастал уровень моего возмущения. Возмущения тем, что соответствующего предупреждения на этикетке я не смог обнаружить, как я видел на каких-то лекарствах, которые не стоит пить если ты беремена или собираешься забеременеть и, видимо поэтому подкорка включилась опять, настоятельно требуя окончания чистки зубов покуда я еще не забыл зачем я это делаю.
Я пошел на поводу у подкорки и, чтобы не забыть вовремя выйти из игры, быстро попробовал воду из стакана. Вкус показался мне странным и каким-то химическим и захотелось, чтобы он побыстрее ушел и, идя навстречу этой цели, я быстро заглотнул остаток жидкость. Резко заболел пищевод. В одно мгновение мое представление о фундаментальных свойствах моего-же организма у меня резко изменилось. Всякий раз до этого случая, когда врачи спрашивали меня испытываю ли я аллергию на что бы то нибыло, я всегда отвечал – нет. Они удивлялись и восхищались одновременно, потому что я, по-видимому, был первый такой во всем Америке. Теперь я осознал, что всю жизнь вводил их в заблуждение. У меня есть аллергия и она на зубную пасту, но тогда возможно на что-нибудь ещё... Подкорка, видимо, отключилась чувствуя, что уже не в помощь...
Я вернулся на веранду. Я вспомнил о блокноте, которого на столе не оказалось, и уверенно сделал логический вывод, что вряд-ли его украли, поскольку рассказ в это утро так и не был написан и видимо, блокнот просто ветром сдуло под стол, где я и нашел тому подтверждение. То-есть, логика восстановилась до степени, когда можно о ней не волноваться.
На земле шевелились странички блокнота, листаемые ветерком и я смог убедиться, что кавычки до сих пор не открыты. На столе по-прежнему стояла недопитая чашка с чаем. Рядом с ней – пялка с медом в которой нервно трепыхалась муха объевшаяся сладким, которым злоупотреблять нельзя, даже если это мед а не сахар, но, поскольку они засунули сахар везде, куда его можно засунуть, потому что сахар более addictive, чем табак, они засунули сахар в мед, но, если еще не засунули, то засунут после публикации этого рассказа в прозе ру.