Стать архитектором! Гл. 37. Виктория Эдуардовна

Алекс Романович
  К концу марта сделали довольно много, чтобы решить дальнейшую судьбу дома Вульфов. Марша вела длинные телефонные переговоры с Викторией Эдуардовной. Они обсуждали каждую мелочь и пытались не упустить ни единого пункта. Основной проблемой было определение домовладельца. Антон переживал, что если дом перейдет в собственность города, его могут когда-нибудь изъять для иного использования, такие прецеденты известны. Конечно, в этом случае «город» брал на себя расходы по содержанию и ремонту, но Антон боялся, как бы не получилось: «государственное – значит ничье». Кроме того, по рыночной цене «город» не собирался выкупать дом, и наследница теряла реальные деньги. Переговоры кончились тем, что Виктория Эдуардовна захотела приехать и все обсудить на месте.

Антон собрал друзей на «коммунистический субботник», приуроченный к визиту хозяйки. Основная работа была в саду. Сошел снег, оголил землю, и под деревьями обнаружилось множество поломанных веток. Женька Бархин даже расстроился:

– Мария, ну мы же с тобой регулярно подряжались дворниками, вплоть до самых заносов, все подбирали, жгли костры. Прямо обидно!

– Зима была холодная и снежная, вот и не выдержали веточки.

Женька решил сначала обрезать деревья, чтобы потом сразу все убрать и разрыхлить землю. Он отыскал инструменты и пошел к соседям уточнить, как правильно ими пользоваться.

Антон с девушками пытались разобраться внутри дома. Сняли полотняные чехлы с мебели, отдали в прачечную. Саша предложила самой постирать занавески в машинке-полуавтомате. Они с Маршей помыли окна. Антон залез на чердак и пытался строительным пылесосом, одолженным Бархиным на объекте, немного собрать пыль.

 Потом все вышли в сад и усиленно там трудились, прерываясь только на чай с бутербродами.

Начало апреля. Солнце припекало. Лейла в одной футболке носилась по участку с вытянутыми вперед руками за обезумевшими от счастья котами.

Антон позвал ее:

– Лейла, угомонись, опять что-нибудь поломаешь себе. Иди лучше землю рыхлить вот таким интересным инструментом.

Лейла резко затормозила и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, побежала к Антону взглянуть на «интересный инструмент», так он назвал веерные грабли.
Марша присела отдохнуть на импровизированный табурет из высокого чурбака. Она смотрела на весенний сад и чувствовала, что счастлива. Этот узкий круг близких друзей заслонил ее от негатива реальной жизни, она не воспринимала трудности, которые испытывали соотечественники от перемен и событий, происходящих в стране, как личную проблему, ее спасал от этого энергетический кокон отношений и привязанностей.

Марша думала о своих товарищах. Наверное, их союз можно назвать «коммуной», а их связи сравнить с безупречными родственными. Странно, что так много разных чувств в русском языке называется одним словом: любовь. Марша попыталась проанализировать свои эмоции к Женьке Бархину. Конечно, она его уважает, наслаждается его обществом, ценит его чувство юмора, жалеет, одним русским словом – любит, по-товарищески, по-братски. Лейла – крошечное существо, переполненное светом и добротой. Как можно не любить ребенка? А любить? За что? Марша понимала, Лейлу она любит не просто как забавную малышку. Ее притягивала даже не ее уникальность, неординарность, а эта взаимная симпатия, возникшая у них с первого взгляда. Непременно, ее понятливость, стремление становиться лучше, боязнь обидеть и огорчить, совершенно взрослая рассудительность, попытка познать окружающий мир не только с позиций своего возраста. Она не навязчива, не плаксива, не требовательна, умеет занять себя, да так, что всем становится интересно и завидно, хочется смотреть, участвовать, погружаться в мир ее игр и фантазий. Саша…. Это самая больная для Марши тема. Она восхищается Сашей, красавицей-женщиной, уважает ее как человека, нашедшего свое призвание, она потрясающая мать, талантливый, не ленивый педагог. Саша расположена к людям, не ревнива, умеет дружить и с мужчинами, и с женщинами. Она прекрасная хозяйка с руками и головой, очень организованная, заботливая, легкая, не суетливая, немногословная. В ней все сложилось и внешне и внутренне. Только одно непереносимо... Она жена Антона. Но на самом деле, ведь если у него может быть жена, то именно такая! С этим и мириться не приходится. Это просто факт.

– Марша, сколько здесь будет подснежников! Иди, взгляни! – позвал ее Антон.
Марша подошла к присевшей возле большого куста сирени Лейле и тоже опустилась на корточки.

– Надо же! Целая поляна! Скоро зацветут! А у нас в Питере подснежники белые, а не голубые, как здесь.

– А откуда ты знаешь, что эти голубые?

– Так вон же виднеется в бутоне синий кончик.

Виктория Эдуардовна успела приехать, пока подснежники еще не отцвели. Застала эту красоту. Она была очень довольна тем, что увидела. Не зря друзья наводили порядок и ремонтировали уникальный забор – сложное сочетание дерева и ковки. Антон выпиливал недостающие плашки, зачищал и несколько дней подгонял по размеру каждый элемент в отдельности. Новые светлые деревяшки нарядно выделялись на фоне потемневших от времени подлинных досок, подчеркивая, насколько бережно и кропотливо и, главное, в каком объеме, была проведена реставрация ограждения.

Марша и Антон встретили хозяйку на вокзале. К дому поехали на такси, Бархина с машиной не привлекали, у него командировка по области.

Быстро вскипятили чай, стол на кухне уже накрыт белой льняной скатертью. В плетеной Сашиной корзинке пахли сдобные ватрушки.
Они сели втроем завтракать.

– Как покойно и тихо! – Виктория Эдуардовна улыбнулась Марше и продолжила, – когда я была тут в прошлый раз, дом мне показался хмурым и заброшенным. Все-таки Николай оставался холостяком, конечно, он был по-немецки очень аккуратным человеком, но, тем не менее, сейчас здесь уютно, обжито и как-то радостно. Вкусно пахнет. Да еще время года любимое - весна и солнце, такое редкое для Питера.
Антон удалился в гостиную позвонить по телефону и Виктория Эдуардовна, наклоняясь к Марше поближе, прошептала:

– Это твой друг? У вас любовь? Какой парень! Лично я сразу влюбилась в него, с первого взгляда!

– Нет, Виктория Эдуардовна, это действительно друг, начальник, но не то, что вы имеете в виду. Он женат и у него чудесная дочка, вы со всеми остальными еще познакомитесь вечером.

– Очень жаль, Мария! Очень жаль! Какая бы из вас пара сложилась, смотритесь вместе исключительно хорошо!

Виктория Эдуардовна походила по саду, погоревала, что не может здесь бывать чаще или жить, ведь она не расстанется с Питером.

– Добираться сюда очень неудобно, долго, как дачу держать невозможно. Так что вы мне решили предложить?

Антон взял переговорную часть беседы на себя:

– Вот, Виктория Эдуардовна, посмотрите, мы хотели бы использовать флигель под рабочий зал, архитектурную мастерскую. Я начинаю свое дело. Сейчас мы готовим документы, чтобы внести ваш дом в реестр памятников, тогда ему не грозит снос. Мы, а точнее Марша, сделала проектное предложение, как сохранить не только этот, а все три оставшихся дома по улице Светлая. Эскиз одобрен на высшем уровне, да вы его увидите, он в гостиной выставлен. Что касается дома, то тут есть два варианта: первый, – его может выкупить «город», но не по рыночной цене, у них другие расценки. И в этом случае «город» вправе его использовать на свое усмотрение. Мы предложили им сделать тут музей. Пока они готовы, но сомневаюсь, что после следующих выборов новые товарищи будут думать так же. Конечно, это не выгодно ни нам, ни вам. Мне бы хотелось обосноваться с мастерской, а Марше тут очень нравится жить.

Виктория Эдуардовна попросила провести ее во флигель.

– Прекрасное помещение, Николай собирался здесь работать, оборудовать настоящую дачу. У него были друзья-скульпторы в Прибалтике, именно поэтому он сделал зал таким большим, хотел, чтобы они приезжали сюда на все лето отдыхать и творить. Сейчас жалею, что очень мало общалась с Николаем. Изредка говорили по телефону. Я совсем не знаю о личной жизни. Он так и не женился. Но я видела его девушку. Ее звали Ида. Николай был невероятно счастлив и влюблен. Весь светился. Они как раз ненадолго приехали в Ленинград и заходили навестить маму. Мы пили чай, он все время шутил, веселил нас. Я просто со смеху умирала, а Ида была сдержанной. Она только слегка так улыбалась. Я в силу своего юного возраста не смогла ее оценить. Пожалуй, отметила осанку, когда они уходили. Он ее так трогательно за руку повел. Я не удосужилась поинтересоваться, кто она по профессии, работает, учится. Потом Николай надолго исчез из моей жизни, не давал о себе знать. Но у него из родных только моя мама и я, с кем он поддерживал отношения. Ведь мы были очень близки с Еленой. Ему же хватало друзей. Я удивилась, что он составил завещание на меня. Причем все тайно, не предупредил об этом. А сейчас вот хожу по его дому и такая тоска, что был человек, и нет. И никому ничего о нем не известно.

– Да, Виктория Эдуардовна, я давно вам хотела повиниться, ведь мы пытались что-то узнать о жизни Генриха и Николая Вульфов. Получилось так, мне правда очень стыдно, я даже говорить об этом не могу спокойно, – Марша, раскраснелась, произносила слова горячо, отрывисто, – я прочитала письма, которые Генриху Вульфу отправляла некая Грэта. Это произошло случайно, когда я искала коллекцию книг Ле Корбюзье. Не буду утверждать, что я не могла их не читать, могла. Прежде чем развязать упаковку, я долго думала, но что-то во мне пересилило чувство страха и стыда.

– Ничего, деточка, когда человек умер, мы волей-неволей становимся такими вот исследователями. Я тоже интересовалась написанным, но не владею немецким языком, поэтому для меня тайна осталась нераскрытой.

– А мы ведь с Ольгой Викторовной, нашим архивариусом, перевели письма. Она в совершенстве знает немецкий, сама внучка иммигрантов, родилась в Германии, но уже много лет живет в России.

– Так вы что-то узнали, можно почитать?

– Конечно, еще бы!

Антон уехал по делам, а Марша с Викторией Эдуардовной остались готовиться к вечерней встрече. Вся компания собиралась прийти на ужин, знакомиться.

– Виктория Эдуардовна, а вы как долго сможете пробыть тут? Я постоянно ловлю себя на мысли, что говорю торопливо, столько всего рассказать хочется, обсудить множество вопросов, да еще узнать про моих, а я боюсь, вдруг вы будете спешить обратно в Питер.

– Предполагаю до выходных пробыть, уехать в субботу вечером. Отпуск взяла на неделю, кстати, я не стесню тебя?

– Что вы, как вы вообще так можете говорить! Это я должна спрашивать, не стесню ли я вас. Вы ведь имеете полное право отдохнуть в своем доме.

– Да вот такие мы, ленинградцы, щепетильные, – Виктория Эдуардовна засмеялась, – я сразу не загадывала, сколько мне тут жить, думаю, там видно будет. А приехала, и уезжать не хочется, здесь хорошо, тихо, запах от сада непередаваемый. А вы молодые, жизнерадостные, с грандиозными планами на будущее. Я заряжаюсь энергией от всего этого каждую минуту.

– Как я рада! Это очень-очень хорошо! – смотрите, Виктория Эдуардовна, тут все, что удалось найти!

Марша протянула ей толстую папку с завязками.

– Ничего себе! Целое «дело» завели!

– Да, похоже. Здесь много сопутствующей информации. Фотографии тех лет…

– Ой, извини, что перебиваю, просто вспомнила неожиданно, я ведь тебе тоже фотографии привезла!

Хозяйка открыла сумочку, вынула оттуда пакет и протянула Марше:

– Давай, смотри!

Марша с трепетом развернула бумагу и увидела два фото. На одном были сняты четверо: женщина в косынке положила руки на плечи девочке-подростку, стоявшей на первом плане, рядом справа – молодой мужчина и девушка. Марша внимательно разглядывала фотографию. Снимок оказался довольно качественный и четкий, конечно, он пожелтел со временем, но черты лица можно было хорошо рассмотреть.
Виктория Эдуардовна не выдержала и бросилась пояснять:

– Здесь моя бабушка Варвара, а девочка – это моя мама. А вот Елена и Генрих, узнала?

Марша узнала Генриха, а вот Елену никогда не видела и не представляла, как она выглядела, а лицо показалось знакомым.

– Красивая!

– Кто из них?

– Сейчас я говорю про Елену, но и бабушка ваша красавица, и мама, сразу видно – это родовое. Ой, а мне показалось или так и есть, у вас много общего с Еленой? Сходство потрясающее!

– Вполне может быть. Моя мама иногда смеялась, что я, скорее, внучка Елены, похожа на нее больше, чем на Варвару, родную бабушку и на нее, родную маму. Просто Варвара и моя мама пошли по женской линии, а Елена – по отцовской. И я тоже похожа на дедушкину родню. Кстати, это время, когда Генрих приехал за Еленой в Магнитогорск, где она жила несколько месяцев, там Коля родился. Видишь, надпись – июль, 1933 год. Моя мама Колю нянчила. Он потом, уже взрослый, называл ее не тетя Оля, а в шутку – няня. Моя мама очень его любила. Она вспоминала, каким он был в детстве хорошеньким, послушным и милым.

– Необыкновенно красивые лица, Генрих тоже приятный, правда?

– Я его не знала, а мама рассказывала, что они смотрелись идеальной парой. Елена, сама видишь, симпатичная, высокая, стройная. У нее было много почитателей, но она всех отвергала, такой характер унаследовала - независимый, гордый. Когда немецкие специалисты приехали в Магнитогорск, она недавно вернулась из Москвы. Семья моей мамы сначала жила в Челябинске, но пединститут там организовали только в 1934 году. И Елена поехала учиться в университет, в Москву. Она получила по тем временам отличное образование. Могла преподавать русский, литературу и немецкий. У нее была предрасположенность к изучению языков, очень хорошая память и слух. В смысле музыкальный слух. Родители моей бабушки и Елены – люди грамотные и просвещенные. Да и их предки тоже учительствовали. Революцию приняли с воодушевлением. Но по вине несчастного случая рано ушли, заразились тифом и умерли еще совсем молодыми, около сорока им было. Сестры остались вдвоем, Варвара по сути воспитала Елену, у них большая разница, девять лет. У моей мамы с Еленой – двенадцать. Мой дедушка, Андрей Рубанов, из рабочих, но продвинулся по партийной линии, и его отправили руководить стройкой в Магнитогорск. Тогда-то они все туда переехали. Поэтому после учебы Елена оказалась в Магнитогорске. Ее сразу определили синхронисткой к немецким специалистам. Там были и другие переводчики, местные учителя школ, но она считалась самой подготовленной. Я точно не знаю, как получилось, что они поехали с Генрихом в город К. вместе. По-моему, к этому времени у них еще не было романа.

– Вы знаете, Виктория Эдуардовна, меня озадачило одно письмо, оно датировано тридцать третьим годом, вот посмотрите, – Марша нашла нужную копию с приколотым к нему переводом, – видите, тут написано, что Грэта спешит в Магнитогорск и мечтает встретиться с Генрихом. А Генрих ведь уже переехал в город К. Мало того, женился, у них родился Коля. Неужели Грэта не знала об этом? Неужели он ее обманывал все эти годы?

– Насколько я в курсе, с весны до лета тридцать третьего года Генрих жил в Магнитогорске, фото как раз этого периода. Генриха вызвали туда по делам, а он заодно хотел забрать Елену с сыном. Она приехала к сестре в Магнитогорск перед самым Колиным рождением. В то время бытовые условия в городе К. не были налажены, они жили в помещении, которое называлось гостиницей, а на деле ею значилась комната в рабочем общежитии. И с крошечным ребенком там было бы очень тяжело. Андрей Ильич, мой дед, служил одним из начальников на стройке и был обеспечен хорошим жильем. Елена приехала к сестре, потому что у них отдельная двухкомнатная квартира и помощники в лице моей мамы и Варвары. Может, у Генриха и Грэты в это время и состоялась встреча, о которой она мечтала.

– Мне еще показалось интересным, что Грэта в письмах очень хвалит Николеньку, будто она его видела своими глазами.

– Вполне возможно, они встречались в рабочей обстановке, не исключено, что и наедине тоже, а потом он познакомил ее с семьей. Раньше процветали совсем другие отношения, думаю, это вообще было в порядке вещей. Он мог представить ее как коллегу.

– Мне Грэту прямо жалко! Неужели все так получилось! Она не успокоилась после этих событий и продолжала писать ему еще в течение нескольких лет. Значит, надеялась на взаимность. Что-то он ей обещал... Или ничего не обещал? Она писала от отчаянья или не могла побороть свои чувства?

– Да, неразделенная любовь – это очень тяжкая ноша, но, возможно, их эмоции были обоюдны, и они их пытались сохранить, сколько могли. Ведь по-всякому складывается жизнь: «Не отрекаются любя…».

На второй фотографии была Виктория в возрасте десятилетней девочки и Николай Генрихович.

– Вот снимок, сделанный именно в тот день, когда Коля приходил к нам с Идой. Я попросила ее нас сфотографировать. Потом я их сняла, а потом мама нас троих. Но те карточки мне не попались под руку, я собиралась второпях. Очень хотелось тебе показать, как выглядел Николай в ту пору, когда был бесконечно счастлив.

Марша рассматривала фотографию Николая с каким-то смешанным чувством. Она даже не могла сразу понять свои эмоции. Волна теплоты и глубокой жалости возникла у нее к этому очень красивому человеку. Она по-особому поняла его взгляд. Будто он просил ее: «Не бросай, разберись до конца». Марша даже головой помотала: «Бред какой-то! Совсем уже схожу с ума! Или слишком много беру на себя. Копаюсь в личной жизни людей, будто мне это свыше позволено и доверено», а вслух сказала:

– Виктория Эдуардовна, вы ближайшая родня и тоже ничего о них не знаете. Как же так, прожили люди свой век и канули. Страшно подумать!

– Да, я, видимо, единственная родственница Николая по материнской линии. Не понимаю, почему так получилось, что мы практически не общались, не нуждались друг в друге. Хотя, может, это произошло потому, что у нас тринадцать лет разница. Он уже взрослый, а я еще ребенок. С моей мамой он поддерживал отношения, она его знала с рождения и проявляла интерес, заботилась. Но как ее не стало, мы крайне редко общались, перезванивались, правда, всегда с теплотой относились друг к другу.

Хозяйка углубилась в чтение, а Марша попыталась форсировать подготовку к ужину. Она достала посуду и салфетки, сервировала стол в гостиной и сновала туда-сюда. Изредка Виктория Эдуардовна обращалась к ней, зачитывала какую-то заинтересовавшую ее фразу и время от времени предлагала свою помощь, но Марша убеждала ее не беспокоиться, мол, ей скоро и самой будет делать нечего.
Вернулся Антон. Виктория Эдуардовна смогла скрыть разочарование по поводу того, что пришлось отложить чтение, и стала разговаривать с Антоном. Они удалились во флигель.

– Знаете, Антон мне бы хотелось узнать реальную стоимость дома. Вы могли бы помочь?

– Думаю да, у нас в Союзе архитекторов есть один человек, он вынужденно переквалифицировался в риэлторы, мой давний знакомый, дела ведет по-честному. Он собирает буквально все документы о квартирах, не пытается втюхивать покупателю уже проданное несколько раз имущество, как сейчас часто случается, а досконально проверяет с юристом. Кроме того, он в прошлом хороший архитектор и знает толк в комфорте жилья, а также способен оценить состояние и ресурс конструкций. Кстати, несколько интересных квартир купил сам, сделал оригинальные перепланировки, евроремонт и продал очень дорого. Вот такой рисковый парень. Он этим занялся именно с целью поиска неординарного жилья.

– Дорого берет?

– Он берет процент от сделки, не накручивает. О проценте сразу договариваются, и его гонорар напрямую зависит от собственного вклада в работу. Консультирует бесплатно, волноваться не стоит.

– Поясню, Антон, почему я это делаю. Мне хочется, чтобы ваши планы не сорвались, и вы смогли здесь работать, прекрасно будет, если сохраним дом. Но, скажу честно, я была бы заинтересована в его продаже. У меня сын учится в Англии, я могла бы ему помочь. Все, что я сейчас получаю с дома, отправляю туда. Пока мы выкручиваемся, но мне кажется, если отдать сразу большую сумму в валюте, он сможет как-то ею распорядиться толково и, возможно, для него будет хороший вариант.

– Да, дела! Я об этой ситуации не знал, думал, вам лучше иметь ежемесячный доход, и чтобы дом оставался вашей собственностью. Если честно, я сам бы мечтал приобрести его, но у меня это получится только при условии продажи своей квартиры, то есть купить дом и в нем жить. Но как же Марша? Я очень рад за нее, ей здесь нравится, вот теперь и работа рядом будет, надеюсь, мы ее не слишком потревожим. Я собирался сам вносить месячную плату за все, с учетом флигеля, потому что пока не могу обеспечить ребятам стабильный уровень жизни, с заказами еще не ясно.

– Антон, давайте дом оценим и посмотрим, какие это деньги, стоит ли так уж всех вас напрягать. Я вот сейчас что подумала. А если я предложу вам купить его в рассрочку, т.е. вы будете платить мне не за аренду, а в счет стоимости дома, которую мы зафиксируем после встречи с риэлтором в валюте. Но мне нужна ежемесячно определенная сумма, ниже ее я не могу опуститься, и она, скорее всего, будет больше той, что мне сейчас платит Мария. Если вас это устроит, то мы договоримся.

Антон не мог поверить своим ушам:

– Виктория Эдуардовна или вы чего-то недопонимаете, извините, не хочу вас обидеть, или вы меценат.

Хозяйка засмеялась:

– Не буду скрывать, вы меня обаяли. Знаете, мне нужны деньги, чтобы содержать сына за границей. Это мой материнский долг и моя мечта – дать ему отличное образование, он того заслуживает. Мне самой хватает оклада доцента и денег за лекции по приглашению. Но вы ведь тоже дети, Марша дочь близких теперь друзей, я не хочу наживаться и ввергать вас в какие-то жуткие стрессы. Мария продолжает жить здесь, вы в своей квартире, я буду при деньгах, смогу обеспечить сына. Дом не пойдет по рукам, а обретет достойных хозяев и продолжится архитектурная связь поколений, а это очень важно. Значит, мы все сделаем правильно.

Марша думала о своем и не прислушивалась к их разговору. У нее перед глазами стояло лицо Николая Вульфа с фотографии. Его взгляд, такой живой и глубокий. «Интересно, почему у него не сложилось с Идой? Надо расспросить у Виктории подробно о той единственной встрече. Вот бы найти ее, поговорить, и Грэту отыскать, все встало бы на свои места».

С шумом и обычными приговорками ввалился Женька Бархин, в руках у него было два пакета с продуктами.
– Тут сыр, колбаса и соления. Наверное, порезать надо, банки я сейчас открою. Мария, а где гостья и все?

– Гостья, вернее хозяйка, с Антоном во флигеле. Что-то обсуждают про дом.

– Ясно, тогда я поехал за девушками Кругловыми. Торопиться не буду, – добавил он с грузинским акцентом и подмигнул.

Несмотря на якобы страстное желание Бархина подольше побыть с Сашей вдвоем, хотя, конечно, втроем с Лейлой, они приехали очень быстро.

– Барышни уже там собранные, на мази, сидели, ждали. Кого ждали? Антон Григорьевич, как всегда, деловой у нас, куда же без друга, Женьки Бархина!
Лейла сразу кинулась к Марше обниматься. Она непременно говорила при встрече: «Моя любимая Марша!». Такое тонкое объяснение в любви! Марша ласково обняла девочку. Она испытывала к ней невероятно нежные чувства и очень глубокую привязанность. Не представляла, что Лейла когда-нибудь может исчезнуть из ее жизни. Лейла отправилась искать кота Вермика, а нашла Антона и Викторию Эдуардовну, входящих в коридор со стороны флигеля.

– Кто же такой расчудесный у нас? – спросила Виктория Эдуардовна, – Антон, это ваша красавица?

– Наша, чья же еще! – Антон засмеялся, вот на всех мероприятиях с нами. Уж и не знаю, на пользу это ей или нет?

– Хорошая компания только на пользу. Как же тебя зовут, малышка?

– Лейла Круглова. Но мне уже пять лет.

– Прекрасный возраст и очень красивое, сказочное имя.

– Правда сказочное, вы ведь знаете, да? А я вам нарисовала картинку в подарок.
Лейла побежала в кухню, достала из рюкзачка рисунок, оформленный в паспарту, и протянула его Виктории Эдуардовне.

Та взяла, сначала бегло посмотрела, потом надела очки, присела на табурет и стала внимательно рассматривать нарисованную историю. Наконец подняла удивленный взгляд на Антона:

– Вы хотите сказать, что рисунок - ее рук дело?

– Паспарту мама-Саша склеила, а работа ее, конечно.

– Это невероятно! Разве пятилетний человек может так думать? Лейла, хочу тебя попросить рассказать подробнее, что здесь происходит.
Лейла углубилась в пояснение, разводила руками, помогала мимикой, в основном глазами.

Виктория Эдуардовна с изумлением констатировала: «Ну ты даешь, деточка! У меня просто нет слов!»

Лейла разошлась, и ее никак не могли остановить, пока Саша не перевела разговор на тему: «Где кот?». Лейла тут же организовала поиски.

Ужин прошел в дружеской и творческой атмосфере, как подытожила Виктория Эдуардовна. Ей очень понравились Маршины друзья. Она затрагивала с ними разные темы. Все любили Петербург, наперебой интересовались новостями, посвящали ее в свои планы, показывали проекты. Марша заметила, что хозяйка невольно из всех выделяет Антона то ли как главного, то ли как дольше знакомого. Встреча закончилась далеко за полночь и, несмотря на то, что Виктория Эдуардовна утомилась с дороги, она чувствовала невероятный подъем и сама была инициатором столь долгого общения. Лейлу уложили на диван в кабинете. Саша посетовала, что ребенок растет без режима и, наверное, это плохо.

– Зато она среди прекрасных взрослых и, наверное, это хорошо.

Виктория Эдуардовна уже с трудом держалась на ногах, и ребята насилу убедили ее принять душ и лечь спать, а сами, наскоро прибрав продукты в холодильник, засобирались домой. Лейла оставалась ночевать у Марши.

Все еще немного постояли во дворе, пытаясь рассмотреть звездное небо. Воздух был прекрасный, свежий, чистый и пах пломбиром. Короче, жизнь удалась!


Продолжение (глава 38)http://www.proza.ru/2015/04/24/999