Из всех жителей семи подъездов нашего четырехэтажного дома Митя был единственным мальчиком, в семье которого не было отца.
Они жили вдвоём с мамой. Мама работала в детской поликлинике и, как говорили взрослые, была "сердечницей". Я долгое время связывала авто "скорой помощи" именно с этим словом:"скорая помощь" ездит только к "сердечницам".
Мама Мити была всегда бледна и малоподвижна. Митя же, напротив, рос крепышом и был юрким.Однако с дворовыми ребятами время не проводил. Хотя относился к нам очень приветливо. Сейчас-то я понимаю, что у него просто не было времени на "погулять".
Однако, у Мити было две страсти, которые он делил с нами охотно : голуби и баян; и еще одна, которая открылась нам позже..
За голубями Митя ухаживал в школьном зооуголке, а летом ему разрешили забрать голубей себе насовсем.
Голубятню он ставил в центре двора. Было ему тогда лет 15. Несколько летних дней подряд он вымерял, забивал колышки, копал... Подключились взрослые мужчины двора, помогая ему с невероятной радостью.
Построили и сразу покрасили. В зелёный! Два дня мы ждали, когда испарится запах краски, ходили принюхивались, заходили внутрь, прикрывали двери и опять нюхали...
На третий день Митя стал дворовым кумиром. Их обоюдная с голубями любовь и нежность покорила сердца детей и взрослых. И мы прикипели к этой нежности, а голубятня Мити стала храмом в нашем дворе. Позже к заднику голубятни мужчины двора вкопали две лавочки и летние посиделки до ночи стали для нас счастливыми концертами.
Митя чудесно играл на баяне. Нот не знал, но "подобрать" мог всё даже с чужого напева.
Особенно любили мы все "В поле за околицей..." Мы, девчонки с вечно сбитыми локтями и коленками, представляли себе именно такой настоящую любовь! Когда идешь сама по тропинке, вокруг колосится рожь...и вдруг навстречу - он! И проживали вместе это волнение и плакали потихоньку. Святые девчачьи слёзы!
Все девчонки двора были влюблены в Митю. Позже оказалось, что в Митю были влюблены все во дворе.
Он мог не идти служить... Мама работать уже не могла и он был единственным кормильцем. Митя закончил школу с золотой медалью и мог без экзаменов поступить на факультет радиоэлектроники, недавно открывшийся в нашем местном институте. Но они с мамой решили, что Митя должен служить , а не прятаться за мамину юбку.
Мы начали ждать возвращения Мити со следующего дня призыва. Следили за голубями, ремонтировали, красили в зиму лавочки и птичий дом, ходили к маме за новостями от Мити. Их двухкомнатная квартирка была полупуста. Две кровати, два табурета, печка и два стола: один обеденный, другой - с множеством коробочек, где были аккуратно сложены винтики, лампочки, какие-то штучки, проводки; паяльник, настольная лампа.
-Митя с 12 лет подрабатывает ремонтами. То кастрюли чинил, паял, а потом вот радиоделом увлекся. "С армии, мама, приду - буду телевизоры чинить, забогатеем..." - говорила нам она и становилась совсем не "сердечницей", а похожей на сына.
Митя не дослужил свой срок... Вернулся он летом сильно похудевший, двигался как старик. Его роскошный волос-ёжик стал совершенно седым. Поседели и его брови "вразлет" и даже глаза, которыми он мог так неожиданно подмигнуть (когда играл и пел)-тоже поседели.
Митя служил на атомной подводке...
Мама его как-то сразу засуетилась, забегалась, будто запретив себе болеть. А Митя стал много курить, говорил мало. Когда выходил посидеть на лавочке, мы рассаживались рядом и просто сидели. Спрашивали редко, а он всё время старался шутить. Баян отдал Саньке Ильченко - у него три брата - пусть учатся играть...
Митя умер тихо. Поминали на улице всем двором тихо. Даже известные любители выпить и буянить вели себя тихо тоже. Тихой была и мама Мити. На девятый день она ушла вслед за ним.
Спустя 30лет я была в своём городке детства. Дом и двор не изменились - и такими до сих пор мне снятся...Только стали поменьше, будто вросли в землю.
Узнавали друг друга, обнимались, плакали с соседками, подругами...
Митину голубятню каждый год аккуратно красят - дворники хранят там метлы и лопаты.А мы сидели на митиных лавочках, вспоминали общее, каждый своё, горевали по детству, ревели уже не скрываясь - наотмашь, вголос...и запоздало признавались Мите в своих чувствах...