…Ссору между Натальей и Пантелеем, в один из августовских дней, с интересом наблюдали две восьмидесятилетние старухи: толстая Вера и худощавая Александра. Обе приехали погостить к дочкам из деревни и большую часть дня проводили в беседах на лавке, как раз под окном у Натальи.
После того, как Пантелей, разгорячённый очередными обвинениями супруги, вместе с сыном ушли в сторону автобусной остановки, а Нинка крикнула им вслед несколько бранных слов, бабки придвинулись друг дружке и стали обсуждать произошедший скандал.
- Ты посмотри, Александра, - говорила нараспев толстая Вера, - вырастет Нинка, ну чистая бестия будет, копия Бу-бу. Они и обличьем и голосом меж собой схожи. Не по возрасту девчонка ругаться научилась, подруга. И где она таких слов нахваталась? Родному отцу говорить матами..., - и старуха, поперхнувшись слюной, закашляла, прикрывая рот носовым платком.
- А у кого ей учиться? – нарочно громко спросила Александра, поглядывая на возникшую на крыльце Наталью, и демонстративно договорила: – Ягодка от ягоды недалеко падает!
Наталья слушала болтовню старух и заметно нервничала. Воинственно выпятив вперёд большой живот, прикрытый фартуком, заикаясь, вступилась за дочь:
- Будет вам дочку обсуждать! Будто сами в молодости не матерились. Вон у тебя, Александра, сколько мужиков было? – спросила она в невпопад, уперев руки в бока, чем сбила с толку насторожившуюся бабку.
- А ты моих мужиков, как считала, по годам? – старуха привстала с лавки. - Я что виноватая, что четверых в каждую войну поубивало.
- Как же четверых? – передразнила Наталья. – А куда ещё троих дела?
Этот вопрос ввёл старуху в ступор.
- Так их в шахте в Черногорке засыпало, - взволнованно ответила она. – И грех тебе такое говорить. Завидуешь, что около меня столько мужиков было, а ты вон с одним подкаблучником справиться не можешь, - сказала Александра, переходя в атаку.
- Бу-бу…, – Наталья сквозь зубы произнесла непотребное слово и, обращаясь к дочери, напутствовала: - Запомни Нинка, какие бабки в старости бывают. Самые настоящие ведьмы! Им бы травить и травить. Не повторяй их ошибок, дочка. Отца они нашего вспомнили, старые сучки, и недобрым словом назвали. Какой он подкаблучник? Самый настоящий отец!
Нинка слушала мать и с презрением смотрела на старух, показывала им язык и корчила рожу из-за спины матери.
Бабки, как ошпаренные вскочили с лавки и принялись срамить Нинку.
- Бесстыжая! – в голос закричали они. - Надо же, старухам дразнится? Срам-то, какой! Вылитая мать…. Надо в школу сообщить о её поведении, - наперебой грозили они.
Наталья дала дочке подзатыльник за рожицы, и шумнула на старух, да так, что матерную тираду было слышно на соседней улице. Пешеходы останавливались и крутили головой в поисках источника мата. Залаяли собаки на стайках.
Спор между женщинами возник с новой силой. Старухи принялись интерпретировать слова Натальи на свой лад, тем самым, загоняя её в угол.
Наталья пыталась ответить, но вместо ответа с губ срывалась единственная фраза:
- Бу-бу…, - и так продолжалось целую минуту.
Это вызывало у старух ядовитый смех, временами переходящий в визг.
Из соседних домов потянулись любопытные, отовсюду сбегались ребятишки. Вернулись и Пантелей с сыном, услышав на остановке крики жены и жутковатый визг.
Кто-то из присутствующих, предрекая плохой исход, вызвал по телефону милицию.
Когда стражи порядка приехали, у дома уже толпилось более двух десятков подростков и взрослых. Все с интересом ожидали: что, же будет дальше?
В момент приезда милиции старухи активизировались и стали выкрикивать обидные слова, называя мать и дочь «ведьмами и хулиганками».
Участковый старшина Петр Никитич Чанчиков, не торопясь, вышел из машины и направился к лавочке, сверкая новенькой портупеей.
Стараясь успокоить конфликтующих, милиционер называл их ласково «бабоньками», и призывал прекратить скандал и разойтись по домам. В случае неповиновения обещал, применить другие меры, вплоть до ареста на пятнадцать суток.
Но угроза участкового не подействовала! Наоборот, вызвало ответную реакцию. Толстая Вера настоятельно требовала у старшины: забрать «хулиганку» за оскорбление нецензурным словом. И она, как есть, назвала милиционеру это слово. Старшина улыбнулся и пообещал решить вопрос кардинально.
- Только попробуй! – крикнула Наталья, явно не ожидавшая такой уступчивости участкового. - Я до самого Хрущёва дойду, и тогда тебе не поздоровится. Нашёл, кого сажать. Или думаешь, не дойду? Давай, поспорим!
Старшина не то, чтобы испугался, но занервничал, требуя от гражданки «не пугать его секретарём ЦК и не делать при этом грозный вид». Он то и дело, поглядывал на дорогу - откуда прибывали и прибывали любопытные. Участковый даже подумывал попугать женщин наручниками, но в последний момент отказался от затеи, решив не усугублять конфликт.
Но не тут-то было! Наталья уже двинулась в направлении старшины, но остановилась, заметив среди зевак своего Пантелея.
- Что стоишь, рот разявив? – спросила она. - Не видишь, меня в тюрьму сажают? Неси мою медаль, пусть народ и этот…, - она показала на Чанчикова, - узнает, что это заслуженная награда, и получила я её, не сидя на лавке, как эти бу-бу…, - она не договорила, помешало длительное заикание.
- Слышал, как она обзывается? – в голос закричали старухи, обращаясь к участковому, нервно елозя мягким местом по лавке. – И так каждый раз, служивый, как только мы замечания ей делаем. Требуем за оскорбления посадить на пятнадцать суток...
Обстановка накалялась. Участковый заволновался и попросил помощи у напарника, и тот передал по рации...
Продолжающаяся ругань, взбудоражила собравшийся народ. Одни поддерживали старух, другие заступались за Наталью с дочкой. Стоял такой гвалт, что несведущий мог подумать, что идёт профсоюзное собрание, где не поделили талоны на холодильники «Саратов».
Получив, таким образом, поддержку, участники спора перешли к активным действиям, и стали бросать друг в друга разными предметами, попавшими под руку, не обращая внимания на участкового.
Это были пустые спичечные коробки и пачки от папирос, а также несколько старых журналов, которые читала Цветкова. Когда журналы закончились, так и не причинив вреда старухам, Наталья сняла передник и стала махать им перед собой. Старухи ловко защищались, отбиваясь от передника бадажками, тыкая в бок Наталье. Наталья, грозно дыша, приблизилась к обидчицам…
При очередном взмахе передником, сухощавая Александра, изловчившись, ухватила рукой фартук и потянула к себе. Наталья, уперевшись в плечи старухи, стала отталкивать её от себя. Фартук не выдержал и разорвался, и обе женщины повалились на землю.
- Убивают, - закричала толстая Вера и рванула с лавки, но запнулась о свою подругу и рухнула тут же, вытянув перед собой ноги.
Участковый, поспешивший разнять женщин, после падения Веры, не удержался и завалился сверху на Наталью. Образовалась «куча мала». Подростки стали громко свистеть и улюлюкать, подбадривая тёток и милиционера.
- Ой, умора, - слышались возгласы в толпе. – Милиционера завалили...
- Пантелей, смотри, сильничает мент…, - хохотали мужики.
По ощущениям уличных прохожих, хохот и рёв походил на крики болельщиков после гола любимой команды, и некоторые сворачивали, чтобы узнать: что происходит? Толпа постепенно увеличивалась у дома.
Пантелей, подстрекаемый криками, подскочил к старшине и стащил его с жены. Тут же подбежала Нинка и набросилась на милиционера с криком «насильник!».
Освободившаяся Наталья, тяжело дыша, поднялась на ноги, подняв с земли разорванный фартук.
Жилистая Александра, вспорхнула за ней бабочкой. Охая и вздыхая, она попыталась поднять подружку.
Бабка Вера стонала, пытаясь встать на колени, но это у неё не получилось и она, потянув Александру за руку, завалила её под себя.
- Ой! - вскрикнула бабка, почувствовав на себе вес подруги, и стала выбираться, и скоро обе распластались на земле.
- Смотри-ка, как притягивает земля, - язвительно сказала дочке Наталья, показывая на старух. – Пора вам бу-бу… на погост, - прохрипела она.
Увидев в руках разорванный фартук, отчаянно забрызгала слюной:
– Вот, сучки, такой фартук разорвали – сносить было, не сносить…, - причитала она, размахивая остатками передника перед милиционером. Старшина мотал туловищем, уворачивался, но оставался на месте.
В это время к месту конфликта подъехала вторая милицейская машина. Наталья, как ошпаренная отскочила от участкового.
- Что тут у тебя, Никитич? – спросил молодой милиционер в погонах лейтенанта. – Помощь нужна?
- Вон бабок поднимите, - попросил участковый. - У меня, кажется, радикулит, - пожаловался он, скривив от боли лицо, при попытке разогнуться.
– И не дай им драться, - попросил он, раскорячившись между старухами и Натальей.
- Они, что с луны свалились? – едко спросил лейтенант, явно не желая связываться с бабами.
- Сынки помогите встать, - в голос взмолились старухи. – А то застудим поясницы…, ох! - охали они, протягивая руки к лейтенанту, который тут же поставил их на ноги.
- …и детей не сможете рожать, - съязвил в продолжение кто-то из толпы, и всё засмеялись.
- Смейтесь, смейтесь, - ворчала Вера, медленно присаживаясь на лавку. – Доживёте до моих лет, вспомните, как смеялись над старым человеком, да поздно будет.
- Вот-вот, - поддержала тощая Александра. – У молодых всегда так. Они старости не замечают, как мы..., ох срам-то какой. И как это мы свалились, подруга?
- Мы не доживём до старости, - продолжал голос. – Некогда нам на лавках сидеть и людей обсуждать, а потом и скандалить, а вам это занятие всласть.
- Правда, всегда глаза колит и всегда сильный прав, - ответила парню задиристая Александра. – А на лавке мы заслужили сидеть, по пятерых вынянчили. Молчали бы уж яйцеголовые. Страха на вас нет, безбожники. Шли бы все по домам, чего нас посрамлять…
Когда все участники схватки успокоились, лейтенант спросил старшину:
- Так здесь драка была? Кто зачинщик?
- Так эти бабки и зачинщики, - вышла вперёд Наталья, а из толпы подтвердили. – Всё утро воспитывали меня своими оскорблениями, - жаловалась она. – Вот фартук порвали у заслуженного человека, - и она потрясла перед ним остатками передника.
- Ты медаль нашёл? – спросила она у Пантелея.
- Нинка в пристенок твоей медалькой играет, спрашивай у неё, - ответил тот, и добавил: - Призналась уже Юрке.
- Ах ты, маленькая сучка, а я тут за тебя со старухами сцепилась, - взъерошилась мать. - А ты моей медалью о пристенок…отдавай, говорю, пока космы не выдрала, - и она схватила дочь за руку.
Нинка, до этого, ставшая на сторону матери, стала вырываться, обзывая мать и брата разными словами.
- Зачем ты сказал отцу, чего я не брала, - возмущалась дочь. – Это ты, медаль на марки обменял. А ты, мам, всему поверила. Ы-ы-ы, – скулила она.
Юрий сделал движение к сестре и замахнулся, но сестра быстро юркнула за угол дома.
- Вот видишь, сынок, какая у них семья? – оживилась толстая Вера, обращаясь к лейтенанту. – Целый день только и слышу, как матерятся и ругаются, а ещё мать и дочь. Тьфу, на вас! - и старуха смачно плюнула на землю.
- Придётся вам проехать в отделение и написать заявление, что и как, - немного подумав, сказал лейтенант.
- Ишь, расплевалась, старая курица, - возмутилась Наталья. – Только попробуйте заявить, дня не проживёте, сучки, – пригрозила она. – Они мне фартук разорвали, а отвечать, значит, мне? – и тётка медленно стала приближаться к лейтенанту.
– На, арестуй меня, - кричала она. - А завтра все в посёлке узнают, как милиция измывается над заслуженной женщиной. Пантелей! Скажи им, что у меня медаль есть от правительства, а вы все свидетели… меня оболгали вот эти бу-бу…
- Правда, лейтенант, старухи первыми начали, мы засвидетельствуем! – послышались мужские выкрики.
- Несправедливо, - шумели женщины. – Бабки сами всё устроили. Подтверждаем!
Но лейтенант оказался решительным человеком. Объяснив старухам и Наталье, «что их действия тянут на пятнадцать суток, а в случае неподчинения срок увеличится на полгода».
И, чтобы не усугублять ситуацию, предложил участникам ссоры проехать в отделение и там во всём разобраться.
Слова лейтенанта возымели действие, и старухи, и Наталья в голос стали отговаривать милиционера «не привлекать по статье, и что они претензий друг дружке не имеют».
Лейтенант немного покуражился, но согласиться, заставив всех, публично извиниться. Примерив стороны, милиционеры уехали, перед этим приказав всем собравшимся расходиться.
Ушла в дом и Наталья, сказав перед уходом, притихшим старухам:
- Бу-бу… вы.
Судя по ответному молчанию, бабки с оскорблением согласились. И возвращаться к старой теме не решились.
После этого случая мать и дочь стали осмотрительнее с выражениями, и больше с бабками не связывались. Поутихли скандалы и в семье. К осени старухи разъехались по деревням, а Наталья снова стала полновластной хозяйкой: и в доме, и на лавочке.