Николай Васильевич сидел на диване, облокотившись на большую подушку. Ноги его были укутаны шерстяным клетчатым пледом. В руках он держал, свежую, только что вынутую его женой из почтового ящика газету.
- Маша, ты посмотри, что пишут, - кричал он из комнаты жене, которая занималась в это время на кухне приготовлением обеда. - Вор на воре! До чего страну довели! Прихватизировали всё, разворовали, что их отцы и деды строили, потом и кровью создавали. Свою промышленность, считай, угробили. Санкциями обложились. Теперь толком предпринять ничего не можем, чтоб своих на Донбассе защитить.
Николай Васильевич нервно сложил газету и швырнул на пол. Из кухни пришла жена. Это была неполная женщина, на вид лет восьмидесяти с гладко зачёсанными назад седыми волосами. Карие глаза её излучали какое-то свойственное всем пенсионерам спокойствие, характерное для людей её возраста, когда они уже не интересуются многогранными внешними проявлениями жизни. Главной заботой Марии Федоровны, - так звали жену Николая Васильевича, была постоянная забота о больном муже и ежедневно навещавшем их правнуке, да ещё походы в ближайший магазин за продуктами.
- Ну, чего, чего ты так разволновался? - запричитала Мария Федоровна, входя в комнату. - Расстраиваешься по какому-то пустяку.
- Пустяк?! Ничего ты Маша не понимаешь. Я на войне жизнью для чего рисковал? Чтобы мои дети жили, так как они сейчас живут, чтобы государство их каждой копейкой понукало? Такую войну выиграли, мир от фашизма спасли, а живём, как побеждённые, будто всем ещё должны остались. А эти политики, да журналисты европейские несут всякую чушь. Скоро скажут, что Берлин американская рота спецназа взяла.
Николай Васильевич снял с носа очки и резко махнул рукой в сторону газеты.
Неловкое движение, - и дужка от очков осталось в руке Николая Васильевича, а сами очки полетели на пол, к недавно брошенной туда газете.
- Эк, разошёлся, - вздохнула Мария Федоровна, - вот теперь очки новые придётся покупать. Она подняла все с пола, забрала у мужа недопитый чай и ушла на кухню.
Утром следующего дня, выпив на кухне чая, Николай Васильевич вернулся в свою комнату, и встал у окна. Через приоткрытую форточку в комнату дышал свежий весенний ветерок. Немного постояв, он уселся в кресло. Из кухни пришла жена.
- Пойду на почту, за квартиру заплачу, да в аптеку зайду с твоим льготным рецептом.
Николай Васильевич махнул рукой. - Иди Маша, я пока почитаю.
После того, как дверь в коридоре закрылась, Николай Васильевич взял в руки потрёпанный томик Алексея Толстого и погрузился в чтение. Прошло чуть больше часа, после того как он незаметно для себя задремал. Разбудил его грохот входной подъездной двери. Старую деревянную дверь уже давно заменили на железную с цифровым кодом, после серии известных терактов, прокатившихся по стране, затем на дверь с домофоном, у которой все время ломался доводчик. Николай Васильевич эту дверь недолюбливал, потому что от неё было много шума.
«Понаставили железных дверей с кодовыми замками, и думают, что никто их не взорвёт, что они теперь жить будут, как у Христа за пазухой. Взорвали. Давно взорвали. Изнутри взорвали. Не те нынче люди, не те», - ворчал он.
Откуда-то снизу, то ли с первого этажа, то ли из подвала стал доноситься глухой стук. Казалось, что там внизу что-то рушат и ломают. В подъезде кто-то громко ругался. В квартиру стал проникать запах дешёвого табака. Затем железную дверь громко захлопнули, отчего Николай Васильевич непроизвольно вздрогнул и поморщился, нервно отложив книгу. Всё стихло.
Вскоре пришла Мария Федоровна.
- Маша, а что там, в подъезде стряслось? - поинтересовался Николай Васильевич.
- А что стряслось?
- Шумели сильно; стучали, ругались. Никак, в подвале опять трубу прорвало.
- Строители в подъезде дверь ломали.
- Неужто домофон сломался?
- Да нет. Другую дверь менять будут, которая со стороны улицы, - парадную.
- На кой она им понадобилась? Столько лет стояла, и вот на тебе.
- А бог их знает, зачем понадобилась. Сейчас всё везде перестраивают, переделывают.
Может быть, и эту на железную заменят. Вот, говорят, квартиру Синицыных, что на первом этаже под офис купили, внутри все стены ломают, видимо, всё по-новому перестраивать будут. В подъезде опять нагрязнили, а убирать Пушкин должен. Да чуть не забыла, из военкомата звонили, спрашивали когда тебе приглашение на парад принести.
Мария Федоровна ушла на кухню, а Николай Васильевич погрузился в воспоминания.
В памяти всплыло лицо отставного подполковника Синицына. Нет, друзьями они не были, хотя хорошо друг друга знали, так как жили в этом доме с самого начала. Иногда выходили во двор, чтобы вместе «забить козла», обсудить последние политические новости, то о чём пишут газеты. Он умер от инфаркта. Три раза за ночь вызывали скорую, а наутро его не стало. Его жену дети забрали к себе в Москву, а квартиру продали. «Эх», - подумал Николай Васильевич, - «теперь даже не с кем толком поговорить, молодость вспомнить. А ведь есть, что вспомнить, есть». Перед Николаем Васильевичем, как в кинозале, закрутилась лента его жизни. Вот он в 43-м семнадцатилетним мальчишкой сбегает на фронт. Вот с товарищами бросается в атаку, получает ранение, попадает в госпиталь. После войны работает на заводе, заочно оканчивает механический институт, женится, к 15-летию победы, ему дают отдельную двухкомнатную квартиру. До этого с женой и двумя детьми они ютились в коммуналке, десятиметровой комнатёнке.
Этот день они запомнили на всю жизнь. В воздухе витал запах сирени. Вот - вот была готова зацвести акация. А здесь в подъезде их нового дома ещё чувствовался запах краски. На заводе ему дали небольшой грузовичок, чтобы они смогли перевезти сюда весь свой тогда ещё нехитрый скарб. Машина подъехала к дому со стороны улицы. Парадные двери в подъезд были широко раскрыты, как будто дом с нетерпением ждал своих первых жильцов. С товарищами по работе они перенесли вещи в квартиру, а потом, надев ордена и медали, вместе с детьми пошли в городской сад. Все вышли на улицу через ту же парадную дверь, и присоединились к гуляющим по ней людям. Тогда, ему казалось, что им улыбается вся улица, что на них все смотрят, как будто они вышли на огромную сцену, где все одновременно являются и зрителями и актёрами. После все собрались у них отмечать новоселье. Было шумное застолье, много пели, смеялись.
Раздался звонок в дверь. Николай Васильевич поднялся с кресла. Мария Федоровна кинулась в прихожую.
- Вот и Павлуша пришёл. Что-то сегодня рано.
В коридоре послышались её возгласы: - Ну что проголодался? Иди мой руки. На стол накрою, позову.
Через некоторое время в комнату вошёл вихрастый мальчуган лет десяти.
- Ну. здорово, Павел. Рассказывай как твои дела, чего нового, какие отметки получил? - Николай Васильевич положил руку ему на плечо.
- Сегодня четвёрку по русскому, и пять по математике.
- Молодец внучек, - похвалил дед.
На самом деле, Пашка ему приходился уже правнуком, и Николай Васильевич был очень благодарен судьбе за то, что смог дождаться его появления на свет. «Некоторым не суждено и детей своих нянчить, а я вот правнука дождался», - говорил он соседям.
- А завтра мы всем классом около школы деревья будем сажать, - сообщил Пашка.
- Деревья, - это хорошо. Это нужное дело.
- А ты когда-нибудь сажал деревья?
- А как же, на даче то. И вот, те что со стороны улицы под окнами, и сирень, тоже я сажал с соседями, а потом поливал.
После обеда Пашка подошёл к окну. - Сирень уже зацветает. Дед, а как же вы деревья поливали. Ведь кран с водой только во дворе, а оттуда на улицу далеко вёдра с водой таскать.
- А мы в обход дома и не ходили, а прямо через парадную дверь. Она тогда открыта была.
- А сейчас почему закрыта?
Николай Васильевич пожал плечами. - Ну, сейчас всё везде закрыто. Люди стали бояться.
- Кого?
- Себя, себя люди стали бояться. Раньше хулиганов, воров, алкашей, а сейчас ещё и этих, как их…
- Террористов, - Пашка скорчил злобную гримасу; - Руки вверх, всем на пол, - пиф-паф, ту-ру-ру-ру.
- Да, этих самых, - медленно произнёс дед вздохнув.
- Дед, а какую книгу ты читаешь? - поинтересовался Пашка.
- Про русского царя Петра, великий был человек, много полезных дел для России сделал.
- Каких дел?
- Ну, шведов разбил по Полтавой, создал морской флот, прорубил окно в Европу.
- Окно? Зачем?
- Ну как зачем, чтобы торговлю развивать, чтобы стать частью Европы. Мы тогда отсталой страной были.
- А почему окно?
Николай Васильевич недоуменно поднял брови. - А что?
- Ну почему окно, а не дверь. Дверь удобнее.
Пашкин вопрос поставил Николая Васильевича в тупик. Он кашлянул и принялся растирать себе голый затылок.
- Видишь ли, Паша, время такое непростое было. Дверь-то, она, вроде как, широкая бы слишком получилась, ходили бы все туда-сюда, кому не лень, а окно в самый раз.
- Понял, - заключил Пашка; - Открыл, взял что надо, и снова закрыл, да?
Николай Васильевич насупился. Пашкин вывод ему не понравился, однако дальше тему он развивать не стал.
В общении с правнуком остаток дня для Николая Васильевича пролетел незаметно. К вечеру Пашку забрали родители.
Этой ночью Николай Васильевич долго не ложился. Мария Федоровна у себя в комнате давно погасила свет, а он всё не выключал настольную лампу. Снова нахлынули воспоминания: Вот, на заводе, его фотография висит на доске почёта. Ему дали премию, и они с Машей пошли в магазин покупать новую мебель. Сколько было радости, когда крытый фургончик подъехал опять со стороны улицы к их дому. Вот, первого сентября он ведёт своих детей в школу. В каком году это было? Тогда они вышли из дома нарядные тоже через парадную дверь. «Ах, эта парадная дверь, сколько с ней всего связано. Жаль, что в новых домах не делают парадных дверей, а в старых они заколочены, и раньше, дворники, в проёме между внутренними и внешними створками, хранили свой инвентарь. А как хорошо было бы выйти из подъезда сразу на улицу, а не идти двором по разбитому асфальту, мимо исписанных стен, мимо мусорных баков, обходить с разных сторон кое как припаркованные на тротуаре машины».
Щёлкнув выключателем, он улёгся, затем долго ворочался, и наконец уснул.
На следующий день Николай Васильевич проснулся раньше обычного. Про себя он ещё с вечера твёрдо решил спуститься завтра вниз, и посмотреть, что там происходит.
- Маша, я до газетного киоска дойду, - сообщил он жене после того, как закончил завтракать.
- Ну что за необходимость идти? Вон Пашка днём со школы придёт, - сходит купит.
- Мне не днём, мне сейчас надо. И потом, что же мне теперь всё время в четырех стенах сидеть. Вот и пройдусь заодно, - прокряхтел он, обуваясь в прихожей.
Мария Федоровна вздохнула.
Он медленно ступал по ступенькам вниз, пока не дошёл до первого этажа. «Вон как нахавозили», - произнёс он, разглядывая осыпавшуюся со стен штукатурку, белый в разводах от мела пол и выставленную дверь синицынской квартиры.
- Не боись папаня, вот мусор на помойку выгребем, а на следующей неделе стену в подъезд заложим, тогда снова здесь у вас чисто будет.
Николай Васильевич только теперь заметил стоявшего около парадной двери человека в рабочей робе. Это был среднего роста худенький мужичок лет сорока пяти, с хитро прищуренными глазами. Во рту у него торчала ещё не закуренная сигарета.
- Зачем стену заложите?
- Как зачем, квартиру под офис купили, чтобы в офисе отдельный вход был. Не будут же люди туда через ваш подъезд ходить, да и вам жильцам так спокойнее будет. У вас со двора своя дверь, у них с улицы своя.
- Стало быть офис, у нас здесь будет?
- Все законно. Разрешения имеются. - Мужичок переступил с ноги на ногу и щелкнул зажигалкой.
- Вас, молодой человек, я настоятельно прошу не курить в подъезде, а мусор за собой убирать ежедневно.
- Сделаем папаня, какие проблемы, - мужичок недовольно вынул сигарету изо рта.
- Вот так и надо, - одобрительно кивнул Николай Васильевич, - грязь-то растащили по всем лестницам, а уборщица к нам заходит редко, и то выше второго этажа не поднимается.
До киоска он шёл медленно, а на обратном пути присел отдохнуть на полуразломанную скамейку у подъезда. Николай Васильевич начал было разворачивать купленную газету, но остановился в раздумье, глядя на разбросанные вокруг лавочки окурки сигарет и пивные бутылки.
- День добрый, Николай Васильевич. Что - то давно вас не было видно. Как ваши дела, не болеете? - К подъезду подошла моложавая женщина лет пятидесяти с полными пакетами.
- Какие у нас могут быть дела? Таблетки не забыть вовремя проглотить, да поворчать на жизнь. Вот и присесть завтра старику негде будет. Раньше хоть цветы возле дома росли.
- Ой, не говорите, как с вечера молодёжь соберётся, так и вопят до поздней ночи, спать мешают. Может и эту скамейку совсем разнесут, тогда тише станет.
Николай Васильевич усмехнулся. Все окна его квартиры выходили на фасадную сторону здания, поэтому то что творилось вечером во дворе дома его не беспокоило.
- Заниматься, заниматься молодежью надо, а не деньги в карманы укладывать. Э-эх, - Николай Васильевич махнул рукой.
Дома усевшись в кресло первым делом развернул газету. Чего здесь только не было; и анализ последствий западных санкций для российской экономики, и прогноз курсов валют, и интервью с украинскими беженцами, бежавшими из под артобстрела собственной армии, и наконец, что больше всего заинтересовало Николая Васильевича, - марши бандэровцев в Киеве, эсэсовцев и натовские учения в Прибалтике. В памяти всплыл гул немецких бомбардировщиков с крестами на крыльях, вой от летящих снарядов.
- Вот и дождались, вот и потянуло сквозняком из окна.
- Какой сквозняк? У нас все окна закрыты, - Мария Федоровна недоуменно посмотрела на мужа. - Ты что замерз? Давай я тебе плед принесу.
- Не надо мне плед. Я в глобальном смысле.
Мария Федоровна пожала плечами и ушла на кухню.
«Нас боятся - это хорошо, от нас отворачиваются, - это плохо» , - Николай Васильевич отложил в сторону газету и задумался. «Может прав Пашка, может смелее нужно было заходить в Европу через дверь, а не окно и не бояться, что кто-то зайдет к нам. Да была польская интервенция, Полтавская битва, война с Наполеоном, наконец Вторая мировая, но тогда, везде Россия шла через парадную дверь, а не черный ход, как это было в Прибалтике, затем Чехословакии. Парадная дверь, ее заложат, как же я забыл? Нельзя этого допустить. Подъездная площадка перед входной дверью, перед парадной дверью, - это общая домовая площадь, которая равно принадлежит всем жильцам».
Он схватился за телефонную трубку. - Маша, где у нас номер ЖЭКа, - прокричал он жене.
- На кой он тебе? Вроде ничего не текло. Да и сегодня суббота. Вряд ли кто к телефону подойдет.
- Жулики, а? Разрешение у них имеется. Кто им его выдал, это разрешение?
Длинные гудки в телефонной трубке разволновали его еще больше.
- Объясни, что стряслось то, - заволновалась Мария Федоровна.
- Выход к парадной двери заложат, вот что.
- Далась она тебе, эта парадная дверь. Тебе что, простой мало?
- Да как ты Маша не поймешь, это важно, это принципиально важно. Может, мы потому так и живем, что всю жизнь с черного хода... Если есть парадная дверь, значит ей надо пользоваться, значит мы все должны этому соответствовать, значит не в кальсонах из дома надо выходить, словно ты мусор идешь выносить, а в приличном костюме.
Николай Васильевич взял из шкафа парадный пиджак, кряхтя надел туфли, накинул плащ и вышел в подъезд. Он стал торопливо спускаться вниз, откуда доносился рокот работающего перфоратора. На первом этаже, возле двери синицынской квартиры аккуратной стопкой стоял силикатный кирпич. Дверь в квартиру была открыта, в коридоре стояла завеса из густого облака пыли.
- Эй, работники, - Николай Васильевич постучал кулаком по двери.
Ему никто не ответил.
Николай Васильевич нерешительно шагнул вперед.
- Работники, - он зашел в первую комнату.
- Куда прешь папаня, - раздался сзади грубый голос; - пол только выровняли.
Перед ним стоял широкоплечий тридцати пяти лет детина с оплывшим лицом.
- Грубить не надо. Лучше покажите ваше разрешение.
- Какое разрешение? Я тебе щ-щас такое разрешение покажу... За пол, второй раз, ты мне платить будешь?!
- Предъявите разрешение на отчуждение общедомовой площади в пользу собственника этой квартиры и использование общего парадного входа для его личных нужд?
- Тебе, дед, чего спокойно не живется? Мало одного входа? Не все равно, с какой стороны машина с крестом приедет?
- Ты меня крестами не пугай. Насмотрелся на всю жизнь. Дай бог и тебе не видеть.
Николай Васильевич пошатнулся и схватился за сердце распахнув полы плаща, откуда блеснули орден отечественной войны второй степени и медаль за победу на Германией.
- Э-э-э, дед, не падай, - детина оторопело уставился на обмякшего перед ним, только что, казавшимся бодрым Николая Васильевича, пытаясь подхватить его под локоть.
- Да иди..., - Николай Васильевич резко одернул руку, развернулся и пошел к выходу, жадно глотая пыльный воздух, наклонившись всем корпусом вперед, словно шел в атаку. Выйдя на лестничную клетку схватился за перила и только тут заметил, что все створки парадных дверей были выставлены.
«Воздух, свежий воздух», - он торопливо зашагал к дверям. После полутемного подъезда в глаза ударили яркие солнечные лучи. Николай Васильевич поднял глаза на окна своей квартиры, облокотился на стену дома, застонал и медленно сполз по ней.
В воздухе витал запах сирени.
22.04.2015.