Рождённый

Виктор Викбен
 У ТЕБЯ НЕТ МУЖЕСТВА СЖЕЧЬ САМОГО СЕБЯ И ПОГИБНУТЬ:
   И ПОЭТОМУ ТЫ НИКОГДА НЕ УЗНАЕШЬ НОВОГО.
   А У МЕНЯ - ТО, ЧТО СЕГОДНЯ КРЫЛЬЯ, КРАСКА,
   ОДЕЖДА И СИЛА, ЗАВТРА БУДЕТ ОДИН ПЕПЕЛ.
                Ф.Ницше.
               

                Р О Ж Д Ё Н Н Ы Й
               
                А учили меня летать те,
                кто к камням прикован цепями...
                Э. Шклярский
               
ползать - летать не может. Вот он и ползал меж скал и бледной зелени редких трав, которая пробивалась среди россыпи острых камней. Рождённый ползать изредка поднимал голову и подолгу созерцал, как по небу несутся подгоняемые Ветром облака,
или как в небесной лазури летают счастливые птицы. Безлунными ночами Змей смотрел, как, вцепившись в чёрное полотнище, висят на Небе Звёзды. Они живут в бес - крайностях вселенной и, словно познавшие истину, подмигивают живущим на Земле,
приглашая к себе. Змею казалось, что всё живое устремилось к Небесам. Тянут к ним свои размашистые руки-ветки могучие сосны, и даже горы, вздыбив позвоночник, лезут куда-то в непознанную высь. Островерхие, всегда заснеженные пики гор вытянутой грядой лежали на земле. Словно хребет доисторического ящера, хвост которого покоится где-то в северных дремучих лесах, а мордой уткнувшегося в тёплое, солёное южное море. Эти каменные кручи пробились когда-то из недр земли и росли он так стремительно, что лишь грозный окрик откуда-то сверху остановил их быстрый рост, когда некоторые из вершин проткнули облака и оказались по ту сторону добра и зла. Величественная панорама была перед Змеем, когда он устремлял свой взор на горы с утёса, на котором обитал. Островерхие, заснеженные пики отражали солнечные лучи. Самый высокий из них пронзил облако, которое, зацепившись за вершину ободранными краями, так и осталось на нём. Немного дней в году, когда ветер прогонял прочь облако, а сухой воздух не мог породить новых, пик величаво и горделиво позволял себя созерцать.
   Скалистый утёс, на котором в глубокой, сырой пещере жил Змей, находился несколько в стороне от горного хребта и закрывал собою вход в долину с севера.
Зелёная гладь её лежала на идеально ровной поверхности у подножья гор. Небольшой быстрый ручей пересекал долину. Он рождался где-то в ледниках и, извиваясь узкой блестящей лентой, устремлялся вниз, чтобы через несколько дней пути отдать свои холодные чистые воды реке. Посреди гор на зелёном плато долины жило небольшое селение. Люди в нём занимались своими делами: выращивали хлеба, разводили скот, ткали ткани, создавали прекрасные ковры. В неспешных заботах протекали дни. Была жизнь, суеты не было.
   Когда приходила зима, и в этой местности начинал хозяйничать бора, герой моего рассказа заползал в глубокую пещеру и пережидал холодное время. В пещере же прятались и летучие мыши. Они висели вниз головами и шептались о чём-то в темноте.
   -Послушай, Змей, - заводила вдруг разговор самая бойкая из них, - мы когда-то боялись кошек и, чтобы избежать с ними встречи, научились летать. А чтобы тебе взять  да и полететь. Вот бы на людей страху нагнал. Я на днях над бабёнками пролетела, да так низёхонько, они завизжали, на корточки аж присели. Представьте, вот так бы Змей наш пролетел.
   Мыши смеялись, долго шушукались и, наконец, засыпали.
  “Вот глупые существа”, - думал Змей, лёжа в холодной, сырой пещере. Они не
понимали, что своими усмешками ранят чувствительного молчаливого жителя утёса.
  Зима медленно уползала куда-то в горы, снег, тая, стекал в ручей, который становился полноводным. Змей выбирался из пещеры и подолгу смотрел вниз. Весной, когда начинали цвести сады в селении, а вся долина покрывалась яркой сочной зеленью, прилетала Птица. Она подолгу кружила над равниной. Однажды Змей увидел, что она стремительно приближается, ему показалось, что она падает прямо на него. Он даже закрыл глаза, у него захватило дыхание. Птица опустилась на камень.
   -День добрый, Змей.
   -День добрый, день светлый, Птица.
   -Я долго наблюдаю за тобой. Ты свысока похож на тот ручей, что, извиваясь, собой долину украшает. Так быстро ползаешь среди камней, и кожа пёстрая луч Солнца отражает.
   -Не велика наука - вечно ползать, а камни оцарапали всю кожу и оставляют
раны на душе. Вот почему мне раз в году приходится менять свою одежду. А как летаешь ты? Я так когда-нибудь смогу? Услышал я слова однажды, что обронил крестьянин-житель этих мест, известно, дескать, знает то весь белый свет: рождённый ползать-летать не может.
   -Да это же сказал глупец. Рождённый ползать ещё другим летать поможет. Такой тебе на это будет мой ответ. Вон, видишь, облака - едва ползут. Но стоит Ветру дунуть чуть сильней, они вприпрыжку побегут и полетят, и через миг умчатся прочь. На всё есть воля Ветра. Лишь нужно отчего-то оттолкнуться, чтоб полететь: от камня, от мечты, от лезвия ножа, или от жизни. Смотри!
    И Птица вверх взлетела непринуждённо и легко. Всё выше, выше. То, замерев на месте в потоках летнего зефира, а то, взмахнув крылами, падала мгновенно вниз.
   -Вот видишь, как летают птицы. Попробуй оттолкнуться от мечты. Когда-нибудь, быть может, полетишь и ты. Я ветру за тебя замолвлю слово. Всему своё приходит время. И у меня, ведь, в жизни тоже первый был полёт. А хочешь, я возьму тебя, сожму покрепче в лапах и подниму до самых облаков?
   -Я благодарю тебя, но всё же я хочу, чтоб крылья были у меня, чтобы не быть обузой для тебя и не мешать твоей судьбе крылатой.
   -Ты гордый. В тебе я узнаю себя. Меня ты можешь называть как друга - Хираока. Я улетаю в дальние края, чтоб через год вернуться, а ты мечтай, смотри на облака, и может Ветер, оставив их в покое, тебе поможет.
    Наш Змей смотрел, как мчатся дружно в небе облака. "Они летят, а я никак. А может мне судьбой начертано до самой смерти ползать", - так думал мой герой. Не мог он знать, что кто-то наблюдает за всем происходящим свысока...

    По едва заметной тропинке, которую протоптали жители села, приходившие сюда в поисках лечебных трав и кореньев, поднимался мальчик. Одет он был в штаны и рубаху из простой льняной ткани, сандалии на босу ногу. Выгоревшие кудри волос достигали плеч, лицо, шея, руки загорели на солнце. Голубые глаза и длинные ресницы делали лицо привлекательным, а родинка на правой щеке служила природным украшением.
    Змей от тропинки в стороне лежал и первым молвил мальчугану:
    -Какой сегодня славный день. Скажи мне, как зовут тебя?
    -А, здравствуй Змей! Я - Лой, живу вон в том селе, - ответил мальчик, кудри теребя.
    -Ответь мне, Лой, а люди не мечтают вот так, как птицы, чтоб летать?
    -Не знаю. За всех я не могу сказать, а я - мечтаю... Сосед мечтает прокормить детей; другой мечтает накопить богатство; а третий - всех собрать в одну семью, создать на всей земле анархию и братство.
    -Поведай мне побольше, Лой. Как вы живёте, чему тебя отец учил, какую воду пьёте и о чём поёте?
    -Да люди разные в селении у нас. Есть умные, сутяги и пропойцы. И, к сожалению, горбатых много. Они горбатым брешут языком (да, да, как будто-бы собаки брешут), смеются по горбатому и руки в кулаки всегда зажаты. Есть у горбатых свой язык - зовётся матом, свои стихи - частушки, о чём подумают - бегут кричать с другим горбатым о горбатом. С такими не вожусь я, не дружит мой отец. Он у меня пастух, пасёт овец. А матушка умеет ткать холсты и создаёт прекрасные ковры.
    Так у скользящего по, меж камням появился новый друг. Он стал приходить к пещере каждый день, рассказывал про младшую сестрёнку, о том, какого славного им родила на днях коза козлёнка.
    И проходили дни, летело время.
   "Два новых друга этим летом: мальчишка славный, Птица. Быть может, скоро и Илья зайдёт", - так думал Змей, скользя к своей пещере. А Солнце всё светило и светило. В лугах скосили травы, сгребали в копна.
   -Чай, дождик не пойдёт?
   -А хоть бы и пойдёт. Управимся к закату. Как всё же мило...
    Работу знали мужики, и бабы от мужчин не отставали. А Лой сновал среди своих, то помогал траву грести, то бегал за обедом. Куда б ни  шёл отец, как он спешил за ним сейчас же следом.
   -Батянь, позволь мне вечером забраться на утёс, проведать друга и унести ему кусочек хлеба.
   -Не будь там долго. Темнеет, видишь, с юга небо.
   И лишь один бурчал себе под нос: "Как можно отпускать юнца дружить с каким-то гадом. Пустить всех Змей на сумки и ремни - хватило б серебра не на одну гулянку".
   А мальчик уж бежал вприпрыжку к другу.
   -А, здравствуй, Лой. Умаялся, небось, на заливных лугах с отцом, сельчанами трудиться.
   -Отнюдь. Ещё остались силы, чтоб бегом к скалам устремиться.
   -Сегодня мысль одна во мне созрела. Прошу тебя помочь её мне воплотить. Спроси у предков или у кого ещё в селе покрепче нить. Я обвяжусь и брошусь вниз с утёса смело. А ты, мой юный друг, меня потом наверх затянешь. Быть может, так я испытаю чувство славное - полёт.
   -Ой. Ведь так, наверно, страшно - со скал прыжок куда-то вниз.
   -И ползать страшно много лет подряд. Быть может, кто-то скажет, что поступок не для Змея. Но слышу, Небо каждый день зовёт меня.
    В природе всё затихло после этих слов, а Небеса ответили могучим громом, и молния скользнула где-то вдалеке, сорвалась с тучи и вонзилась в землю.
   -Беги, мой мальчик, поскорей домой. Идёт сюда гроза, и с нею дождик неизбежный.
    Умчался Лой скорей под крышу дома. А к вечеру, как только капли первые воды упали на округу, зашёл в пещеру человек с котомкой, посохом в руке и поклонился другу.
   -Дай обниму тебя, мой друг, о, мудрый Змей, к груди прижму. Приветствую тебя, твоё жилище.
    -Ах, славно как - Илья зашёл. Я очень рад и вспоминал тебя. Да разводи скорей костёр - остыло без тебя здесь за год пепелище.
    Вот гость развёл огонь, достал и хлеб, и сыр, и доброе вино. За угощения, с которыми всегда в пещеру приходил Илья, прозвал его наш Змей - Кормильцем. А был он скромным человеком, ходил по свету, сочинял стихи, сонеты и слыл не то философом, не то поэтом, скажу вам проще - был Илья бродягой.
    -Рассказывай, мой друг, как ты живёшь, как поживают твои соседки-мыши.
    -У нас всё хорошо и всё легко. Как дождь пошёл - угомонились, сразу стало тише.
     Поведал хозяин гостю всё, как жил он тут, как подружился с Лоем и познакомился со свободной гордой Птицей.
    -Как Птицу, говоришь, зовут?
    -Имеет имя от рожденья - Хираока.
    -Наслышан я о Птице сей, с судьбой прекрасной и жестокой. Скажу тебе: она предвестница печали, а Смерть за нею следом ходит.
     Немного помолчали, выпили вина и закусили хлебом. Утихла, умчалась вдаль гроза. Луна взошла присматривать за небом.
    -Ответь мне откровенно, окажи услугу. Мечтают люди о полёте, и кто-нибудь уже готов примерить крылья?
    -Отвечу, расскажу как другу. О том, конечно, люди многие мечтают. Когда растут, они во сне летают. Ну а потом по-разному бывает: случалось - крылья продают, не редко просто так бросают. Ведь хлопотно с крылами на земле, они то злобу, очень часто зависть порождают.
    -Ну а рождённый ползать - летать не может?
    -Мой путь лежит в далёкий город. На площади там возвели часы. Огромный круглый циферблат, и стрелка по нему едва ползёт. А время-то летит, за ним угнаться невозможно. Посмотришь на часы - ползёт, а оглянёшься -  на всё вокруг - уже промчалось, улетело время. О крыльях много сложено стихов, о них поют баллады. А люди тянутся к оковам, деньгам, наградам. Разменивая тайную Луну на грош всегда так рады. А полететь - на то должно быть позволение Небес. Воздух может выдержать только тех, кто верит в себя. Что ты видишь на Небе такого, что уже не боишься рухнуть на камни, полёт возлюбя? Там можно сгореть, как сгорают в кострище дрова.
    -Я вижу своими глазами, как тянется к Небу даже трава.
    Едва румянцем одарило Солнце горы, отправился на север друг Змея - Илья, туда, где шепчет что-то неустанно могучий стройный лес. Тропинка увела бродягу, а Змей остался любоваться величием и красотою этих мест.
    Вот Солнце вскарабкалось на горы, проснулась и ожила природа. Огромный толстый шмель, жужжа, с трудом летал туда-сюда, туда-сюда; стайка шустрых воробьёв промчалась близ пещеры; спускалась с гор семейка коз напиться к водопою; откуда-то пришёл ленивый гордый снежный барс, он потянулся, зевнул и посмотрел на Солнце. А Карлик Жёлтый карабкался по лестнице кривой на точку своего зенита. Мальчишка - Лой бежал из близлежащего посёлка, нашёл для друга нить из самых прочных. Он поздоровался и сел на камень отдышаться.
    -Сегодня предпоследний летний день. Я нить принёс. В ней метров сто, а может чуть побольше. А вот лепёшка, что испекла с утра пораньше мать.
    -Спасибо. А запах! Запах хлеба, Солнца и домашнего уюта. Сегодня я решился - прыжок куда-то в неизвестность. Пусть Небо станет ближе. Теперь меня ничто уже не остановит. Хочу попробовать летать.
    Лой обвязал покрепче Змея, и тот, зажмурившись, всю силу мышц и всю свою мечту отдал прыжку. С обрыва вниз, туда, где камни, редкие кусты и больше ничего. Лой, что было сил, держал в руке ту нить, которая служила страховкой и поддержкой тому, кто до сего момента мог только ползать. Но вдруг, в какой-то миг всё изменилось. Что произошло? Я не скажу: "Свершилось чудо". (Мы знаем, что чудес на свете не бывает). Какая-то неведомая сила остановила падение и стала поднимать героя моего рассказа всё выше, выше. Лой закричал и замахал свободною рукой:
    -Ура! Ура, мой добрый, мудрый Змей! Ведь ты уже летишь! Летишь!
    Он стал разматывать скорее нить, а Змей парил и поднимался к облакам. О, что творилось у него в душе. Он к Небесам скользил, ему же от рожденья говорили: "Ты будешь только ползать".
    В селе увидели диковинную птицу, потом узнали в ней хозяина пещеры. На время позабыв о всех своих делах, позвали малышню, окликнули подростков и стали созерцать полёт невиданный до селе, странный. Старик на огороде бросил свой топор:
    -Иди, смотри, старуха, оставь стряпню. Наш Змей, ты видишь, полетел. А говорили, что он может только пресмыкаясь ползать. Ох, смелый, смелый. Вот мне бы так хотя б разок...
    -Да ты ж вчерась летал. Забыл уже? С печи да на пол. Хорошо, что рёбра целы.
    А детвора, гурьбой собравшись, смеялась и галдела. Вот праздник им устроил мой герой. Так редко кто устраивает праздники в селенье за горой.
    На этом я хотел закончить свой рассказ. Однако ж, всё закончилось не так. Уже взобрался на утёс один из племени горбатых. Он подбежал и закричал, отрыгивая горбатые слова:
    -Что делаешь ты тут, пацан, дурак?! Рождённый ползать-летать не должен!
    Горбатый выхватил, порвал, как непрочна была, ту нить и, засмеявшись, побежал в село обратно. Вот так был прерван тот полёт. И Змей наш начал падать, падать, падать.
    А Лой стоял и плакал на скале. Обида жгла ребёнку сердце. Он протянул в немой мольбе свои в занозах руки к Небу.
    В последний миг увидел Змей: стоит на камне человек и к Небу руки тянет, а за спиной у Лоя два серебристых в солнечном сиянии, два белоснежных как у ангела крыла, и крикнул, что было сил ему:
   -Лети, мой мальчик! Не бойся ничего - лети!
     Ещё он смог лишь прошептать: "Я БУДУ РЯДОМ"...

                апрель-август-ноябрь.
                2001? год.