Один в поле. Глава 1

Виталий Космачев
Хотел бы кое что уточнить. Со здоровьем у меня всё хорошо. Я доверяю своей интуиции. В глобальном смысле. Я глуп, вероятно. Считаю, что всё, что со мной происходит, правильно. Тому название вера. На фундаментальном уровне. Что значит правильно? Ну. Например, любую ситуацию можно расценивать как поучительную. Прекрасный вывод. Всё нас учит. Но я пошёл дальше в своей глупости. Похоже, я привык думать, что все события, происходящие с моим участием, являются верными. Верными для кого? Ну, конечно же для меня. Ничтожная точка зрения. Согласен. Все субъективны. Все только и могут, что сравнивать, есть, срать, спать, и планировать будущее (последнее не всем ясно).
2015 год. Это настоящее. И оно отвратно. Каждый пытается быть безучастным. Кругом лицемеры и лгуны. Страшное время. Никто не бывает искренним. У меня не хватает словарного запаса. Я это признаю. Но мне больно. Постоянно. Я раньше не понимал в чём дело. Думал, все так живут.  Думая о реакции других. Думая, что другие реагируют. А никто не реагирует. Все заняты. Заняты собой. Что бы пожрать? Как бы прокормить рты, нажитые по безумной глупости. Мы все одиноки. И многие решили, что с этим можно справится с помощью жены и детей. Глупая затея. Это не поможет. Умираешь ты все равно один. И никакое продолжение рода, никакая любовь не в силах спасти тебя от гниения в земле. Это конец. Крайняя точка. Только черви способны оценить, что ты из себя представляешь. В любом случае. Спросите у Гоголя.
Я слишком строг. Жизнь прекрасна. Лишь бы лишние не попытались проникнуть мне в душу. Эти разговоры ничего не стоят. Улыбайтесь, наслаждайтесь, танцуйте, но меня не трогайте. 
Люди постоянно пытаются найти контакт. С теми кто рядом. На работе, на улице.
Не находите понимания? Некому высказаться? Обратитесь к зеркалу. Не будьте размазнёй. Никто не внимает вашим положениям дел. Каждый не больше чем кино друг для друга. Посмотрел и забыл. В этом проблема нашего мира. Мы не знаем, что делать. Ищем подсказок. Их не найти в окружающих. Это проверено.
Сегодня расклад таков: я разгружаю и загружаю свиные тужи, дико похожие на людей. Мне это нравится. Это успокаивает мысли.  У меня болят руки. На одном из пальцев левой руки до недавнего времени была опухоль. Какой- то хрящ воспалился. Из- за травмы, возможно. Я не помню причины. Ну это и не важно. Сегодня эта опухоль рассосалась. Было забавно. Поднимая очередную тушу, я, вероятно, сильно надавил на место с опухолью, и она пропала. Вот так вот просто. Я параноик. Почувствовал сразу, как она исчезла. И мне казалось, что это был тромб. И он оторвался. Я помню это мгновение. По своей глупой привычке запоминать то, что говорят люди, я ждал смерти. Ждал, когда оторвавшийся кусок плоти дойдёт по моей кровеносной системе до сердца. Это были интересные секунды. Момент…Я жду…Пытаюсь быть серьёзным…Оцениваю прошлое…Ничего не происходит. Либо жизнь говно, либо предсмертные мгновения сильно приукрашены. Оба варианта верны, однозначно. Впрочем, всё это ахинея. Подкоркой я чувствовал, что не умру. Люди понимающие в медицине наверняка бы посмеялись на до мной. Особенно Селин.
Всё прошло, и жизнь продолжается. Дети по- прежнему бегают по двору и онанируют в тихую, молодые бегают по городам и ищут где перепихнуться, старики бродят в одиночестве и думают о просраной жизни. Прекрасно, когда всё впереди. А ещё лучше, когда всё сейчас.
- Зинаида Авдосьевна, вы бы хоть изредка мылись-, обращаюсь я к своей сожительнице- хозяйке- в квартире запах, как в конюшне.
- Тебе надо, ты и мойся-
Ну и что на такое ответить?
Нет, мне нравится жить с этой пожилой женщиной. Её часто можно заметить в отключке. Собирая весь день трофеи, в виде стеклянных бутылок, вечером она отмечает прожитый день несколькими стаканами вина. Вечный круговорот. Собрала бутылки, сдала бутылки, купила бутылку. И всё по новой. Знакомая история, правда?
Была бы моя натура посвободнее, я бы с радостью ударил бы её по лицу. По этой пропитой, гнилой, распухшей, смердящей, волосатой роже. Совсем не со зла. Просто, для взаимопонимания. Сомневаюсь, что она бы обиделась. Она готова ко всему, это заметно.
Родители вбили мне в голову правила приличия, толерантность и терпимость. Справиться с этим куда сложнее, чем с блохами или клопами, кишащими на моей кровати.
***
Я проголодался. Не ел сутки. Порылся в карманах. Не только своих. В коридоре висит пальто Зинаиды. Отлично. Бог со мной. Отдам с зарплаты, обещаю. Родители так воспитали. Денег хватит на упаковку овсяной крупы. Самое- то, что бы набить брюхо. Перед выходом в магазин, я открыл холодильник. Бутылка вина, одно яйцо, и сырая куриная ляжка, посыпанная перцем. Много перца. Похоже, что бы отбить вонь. Меня устроит. Бросив, мясо на сковородку, залив его водой, я зажёг конфорку и вышел из квартиры. Свежий воздух. Наконец. Я так привык к запаху мочи и грязного тела, что от свежего воздуха у меня начала кружится голова. Отличное начало.  Это новый город для меня. Я здесь только пару недель. Никого не знаю. Во дворе близ дома сновали дети с мячом, птицы, и несколько алкашей, обыскивающих мусорные баки в попытках отыскать полезные ресурсы. Кругом отчаяние. Кишки крутит. Пора за овсянкой. Срочно. Благо до магазина сто шагов (я считал).
Зашел в магазин. Осмотрелся. Запах свежей выпечки сразу меня одурманил. О боги…Да они издеваются. У голода есть плюсы. Острее воспринимается реальность. Я старался не смотреть на прилавки. Дабы не истечь слюной. Овсянка- еда аристократов. Так я себя утешал.  Взяв коробку, я побрёл на кассу. Главное не смотреть по сторонам. Кругом соблазн и обман. Достал деньги. Считать не нужно. Кассирша этого не знает. Долго копошиться с моей потрёпанной мелочью. Пыжиться и цокает. Я ей не нравлюсь. Можно понять. Ей приходится двумя руками считать мои деньги, и нету возможности прикрыть нос и избежать запаха мочи и перегара. Моего запаха. Но она говорит “спасибо”. Вот он современный мир. Вежливый мир. Толку- то.
Я спешил выйти на улицу. Хватит с меня стыда. Быстрыми шагами я поднялся на свой этаж и открыл входную дверь. Тут мне пришлось удивится. Я люблю сюрпризы. Как мне казалось до этого. Дверь в моей комнате была открыта на распашку. Так быть не должно. Я осмотрелся, прислушался. Тишина. Я зашел в своё логово. Шкаф на распашку. Комната перестала быть моей. Больше ничего от меня не осталось. Не много- то и было, но все же. Кругом пустота. Ни одной моей вещи ни осталось. Только записка на столе.
“Мой милый сожитель. Ты отличный парень и хороший сосед. Стараешься держать себя в рамках и быть человеком. Мой сынок был таким же в твоём возрасте. За это ты мне нравишься. Но видишь ли, это моя квартира. И комната, в которой ты обитаешь, раньше была детской. Тут я нянчила свою дочку и сыночка. Мы веселились, смеялись и наслаждались жизнью. Мне не по себе, когда я знаю, что сейчас всё не так. Я хочу вернуть эту комнату. Прошлого не вернуть, но ты лишний в этой квартире. И деньги, которые ты спиз***, можешь не возвращать. Я своё забрала. Уходи и не возвращайся.
P.S.
Справедливости добиться не пытайся, ты в этом городе чужой, а наша семья на хорошем счету у милиции.”
- Еб**** алкашка. Гнусная тупая тварь.
Тем не менее, она меня сделала.
Мне нужно было всё обдумать. Поспешные действия были излишними. С кухни доносился звук. Я насторожился. Прислушался. Медленно вышел из свей комнаты. Выглянул на кухню из коридора. Человека не видно. Я начал думать. Рассуждать. Кто это может быть? Хозяйка- вряд ли. Зачем ей это? Она, наверняка, пошла продавать мой ноутбук и чайник (единственное ценное, что у меня было). Её сын? Зачем? Что бы отметелить меня, в случае, если я соберусь, что- нибудь украсть на прощание. Не может такого быть. Он трус и слабак.
Подождав некоторое время я внимал звукам. Они не прекращались. Они были симметричными. Я начал красться. Дошёл по длинному коридору на слабоосвещённую кухню. Согнулся и вытянул свою голову из- за стены. Никого. Всё чисто. Идиот! Крышка сковороды с куриной ляжкой подпрыгивала он напора кипящей воды, издавая цикличный звонкий стук. Ну хоть поем на дорожку. Открыл крышку. Обглоданная кость веселилась, подпрыгивая в пузырьках воды. И тут она меня одурачила. Ничего не оставалось. Что бы не терять время, я открыл упаковку овсянки и высыпал содержимое на сковороду с кипящей серой жижей.
Нужно было пожрать, а потом подумать, что делать дальше. Из меня делают идиота. Я в квартире. Я один. Вывод напрашивался. Несмотря на постскриптум записки, нужно было обыскать помещение, брать всё, что я мог унести, и слинять куда подальше. Я засовывал ложку за ложкой варёной на сковороде каши себе в пасть, и разрабатывал план действий. Время поджимало. Я это чувствовал.