«Охотой дьявола» - прозвали местные жители загоны графа Скаржинского. Услышав звуки охотничьего рожка молодого помещика, женщины испуганно прижимали к груди незамужних дочерей, опасаясь за их судьбу. Мужчины бессильно грозили кулаками, проклиная владельца здешних мест.
Ибо хозяин Трикратского леса и прилегающих к нему земель – граф Вальдемар Романович Скаржинский предпочитал похищать приглянувшихся селянок, а когда они ему надоедали, то выгонял их прочь, устраивая на них охоту. Ни одной беглянке ещё не удалось убежать от погони сиятельного изверга.
Собаки настигали и загрызали жертву насмерть. Обезображенный труп тайно хоронили в первом же овраге, засыпая опавшими листьями, забрасывая камнями и сучьями. Глубоких оврагов в лесу хватало.
Граф был настолько богат и влиятелен, что подкупленные им власти закрывали глаза на «шалости» его сиятельства. Ему всё сходило с рук. Родителям погибших девушек выплачивалась кругленькая сумма денег, и они поспешно съезжали с родных мест, пряча глаза перед односельчанами. Роптавших было крестьян, быстро усмиряла ватага графских слуг.
Говорят, что сердце графа окаменело, когда, смеясь над суевериями местных жителей, он уселся на камень Дьявола.
Глава 1 Графская охота.
Очередная жертва спасалась бегством от безжалостного охотника. Она неслась по графскому парку через узенькие рукава реки Арбузинки, пытаясь сбить преследователей со следа. На какое-то время ей это удалось, лай собак стал почти не слышен, и появилась безумная надежда на спасение.
Девушка понимала, что не может вечно бежать по водным змейкам паркового леса, что надо выбираться на сушу и пробираться через лабиринт вековых дубов. А это значит, что собаки рано, или поздно возьмут её след. Тогда она обречена. Беглянка не собиралась сдаваться. Она хорошо подготовилась к побегу и была полна решимости бороться за собственную жизнь. Забежав на каменный мостик, вынула из-за пазухи обувку, чья подошва щедро натёрта чесноком и рассыпала щепотку жгучего перца, припасённого заранее в тщательно завязанном узелке.
Переобувшись, кинула старые туфли в реку. Затем спокойно пошла через березовую рощу и цветущие липы навстречу свободе. Дорога её лежала в Вознесенск, а оттуда в Киев.
Девушка с наслаждением вдыхала аромат трав, фиалок, весенних ландышей, диких тюльпанов и шиповника, прощаясь с родными местами навсегда.
Собаки взяли след лишь до того места, где жертва переобулась. На мосту свора растерянно кружилась. Свирепые матёрые псы, стали поскуливать, как маленькие щенки. Они на время утратили нюх.
Граф Скаржинский нетерпеливо гарцевал на вороном жеребце, оглядываясь по сторонам, высматривая беглянку. Один из слуг вытащил женскую туфельку из воды. Были высказаны предположения, что девушка утонула, спрыгнув с моста, чтобы не быть разорванной собаками.
- Где тело? – спросил граф, почти не разжимая губ.
- Оно, наверное, попало в стремнину реки, - почтительно ответил Петрович – старший над графской челядью.
Скаржинский грязно выругался и, огрев ни в чём не повинного коня, умчался домой.
Раздражённо кинув поводья подбежавшему конюху, спрыгнул с седла и прямиком направился в кабинет. Мебель в нём была из карельской берёзы с бронзовыми, переплетёнными между собой инициалами «Г» и «С».
По пути чуть не столкнулся с лакеем и горничной. Те едва успели прижаться к стене, пропуская стремительно идущего господина.
Нерасторопность слуг ещё больше усилила ярость Скаржинского. Он с проклятием отбросил в сторону хлыст.
Когда, срывая с рук перчатки, зашёл в кабинет, то его раздражение сменилось изумлением. Дверца сейфа оказалась открыта. Ключ торчал в замке, хотя раньше лежал в тайнике на полке одного из стеллажей. Вместо денег оставлена записка, где ровным чётким почерком написано было следующее:
"Вальдемар. За то, что обрёк на гибель меня и наше дитё, которое я ношу под сердцем, я взяла эти деньги. Не ищи нас, но помни, что тебе за всё придётся ответить перед Господом и людьми. Прощай".
- Ловко провела меня! – со смесью досады и восхищения, воскликнул Вальдемар Романович.
О пропаже денег никому не сказал. Гордость не позволяла признаться, что его обвела вокруг пальца – сирота, дочь ныне покойных – обедневшего шляхтича Станислава Микульского и бывшей холопки.
Граф после этого случая прекратил бесчеловечные забавы. Он не на шутку увлёкся молодой женой барона Лотара фон Юкскюль. Кунигунда фрайфрау фон Юкскюль ответила ему взаимностью. Когда родила дочь, то девочка оказалась точной копией графа. Юную баронессу назвали Евой.
Никто не знал, что в Киеве вместе с мамой живёт другая девочка, родившаяся на восемь месяцев раньше. Евгения. И она, как две капли воды, похожа на Еву фрайин фон Юкскюль.
Граф об этом не ведал, а то возможно, провёл бы аналогию с известным романом Коллинза. И даже не догадывался, какая предстоит встреча. Он по-прежнему жил с любовницей – прекрасной баронессой и считался другом её семьи. Стал крёстным единственной дочери барона и его жены. Баловал маленькую крестницу, забыв о первом своём ребёнке, который воспитывался матерью, не забывшей и не простившей надругательства над собой.
После революции барон с семейством вернулся в Германию. Скаржинский последовал за ними.
Местные жители с ужасом вспоминали охоту графа, передавая потомкам жуткие подробности. Немногие смельчаки решались посидеть на камне Дьявола.
Глава 2 Вторая мировая война. 1945 год.
Из протокола допроса бывшего начальника отдела Абвера – 2 Берлинского округа полковника Эрвина Штольце 29 мая 1945 года.
«Для подрывной деятельности в Польше мы использовали украинских националистов. Обер-лейтенантом Евой фон Юкскюль был завербован руководитель украинского националистического движения полковник петлюровской армии, белоэмигрант Коновалец. Через него в Польше, Западной Украины проводились террористические акты, диверсии и небольшие восстания.
В начале 1938 года я лично получил указания от адмирала Канариса о переключении имеющейся агентуры из числа украинских националистов на работу против Советского Союза.
Ева фон Юкскюль в Бадене, близ Вены, на квартире генерала Курмановича, передала указания Канариса Коновальцу. К сожалению, вскоре полковник Коновалец был убит.
Украинское националистическое движение возглавил Мельник. Канарис приказал начальнику Абвер-2 полковнику Лахаузену завербовать его. Вербовка прошла очень гладко. Мне, как заму Лахаузена, поручили работать с нашим новым агентом Мельником. После вербовки на конспиративной квартире, владельцем которой являлся обер-лейтенант Кнюсман – доверенное лицо Канариса, Мельник изложил свой план подрывной деятельности. Он предлагал наладить связи украинских националистов в Польше и на Советской Украине для подготовки восстания. План был одобрен.
В целях расширения агентурной сети, завербован видный деятель украинских националистов Степан Бандера по кличке «Баба». Его выпустили из тюрьмы, куда посадили поляки за террористический акт против руководителей польского правительства.
"Убью каждого поляка от шестнадцати до шестидесяти лет", - заявил он.
Между Мельником и Бандерой сразу начались трения. Мне поручили уладить их конфликт, но миссия по примирению провалилась.
Перед нами встал выбор между тем и другим. Блестящий доклад моей подчинённой - Евы фон Юкскюль убедил Канариса прекратить связь с Бандерой и удержать во главе националистов Мельника.
Для разрыва связи с Бандерой использовали факт, что последний в 1940 году, получив от «Абвера» большую сумму денег для финансирования созданного подполья, пытался их присвоить. Деньги Бандера перевёл в швейцарский банк, откуда они нами изъяты и снова ему возвращены.
Но этот факт, раскрытый Евой фон Юксель, подорвал доверие к нему.
Среди наших агентов был бывший гетман Украины Скоропадский, эмигрировавший в Германию. Фон Юкскюль, установлено, что его связи и влияние на территории Украины незначительны. После того, как я доложил об этом, Канарис отказал Скоропадскому в финансировании и отверг его услуги Абверу.
Во время нашей оккупации Украины, капитан Абвера-2, профессор Кох, работающий во Львове, донёс мне, что он использует в нашей работе митрополита графа Шептицкого...»
- Об этом позже, - перебил его седоусый советский генерал со шрамами на лице от осколочного ранения. - Расскажите всё, что знаете о крестнице графа Скаржинского.
Генерал пришёл на допрос в сопровождении старшего лейтенанта. Этим старлеем был Алексей Охотников, который волей судьбы оказался связанным с сотрудницей Абвера - Евой фон Юксель.
Глава 3 Август 1941
"Я в плену?" - это мысль первой обожгла сознание, когда пришел в себя. Алексей сел и осмотрелся по сторонам. Тусклый свет из узкой бойницы, в которую лишь кошка пролезет, позволил ему увидеть охапку соломы, на которой он лежал и мрачные стены одиночной камеры каземата.
Что с ним будет дальше, об этом даже не хотелось думать. Снайперов не брали в плен. Над ними жестоко издевались, а потом предавали смерти.
Озверевшие от понесённых потерь фашисты (русский снайпер убил двадцать человек прежде, чем его схватили), набросились и стали избивать, лишь вмешательство немки в полевой офицерской форме, спасло пленного от неминуемой расправы.
По счастливой случайности отделался несколькими синяками и ссадинами. Солдаты больше мешали друг другу, чем попадали по нему. По приказу фрау его посадили в машину с номерами Абвера.
С ненавистью посмотрел на «спасительницу» и сказал, обращаясь к ней:
- Тебе повезло, что я не знал кто ты, когда держал тебя на мушке. Передумал и спустил курок в толстого майора.
- Тебе повезло больше, потому что я оказалась здесь, – на чистом русском неожиданно ответила капитан Абвера.
Всё это промелькнуло в голове прежде, чем раздался скрежет ключа и тяжёлая дверь распахнулась.
Пленника привели в кабинет, где за массивным письменным столом сидела немка, которая его спасла и которую сейчас ненавидел.
Они уставились друг на друга: одна с бесстрастным выражением холодного, но выразительного лица, другой - с засохшей ссадиной на виске, растрескавшимися губами и растрёпанными волосами.
- Фамилия, имя, звание? - со скучающим безразличием спросила, когда конвоиры вышли из комнаты, но остались стоять за дверью, отрезая путь к свободе.
Решётки на окнах тоже не оставляли надежды на спасение.
Пленный молчал.
Немка встала и вышла из-за стола. Алексей отметил подогнанный по фигуре отутюженный мундир и начищенные до блеска сапоги. И сама она такая красивая, чистая эта белокурая немка. На фоне ее почувствовал себя неуютно в старой гимнастёрке, расхлябанных сапогах, небритый.
Немецкая фройляйн неожиданно включила патефон, и пластинка заиграла танго. Противники замерли, очарованные красотой музыки.
Мечтательная улыбка появилась на губах у немки, и правильные черты лица её стали мягче.
Что-то бесконечно притягательное проявилось в ней.
- Потанцуем? - вдруг предложил Алексей. Зачем он это сказал? Вырвалось неожиданно для него самого. Потом, спустя годы, пытался ответить себе, но так и не нашёл ответа. Был ли это вызов судьбе, или что-то другое?
Немка, взглянув на пленного вначале с пренебрежением, а потом с интересом, кивнула головой, соглашаясь.
Вначале, каждый из них с наслаждением вслушивался в движение партнера, а потом танец настолько захватил их, что молодые люди отдались ему, то подчиняясь, то беря инициативу в свои руки.
Это было танго смерти и танго жизни, и они танцевали его на грани между ними.
"Танго - страстью исполненный танец...
Страсть, застывшая в кончиках пальцев
и упрямом изгибе спины,
и в надменности подбородка,
и в застенчивом вздроге ресниц....
И в бесстыжести бездны зрачков,
разрешающей вдруг без оков,
запирающей чувство в искусство
и тела в совершенство скульптур.
вспыхнувшие в тупике искушенья
- в несвободу, в порывы движений
и отточенных па и фигур...
Шаг и ... снова, сдаюсь, покоряюсь,
заставляю сдаваться, сдаюсь...
Наступаю и ... вновь уступаю,
в ритме шага горю, утопаю,
дерзкий вызов опять принимаю
и... с изяществом вновь покоряю,
быть ведомой себе позволяю...
на задержке дыханья... сдаюсь».
(Т. Владимирова)
Кружились в ритме танго, забыв о войне, забыв о том, что сражаются по разные стороны. Только они и – танго, в котором выдержанность и страсть, строгость и фривольность, нежность и агрессия были едины.
Алексей всё же сделал попытку, как бы случайно положил руку на кобуру партнёрши, но та, не замедляя движения, перехватила его руку и отвела в сторону, прошептав: - Не стоит.
Движения танцующих были настолько интимными, словно танцевали не враги, а любовники. Чувствовали, понимали и ощущали друг друга. Лишь с прекращением музыки вернулись в мир реальности.
Несколько секунд ещё прислушивались к шуршанию вращающегося чёрного диска.
- Ты пригласил меня, чтобы расположить к себе? – спросила его партнерша по танцу, когда швейцарский патефон фирмы "Thorens Excelda" пошипел и смолк.
- Нет, просто перед казнью захотелось станцевать свой последний танец. Я не боюсь умирать. Мы все умрём. Пленник с улыбкой на губах, в которой сквозило презрение к смерти и вызов врагам, процитировал:
«Жизнь — без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами сумрак неминучий
Иль ясность Божьего лица...»
- Александр Блок, - с какой-то ностальгией произнесла вдруг немка, и за холодной маской безразличия лицо её вдруг стало таким родным и близким.
- Ты наша?! – шепотом спросил Алеша, веря и не веря в абсурдность предположения. Надежда сменилась радостью, когда «немка» кивнула головой.
- Тебя как звать?
- Алеша. Младший сержант Алексей Охотников. А тебя, как вас зовут?
- Подходящая фамилия для снайпера.
Мою фамилию, звание я не могу тебе открыть. Называй меня Евгенией, - «немка» впервые улыбнулась открыто.
"Боже! Какая у неё улыбка!" – пронеслось в голове у Алеши, и он невольно залюбовался разведчицей. - « Сколько ей лет? Лет двадцать пять – тридцать, а уже выполняет задание в тылу врага».
У него даже тени сомнения не возникло, что Евгения не та, за кого себя выдаёт. Безоговорочно поверил не глазам своим, поверил всем сердцем, почувствовал в ней свою, ставшую такой близкой, родной.
Евгения испытующе посмотрела на парня.
- Я помогу тебе бежать, а ты передашь сведения, что я собрала, командованию.
В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошла стройная девушка в форме офицера Абвера.
Гладко причёсанные на прямой пробор светло-русые волосы, серо-синие глаза, точёные черты лица и чистая гладкая кожа делали её очень привлекательной внешне, но у Алексея она сразу вызвала резкое отторжение и непроизвольное отвращение.
- Wie geht es Dir?* – машинально спросила вошедшая, прежде чем разглядела их в опасной близости друг от друга.
- Darf ich meinen Augen trauen! Das ist nett**. Она даже не пыталась скрыть сарказма, через который проскользнула горечь. Недобрые огоньки появились в глазах немки и, не сдержавшись, закричала:
- Du spinnst wohl! Ich hab' dich rasiert. Еin auge aut Russen werfen***. – Гнев в голосе неожиданно сменили жалобные нотки.
- Das macht `s nichts****, - лицо Евгении вновь стало высокомерно-холодным.
- Du hast gut reden! Es ist mir unbegreiflich...***** Растерянность немки была так велика, что она полностью перестала владеть собой.
-Jetzt geht es wieder los! Lassen Sie mich in Ruhe.
Alles hat seine Grenzen. Haup ab!****** – Евгения даже не стала скрывать раздражение.
Лицо её собеседницы исказила гримаса ненависти. Она вытащила из кобуры вальтер, и смертельное дуло уставилось в Алешино лицо. Словно в замедленной съемке видел, как немка положила палец на курок, но выстрелить не успела.
Евгения оказалась быстрее. Раздался выстрел и девушка упала.
- Забери у неё пистолет!
Алексей поднял пистолет, и в тот же миг в комнату вбежала охрана. Для снайпера ничего не стоило двумя точными выстрелами покончить с обоими. Одному пуля точно легла между глаз, другой успел дёрнуться и аккуратная дырочка появилась у него над левой бровью.
- Беги по коридору наверх. Вот ключ от моей комнаты. Спрячься там, - Евгения кинула Алексею ключ, который тот поймал на лету. Он бросился выполнять указание.
Когда прибежала подмога, его уже и след простыл.
- Nichts zu machen, Heide*******, - Евгения с усмешкой одёрнула задравшуюся форменную юбку лежавшей на полу немки. Охранников, в живописных позах, развалившихся у дверей, не удостоила взглядом.
- Всё идёт успешно. Русский поверил, - отрапортовала капитан Абвера Ева фон Юкскюль, она же «Евгения» своему непосредственному начальнику полковнику Лахаузену.
Возвращаясь к себе, после доклада, задумалась. Воспоминания унесли её далеко.
Комната без окон, кровать, столик и стул, привинченные к полу, и - девушка, чьи светлые волнистые волосы едва касаются плеч.
Истончённое тело под грубой ночной рубашкой небеленого полотна, босые ноги.
Она равнодушно поднимает глаза на вошедшую, но увидев – высокую, статную блондинку с зелёными глазами, оживляется. На безучастном прежде лице узницы, появляется слабая улыбка.
Поразительное сходство этих двоих не оставляет сомнения, что они сёстры.
- Я часто думаю о тебе, - говорит пленница вместо приветствия, – ты меня не забываешь.
Гостья на безупречно-красивом лице которой застыла боль, а сердце переполняет тяжесть, села рядом, обняла и прижала к себе сестру. Слезинки предательски вздрагивают на ресницах:
- У меня есть ты, - ничем неудержимые слёзы капают на рубашку сестры. - Как может быть по-другому?!
Целуя сестру в висок с преждевременной сединой, шепчет: -Ты многое для меня значишь. Я не могу без тебя. Я скоро вытащу тебя отсюда.
Та в ответ лишь грустно улыбнулась:
- Это невозможно. Спасайся сама. Я всё равно обречена. Меня не выпустят.
- Об этом не может идти речи. Это моя забота.
Они обмениваются короткими репликами. Но, даже сохраняя молчание, девушки всё равно бы поняли друг друга, потому что думают, мыслят одинаково.
- Я буду вспоминать о тебе, - на прощание сказала узница.
Сестра ей ничего не ответила, вышла с твёрдым убеждением, что сделает всё, чтобы вызволить её.
______________________________________________
Как дела?*
Что я вижу! Как мило!**
Ты не в своём уме! Я тебя раскусила. Ты положила глаз на русского***.
Ничего страшного****.
Тебе хорошо говорить. В голове не укладывается...*****
Ну, вот опять начинается! Оставь меня в покое. Всё имеет свои границы! Проваливай!******
Ничего не поделаешь, Хайде*******.
Русский солдат не был наивным и излишне доверчивым, но он прислушался к голосу сердца, а оно сказало: - "Да"! Поэтому с точностью выполнил указание.
Кто-то дёрнул ручку двери, и Алексей замер. Сапоги охранника прогромыхали дальше. Потом всё стихло.
В ожидании время тянулось долго. С любопытством стал осматривать жилище Евгении.
Довольно аскетично: узкая, аккуратно заправленная кровать, тумбочка, шкаф, стол с парой стульев.
Внимание привлекла рамка с фотографией очень юной девушки, которая улыбалась в объектив.
- Вот ты, какая, - прошептал, продолжая всматриваться в снимок.
Не услышал, как в дверях бесшумно повернулся ключ, и вошла хозяйка комнаты.
При виде фотографии в руках Алексея, взгляд её на мгновение затуманился болью, а потом снова стал таким же насмешливо-бесстрастным, как всегда.
Почувствовав чужое присутствие, Алеша обернулся и вздрогнул от неожиданности.
- Ты?! - испуг сменился радостью. - Как вошла?
- Взяла запасной ключ. Всё в порядке, можешь не волноваться. Я пустила ищеек по ложному следу. Надо просто переждать время. - Она замолчала.
Заметив её устремлённый взгляд на фотографию, которую продолжал держать в руках, смутился и неловко поставил карточку на место.
- А ты хорошенькая была!
- Была?
- Сейчас ты просто красавица! - вырвалось у него, и он смутился ещё больше.
Евгения улыбнулась. Ей импонировала непосредственность этого мальчика. Он был такой отважный и по-детски доверчивый.
Такие на войне погибают первыми, потому что не прячутся за спинами товарищей. Или доживают до глубокой старости, на всю жизнь, сохраняя чистоту души.
- Тебе надо отдохнуть и поесть. Позже я принесу обед, а сейчас пока перекуси вот этим, - Евгения-Ева достала из тумбочки: хлеб, галеты, копчёную колбасу, сыр и шоколад. Скоро это всё было нарезано, красиво разложено на тарелках и расставлено на столе. К этому пиршеству присоединила бутылку настоящего довоенного французского коньяка.
Алексей, затаив дыхание, смотрел на накрытый стол и чувствовал, как голодные спазмы сжимают желудок. Он сутки почти ничего не ел. Но ни за что на свете не признался бы в этом.
При виде бутылки с иностранной этикеткой выдохнул: - Шнапс?
- "Мартель". Ты знаешь, что такое шнапс?
- Это немецкая водка.
- Верно отчасти. Шнапс - алкогольный напиток с фруктовыми добавками, но в Германии шнапс не производится. Его завозят из Дании. У меня нет шнапса, но если ты его предпочитаешь, могу принести.
- Нет, не надо, - поспешно возразил. От одного запаха спирта его мутило. Но перед Евгенией, на которую смотрел, как на образец для подражания, не хотелось показаться сосунком. Ведь двадцать лет уже ему.
Поэтому храбро взял рюмку с янтарной жидкостью и лихо опрокинул её содержимое в рот, за что тут же и поплатился.
На глаза выступили слёзы, и он зашелся в кашле, уже не думая о том, как произвести впечатление на Евгению.
Та всё поняла, и с сочувственно покачала головой.
- Коньяк не пьют залпом. Его смакуют маленькими глотками, - с этими словами она плеснула новую порцию в Алешину рюмку:
- За тебя!
- За нас!
Из показаний Эрвина Лахузена фон Вивремонта - бывшего начальника 2-го отдела абвера:
"В июне 1941 года капитан абвера доктор Кох устроил во Львове встречу Шептицкого и Канариса.
Архиепископ Львова, который пользовался большим авторитетом у западных украинцев, неожиданно отказался от сотрудничества с Германией, потребовав предоставить самоуправление Украине. Что было неприемлемо, так как шло в разрез немецкой политике. Есть основание подозревать, что на решение Шептицкого повлиял состоявшийся накануне разговор с неизвестной дамой под вуалью. К сожалению, её личность установить не удалось.
Скрывая лицо под вуалью от излишнего интереса, дама не позволила разглядеть себя нашему человеку, несмотря на все его старания. Агент последовал за ней, держа женщину под наблюдением. Она, почувствовав за собой слежку, профессионально ушла от него.
Шептицкий резко изменил свою позицию. Единственно, что получилось - это заручиться его лояльностью. Но это, конечно, не то, на что мы рассчитывали.
Мне как руководителю отдела "Абвер - 2" подчинялся полк особого назначения "Бранденбург - 800", в состав которого входил батальон "Нахтигаль" ("Соловей"), сформированный из украинских перебежчиков. Командовал батальоном оберлейтенант Ганс Херцнер. Заместителем командира в спецподразделении был украинский националист Роман Шухевич.
В составе штурмовой группы вермахта батальон "Нахтигаль" участвовал в карательной операции во Львове в начале июля 1941 года. За неделю в городе было уничтожено от трёх до пяти тысяч советских активистов, поляков и евреев".
От пережитого волнения, еды и питья Алексея потянуло в сон. Словно издалека слышал, как Евгения говорила, что 6-го августа начнётся наступление немцев на Вознесенск.
- На рассвете помогу тебе выбраться, и ты отправишься в Трикраты. Доберёшься до села Никольского, там сейчас размещён командный пункт твоего 57-го стрелкового корпуса. Доложи лично генералу Осташенко, или начальнику штаба полковнику Минееву о планах фашистов.
Иначе с местными жителями поступят также, как во Львове. Будут вешать и расстреливать. Я была там и видела всё собственными глазами. Убивали стариков, женщин, детей. Страшнее этого только моральная смерть, когда уничтожают в тебе человека.
- Как?- тихо спросил Алеша, очнувшись от сладкой неги, вызванной непривычной сытостью.
- Каратели вырыли траншею и загнали туда евреев, а потом остальным приказали закопать их.
Когда те отказались, фашисты поменяли их местами, и евреи принялись их засыпать землёй. Тогда пленных вновь поменяли, и уже они безропотно стали палачами. Просто одни сломались раньше, а другие позже.
Евгения горько усмехнулась, видя полные ужаса глаза парня, и залпом выпила рюмку коньяка:
- На войне не сражаются в белых перчатках. Но все войны имеют обыкновение заканчиваться. И этой войне тоже придёт конец. Тогда я покажу тебе Трикраты - родные моему сердцу места.
Мы прогуляемся вдоль реки Арбузинки. Сквозь её прозрачные воды видно каменистое дно, а вокруг по земле рассыпаны разноцветные камешки: розовые, серые и чёрно-белые. Кто найдёт со сквозным отверстием - будет счастлив. На берегу растут заросли камышей, а за ними озеро, где живут цапли. Они вьют гнёзда на серебристых тополях.
Проведу по густому лесу. Сотни дорожек разбегаются по нему, но мы пойдём по той, что выведет нас к огромному дубу, основание которого напоминает сердце. Надо обойти его, прижаться к нему щекой и загадать заветное желание.
Зачарованный рассказом, Алеша слушал, затаив дыхание. Будто наяву он это всё увидел и совсем позабыл, что идёт война.
Евгения встала:
- Пойду схожу за обедом. Тебе надо хорошо подкрепиться перед дорогой. Жди меня здесь.
Она ушла, оставив его одного.
Не видел Алеша, как за дверью выражение лица девушки изменилось. Оно вновь стало отрешённо-насмешливым, а из глаз исчезла нежность.
В офицерской столовой Ева-Евгения увидела Хайде в компании майора абвера Шульце-Кольтуса и командира взвода "бранденбуржцев" обер-лейтенанта Отто Катвица.
Для "убитой" лейтенант абвера Хайдемари Венцель выглядела весьма неплохо. На её хорошеньком лице сияла улыбка, которая стала по-настоящему искренней при виде Евы.
- Сносно сыграла роль, притворившись мёртвой. Но что за сцену ревности устроила?! Ты ведь должна была лишь заподозрить меня в сговоре с врагом, - отведя Хайде в сторону, высказала Ева-Евгения ей претензии.
- Прости, не удержалась. Он слишком близко к тебе стоял и смотрел чуть ли не влюблённо. Ты нравишься многим. И мужчинам, и женщинам.
- Не всем. Майор Маргарет Дейли меня ненавидит.
- Ненависть сродни любви. Между ними тонкая грань, - глубокомысленно заметила Хайде, чем вызвала удивление подруги. Та считала девушку довольно поверхностной.
- Проследи, чтобы создали коридор для пленного. Он нужен нам живым.
- Из-за этого русского пришлось пожертвовать двумя немцами. Надеюсь, игра стоит таких жертв! - Хайде помрачнела.
- Это приказ начальства, - напомнила Ева-Евгения, делая в памяти зарубку, что исполнительная, фанатично преданная нацизму "подруга" может спутать все карты. Но сейчас её больше заинтересовало поведение майора Дейли — опытной разведчицы Абвера, которая внимательно наблюдала за разговаривающими девушками. Ева-Евгения знала, что при особой подготовке человек может читать по губам. Хайде стояла к Маргарет спиной, а она сама еле раскрывала рот, стараясь не двигать губами, затрудняя «прочтение».
Майор Дейли приподняла бровь, признавая поражение.
Еве фон Юксель не нравилась эта худощавая блондинка с холодными голубыми глазами и вопреки моде - широкими темными бровями. Не доверяла её ласкающему взгляду и загадочной улыбке. Интуиция подсказывала, что эта женщина опасна.
Подобное пристальное внимание к себе вызывало тревогу, только пока фрау Маргарет этим ограничивалась.
Спустя год после благополучного бегства Алексея, она подошла к Евгении и вкрадчиво спросила:
- Вы уже знаете, что Харро Шульце-Бойзен и его жена Либертас — члены организации «Красная капелла» арестованы за связь с русской разведкой?
- Я слышала об этом, - равнодушно ответила Евгения, хотя сердце замерло от нехорошего предчувствия.
- Вы обучались ведь с ней в средней школе для девочек в Цюрихе, не так ли?
- И что же?
- Ровным счётом ничего, не считая того, что я училась там же, одновременно с Либертас — дочерью принцессы Ойленбургской и баронессой фон Юксель.
- Среди девочек не было никого по имени Маргарет, - уверенно произнесла Евгения.
- Зато была Нина Хаас — дочь богатого промышленника из Штутгарта...
- Нина, я тебя не узнала! Столько лет прошло, - «обрадовалась» Евгения.
Они обменивались школьными воспоминаниями. Иногда Нина (Маргарет) путала имена преподавателей и учениц, но Евгения вежливо поправляла её. На лбу майора абвера появились две морщинки раздумья. Её собеседница оказалась точна в ответах и не допустила ошибок.
Женя вернулась к себе в комнату и проанализировала ситуацию. Экзамен она сдала на отлично, но ощущение того, что матерая разведчица проверяет её - не давало покоя.
Сама её миссия разведчицы оказалась под угрозой, а провал — автоматически подписывал приговор, находившейся в застенках НКВД — сестры, настоящей баронессы Евы фон Юксель.
Они встретились с ней случайно в бывшем поместье графа Скаржинского. Поразительное сходство девушек и неожиданное открытие, что они сестры по отцу - сдружило их. К сожалению, сходство не ускользнуло от бдительного ока агентов советской разведки. Девушек арестовали, доставили в Ростов, и Жене, как советской патриотке и комсомолке, предложили подменить немецкую
аристократку. Когда она отказалась, то начальник управления НКВД Абакумов объяснил, что в таком случае её сестра умрёт. И только согласие Евгении будет гарантией жизни Евы фон Юксель. Женя, глядя в мужественное лицо человека, который в годы Отечественной войны возглавит Главное управление контрразведки («СМЕРШ»), осознала, что другого выхода у неё нет. Да и встретиться с отцом, взглянуть ему в глаза, отплатить за страдание матери вместе с желанием послужить Родине — тоже сыграло немаловажную роль. Она согласилась. Евгения свободно владела немецким, английским и польским языками, будучи студенткой Военного института Киевского национального университета имени Тараса Шевченко. Обладала такими качествами, как: склонность к героизму, отвагой, выдержкой и сообразительностью. Девушка давно находилась в поле зрения советской контрразведки и её планировали сделать агентом для работы в Англии, или Германии. Внешнее сходство с немецкой аристократкой, чей крёстный — граф Скаржинский занимал высокое положение в нацистской Германии, подали идею использовать это в своих интересах.
Две недели подготовки. Женя получила информацию от сестры. Та рассказала всё, что знала сама. Дело упрощал тот факт, что молодая баронесса осталась сиротой, близких родственников не было, и только граф Скаржинский мог уличить в обмане. Но крёстный часто уезжал в экспедиции на Памир. Их последняя встреча состоялась более года назад. Этим шансом для внедрения необходимо было воспользоваться. Так Евгения стала Евой. Ей не стоило труда войти в доверие графа, который принял её за Еву. По протекции "крёстного" поступила в Абвер. Покровительство Скаржинского и собственные деловые качества помогли ей быстро продвигаться по служебной лестнице. Это она подала идею завербовать пленного бойца, чтобы сливать через него дезу, но немецкое руководство не догадывалось, что попутно Евгения передавала и собранные ею сведения. Ненависть к фашизму, сестринская любовь к Еве и новые тёплые чувства к Алеше — причудливым узором переплелись в её душе.
Каждая новая встреча наполняла сердца радостью. Лёгкие пожатия рук, взгляды, наполненные затаённой нежностью, смущённые улыбки и ощущение безграничного счастья и покоя, когда даже пушки смолкают, а два сердца бьются в унисон. Они любили друг друга глазами и душой.
Уже не прятали счастливых глаз от того, что рядом, от того, что вдвоем. И вместе служили Родине.
Через него, Евгения передала донесение, что в родовом поместье лейтенанта абвера Фрица Бухгольца под Хемфуртом расположена спецшкола «Абверкоманда-203» . Под руководством лейтенанта Виндгассена — бывшего руководителя гитлеровской молодежи, военнопленные Юрий Евтухович и Николай Горохов учат тринадцатилетних русских детей одному уроку - подрывать. Подростков берут на оккупированной территории. Девочек готовит фрау Элеонора Гайдар.
Часть материала поставляют из лагеря смертников "Тухинген". Над толпой мальчишек кидали пачки табака и выбирали самых проворных.
Из допроса Евтуховича: «Дети скитались, никто не пытался выяснить их личности, они вне подозрений. Психология подростка такова, что его тянет к путешествиям, приключениям, подражанию во время войны — военным. Мы использовали их желание иметь оружие, испытать опасность». В школе выдали форму, учили прыгать с парашютом, ориентироваться на местности, подкладывать взрывчатку.
Из допроса тринадцатилетнего диверсанта Виктора Плеснецова: "Нас переодели в старую одежду. На аэродроме выдали по два куска взрывчатки и семьсот рублей. Выбросили под Смоленском. Мы с Витей Агурецким переночевали в поле, а утром сдались в деревне Сенники бойцам, которые отвезли нас в НКВД»
Школа успела подготовить два выпуска малолетних диверсантов: осенью сорок третьего и летом сорок четвёртого. Благодаря донесению, сведения об этом облетели советские фронты, и подростков стали проверять.
Из архивов НКВД: «В сорок четвертом в «Абверкоманду-203» был внедрен агент СМЕРШа, который перевербовал Евтуховича и увел его вместе с 44 детьми-диверсантами. Евтуховича и Горохова после войны расстреляли, а Бухгольц исчез».
Глава 4 И снова плен.
Алеша очнулся на полу. Со стоном сел, опираясь ладонями об покрашенный кирпичной краской деревянный настил, чистый и отполированный до блеска.
«Опять в плену», - подумал с какой-то досадой на судьбу. Но то была минутная слабость.
И тут почувствовал тяжёлый взгляд.
Повернув голову, встретился глазами с молодой темноволосой и кудрявой женщиной.
- Очухался, хлопец - сказала та по-русски, с недоброй улыбкой разглядывая пленника. – Молодой ты, симпатичный. Ещё жизни не видел.
Мне столько, сколько и тебе было, когда попала в окружение.
Рядом притулился один боец.
"Дядечка, выведи! " Вывел. Несколько дней по лесу вдвоем пробирались. Местный оказался.
Потом снасильничал меня, лишил девичества. Только деваться мне было некуда. Прикипела я к нему сердцем, а он мне ручкой сделал. Сказал, что вон его деревня, там жена у него, он к ней. Мне велел катиться на все четыре стороны.
Попользовался и бросил, гад!
Пошла я по деревням. Местные жители пускали на постой, жалели. Мужики липли ко мне, проходу не давали, кобели. Чуяли, что порченная я.
Жёны их ревновали, чуть не побили. Куда было деваться? К фрицам подалась. Напоролась на полицаев.
Те напоили и изнасиловали, а потом замолвили за меня словечко перед своими хозяевами.
Женщина наклонилась над Алексеем и жарким шепотом предложила:
- Переходи на сторону немцев. Они щедро платят. Фрицы – народ обходительный. Спиртом угощают, сигаретами. А то, что подцепила я от них плохую болезнь – ничего. Дохтура у них хорошие. Вылечат.
Шмотками поделюсь, с покойников снимаю, а потом отстирываю от крови. Стараюсь стрелять в голову, чтобы дырок не было. Палач я у немцев. Работа у меня такая».
Она призналась в этом так обыденно, что Алексей не сразу понял. Осознав всю чудовищность преступления, всего передёрнуло от отвращения.
Заметив это, предательница зло ощерилась:
- Как знаешь. Костюмчик у тебя модного фасона. Жаль, что снимать разрешают только с мёртвых!
- Облизнёшься! – отрезал Алексей и уже другим тоном приказал:
- Доложи руководству, что я хочу с ними побеседовать.
Младший лейтенант Охотников не стал добычей Тоньки-пулемётчицы.
После разговора с немецким офицером, за связным пришла машина из Абвера.
Антонина Макарова - бывшая советская санитарка, а сейчас прислужница фашистов видела сидевшую в оппеле холёную немку в кожаном пальто и пилотке, которая небрежно кивнув на прощание коменданту, увезла паренька с собой.
Тонька морщила лоб, пытаясь понять, что это значит, но так и не поняла. Тогда она стала подсчитывать, сколько ещё пленных нужно, чтобы набралось двадцать семь человек. Количество людей, которое ей полагалось расстрелять.
- Ты опять спасла меня! – не скрывая ликующей благодарности, воскликнул Алексей, с жадным нетерпением вглядываясь в лицо спасительницы.
Любовался её чётким профилем и правильными, почти классическими чертами. Затем его взгляд упал на тугой завиток Евгении, и… ахнул, заметив прядь седых волос.
- Откуда?
- Осталось на память после посещения Яновского концлагеря под Львовом. Знаешь, что он собой представляет? Это территория по улице Яновской (между еврейским кладбищем, с одной стороны, и железной дорогой, с другой) огороженная каменной стеной, посыпанной сверху битым стеклом. Лагерь разделён на три части. В первой — служебные постройки, канцелярия.
Во второй — для мужского пола четыре барака, склад. Третья часть — женская: здесь также четыре барака и… — баня для комендатуры. Понятно, почему именно в женской части?
Когда идёшь по территории лагеря, то сердце сжимается от надругательства над усопшими, потому что под ногами надгробия, разворованные с кладбища. На некоторых читаются фамилии умерших. Но на этом ужасы только начинаются.
За мастерскими стоят две виселицы. Ещё две у кухни. К этим обязательным прибавь «добровольную виселицу» - полусухое дерево. К его ветвям привязаны петли. Это виселица для самоубийц.
Эсэсовцы заключают пари между собой на того, или иного заключённого, кто первый, не выдержав издевательств, сведёт счёты с жизнью. Ставки на смерть. Представляешь, они похвалялись этим передо мной, а мне, вместо того, чтобы пристрелить нелюдей, приходилось улыбаться им!
Когда неожиданно услышала звуки танго, подумала, что слуховая галлюцинация. Нет, не послышалось. Оркестр из заключенных музыкантов во главе с дирижером львовской оперы Мунтом и профессором львовской консерватории Штриксом играл танго. «Танго смерти».
Людей по приказу коменданта лагеря гауптштурмфюрер Франца – большого меломана, казнили в духе вагнеровских мистерий и в подражание "Прощальной симфонии" Гайдна.
Пытки, истязания и казнь фашисты производили под музыку. Для этой цели они создали оркестр из заключенных.
"Разве не прекрасно умереть под музыку танго?" - меланхолично произнёс комендант.
Он похлопывал в такт музыки себя по ноге зажатыми в руке лайковыми перчатками. Такой элегантный, с иголочки в сером френче, в окружении офицеров СС.
Они, как вестники смерти в чёрных мундирах.
Чтобы собрать оркестр, оберштурмфюрер СС Рихард Рокито свозил в лагерь арестованных музыкантов. Поодиночке, инструмент к инструменту. Сам когда-то был скрипачом.
Львовские музыканты не знали, кто следующий…
Казнили не заключённых под мелодию танго, казнили меня.
Алеша! Это наша последняя встреча. Скоро конец войны, но проигравшие не хотят сдаваться. На Памире у фашистов – секретная база. Проект «Аненэрбе» («Наследие предков»). Там они собираются укрыться от неминуемой расплаты за свои злодеяния.
- И Гитлер?
- Адольф Гитлер им не нужен. Он уже исчерпал себя, надобность в нём отпала. Точно также как и в Гиммлере, толстом Геринге… Они – прошлое. Гитлер однажды признался: "Не устранять неравенство между людьми, но усугубить его, поставив непроницаемые барьеры. Какой вид примет будущий социальный строй, я вам скажу. Будет класс господ и толпа разных членов партии, размещенных строго иерархически. Под ними — анонимная масса, низшие навсегда. Еще ниже — побежденные иностранцы, современные рабы. Над всем этим встанет новая
аристократия, о которой я вам не могу рассказывать... Но эти планы не должны быть известны рядовым членам партии". Не он это придумал. Гитлер был лишь выбран в качестве глашатого судьбы. Теперь надобность в нем отпала.
«Der Mohr hat seine Schuldigkeit getan; der Mohrkann gehen» (Мавр сделал свое дело, мавр может уходить).
- Это Шекспир? – спросил Алексей.
- Нет. Фраза из пьесы «Заговор Фиеско в Генуе» немецкого поэта Иоганна Фридриха Шиллера.
Рудольф Гесс, Отто Готт, Герман Вирт – вот те, которые хотят возродить Новый Рейх, сохранив девиз - "Ein Volk, ein Reich, ein Fьhrer" («Один народ, одна империя, один вождь") Туда входят избранные члены организации ODESSA (нем. Organisation der ehemaligen SS-Angehцrigen; «Организация бывших членов СС»), созданной Отто Скорцени.
Отборные нацисты и эсэсовские учёные Гимлера.
Я тоже буду среди них. Для меня это шанс воздать им за причинённое зло.
- Но почему ты?!
- Если не я, то кто? Мне надоело притворяться и выживать в этом аду. Пора снова стать той Женькой, какой была раньше.
Я уничтожу гидру, но у меня есть условие. Ты передашь…
Глава 5 Замок Вевельсбург 1945 год.
Не считая нужным чеканить шаг, Евения шла по залу «Валгаллу» (в честь места, где пировали скандинавские боги и герои) с вечным огнем посередине и криптой-усыпальницей, спроектированной по типу древнемикенских гробниц. Нифлхайм — мир мертвых из древних саг. Здесь должны были покоиться умершие обергруппенфюреры и кольца всех членов «черного ордена» после ухода их хозяев в иной мир. На полу - «Черное солнце», сплетенное из 12 рун победы, — символ «нового порядка».
На выходе из зала она увидела две женские фигуры в форме СС
Это были – Хайде Венцель, перешедшая из Абвера, вслед за Евгенией в СС, и Хильдегард Нойманн – белокурая красавица, прекрасная как ангел и изощрённо-жестокая. Она начала службу в концентрационном лагере Равенсбрюк в октябре 1944, став сразу обер-надзирательницей. По причине хорошей работы, была переведена в концлагерь Терезиенштадт в качестве руководителя всех надзирательниц лагеря. Ей доставляло особое удовольствие издеваться над жертвами.
- Хайль! – выбросили они руки в приветствии, но Евгения прошла мимо, лишь похлопав рукой по плечу своей старой приятельницы.
- Гордячка! – вслед ей прошипела Нойманн.
Евгения, проигнорировав ее возмущение, поднялась этажом выше. Там за круглым столом, сидели двенадцать обергруппенфюреров, рыцарей «черного ордена».
Их цель - вершить здесь судьбы человечества. Не вышло. Теперь они решали судьбу рейха.
Один из них – высокий, с красивым ястребиным лицом мужчина в цвете сил, при виде Евгении, не прервал свой рассказ:
- По преданию, сорок тысяч лет назад в Гоби процветала высокоразвитая цивилизация. В результате природной катастрофы всё превратилось в пустыню. Выжившие ушли на Север Европы и на Кавказ. Тор, божество древних германцев и скандинавов, был одним из предводителей переселенцев. Они были "основной расой" - арийцами. Из этого следует, что германский народ берет начало в Центральной Азии, а от уровня развития "арийской" расы зависит
величие всего человечества. Необходимость "возвращения к истокам" означала завоевание Восточной Европы вместе с Кавказом, Средней и Центральной Азии с Памиром, Тибетом и Гоби. Этот район — сердце человечества, его обладатель подчинит своему влиянию всю Землю. Учителя погибшей высшей цивилизации, сыны "Разума извне", утвердились в гималайских пещерах. Там они разделились на два "пути" — правой и левой руки. Первый путь, символом которого стала правосторонняя свастика, основал Шамбалу, тайный центр могущества. Этот центр повелевает движениями стихий и устремлениями народов, чтобы ускорить приход человечества к историческому перелому, к "шарниру времени". Водители народов могут заключать с Шамбалой союз, принося ей человеческие жертвы и клятвы... Второй путь – созерцания.
К сожалению, первый путь оказался ошибочным. Мы слишком торопили события, не желая ждать.
Теперь вынуждены будем затаиться в ожидании, чтобы в нужное время, в нужный момент нанести удар по нашим врагам.
Оратор замолчал, и Евгения подошла к сидевшим за столом.
- Всё готово к отъезду, - отрапортовала она.
Невозможно было не отметить поразительного сходства между ней и предыдущим докладчиком.
Хайде была в отчаянии.
Её бросили. Она так надеялась, что Ева замолвит словечко за подругу. Ведь граф – один из двенадцати. Но вместо Хайде Венцель взяли эту выскочку Хильдегард, которая родилась даже не в Германии, а Чехословакии!
- Почему? – Чуть не плача спросила у Евы.
- Живи, Хайде. Твои преступления не столь значительны, чтобы союзники казнили тебя.
Самолет улетел, оставив Венцель на взлетной полосе. Она не догадывалась, что Ева-Евгения сохранила ей жизнь, не взяв ее с собой.
Глава 6 Памир.
«В жизни всегда есть место подвигу».
На больших высотах к трудностям и опасностям восхождения, прибавляется влияние высоты на организм человека. Это влияние столь значимо, что преодоление его само по себе становится часто основной трудностью подъема. Таджики, жители высоких памирских гор, называют горную болезнь - «тутек».
Евгения была в курсе, что причиной горной болезни является уменьшение содержания кислорода в воздухе, по мере подъема в более высокие слои атмосферы. Проявления ее многообразны. Сначала – это учащение пульса и дыхания, головная боль и апатия, затем может наступить ухудшение состояния, с кровотечением из носа и горла, обморок, иногда даже и смерть. Физическое напряжение усиливает действие горной болезни на человека: появляется общая
усталость, потребность в более глубоком дыхании (не хватает воздуха).
Недостаток кислорода приводит к ухудшению состояния всего организма. Особенно страдает нервная система: от безразличия к окружающему вначале возможен перевод к нервному расстройству.
Но не знала, что с увеличением высоты уменьшается содержание влаги в воздухе. На сухом Памире это доставляет много неприятных ощущений. Их Женя почувствовала на себе, когда рот и гортань пересохли до того, что с трудом можно было повернуть язык. К тому же солнце стало обжигать кожу, а губы опухать и трескаться.
Снежные вершины постепенно исчезали, уступая место монотонному пейзажу долин Восточного Памира. Округлые гряды тянутся вплоть до Китайской границы.
В нескольких десятках километров на восток серое однообразие безжизненных склонов вдруг упирается, как в барьер, в ледяную стену Сарыкольского ледяного хребта. На солнце лёд сверкает так, что появляется резь в глазах, и
они начинают слезиться.
Только солнцезащитные очки уберегают зрение. Скальные участки все время чередуются с осыпями. Первое испытание наступило, когда пришлось пройти по узкому скальному барьеру, в основании его по обеим сторонам мелкая осыпь. Прекрасное место для экзамена на чувство равновесия.
Евгения, Хильдегард, граф Скаржинский и большинство участников похода преодолели опасный участок, кроме двух охранников. Один из них посреди барьера вдруг споткнулся и зашатался. Словно неведомая сила пыталась стащить его с барьера. Судорожно махая в воздухе руками, он оступился, и, сбив, шедшего за ним напарника, свалился в пропасть вместе с ним.
Никто не проронил ни слова. В горах принято молчать, любое колебание может вызвать сход лавины.
Последний подъём по гребню шёл по мелкой осыпи, почти без скальных участков – это наиболее лёгкая часть пути. Гребень отсюда теперь тоже резко понижался.
Им предстоял спуск и, всегда обидная, потеря высоты. Идти придется главным образом опять-таки по осыпи, которая выделяется красно-бурым цветом. Отсюда отчетливо видны тропы, протоптанные единственными обитателями здешних гор – кийками.
Едва спустились, как попали в полосу сильного ветра. Холодный, пронизывающий насквозь поток воздуха не позволил остановиться для отдыха и, не задерживаясь, они сразу же вышли на снежный подъем. Только теперь началось настоящее восхождение.
По твердому снежному насту подниматься легко. Чем выше по склону, тем реже виднеются отдельные глыбы камней и, наконец, они совершенно исчезают под снегом.
Серые тяжелые, похожие на тяжёлые бомбардировщики, облака, то стелются по снежному склону, то под порывом ветра, вдруг обрываясь, уносятся прочь.
Проваливаясь по колени в снег, подошли к месту, где скалы обрываются вниз.
У Евгении дух захватило от восхищения: у подножия обрыва виднелось маленькое замерзшее озеро с зеркально чистым льдом. Лед узорной каймой опоясывал скалу. Прямо от поверхности озера поднимается ослепительно белая стена десятиметровой высоты. Верхнюю часть стенки венчал большой жемчужный карниз. По очертаниям, это чудо природы напоминает застывший гребень морской волны.
Наверху начиналась непогода. Сильный, шквалистый ветер валил с ног и только внизу у озера, под защитой карниза более спокойно. Медлить больше нельзя. Под воздействием ветра снежный налет на костюмах путников превратился в ледяной панцирь. Люди, под ураганным ветром и снегопадом, стали спускаться с обрыва, проваливаясь по пояс в снег. Первыми прокладывали дорогу охранники. Они могучими телами прорывали в снегу траншею.
За ними следовали остальные.
Наконец под ногами появилась твёрдая основа скалы. Облегчённо было вздохнувшие альпинисты, столкнулись с новыми трудностями. Подошвы ботинок начали скользить под скрытым снегом неровностям скалы, а ноги проваливаться между камнями, больно ударяясь о них. Лейтенант Фриц Бухгольц подвернул ногу и не смог самостоятельно идти. Ему ускорили путь в мир иной.
Последнее усилие, и все облегченно вздохнули. Теперь скала надежно укрывает от снежных заносов бури.
Рано радоваться. Холод дает себя чувствовать. Руки окоченели. Над головами воет ветер, прорывающийся сквозь щели в скале.
«Словно погребальная песня», - подумала Евгения, прижимая руки к холодным щекам. Она окинула взглядом спутников. Лиц почти не видно из-под капюшонов штормовок и защитных очков. Лишь плотно сжатые в одну прямую линию тонкие губы и обтянутые кожей обмороженные скулы.
Снегопад перешел в пургу, которая неистовствует наверху. Оледеневшие одинокие снежинки больно колют лицо. За ними вдогонку несется снежное облако. Оно обдает холодом. Снежной пылью забивает нос и рот, заставляя заходиться в мучительном кашле, или задыхаться от нехватки воздуха.
Никто не ропщет, люди застыли в ожидании прекращения разгула стихии.
Тишина нарушается только угрожающим завыванием ветра.
Снег в кулуаре непрочно лежит на основании, нельзя шуметь: сорвется снежная шапка, и тогда неминуема лавина. Пока что, плотно слежавшийся снежный карниз, нависавший над жертвами стихии, был надежным укрытием.
- Господа, под видом фройляйн Евы скрывается совсем другой человек! – Откидывая капюшон, заявила Хильдегард. Красивое лицо немки с дьявольской улыбкой повернуто в сторону Евгении.
- И кто же? – Совершенно спокойно спросила Женя, снимая капюшон, а затем дымчатые очки. Отбросила их в сторону. Они ей больше не пригодятся.
- Английская разведчица! – не совсем уверенно выпалила Хильдегард.
Сухой смешок графа и его показное похлопывание в ладошки:
- Какой вздор вы несете! Изыски неуемной фантазии, фройляйн Нойманн. На вас видимо подействовал высокогорный воздух. Я знаю Еву фрайин фон Юкскюль с детства. Я ее… крестный отец.
- Она не ваша дочь! – Хильдегард не собиралась уступать.
- Довольно! – Женька решительно прервала её.
Перед вечностью ей стало безразлично, как Нойманн узнала. Значит, где-то Женька прокололась, расслабившись.
- Я не Ева, но вы мой отец – граф Вальдемар Романович Скаржинский – изверг и убийца молодых девушек.
Граф смахнул капюшон вместе с очками. На лице его смятение без раскаяния:
- Где Ева? Она жива?!
- Да. Её жизнь и свобода в обмен на ваши, - Евгения направила темное дуло вальтера на серые тени, окружающие её. Голос девушки звучал спокойно, но твёрдо, и не было в её словах ни сомнения, ни колебания.
Она бесстрастно смотрела на вначале ничего не понимающие, а потом искажённые злобой и страхом лица.
- Ты погибнешь вместе с нами, если сделаешь это, – вкрадчиво произнёс граф Скаржинский, обращаясь к отвергнутой дочери.
- Раз это неизбежно, то пусть будет так. Зато не станет на свете таких гадин, как вы! – Женька нажала на курок. Стреляла по теням прошлого, а они испуганно метались, не решаясь ответить.
Последние пули Женя выпустила в нависающий над ними карниз. И он всей массой обрушился вниз.
Настоящая Ева вернулась в Германию. Надобность в ней отпала. Её отпустили, сдержав данное слово. После войны вышла замуж за американского офицера и вместе с ним уехала в Штаты.
Победу над фашистами Алексей встретил в Берлине.
Уже в мирное время приехал в имение Скаржинского, отыскал уцелевший заветный дуб. Загадав желание, стал жить в ожидании.
Подсознательно искал девушку, похожую на его первую любовь.
Повстречал одну, напоминающую любимую глазами, улыбкой, и женился на ней. Сына назвал Евгением.
Когда родилась внучка, подполковник Алексей Охотников долго смотрел на неё. Старческие губы шептали: - Ты вернулась ко мне, Женька!