Он снова видел Её, проходящую мимо окон. В который раз Она семенила куда-то в любую погоду, будь жара, стужа или гололёд - она неустанно шла к цели. В который раз? Он уже и не помнил, ведь был знаком с Нею с детства. Глядя на шаркающую поступь, он вновь и вновь просил прощенья, он клялся, что не хотел и не хочет этого делать, но должен, боясь показаться в глазах друзей размазнёй, маменьким сынком. Однажды его услышал отец и спросил, что он бубнит себе под нос. Он замялся, но так ничего и не ответил, выбежав из комнаты с пунцовым лицом. Он постоянно ловил себя на том, что думает о Ней, что стыдится своих поступков, но продолжал совершать их. А Она терпела. Зачем? Никто не знал, но Она безропотно сносила всё выходки этих подростков, жестоких и эгоистичных. Кто такая Она? Это маленькая худощавая сухонькая старушка, о которой забыл весь мир. У неё не было ничего, кроме старой развалившейся хибары, да вшивой полулысой дворняги, отзывающейся на свист и не умеющей ласкаться.
И сегодня, как всегда, Она шлёпала в своих разодранных ботинках, а собака, умирая от голода, подобно хозяйке, крутилась возле, еле перебирая лапами. Она посмотрела в окно грустными, но добрыми измученными глазами, и едва заметно улыбнулась. А он отпрянул в испуге от рамы. Ребята говорили, что Она ведьма и одним взглядом может убить того, кто ей насолил, но он не верил в это, хотя побаивался.
Эти подростки сделали немало зла ей. Однажды, в конце лета, они возвели костёр, подобно средневековым инквизиторам, и соорудили чучело, которое вознесли на огонь, и подожгли, когда Она возвращалась домой. Пламя лизало соломенную куклу, одетую в её вещи, взятые из дома в отсутствие хозяйки. А Она смотрела на всё это спокойно и невозмутимо, лишь глаза - это зеркало души - были печальны. Орава танцевала какой-то ритуальный танец вокруг жертвенного костра и заходилась в хохоте от этого зрелища. Лишь он не радовался со всеми. Да и чему? Он опять поймал Её взгляд, пронизывающий его насквозь, и поскорее отвёл глаза.
В следующий раз ватага разрисовала дом крестами. Отвратительными чёрными крестами, намалеванными краской. И опять его заставили, и опять он не хотел и извинялся. Она же в который раз промолчала, лишь обвела взглядом компанию подонков и зашла в дом.
Но был случай, которым оказался роковым. Зверьё поймало Её кошку и повесило перед Её окнами. Он пытался всех отговорить, но его подняли на смех, и он трусливо замолк. Ему было жаль и кошку, пусть облезлую без уха, но все же живое существо, которое дышало и приносило Ей хоть какую-то радость. И, конечно же, жаль Её: старую, ненужную этому миру и стойко сдерживающую все их нападки.
Он был при этом. Он видел как медленно и растерянно подошла Она к тому месту. Ничего не выдавало Её скорби, если бы не глаза, объятые ужасом и тоской. Это была она - Её любимица, сидящая вечерами на коленях и помогающая забыть жестокую реальность, - это была ОНА. В этот момент все эти подлые стервятники ждали слёз и криков, но слышали лишь молчание и видели каменное лицо. Может быть Она и плакала, только не при них, не при них. Она не желала доставлять им это удовольствие, Она сдержалась. Никто не слышал, кроме него, этот крик. А крик был оглушающим, раздирающим всё нутро и пробирающим до костей. Это был не обычный крик, а крик души: разбитой, израненной души. И этот крик слышал только он.
Она сняла маленькое тельце дрожащими старческими руками, покрытыми вспухшими венами и сморщенной кожей. И прижала к себе, как мать прижимает погибшее дитя. Зверьё в ответ заулюлюкало и засмеялось. Лишь он стоял как вкопанный и смотрел. Он, сожалеющий и раскаивающийся, но состоящий в шайке дикарей.
После случившегося никто Её больше не видел. Напрасно он всматривался в мутное окно, пытаясь разглядеть Её фигуру. Она не шла. Она не шла как сегодня, так и на следующий день. Она не шла и спустя неделю. И тогда он решил бросить все эти издёвки и просить прощения, умолять простить его за всё, что сделал плохого. Он долго не решался идти к ней. Собирался, но вновь передумывал, а спустя пару минут снова собирался.
Стучал к ней неуверенно, робко, дрожа, но никто не вышел. Тогда он толкнул дверь, по обыкновению незапертую, и вошёл.
Она лежала на старом диване с видневшимися пружинами. Обивка пожелтела от времени, поролон местами сгнил. На Её бездыханном теле покоился труп Её любимой кошки, который Она нежно обнимала. Собака лежала тут же с худым животом и выпавшей шерстью. Только сейчас он понял, Что они сделали, только сейчас. Он опустился перед ней на колени и прошептал: «Прости, прости, если сможешь…».