Бывают такие моменты, когда весь мир погружается в тишину. Иногда это краткие секунды молчания среди галдящей толпы, а иногда – целые часы, когда звуки покидают тебя, и ты вдруг со страхом начинаешь слышать биение собственного сердца. Люди боятся этого, они спешат прервать молчание, включить что-нибудь, нарушить магию момента - лишь бы не оставаться один на один с собой. А кошкам неведом этот страх, как и многие другие людские страхи.
Электронные часы на столе еле слышно пискнули. Два. И снова стало тихо. Вечно ревущий проспект за окном тоже замолчал – лишь изредка шелестели по асфальту колеса, и свет фар прорезал голубоватую мглу комнаты. Тихое и таинственное время, в которое луна царствует над городом.
Серунька приоткрыла глаза – две маленькие желтые луны, и посмотрела на Наташу. Спит, устала. Ее ладонь так и осталась лежать на кошачьем боку, тревожно подергивая пальцами во сне. Жарко и тяжело было под ней Серуньке, но она покорно лежала, боясь пошевелиться. Задние ноги вообще будто исчезли, затекли, наверное, с вечера.
В голубоватом свете поблескивали на тумбочке пузырьки да склянки, - поиграть бы с ними сейчас, разбросать по полу, чтоб катились да позвякивали, но даже скользить взглядом по ним было тяжко. Наташина ладонь давила на Серуньку как все горе мира, и каждый вздох требовал огромных усилий. Ей так хотелось выбраться из-под тяжелой ладони, выскочить, размять мышцы и ощутить легкость, с которой мягкие лапы ступают по полу.
Серунька посмотрела на Наташу и вздохнула – нет, нельзя ее тревожить. Нельзя расстраивать. Ее ладонь, как охранная грамота, лежала на боку, и держала Серуньку крепче любых канатов. Надо терпеть.
И Серунька терпела. Секунду за секундой, каждая из которых тянулась бесконечно. В наступившей тишине она даже не могла слышать своего дыхания, только редкие удары сердца сотрясали худенькое тело. Иногда ей казалось, что в мире из звуков осталось только «БУМ! БУМ!! БУМ!!!», молотом звенящее в ушах. Ей было тяжело и душно, ей было плохо, она так устала лежать здесь без движения, но терпела и терпела, потому что любила Наташу. Уже не оставалось никаких сил терпеть, но каждый раз она сжимала зубы, потом разжимала и делала очередной вдох.
Но сегодня привычная Наташина ладонь была слишком тяжела. Серунька правда старалась, но, когда по проспекту пролетел какой-то дурак без глушителя, ревом вспоровший ночную тишину, она встрепенулась, подняла голову и вдруг выскользнула. Горячая рука так и осталась лежать, тихонько подрагивая пальцами, а Серуньке стало легко. Наконец-то! Она с наслаждением потянулась, как будто сто лет не ощущала такой легкости и гибкости в мышцах, и беззвучно спрыгнула на пол.
Голубые полосы лунного света ложились на линолеум, как домотканый половичок, в их свете можно было разглядеть клубящиеся пылинки. Она повела носом и уловила какой-то новый запах в струе свежего воздуха, пролившегося сквозь форточку – так пахнут далекие, незнакомые места, заставляющие мечтать о свободе. Крупные звезды раскатились по небу, да и луна сегодня была особенно яркая.
Серунька обернулась – на диване спал Миша, почти впечатавшись коленями в стену, а Наташа, свернувшись калачиком, дремала на самом краешке. Все устали, слишком трудная выдалась прошедшая неделя.
В кухне Батон хрустел сушкой – торопился подъесть Серунькину порцию, пока никто не видит. Серунька ухмыльнулась и гордо вплыла на кухню по квадратам лунного света. Так и есть - жрет, жирный рыжий загривок подрагивает от усердия. Вдруг он словно почуял что-то: замер на полухрусте, и испуганно обернулся. А увидев Серуньку, открыл рот и выпучил глаза - из разинутого рта на пол посыпались сердечки и звездочки.
Серунька, очень довольная произведенным впечатлением, победно задрала хвост и оставила ночного жреца наедине с угрызениями совести, которой у него сроду не бывало. Она вернулась в комнату, ей почему-то захотелось снова на нее посмотреть. Здесь полтора года пролетели как один миг, и Серунька ухмыльнулась себе в усы, вспоминая, как в первый день со страху навалила на диван. А потом однажды появился Батон, и они вместе дрыхли в кресле, радуясь, когда солнце заглядывает в окно, чтобы погреть им бока. Или гоняли пробки от зубной пасты, или просто дрались – не по злобе, так, от нечего делать.
Сзади раздался шорох - Серунька обернулась и снова увидела Батона, который притащился за ней из кухни. Он шел след в след, растерянно смотрел то на нее, то на Наташину ладонь, и только пучил глаза. Что ж, он всегда был туповат. Лунный свет отражался в его зеленоватых глазах, делая их еще более испуганными, чем они были на самом деле. Серуньке вдруг захотелось напугать его, она отступила в тень, чтобы появиться прямо у него за спиной и тихонько просвистеть:
- Пшшш….
- ААААААА!!!! –кот завопил дурниной и рухнул с серванта, проскрежетав когтями по стеклу. Вот дурак… Ну какой же дурак – разбудил Наташу! Серунька соскользнула с серванта, перепрыгнула через Мишу и потерлась щекой о ее руку.
- Муррр… - но Наташа оставалась неподвижной, даже как будто окаменела, только пальцы ее на Серунькином боку все сильнее вздрагивали.
- Что случилось? – Миша подскочил и щелкнул выключателем. – Батон опять лезет?
- Все, Миша, все… Все закончилось. Она не дышит.